bannerbannerbanner
Две Королевы

Корней Чуковский
Две Королевы

Полная версия

I

– Неужели женщины?

– Только они.

– А без них?

– И не пробуйте!

Он приосанился и ласково погладил загорелой рукой свою круглую красивую бородку.

– Только женщины! Только они!

Скромно, без всякой бравады он сослался на собственный опыт: если бы в прошлом году ему не посчастливилось завоевать благосклонность одной петербургской издательницы, сборничек его «Стихотворений» никогда не появился бы в печати. Пьеса его никогда не попала бы на александрийскую сцену, если бы он не привлек к себе сердце самой влиятельной артистки театра!

Я с завистью глядел на него: алые губы, маленький правильный нос, обветренные крепкие щеки. