На ресепшене попробовала арендовать автомобиль, но не вышло, они не давали машины для выезда за пределы города. Тогда непонятно, зачем служба аренды машин в таком городке. Попросила такси и поехала на автовокзал, уже было темно, когда мы приехали к автовокзалу. Было на станции всего два автобуса. На табло я нашла необходимое направление, автобус отходит в час тридцать ночи, ждать пять с половиной часов, я расстроилась, что так рано уехала из отеля.
– Билет до города Урмия в час тридцать сегодня, пожалуйста, то есть уже завтра, – попросила на кассе, – один.
– Добрый вечер! Вам в одну сторону? – ответил мне кассир в жёлтой униформе.
«Опять жёлтый, – промелькнула мысль, – как квадратный стикер с адресом. Цвет, который „мой“ художник никогда не увидит. Надо перестать говорить мой».
– Да, в один конец, пожалуйста.
– В городе Урмия «цветочный фестиваль», вы уверены, что не нужен обратный билет: завтра вечером можете не вернуться, билетов не успеете купить, – заботливо предлагал кассир в жёлтой униформе.
– Раз там фестиваль, я задержусь.
– Тогда 28 бируз с вас.
Когда я рассчиталась за билет, заметила, что за моей спиной стоят люди в очереди. Чтобы не задерживать, пока я убираю билет и кошелёк, сделала шаг в сторону, продолжая стоять у стойки кассира.
– Один билет до города Урмия, пожалуйста, на ближайший автобус, – прозвучал мужской голос рядом.
– Билетов больше нет, последний купила девушка, – кивнув в мою сторону, сказал кассир. – Есть билет на вечер, завтра.
Мне стало обидно за мужчину, что он не смог купить, но вину не чувствовала, так как оказалась в очереди раньше него.
– Я подожду здесь, может, кто-нибудь вернёт билет и я куплю, очень надо уехать, – мужчина был настроен уехать из этого города или доехать до города Урмия. Кассир поднял плечи: это значило «как хочешь, парень».
Пока пассажиры стояли в очереди, чтобы рассаживаться в автобусе, я стояла вдалеке, поедая батончик: некуда спешить – ждать ещё 40 минут до отъезда. Вокзалы неосознанно заставляют спешить, чувство спешки преследует, даже если в запасе достаточно времени, опоздать на транспорт кажется чем-то страшным. Нарушенные планы, потраченные деньги и время. Неожиданно для себя в очереди к автобусу я увидела мужчину с кассы, где он пытался купить билет до города Урмия. Вероятно, ему удалось взять отказной билет, я про него совсем позабыла, пока пять часов сидела в «зале» ожидания под открытым небом.
В автобусе над моей головой – освещение синим светом, и две синие полосы на полу, по бокам дорожки, как дорожная разметка. Место 53В, а на моём месте, 53А, лежали вещи, но никого не было. Это было не страшно, так как нужно вначале пристроить личные вещи в верхний отсек, чемодан мой маленький, потом разберусь с вещами.
– Давайте я вам помогу, – уже знакомый мужской голос.
Мужчина с кассы… Я смотрела на него и не понимала, что он хочет.
– Вашу сумку, давайте помогу поднять в отсек багажа.
– Спасибо, она не тяжёлая, – она правда была лёгкой, я сама подняла сумку и убрала в отсек.
Честно сказать, в его взгляде пробежала бегущая строка – «я старался быть любезным».
Он меня пропустил к моему сидению, и мы ехали в тишине. Мой сосед уснул сразу, я следила за пролетающими мимо ночными пейзажами и спящими населёнными пунктами с редкими огоньками. Спать в автобусе – для меня одна из величайших проблем жизни, поэтому всё, что я могу делать, – это смотреть, что там за окном, от чего сильно болят глаза.
Когда автобус остановился спустя четыре часа на нужной автостанции, сильно болели не только глаза, но голова и спина. Небо светлело, приятная летняя прохлада радовала, через несколько часов начнётся сильная жара. Когда встала забирать сумку с верхнего багажного отсека, мой сосед помочь не предложил. «Справедливо, – подумала я, – женские взгляды на силу независимости приведут к тому, что пакеты тяжёлые сами будем носить». Как мы можем требовать полного равноправия с мужчинами, если мы не похожи и биологически, и физически не равны друг другу? Конечно, перед богом все равны, и перед законом мы должны быть равны – бесспорно, я говорю нет патриархату и ущемлению женских прав, в таких областях, как образование, политика, религия, карьера. Мужчины тоже нам не равны во многом: например, женщина более эмоционально сильна; суицидов среди женщин меньше, чем среди мужчин; женщина легче переносит проигрыш, чем мужчина. И в карьере во многих позициях кандидатура женщины предпочтительнее.
В начале 2000-х, исследования показали, что женщины более многозадачны в делах, чем мужчины. Женщины лучше способны справляться с нехваткой времени, чем мужчины.
Одинокие мужчины живут меньше, чем одинокие женщины – и на то много причин. То есть я хочу сказать, что равноправие не в законодательном поле имеет обратную сторону медали: получается мы и физически, и ментально будем как будто равны, что не может быть по природе.
– Мы приехали, – мои глобальные мысли прервал водитель такси.
Оплатив проезд, я зашагала ко входу в двухэтажную гостиницу с белой крышей. Милое здание, вероятно, не всегда было гостиницей, а каким-нибудь административным зданием, потому что здание было слишком типовым для таких местечек. Стены облицованы серым искусственным камнем, а весь двор из бетона, ни одного зелёного куста под окнами или во дворе.
Очень хотелось спать, заселиться сразу не удалось: в гостинице не было места, так как в городе праздник – не могла себе представить, что будет такая загрузка. Хорошо, что, пока ждала автобус, на станции забронировала номер. Заселиться в номер сразу не удалось, так как он не был ещё готов. Просили ждать. Оплатила проживание до утра следующего дня, мне казалось, вполне хватит, так как адрес был у меня на руках.
Простой номер на одного человека с видом на задний двор, с верандой и естественным для сезона озеленением.
Поспать у меня так и не получилось, моё воображение слишком было возбуждено, я всё время прокручивала в голове вчерашний день и пыталась представить, что будет сегодня. Такого ощущения никогда ранее не испытывала в работе. Приняла душ, переоделась и спустилась в вестибюль отеля. Время – почти 8 утра.
Уютный зал с жёлтыми креслами в стиле шестидесятых, ковёр в центре. И запах от старой мебели приятно переносил в детство родительского дома. У выхода был плакат с анонсом на сегодняшний фестиваль. Судя по расписанию, начало в десять утра, до десяти утра – ещё 2 часа. Ко входу, под навес отеля подъехал автобус, и из него стали медленно выходить люди. Они при выходе осматривали здание отеля, наблюдали за погодой, подтягивали косточки и шли к багажному отсеку с боковой стороны. Я решила понаблюдать: спешить некуда, да и мыслей – куда идти в это время – тоже не было. Всё-таки фестиваль цветов, и мне повезло оказаться в нужное время в нужном месте. Я удобно уселась на одном из жёлтых кресел и смотрела, как заполнялся маленький холл отеля. Так рано ехать по адресу Максимилиана точно не хотелось, это была пятница, 12 июля 2020 года. Впереди выходные, обратного билета у меня нет, позавтракаю, приступлю к поиску.
Должна сказать, что наблюдать – моё любимое занятие: я люблю смотреть за дорогой из окна, что кому-то покажется скучным; наблюдать за сидящими на лавочке в парке, за прохожими. А наблюдать, как люди из разных городов и стран теснятся в провинциальном отеле… Вы шутите, это одно удовольствие. Гости отеля были очень разные: азиаты, афроамериканцы, славянской внешности, услышала даже немецкую речь. Сопровождающий группы собрал паспорта и как солдат встал у стойки регистрации. За ним наблюдать было неинтересно, интересны мне были люди другой нации, их повадки, одежда и так далее. Поскольку моя история не о чужестранцах, я углубляться не буду, вы и сами их знаете.
