bannerbannerbanner
Мушкетер и фея

Владислав Крапивин
Мушкетер и фея

Полная версия

– Правильно, – терпеливо согласился Джонни.

– А у нас дома везде ремонт, – раздался голос у него за спиной. Джонни обернулся, как охотник, услышавший зверя.

– И пол красят?

– Ага, – сказал стриженый малыш Дима.

– Вот! Это самое главное! – торжественно объявил Джонни. – Нам такой ремонт и нужен. Там, где есть оранжевая краска.

– Какая? – спросил Юрик Молчанов.

– О-ран-жевая. Ну, которой полы красят… Ну, вот, как штаны у Димки.

Все с уважением посмотрели на Димкины штаны с вышитым на кармане цыпленком.

– У нас есть такая!

– И у нас! – раздались голоса.

Джонни рассчитал правильно: летом хозяева деревянных домов всегда стараются заняться ремонтом: белят, шпаклюют, крыши чинят. Полы красят. Три Джонниных агента сразу пообещали добыть краску. Остальные сказали, что разведают у соседей.

– Приносите утром, – велел Джонни. – Каждый по консервной банке. И спрячьте там под… Ну, вы знаете где.

– Ага. А зачем? – спросил Мишка Панин.

– Потом скажу. Пока военная тайна. Если проболтаюсь, за язык повесят, – серьезно ответил Джонни. – И вы помалкивайте.

– Есть, – шепотом сказал Мишка.

Утром викинги снова ступили на тропу войны. Пестрые флажки реяли на ветру. Шлемы блестели и грозно брякали. Викинги шли на поиски подвигов и славы.

Но, чтобы совершить подвиг, надо победить врага. А врагов не было. Местные собаки заранее убирались с дороги и гавкали за крепкими заборами. Кошки смотрели с крыш зелеными глазами и тихо стонали от ненависти. Куры, заслышав мерный тяжелый шаг, разлетались по палисадникам, и даже заносчивый Маргарин поспешил исчезнуть в чужой подворотне.

Сомкнутый четырехугольник воинов прошел уже пол-улицы. Подвигов не предвиделось. Под рогатыми кастрюлями и чайниками начинали шевелиться недовольные мысли. Шаг стал сбивчивым. Кое-кто за спиной предводителя стянул со взмокшей головы шлем и взял его под мышку. Дисциплина падала.

Но зоркие глаза вождя разглядели впереди сине-голубую фигурку.

– Внимание!! – взревел обрадованный ярл. – Впереди вражеский лазутчик!

– Внимание! – тонким голосом поддержал его верный адъютант. – Впереди вражеский Джонни по прозвищу Карапуз!

Никогда не было у Джонни такого прозвища! И все это знали. Но Толька на ходу приказал:

– Полк, слушай боевую задачу! Изловить подлого Джонни Карапуза, взять его в заложники и выведать все военные секреты!

– Ура! – рявкнули воодушевленные викинги.

Джонни, однако, не хотел, чтобы его изловили. Он заметил врагов и поднажал, стараясь успеть к своей калитке раньше викингов.

Рогатое войско тоже поднажало.

Джонни был не такой противник, на которого надо идти сомкнутым строем. Викинги сломали ряды и кинулись за добычей наперегонки. Но быстро бежать им не давали щиты и копья.

А Джонни мешало бежать ведерко с краской. Он тащил его из детсада. Малыши постарались, и ведерко было полное. И тяжелое. Оно цеплялось липким боком за ногу, краска плескала через край, и за Джонни по асфальту тянулась рваная оранжевая цепочка. Ну как тут побежишь?

Наверное, поэтому Джонни не успел к калитке. Викинги опередили, и казалось, что спасенья нет.

Но спасенье было. Джонни затормозил и юркнул в проход между заборами.

Это был очень узкий коридор. Если бы Джонни развел руки, он коснулся бы того и другого забора. Проход вел к ручью, который журчал позади огородов. Зимой хозяйки ходили на ручей полоскать белье, а летом здесь никто не ходил, и проход зарос лопухами.

Джонни вошел в лопухи, повернулся и стал ждать.

Надо сказать, что кроме ведра у Джонни были две мочальные кисти, которыми белят стены. Ведерко он поставил перед собой, а кисти взял, как гранаты.

Громыхая щитами и шлемами, полезли в проход викинги. Впереди были Самохин и Пескарь.