Вестибюль отеля скоро опустел, я решила, что пора уже выйти из отеля. План был такой: осмотреться вокруг, найти местечковое кафе, позавтракать, поехать по адресу Максимилиана.
Выходя из отеля пошла по улице, которая шире остальных, уверенная, что приведёт она меня к центральной площади, как и во всех маленьких городах. Перешла дорогу и шла по левой стороне. Для утра предвыходного дня людей было много, ясно, куда идти, и я пошла в том же направлении, что и все. Люди несли на руках или в тележках инструменты, коробки с цветами, воздушных, но незапущенных змеев, высокие вазы из глины, из стекла и пластика. Увидев всё это и вглядываясь в лица этих милых людей, мне так стало спокойно на душе, я ощутила себя в безопасном месте в предвкушении чего-то незабываемого. Городская, предпраздничная суета оказалась интересной темой для наблюдений.
Дома вдоль широкой улицы довольно разнотипные, но с некой договорённостью соблюдать стиль. К примеру, одноэтажные дома все были с острой высокой крышей. Двух-, трёхэтажные имели маленькие крыши. Квартирные дома с подъездами – плоские, без крыш и со ставнями, – возможно, они имели лишь декоративный смысл.
Владельцы домов навешали на свои дома иллюминации и гирлянды. Посмотрев в сторону дороги, я заметила, что по дороге не едут машины, более того – там ходят люди, женщины с детскими колясками. Пешком минут двадцать пять шла, когда увидела пруд. Я хочу вам его описать. Это маленький водоём диаметром может 1 км, не больше, но совсем не идеальной круглой формы, а слегка вытянутый. Весь берег пруда был зелёным, всё было в кустах и в деревьях, в противоположной стороне от меня росли каллы, представляете – каллы, они же растут в болотных местах. По левую сторону, примерно метрах в ста от меня, росли камыши. Но самое весёлое было вокруг пруда. Организаторы изрядно потрудились, чтобы увеселить гостей. Там были детские и взрослые аттракционы. Колесо обозрения с открытыми разноцветными кабинками. Карусель с лошадками, крутящаяся по земле, аттракцион с бешеными быком и лошадью. Мне этого было недостаточно, я хотела пройти дальше по правому берегу пруда, чтобы увидеть, что там ещё, но не смогла: меня остановило ограждение из металлической сетки. Но смотреть никто не запретит. Мой взор упал на тир в дальнем углу, рольставни были опущены, а слово «ТИР» было изображено имитацией следов от пуль.
Решено пойти на левый берег пруда. Вовсе не спешила делать свою работу, напрочь забыла о своей миссии.
У левого берега пруда открывалось уличное кафе. Молодая девушка так бережно распускала зонты, а вид меню на полстены кафе сильно возбудил мой желудок, и я захотела есть. Официантка Эльда принесла меню.
– Кухня ещё не открыта, вы пока выбирайте, позже приму у вас заказ.
Мне на стол положили яичницу с томатами черри и с беконом. Не хочу обидеть чувств моего читателя-вегетарианца, но когда ты в последний раз ел больше 14 часов назад, – это самое то. С завтраком также подавали свежие булки хлеба и кружку кофе. Порадовала кружка кофе: вы никогда не видели такие большие кружки, потому что чем глубже в страну, тем щедрее порции.
Позавтракав, я решила, что пора уже искать нужный мне адрес. Расплатилась и пошла дальше в том же направлении левого берега. Я достала телефон, чтобы заглянуть на карту города и вбить нужный мне адрес, но из-за яркого солнца экран не увидеть. Поблизости все деревья оттеняли на воду, солнце встает слева. Мне пришлось свернуть с пути за притротуарные карликовые кусты, которые так заботливо огибали всю прибрежную дорожку.
За кустами высокие кипарисы, села прямо на газон, стало так приятно от прохлады, идущей от земли, хоть и было ещё утро, но погода уже жаркая. Адрес, который я искала, был на другом конце городка, а точнее прямо в противоположную сторону от того места, откуда я шла.
«Вот же глупость, нужно было в отеле смотреть адрес, потом сюда идти», – поругала себя вслух. Это было непрофессионально с моей стороны. Как показывал мой опыт, в поисках кого-либо лучше явиться до середины дня. Я же этот промежуток времени потрачу на дорогу.
Решение было волевое, я встала, твёрдо решив, что возьму такси и поеду, тогда, возможно, решив все дела с загадочным художником, я успею насладиться цветами в городе. Странно, но я так и не увидела ни одной цветочной композиции – так я себе представляла фестиваль цветов.
Не хотелось покидать тень от кипариса и пару минут стояла не двигаясь. Так красиво переливались солнечные лучи на воде, что не хотелось отрывать взгляд, ну и выходить под солнце. Глаза скользили по пейзажу, казалось, на горизонте ни души, только вот я уже изучаю молодого человека лет двадцати, может, и больше. Он сидел у воды и смотрел в неё не двигаясь.
– Возьмите, приглашаем в девять вечера на шоу канатоходцев, – детской голос отвлёк моё внимание.
На буклете нарисованы канатоходцы, проходящие по канату между двух гор, «шоу канатоходцев над прудом Хацра». «Хацра – так называется местный пруд», – подумала я.
Обернулась обратно к молодому человеку на берегу пруда, там его уже не было, он так упоительно сидел. Я подошла к берегу. Ноги нырнули в траву, которую уже давно стригли. Мне захотелось снять босоножки, трава была очень мягкой. Босиком я сделала 3–4 шага, и вот уже как захотела сесть на траву, когда прозвучал молодой, неизвестный голос из-за спины.
– Здесь могут быть лягушки, будьте аккуратны, не задавите их.
Поскольку я уже почти села, от этих слов вскочила и встала в полный рост.
– Фу, – это был ужасный звук, изданный мной неосознанно и неоправданно, лягушки – чистые существа, и брезговать ими не нужно.
– Почему «фу», они же не грязные, – он снял кепку с головы и вытер лоб, его нестриженые волосы от жары прилипли к вискам. Он широко раскрыл глаза, ожидающе глядел на меня.
– Я испугалась, что задавлю и…
– И испачкаетесь лягушачьими кишками, – рассмеялся неизвестный парнишка, который минуту назад сидел и смотрел в воду прямо отсюда. – Я вам не запрещаю, просто предупреждаю, чтобы вы нечаянно не убили никого.
«Он что – представитель зелёных?», – подумала я.
Какое-то мгновение мы смотрели неловко друг на друга. Меня нервировала его на все пуговицы застёгнутая рубашка.
Парень был одет просто, его красная рубашка в клетку с короткими рукавами повидала жизнь. На груди выцветшая, ткань выдавала возраст одежды. Вместо брюк или шорт на нём были обрезанные джинсы по колено, это выглядело бы модно, если бы не степень ношения джинсов. Только кто носит сейчас мужские бриджи? У него были все конечности, он действительно красив, большие глаза… глаза, лоб, и я поняла, мимика мне всё подсказала. У парня было страдальческое лицо, как у голодной собаки.
Ощущение жалости к нему не покидало меня, от чего складывалось ощущение – неизвестно, так как внешне он не был похож на пропавшего человека. Да, плохо одет, стоит, слегка сгорбившись, – за что его жалеть? Возможно, тайна крылась в его глазах, мимике, подбородке. Смотрел с ожиданием чего-то, как будто в моих руках была его жизнь. Зажатая челюсть, его не пережитая злость, подавленная сознанием. Сутулая осанка с чувством вины за что-то. За что? Ну и, конечно, его старая одежда внушала бедность, сильную нужду, только одежда не всегда показатель состоятельности. Так я расшифровала своё нерасшифрованное мнение о незнакомце.
– Я, пожалуй, пойду, – молчание прервала я. Разговор не клеился, сидеть на траве уже невозможно, просто пригвоздил меня на месте.
Я достала телефон из заднего кармана, вбила адрес с жёлтого стикера, а он просто шёл за мной, ничего не говоря. Как мне на это реагировать? Возможно, нам по пути, только шёл он и смотрел на экран моего телефона с маршрутом. От входа в парк, обратно, в сторону моего отеля 8 кварталов, на светофоре направо, дальше смотреть маршрут не стала, на светофоре обновлю и посмотрю.