– Только суньтесь, коровы, – холодно сказал Джонни. И по самый корень окунул в ведерко кисть.

Это непонятное движение слегка смутило суровых воинов. Они остановились.

– Сдавайся, – неуверенно сказал Пескарь.

Свободной рукой Джонни показал фигу. На этот возмутительный жест викинги ответили нестройными угрозами. Но не двинулись. Краска падала с кисти, и ее тяжелые капли щелкали по лопухам.

– А ну, положи свою мазилку, – устрашающим голосом сказал Самохин.

Джонни дерзко хмыкнул.

– Взять шпиона! – приказал Толька. Склонил копье и двинулся на противника.

Джонни изогнулся и метнул кисть в щит предводителя.

Бамм! Фанера тяжело ухнула, и на ней расцвела оранжевая клякса величиной с кошку. Кисть рикошетом ушла в задние ряды и зацепила еще несколько щитов.

– Я так не играю, у меня рубаха новая, – сказали оттуда.

– Молчать! Не отступать! – крикнул Самохин.

Джонни обмакнул вторую кисть.

– Джить надоело?

Викингам не надоело жить, но надо было спасать свой авторитет. Они опять склонили копья.

Бамм! Вторая кисть разукрасила щит Пескаря и щедро окропила других викингов. Джонни, не теряя секунды, схватил с земли гнилую палку, перешиб о колено и оба конца макнул в краску. Палки полетели вслед за кистями. Викинги яростно взревели. Безоружный Джонни подхватил ведерко и пустился к ручью.

Путаясь в лопухах, цепляясь друг за друга копьями и рогами, грозные покорители северных морей кинулись в погоню. Жажда мести подхлестывала их. Они догоняли беднягу Джонни.

Что делает охотник, когда его настигает разъяренный медведь? Он бросает по очереди зверю одну рукавицу, вторую, потом шапку… Рукавиц у Джонни не было, а новенькую пилотку он не отдал бы даже Змею Горынычу. И Джонни бросил врагам ведерко. Вернее, не бросил, а оставил в лопухах.

Неожиданный трофей на минуту задержал орущих викингов. Джонни оторвался от погони. Он, не снимая сандалий, перешел ручей, погрозил с того берега кулаком и по чужим огородам вернулся к своему забору.

Там его ждали.

– Получилось? – спросил Сережка, бледнея от нетерпения.

– Джелезно, – сказал Джонни. – Сейчас увидите.

Они повисли на заборе.

Викинги выбирались из прохода и смыкали ряды. К забору они подошли уже неприступным ромбом. Их щиты сверкали оранжевыми заплатами всех размеров.

– Вашего Джонни мы все равно поймаем, – сказал Толька, сдвигая на затылок чайник. – Оторвем ноги и приставим к ушам.

– Самохин, ты грабитель, – с достоинством ответил Сережка. – Вы не викинги, а мародеры. Такая банда – на одного первоклассника! Краску отобрали!

– Он ее сам бросил! – возмутился Толька.

– Сам! – хором подтвердили викинги.

– Вы бы не лезли, я бы не бросил! Джулье! – вмешался Джонни.

– До тебя мы еще доберемся, – пообещал Пескарь.

– Отдавайте краску! – потребовала Вика.

– Да? А сметаны не хотите? – язвительно спросил Толька. А услужливый Пескарь захохотал.

– Ну послушай, Толька, – сказал Сережка с неожиданным миролюбием. – Ну зачем она вам? А нам она правда нужна.

Самохин удивился: противник не ругался, а просил. Но Толька уступать не хотел.

– Сами виноваты, – непреклонно ответил он и нахлобучил чайник. – Зачем ваш Джонни нам щиты заляпал? Думаешь, мы такие ляпаные ходить будем?

– А что будете? – с подозрительным нетерпением спросила Виктория.

Талька мстительно сказал из-под чайника:

– Будем вашей краской наши щиты красить. Чтоб пятен не было. Чтоб одинаковые были. А остаточек вам вернем, так и быть.

– Чтоб вы подавились этим остаточком! – с восторгом в душе воскликнула Вика. И друзья посыпались с забора, чтобы враг не заметил их ликования.

Но они еще не были уверены до конца. Они сидели на Викином крыльце и ждали, и грызла их тревога.

В два часа дня появились в калитке два Джонниных пятилетних разведчика. Джонни, сдерживая нетерпение, пошел навстречу.

– Ну?

– Красят! – отчеканили разведчики.

– Красят, – небрежно сообщил Джонни, возвратившись на крыльцо.

– Джонки, ты великий человек, – проникновенно сказал Сережка.

– Мы подарим тебе Меркурия, – снова пообещал Борька.

Стасик в немом восторге встал на руки. А Вика… Ну что возьмешь с девчонки! На радостях она чмокнула героя в перемазанную краской щеку.

Джонни шарахнулся и покраснел…

– Ой! – спохватился Стасик и встал на ноги. – Борька, пора!

– Куда вы? – спросил Сережка.

– Липушку на выпас, – ласково сказал Борька.

– Липушку на тренировочку, – нежно добавил Стасик. – Тренировка – залог победы.

– Вы там не очень, – предупредил Сережка. – А то как снизит удои, да как запрет ее от нас бабка…

– Снизит?! – возмутился Стасик. – У нас режим! Программа! Распорядок. Все по-научному!

В тот же вечер Стасик Дорин бесстрашно явился во двор к Самохиным. В одной руке он держал пакет с пластилиновой печатью, в другой – лыжную палку с белым полотенцем.

– Что надо? – нелюбезно спросил предводитель викингов, появляясь на крыльце. Стасик повыше поднял флаг и протянул пакет. Толька с сожалением поглядел на полотенце. Никакие законы не разрешали отлупить посла. А так хотелось! Он вздохнул, разорвал пакет и вынул бумагу.

«Вызываем на бой!!! Послезавтра. В четверг. В девять часов утра», – прочитал он. Придраться было не к чему: ни одного оскорбительного выражения.

– Будет ответ? – вежливо спросил Стасик.

– Будет, – сказал Самохин. – Послезавтра в девять. Вам понравится.

– Вот и хорошо, – сказал Стасик.

Утро решающей битвы было безоблачным, синим, ослепительным. Не воевать бы, а радоваться. Но суровые покорители северных морей, повелители фиордов, грозные бойцы в рогатых шлемах созданы не для мирной жизни. Их дни проходят в боях… Правда, на этот раз они знали, что больших подвигов совершить не удастся. Велика ли заслуга – обратить в бегство маленький, почти беззащитный отряд! Но проучить непокорного врага следовало, и ровно в девять боевой четырехугольник викингов показался на улице. Заполыхали на солнце оранжевые щиты.

 

И вот викинги увидели противника.

– Тихо! – сурово сказал Самохин, потому что в рядах началось неприличное, подрывающее дисциплину веселье.

Ну а как было не веселиться? Противник был такой беспомощный, потешный! Пять человек стояли поперек дороги, вооруженные чем попало. У девчонки вместо щита была деревянная крышка от бочки. Джонни Карапуз держал игрушечный автомат, бесполезный в настоящем бою. У Сережки Волошина вообще не видно было оружия. Лишь братья Дорины укрылись за настоящими, как у викингов, щитами. Пятерка эта растянулась в редкую шеренгу, только Борька и Стасик стояли рядом, сдвинув некрашеные щиты.

– Сейчас побегут, – пропищал Пескарь. – Не будет никакого боя.

Но противник не бежал.

– Может быть, они решили геройски погибнуть? – с опаской спросил Пескарь.

– Помолчи, – обрезал предводитель. И, не оглядываясь, приказал: – Пленных заприте до вечера в нашем штабе. А Джонни – сразу ко мне. Я из него сделаю чучело.

…А Сережкин отряд молча ждал врага.

– Не тяни, – прошептал наконец Стасик. – Оставь место для разбега.

– Давай, – попросила Вика.

Викинги надвигались, как рыжий танк.

– Внимание… – сказал Сережка. – Старт!

Братья Дорины раздвинули щиты и убрали руки с Липиных рогов.

Липа глянула вдаль, и ее затрясло, как вентилятор со сломанной лопастью. Еще бы! Раньше она воевала только с одной отвратительно-оранжевой дверью, а сейчас такие двери двигались на нее толпой!

Липа коротко замычала. Вернее, это было не мычанье, а глухой утробный звук, похожий на стон раненого льва. Потом она тяжело встала на дыбы, оттолкнулась задними копытами и ринулась на врага, поднимая над дорогой клочковатые дымки пыли.