– Вы меня преследуете, да? – в полушутку обратилась к юноше.
– Нет, нам просто по пути, – ответ был серьёзней, чем я ждала.
Мы прошли выход, а он всё шёл, как попрошайки на улицах больших городов: не отстанут, пока не подашь копейку. Можно было бы полагать, что я ему приглянулась, вот решил познакомиться, однако я выгляжу на свой возраст, все тридцать лет. Ну и поведение его вовсе не наводит на такие мысли.
– Я Максимилиан, – не поднимая головы, не останавливаясь и без объяснений.
Земля содрогнулась, колени подкосились, и свинец надавил в висках. За доли секунды у меня перед глазами пробежал целый ряд картинок. Вот я сижу в кафе, мои мысли – «пора найти его», вот я вижу парнишку у пруда, вскакиваю, не успев усесться на травке, его лицо напротив, его лицо на чёрно-белой распечатанной бумаге, его лицо сейчас, точнее уже его спина. Он не встал, как я, он по инерции шёл дальше, а я не могла – это было нечто большее, чем совпадение. Я проезжаю сотни километров в поисках его, незнакомый город, и вот мой первый знакомый – тот самый, кого я ищу.
– А вас как зовут? – спросил, как задают обычный вопрос в обычной ситуации.
Мой мозг, проанализировав все возможные варианты развития событий, выдал мне такое решение. Это не мистика и не совпадение, ему просто сообщили, что его ищут, и вот он, случайно гуляя у пруда, увидел меня.
– Амелла. Ты знал о моём приезде и что я тебя ищу, – без церемонии перешла на «ты», – увидел одну гуляющую девушку, без рюкзаков и аппаратуры, понял, что я не журналист, также легко понять, что я не садовод. Также, может, тебе уже сообщили мои внешние данные, методом дедукции ты сам ко мне подошёл, поняв, что я не узнала тебя.
Он стоял и смотрел, как смотрят на идиотку. Это ввело меня в заблуждение, потому что моя теория – единственное объяснение.
– Но ты похожа на журналистку, ходишь без аппаратуры, легко понять, что ты не садовод и не турист, значит ты журналист. – Аргументы были приняты.
– Я не журналист, – выдохнула я. – Я приехала в поисках молодого художника по имени Максимилиан. – «Рассказать какой долгий путь я прошла, добираясь до этого городка?» – спросила я себя, но говорить не стала, чтобы это не выглядело жалобой. – И вот ты сам ко мне подошёл. У вас много художников по имени Максимилиан проживают?
– Нет, я один. Только почему ты решила, что я тот самый?
Логичный вопрос, без ответа. Почему я так решила и отреагировала молниеносно? Всё вокруг Максимилиана было странным. И то, что увидела его у пруда, обратив внимание. Чем он привлёк моё внимание там, сидя и глядя в воду? Мне нужно подумать, при ходьбе лучше думается.
Я зашагала дальше, вместе продолжали идти, но неизвестно куда. Я нашла, кого искала? Куда идти дальше: может, к нему домой по адресу. Наверное, стоять и говорить лицом к лицу неловко.
– Значит, вы уже знаете, зачем я вас ищу? – вдруг я опять перешла на «вы», что-то в моей голове путается и не могу решить, как обращаться к человеку моложе себя.
– Можно ко мне на «ты», – угадал мысли Максимилиан. – Это неважно, зачем меня ищут.
– Ну раз к тебе можно на «ты», то и ко мне можно на «ты», – захотелось быть ему равной. – В общем, мой заказ…
– А куда мы идём? – перебил вопросом до того, как я успела договорить.
– Я шла к тебе домой по адресу, как ты уже, наверно, заметил.
– Я тоже иду к себе, – прозвучал меланхоличный ответ.
– У тебя есть картина, точнее, вот что, – я достала телефон и показала на экране ту самую картину, поиски которой привели меня к нему, так как название мне было неизвестно, а номером из журнала не хотелось назвать. – Узнаёшь эту работу?