– Ха-ррашо идет, – сказал Сережка.

Викинги замедлили шаг. Едва ли они испугались. Скорее, просто удивились. А потом, разглядев, что мчится на них не носорог, не дикий бык и не баллистическая ракета, со смехом опустили щиты и склонили копья.

Ох, как это опасно – недооценивать врага! Что были тонкие копья для разъяренной Липы! Остановить ее удалось бы, пожалуй, только прямым попаданием из пушки.

Раздался сухой треск фанеры и нестройный крик растерявшихся викингов. Строй дрогнул и развалился. Липа исчезла в гуще копий, шлемов и щитов. Она бесновалась в середине толпы рогатых воинов.

В армии викингов стремительно нарастала паника.

– Бешеная! – раздался крик, и это было как сигнал.

Бойцы кинулись в калитки, на заборы и в подворотни, устилая поле брани рогатыми кастрюлями и огненными прямоугольниками щитов. Правда, четыре человека сомкнули ряд и хотели встретить грудью дикого врага, но пустились в бегство, едва Липа обратила на них горящий взгляд.

Не бросил оружие только ярл. Грозный вождь викингов не мог покинуть место битвы, оставив на нем меч и щит. Копье он тоже не хотел оставлять. Закинув щит за плечи и взяв копье под мышку, Самохин крупной рысью помчался к своей калитке. Блестящий шлем слетел с него на дорогу и несколько метров, бренча и прыгая, катился за хозяином. Потом застрял о травянистом кювете.

Если бы Толька догадался повернуть щит крашеной стороной к себе, он легко спасся бы от погони. Но фанерный квадрат прыгал у него на спине, сверкая оранжевой краской, и Липа расценила это как издевательство. Набирая скорость, она пустилась за последним викингом, настигла и атаковала с тыла. Шит рогами она не достала и ударила несколько ниже, но Тольке от этого было не легче.

Получив еще два удара, Толька понял, что не уйдет. Он бросил снаряжение у кривого тополя и с цирковой ловкостью взлетел на толстый сук.

Липа остановилась. Ее клочкастые бока взлетали и спадали от яростного дыхания. Она ударила копытом брошенный щит и с отвращением сказала:

– М-мэ!

Очевидно, она хотела сказать: «М-мэрзость!»

Толька смотрел на нее с тоскливой безнадежностью.

Победители окружили тополь.

– Сидишь? – почти ласково спросила Вика. – Ну и как там? Удобно?

– Да ничего, – уклончиво ответил Толька. Он немного пришел в себя. Все-таки сейчас он был не один на один с бешеным зверем.

– Слезай, джаба с рогами, – потребовал Джонни.

– Фиг, – сказал Толька.

– Хуже будет, – предупредил Борька.

– За штаны стянем, – пообещал Стасик.

– Попробуй. Как врежу каблуком по носу.

Сережка молчал. Он считал, что побежденный враг не стоит разговоров. Он гладил Липу и чесал у нее за ухом. Липа хрипела и косилась на щит. Сережка повернул его краской вниз. Потом взглянул на Тольку и спросил у ребят:

– Что с ним делать?

– Дать ему джару, чтоб запомнил, – мрачно сказал Джонни.

– Десять раз по шее, – предложил Стасик.

– Точно, – откликнулся Борька.

– Нельзя, – с сожалением сказал Сережка. – Пленных лупить не полагается.

– А хоть два разика по шее можно пленному? – с надеждой спросил Стасик.

– Я еще не пленный, – подал голос Толька. – Вы меня еще сперва достаньте.

– Очень надо, – сказала Виктория. – Сиди. А мы здесь посидим. Спешить некуда. Кто кого пересидит?

Толька вдруг почувствовал, что сук очень твердый и не такой уж толстый. Он при каждом движении скрипел и потрескивал.

– Драться будете, если спущусь?

– Не будем, – сказал Сережка. – Нужен ты нам такой…

– Хватит с тебя козы, – усмехнулась Вика.

– Уберите ее, – хмуро сказал Толька. – И где нашли такую сатану…

Вика отвела Липу. Толька уцепился за сук, повис и прыгнул в траву.

Несколько секунд все молчали.

– Забирай барахло и топай, – сказал, наконец Сережка.

Толька поднял копье, меч и щит. Вика закрыла Липины глаза ладонями.

– Сколько рогатых не могли с одной козой справиться, – хмыкнул Джонни.

– Еще полезете – четырех боевых козлов выставим, – пообещал Сережка.

Конечно, сгоряча он прихвастнул. Четырех козлов не нашлось бы на всех окрестных улицах. Но Толька ничего не сказал. Волоча снаряжение, он уходил к своему дому.

История викингов кончилась.

След крокодила

Когда Джонни Воробьев перешел во второй класс и достиг солидного восьмилетнего возраста, в его жизни случилась важная перемена. Джонни научился выговаривать букву «Ж». Теперь он уже не говорил «джаба» вместо «жаба» и не жаловался на «джуткую джизнь», когда его заставляли причесываться или смазывать зеленкой ссадины. А если коварное «дж» там, где не надо, проскакивало в его речи, это означало, что Джонни очень волнуется или крайне раздражен.

Чаще бывало наоборот. Джонни так гордился своим новым умением, что соседского пса называл иногда Жульбарсом, а не Джульбарсом, просил к чаю яблочный «жем», а в холодный день потребовал для себя «жинсы» и «жемпер».

И новый фильм, который шел в клубе швейной фабрики, Джонни называл «Жек, сын жунглей».

Это была история полудикого пса. Он подружился с бродячим охотником и не раз спасал его от смерти в джунглях девственных американских лесов.

Бывают фильмы, которые и один-то раз трудно досмотреть до конца. А бывают такие, что можно ходить на них десять раз, и чем больше смотришь, тем сильнее хочется увидеть их снова.

Джонни просто влюбился в громадного отважного Джека, в его смелого и благородного хозяина и даже в индейскую девушку Долорес, на которой хозяин Джека в конце концов женился. Кроме этих персонажей в фильме участвовали американские ковбои (отрицательные и положительные), индейцы, мексиканские пастухи в шляпах размером с вертолетную площадку, ягуары, мустанги и крокодилы.

В Джоннином сердце поселилась тоска по заморским странам, жгучим тайнам и приключениям.

Но на родной улице родного тихого городка тайн и приключений не предвиделось. Тоску можно было унять лишь одним способом: посмотреть кино еще раз. Пятый.

Но, во-первых, не было гривенника. Во-вторых, был выходной день. А в выходной поди купи билет, если даже раздобудешь гривенник!

Оставался один путь: использовать знакомства и родственные связи. Не очень достойный способ, но что делать? Тоска съедала сердце бедного Джонни.

Скрутив свою гордость, вздрагивая от презрения к себе, он пошел в соседнюю комнату и сказал сладким ненатуральным голосом:

– Вера, может, сходим в кино на «Жека»? А?

Двоюродная сестра Вера, точнее Вера Сергеевна, была старше Джонни почти в четыре раза. Как вы помните, она работала воспитательницей в детском саду. Год назад она руководила старшей группой, в которую ходил тогда и Джонни.

День, когда Джонни стукнуло семь лет, Вера Сергеевна запомнила как светлый праздник: именинник твердо заявил об уходе из детского сада. С тех пор они с Верой старались вежливо не замечать друг друга, хотя и жили в одном доме. Правда, иногда Веру Сергеевну мучили угрызения совести. Гордый и свободный Джонни появлялся дома по вечерам нестриженый и лохматый, исцарапанный, с клочьями облезающего загара на плечах, с репьями на майке, со свежими ссадинами на локтях и коленях, со сдержанной удалью в глазах – вольное дитя заросших лопухами улиц.

– О чем думают родители? – горестно шептала Вера Сергеевна и укоряла себя, что за детсадовский период не смогла воспитать из Джонни приличного ребенка.

И вдруг Джонни (подумать только – сам!) обратился к ней с просьбой!

Вера Сергеевна ощутила мгновенный прилив радости и педагогического рвения. Она сдержала, однако, эти чувства. Когда имеешь дело с детьми, надо владеть собой.

– Ну что ж… – почти равнодушно отозвалась она. – А собственно говоря, почему ты не идешь один?

– Билетов не достать. А если с тобой, Федя пропустит.

Киномеханик Федя был хороший знакомый Веры Сергеевны.

– Ты думаешь? – строго спросила Вера. – Ну, меня он, допустим, проведет. А тебя за какие заслуги?

– Мы же все-таки с тобой родственники… – пробормотал Джонни.