– Да, это моя работа.
– Как называется? Ты дал название своей работе? Как назвал свою работу? – вопросы посыпались, это был один вопрос в разных формах, у меня были ещё вопросы, но нужно было дождаться ответа на первый.
Я достала блокнот и карандаш для записи. Мы продолжали идти дальше по улице в направлении моего отеля или в направлении, которое мне задал навигатор. Куда идти – неважно, главное – сделать работу, получить ответы. Странные оглядывания горожан меня не волновали, причины их взглядов были мне непонятны.
– Я не давал названия работам, иначе на них было бы написано. Все настоящие художники указывают инициалы и название картин. Ну, давай придумаем сейчас. – И он умолк, смотрел на брусчатый тротуар, взяв свой подбородок указательным и большим пальцем. – Пусть будет «На поводке».
– Что это значит, кто главный на холсте? Почему ты подчёркиваешь именно поводок, или суть, которую он передаёт?
– Я так себя чувствовал, когда рисовал, когда увидел всё это…
Продолжения не было.
– Здесь рядом кондитерская, пекут отменные пончики, тебе нужно попробовать, – предложение было как своей давней знакомой, слегка неуместно и неловко. Я не хотела его отпугивать, и согласилась.
Мы обменялись парами любезных фраз о красоте города и перешли улицу на противоположную сторону. Дорога с круговым движением, то есть кольцевая часть осталась слева от нас. Метрах в трёхстах от нас был мой отель. Мы повернули вправо, как и показывал навигатор. Вопрос о возможности побывать у него дома не стоял. «Возможно, меня там ждёт нечто более интересное, чем его работа „На коротком Поводке“», – подумала я.
К нам навстречу шла пожилая пара, на вид семейная. Она выглядела счастливой.
– Так что кроется под «коротким поводком»? Кто этот мужчина? Это ты? Ты себя вложил в него? – в этот момент мы поравнялись с пожилой парой, они приостановились и посмотрели на меня, как на явление, как если бы я внезапно появилась перед ними.
– Бедный ребёнок, – услышала я уже из-за спины, – такая молодая.
Мне показалось, что сказано было про Максимилиана, так как из нас двоих на бедного похож был он. Но до конца понять смысл всего я на тот момент не смогла.
– Как ты думаешь, кого жалела пара, которая прошла мимо?
– Тебя! Меня поздно жалеть, – ответил Максимилиан.
Его ответ меня смутил, я посмотрела на себя, насколько это было возможно. Ведь чувство жалости вызвать я не могла, как мне казалось. Чтобы уйти от неловкости, возвращаюсь к его картине.
– Никаких разговоров об этой картине, сначала пончики, потом допрос, Амелла, – он свернул с тротуара налево и пошёл ко входу кафе.
Заведение как из мультфильмов: розовые стены, голубой потолок и шахматный пол захватили меня в детский плен. Здесь, даже если у тебя диабет, волей-неволей съешь всё, что предложат. Напротив входа – стеклянная витрина высотой в человеческий рост со множеством десертных разнообразий. По обе стороны от этой витрины – прилавки с корзинами, набитыми пирогами, булочками, кексами и круассанами. Кухня, если можно так назвать место, где готовят мучные изделия, была открытой, прямо за прилавком готовили и пекли, и от этого стоял шум: работали холодильники, печки и машины для теста, вентиляция. А где-то – машина для замешивания теста. Шум был единственным минусом здесь. В заведении было почти пусто, диванчики и столы с разноцветными покрытиями пустовали, возможно, ещё было рано.
Это красочное место напомнило мне о забытом факте – все эти прекрасные цвета он не может увидеть, как я. Я захотела позже вернуться к особенности его зрения, но не сейчас.
– Закажи пончики с заварным ванильным кремом, – Максимилиан уже стоял у кассы, кассира не было.