Это признание окончательно покорило Веру Сергеевну. К тому же долго упираться было опасно. Джонни мог повернуться и гордо уйти.

– Хорошо, – сказала она с некоторой поспешностью. – Но при одном условии. Вернее, при двух.

Джонни глянул с подозрением.

– Во-первых, ты будешь вести себя как воспитанный человек. Во-вторых, – продолжала Вера Сергеевна, – ты должен выглядеть как нормальный ребенок.

Джонни внутренне содрогнулся. Но выхода не было. Он промолчал.

Молчание – знак согласия. Вера Сергеевна велела Джонни умыться. Потом заставила его надеть все новое, чистое и глаженое. Дала ему белые носочки и новые лаковые полуботинки, которые были куплены недавно и хранились для торжественных случаев. Джонни мужественно прошел через эти испытания. И лишь когда Вера попыталась припудрить ему синяк на подбородке, он тихо проворчал насчет «дженских фокусов». Вера убрала пудру: поняла, что нельзя перегибать палку.

Потом она расчесала Джоннины волосы, которые в обычное время напоминали желтое пламя на ветру. Красивой прядкой она прикрыла великолепную лиловую шишку на его лбу. Джонни, который считал, что следы боев украшают мужчин, стерпел и это издевательство.

Вера старалась еще минут десять и наконец просветленно улыбнулась. Джонни стал похож на мальчика из журнала «Моды для детей», который издается в городе Риге. Вера была так довольна, что забыла о главном. О том, что ее двоюродный братец только снаружи сделался воспитанным и послушным. А внутри-то он остался прежним, непричесанным и гордым Джонни.

Но сначала все шло хорошо. Джонни чинно шагал рядом с Верой. Он вел себя так безобидно, что Вера даже подумала: не взять ли его за руку? Но не решилась.

Потом Джонки увидел на тротуаре пустую консервную банку.

– Женя, – мягко сказала педагог Вера Сергеевна, – ну, объясни, пожалуйста, зачем ты пнул эту банку? Ведь она тебе совершенно не мешала.

Джонни не мог объяснить. Он просто не понимал, как нормальный человек может пройти мимо такой банки и не пнуть.

– А чего она… на дороге. Ну, пнул. Жалко, что ли? – пробурчал он.

– Но ты поднял ненужный шум. И кроме того, ты мог исцарапать новую обувь.

«А холера с ней», – чуть не ответил Джонни, но вовремя сдержался. И послушно сказал:

– Я больше не буду.

Вера Сергеевна не заметила иронии и осталась довольна.

«Не такой уж он вредный, – размышляла она. – И характер его похож не на колючую проволоку, как мне казалось раньше, а скорее на мягкую круглую щетку – ершик для мытья бутылок. Если слегка тронуть – колется, а если сжать покрепче – „ершик“ сомнется, и все в порядке». Она решила эту мысль сегодня же вечером записать в свой педагогический дневник. А пока продолжала воспитывать Джонни.

– Ну скажи, что у тебя за походка! Зачем ты елозишь руками по бокам?

Джонни елозил руками, потому что ладони его машинально искали карманы. Но на привычных местах карманов не попадалось. Джонни едва не плюнул с досады, но опять сдержался. На нем была не то рубашка, не то легкая курточка с матросским воротником, блестящими пуговками и плоскими кармашками у пояса. Джонни поднатужился и засунул в каждый кармашек по кулаку.

 

Стало гораздо легче жить. Но тут снова возвысила голос Вера Сергеевна.

– Женя! Ты сошел с ума! Вынь сейчас же руки! Ты растянешь карманы и подол.

Джонни вынул, но хмуро спросил:

– Ну и что?

– Как «что»? Будет некрасиво!

– А зачем карманы, если нельзя руки совать? – строптиво поинтересовался Джонни.

– Как зачем? Фасон такой. Ну и мало ли что… Например, платочек положить…

– Что положить? – с благородным возмущением спросил Джонни.

– Господи, что за ребенок! – вполголоса произнесла Вера Сергеевна.

Джонки стерпел и «ребенка».

Но у всего на свете есть границы. В том числе и у терпения.

– Женя, – печально сказала Вера. – Ну почему ты не можешь вести себя как все нормальные дети?

А что он сделал? Поднял с земли фанерку и пустил в воздух. Они шли как раз по краю оврага, и Джонни захотелось посмотреть, долетит ли фанерка до ручья.

Она не долетела.

– Женя…

Джонни круто развернулся и встал перед сестрицей. Снова сунул в кармашки кулаки. Смерил Веру Сергеевну взглядом от босоножек до завитков на прическе. И с чувством сказал:

– Иди ты… одна в кино, к своему Феде.

Затем он сделал шаг к откосу и бесстрашно ухнул вниз сквозь колючие кустарники и травы.

– Женя-а! Что ты делаешь!

Не оборачиваясь на жалобные крики, Джонни пробрался сквозь заросли к тропинке, которая вела к ручью и дальше, на другой берег оврага. Это был самый короткий путь к дому.

Джонни подошел к воде, мстительно поглядел на свои лаковые башмаки и, не снимая их, перешел ручей вброд. («О-о-о-о!» – сказала наверху Вера Сергеевна.) Затем он шагнул на доски – остатки прогнившего тротуарчика, – глянул на песок рядом с досками… Замер. Опустился на колено…

Вера Сергеевна продолжала причитать и звать ушедшего брата. Смысл ее криков можно было выразить одной строчкой из старинного романса: «Вернись, я все прощу».

Но Джонни не слышал.

Помните Робинзона? Помните, что он почувствовал, когда увидел на песчаном берегу чужой след? То же самое испытывал сейчас и Джонни.

…Не только у Джонни были в этот день неприятности. Его друзьям тоже не везло. Как по заказу.

Командир всей компании, шестиклассник Сережка Волошин, разочаровался в давнем своем приятеле Сане Волкове. С Волковым делалось неладное. Футбол и купание надоели ему. Про интересные истории, которые все по очереди рассказывали по вечерам на Викином крыльце, Саня сказал: «Муть!». Саня перестал покупать в буфете на вокзале мороженое с клубникой и копил деньги на мопед. Он отказался читать книгу «Туманность Андромеды» и заявил, что там все неправда. С младшим братом Митькой он торговался из-за велосипеда и продавал очередь кататься по десять копеек за полчаса.

В общем, скучным человеком стал Волков. Нет, Сережка не ругался с ним и даже не говорил ничего. Но чувствовал: дружба не клеится. Не то что в прежние года.

Он поделился грустными мыслями с одноклассницей и соседкой Викой:

– Что-то не то с Санькой…

– Переходный возраст… – рассеянно откликнулась Вика.

– Не туда он переходит, – мрачно сказал Сергей.

Но Вика не ответила. Она переживала свои неудачи.

Только что Вика поссорилась со своим юным дядюшкой Петей Каледонцевым.

Петя был студент. Он приехал в гости к родственникам, в том числе и к Вике. В августе он собирался отправиться на стройку со студенческим отрядом, но до этого должен был пересдать экзамен: у Пети был «хвост» по органической химии. С «хвостом» его, конечно, в отряд не взяли бы.

Петя собирался в тихом городке отдохнуть как следует и подготовить химию. Отдыхал он успешно, а что касается химии… Но, в конце концов, он был взрослый человек и отвечал за свои дела сам. Не то что Вика. За Вику отвечала ее тетя, Нина Валерьевна, потому что Викины родители, как обычно, проводили отпуск в туристической поездке, на этот раз заграничной.

Нина Валерьевна, жалуясь на головную боль и прочие недуги, жаловалась заодно и на Вику. Та была «кошмар, а не девочка». А Петя – младший брат Нины Валерьевны – хороший. Он был вежлив, изящен, весел. У него были тонкие усики и внешность юного матадора.

Ребята сначала прозвали Петю Каледонцева «Дон Каледон», а потом – «Дон Педро».

Чтобы не скучать вдали от столицы, Дон Педро привез с собой портативный магнитофон с длинным иностранным названием.

Из-за этого магнитофона и вышла ссора. Вике хотелось послушать ультрамодные записи, а Дон не давал.

– Опять трогала? – грозно спросил он, когда увидел, что магнитофон стоит не на месте.

– Рассыплется, что ли? – сказала Вика.

– Сколько раз говорил: не лапай!

– Жадина? Иди тетушке пожалуйся!

– Чего это я буду жаловаться? – удивился Петя.

– Она меня отругает, а тебя пожалеет. Она и так все время: «Ко-ко-ко, мой Петенька! Ко-ко-ко, мой цыпленочек! Скушай котлеточку, деточка…»

Петя счел несолидным сердиться на девчоночьи выходки.