– Мы готовы сделать заказ! – позвала я милую женщину с пухлыми щёчками в чепчике, она выкладывала новые булочки в корзины. Продавец обратила на нас внимание, посмотрела в нашу сторону. – Мы готовы сделать заказ, – повторила я. Она пристально посмотрела на меня, а потом окинула взглядом зал, приподняла плечи и, оставив своё занятие, подошла к нам. – Две порции ванильных пончиков…
… – с заварным ванильным кремом, – поправил меня мой спутник.
– С заварным ванильным кремом, – поправила себя, вступая в мир лишнего веса.
Кассир продолжала удивлённо смотреть, ища глазами кого-то вокруг меня.
– Две порции ПЗК с ванилью! – громко озвучила кассир и добавила, – вы не выглядите на две порции, дорогая.
На экране кассового аппарата высветился счёт. Максимилиан уже сидел за столиком у окна. «Ясно, счёт оплачиваю я или мой заказчик, который берёт на себя все расходы».
Большие витражные окна из розового стекла придавали объём помещению. Максимилиан казался таким маленьким на их фоне.
– Не всё же мне, – я достала кошелёк, чтобы достать наличные, – одна мне, а вторая порция для моего друга, – и кивнула в сторона сидящего молодого парня, он наблюдал за нами без эмоций. Розовый свет стекла заливал его лицо.
Когда я достала деньги и отдавала кассиру, увидела вновь то самое выражение лица, кричащее «ты странная!» Да что с этими людьми, я не понимала, в чём была странность: что я плачу или что много ем? Этим людям нужно научиться управлять эмоциями.
Почти сразу принесла женщина с кассы две тарелки пончиков.
– Спасибо, – имя на бейджике прочитать мне не удалось.
– Приятного аппетита, – положила обе тарелки напротив меня, как если бы Максимилиана не существовало за столом.
Я отодвинула вторую тарелку от себя к Максимилиану и сразу приступила к поеданию пончиков.
– Как давно или как рано ты стал рисовать? Интересен твой опыт работы с красками и с изображением на холсте, – мой рот был набит пончиками с вкуснейшей начинкой из заварного ванильного крема.
– Рисую я с 12 лет, раньше рисовал карандашами и углём, редко работал красками на холсте. В колледже стал больше и маслом рисовать, получалось неплохо.
– Расскажи обстоятельства, которыми ты вдохновился, взял кисть и нарисовал?
– Слово вдохновился не хотел бы использовать. Возможно, впечатлился. Год назад я отметил эту сцену, сделал набросок, только дорисовал 17-го декабря 2018 года.
– Угу, – жевала и кивала, не отрывая глаз от него, лицо заливал розовый свет от окна. – Подожди, не сходится. Год назад – 2019-й, а нарисовал в 2018 году? У тебя обратный отсчёт в хронологии.
Однако он числа не исправил. В его лице не было запутанности, он был уверен в названных датах.
– А сейчас какой год?
– 2020.
– А, как же много времени прошло, – уткнулся подбородком в правое плечо и смотрел на улицу через розовое стекло. Его кадык приподнялся в горле. – Тогда, значит, не год назад.
Ещё одна странная и невыясненная деталь в пазле, возможно, он имел в виду, как в прошлом году увидел, сделал набросок, и в том же году, 2019, дорисовал.
– Ты получил оплату с галереи за продажу картины?
Я ждала ответа, чтобы тактично спросить о деньгах, которые он получил. Очевидно, галерея оставляет за собой часть суммы. Согласна, вопрос не самый приличный. Правда, бывают вопросы и неприличнее.
– Нет.
– Почему ты не забрал свои деньги, вырученные за продажу твоей картины?
– Они мне не нужны, картина для меня не имеет ценности.
– Кто изображён на картине? – ответ пришлось ждать долго.
– Моя собака, а про мужчину расскажу позже, – задумчивый ответ заставлял сомневаться, но не верить тоже не было оснований, только предчувствие.
– Почему картина такая серая, и на ней только один яркий цвет – в глазах человека? – мне не хотелось в прямо спрашивать о дальтонизме.
– Я не различаю все цвета. Красный, синий, зелёный для меня серого цвета, коричневый близок к чёрному. Я знаю название цветов, а их настоящий цвет не знаю. С серыми тонами комфортно работать, зачем брать другие цвета, если в твоей жизни их нет.
Мне больше не хотелось ничего спрашивать, после последнего вопроса хотелось дать перерыв. Время было уже полдвенадцатого, скоро полдень, дела шли хорошо, я поедала четвёртый пончик, а он не дотронулся ни до одного.
– Почему ты не ешь?
– Я уже ел, мы сюда часто ходили. Всегда брал самую большую порцию, – он поднял ладони вверх, изображая большую чашу, – они были красные. «Краски, наверное», – подумала я. – Мама приводила сюда, когда я был ребёнком. Тебе нравятся карусели? Я очень люблю карусели, – прозвучало так по-детски невинно, что я умилилась или почувствовала жалость, не понимая причину.
– Если только колесо обозрения.
Мне так захотелось вернуться обратно в парк у пруда, я так не хотела сидеть здесь, эти взгляды сотрудников меня доконали, смотрят как на сумасшедшую, не скрывая эмоций. Они продолжали наблюдать за нами.
Уплетая за обе щёки вторую половину предпоследнего пончика, я посмотрела по сторонам исподтишка. Три женщины средних лет по ту сторону прилавка, где готовились вкусные пончики, собрались и смотрели в нашу сторону. Одна стояла, скрестив руки на груди, и говорила тихо. Остальные кивали или качали головами. Я встала резко, уже без сил это терпеть: не город, а зрительный зал.
– Пойдём отсюда скорей, – мой рот всё ещё был забит, и речь была невнятна. Чтобы донести мои слова до адресата, я позвала его рукой, махнув в сторону выхода. – Хватит на нас пялиться, – закричала я невнятно на весь пустой зал.
Лицо Максимилиана исказилось от неожиданности, он не очень хотел уходить, но встал с дивана. А наши неугомонные зрители даже не удосужились разбежаться как тараканы на свету, а наоборот, ещё внимательнее всматривались с жалостью на лицах.
Первой вышла я, широко распахнув дверь, чтобы она захлопнулась, когда вернётся на своё место, но дверь не хлопнула из-за доводчиков, и мягко вернулась на место. Он шёл за мной и всматривался в лицо, я дожевала остаток пончика.
– Почему они так уставились на меня? – ответа не было.
– Я знаю другую дорогу к пруду. Видишь лесной парк? – парк был через дорогу по направлению к Хацра, откуда мы шли.
Мы стояли шагах в десяти от входа в кафе, откуда вышли, я была спиной ко входу, а он лицом. Мимо нас прошли подростки ко входу в кафе. Когда дверь открылась, блик солнца на стекле зайчиком пробежал по всем поверхностям, в том числе и по лицу Максимилиана, забликовав его чёрные, как уголь, глаза. Холодок по коже: глаза были холодные, как у мёртвого. Хотя откуда нам знать, какие глаза у мёртвого: кто им под веки заглядывает?
Он меня провёл дальше по направлению к лесному парку, в целях попасть на веселье у Хацра.
– Как ты рисуешь, не различая цвета?
– Мне не нужно видеть цвета, чтобы переносить образы на холст. Когда ты смотришь кино, разве цвет влияет на смысл или идею?
– Конечно, влияет! В фильмах могут быть цвета, важные для сюжета, например, улики в детективах – определённого цвета, который должен видеть зритель. Или …
– Не важно. Память человека, запоминая события, не показывает цвета. Цветовая гамма не важна – важно передать идею, смысл, – его голос похрипывал, лицо стало багровым, а кадык поднимался вверх и вниз.
– Как не важны, если твоя работа «На поводке» обретает яркость и особенность с бликами в глазах человека? Без красной краски ты бы не мог передать смысл.
Молчание в ответ. Я улавливала спутанность мыслей Максимилиана. Местами он мог себе противоречить. Вначале он был холоден к своей же работе, сказав, что не вкладывал ничего в работу, – потом говорит про идеи.
– Расскажи мне смысл этой работы, я вижу, что ты в неё что-то вложил, расскажи сейчас, не уноси с собой тайну, чтобы потом не пришлось гадать.