Он засмеялся и сказал:

– Очень похоже.

Обманутая этим смехом, Вика ласково попросила:

– Ну дай. Я только одну пленочку послушаю.

– Обойдешься, – сказал Петя, – без музыки. Маленькая еще.

Вика подошла к открытому окну и оттуда сказала:

– Жмот ты несчастный. Дон Педро… Дон Пудра… Дон Пыдро!

Петя пустил в нее толстым учебником органической химии. Вика пригнулась, и книга вылетела в окно, хлопая листами, будто курица крыльями.

Следом выскочила Вика.

Теперь они с Сергеем сидели на крыльце и грустно думали каждый о своем.

К ним подошли братья Дорины – Борька и Стасик. Борька прижимал к груди кота Меркурия.

Отец выгнал братьев из дома. Не насовсем, а до вечера. А кота Меркурия – насовсем.

Кот был не простой, а электронный. Братья сделали его два года назад, но до сих пор старались усовершенствовать. Мышей ловить Меркурий не умел, потому что придумать электронное обоняние Стасик и Борька не смогли. Зато он ловко хватал с пола стальными челюстями разные мелкие предметы и с жужжанием возил их по комнате.

Братья хотели сделать отцу сюрприз. Они придумали вот что. Когда отец придет с работы, Меркурий схватит в зубы его домашние туфли и подвезет прямо к порогу.

Папа Дорин был очень аккуратный человек. Туфли его стояли всегда на одном месте, а приходил с работы он без восьми минут в пять часов.

Стасик и Борька долго налаживали кота. Рассчитали его путь из угла до туфель и до двери, проверили хватательные движения челюстей и реакцию на звонок. Из будильника они сделали реле времени, чтобы Меркурий зря не тратил энергию батареек и включился в полпятого.

Репетиция прошла отлично.

И конечно же все испортила дурацкая случайность. Отец решил привести в гости свою начальницу. Маму он предупредил, а сыновьям ничего не сказал. Мама убрала с привычного места отцовские шлепанцы, чтобы не портили вид в коридоре. В последний момент убрала.

Когда раздался звонок и открылась дверь, Меркурий рванулся из своего угла, недоуменно щелкнул зубами над пустым местом, и от этого промаха в его организме что-то разладилось. Бедный кот взвыл электронным голосом, замигал зеленым глазом и, дребезжа, подкатил под ноги начальнице – пожилой представительной даме.

Дама в глубоком обмороке мягко осела на коврик у порога…

– Может, возьмешь пока к себе? – жалобно спросил Стасик у Вики и потер белобрысый затылок (в затылке все еще гудела отцовская затрещина).

– Возьми, – попросил и Борька (и пошевелил лопатками). – А то отец пообещал разломать до винтиков.

– Давайте, – сказала Вика. – Я его на Дона буду науськивать.

– Лучше разобрать на детали да продать тем, кто приемники делает, – предложил подошедший Саня Волков. – По крайней мере толк будет.

– Шиш, – сказала Вика. Она погладила Меркурия по алюминиевой спине и унесла в дом. Потом вернулась и села на ступеньку рядом с грустными друзьями.

В это время подошел Джонни.

Он встал в двух шагах и начал ждать, когда обратят на него внимание.

Первой обратила внимание Вика.

– Что с тобой, Джонни?

– В овраге что-то непонятное, – сдержанно сказал Джонни.

– Что непонятное?

– Там, где брод, на песке… след какой-то. Будто кто-то брюхом по песку полз и лапами по сторонам шлепал.

И Джонни помахал в воздухе растопыренными ладошками – показал, как шлепали лапы.

Друзья молча и вопросительно смотрели на него. Только Саня Волков хихикнул:

– Брюхом полз! Пьяница какой-нибудь к ручью лазил, чтобы протрезвиться.

Джонни поморщился. Он не любил дураков.

– Лапы-то не человечьи.

– А чьи? – разом спросили Борька и Стасик Дорины.

– Откуда я знаю чьи… Вроде как крокодильи.

Тогда все развеселились.

– Во дает! – сказал Стасик.

– Джонни, ты не перегрелся на солнышке? – спросила Вика и хотела пощупать у него лоб.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13 
Рейтинг@Mail.ru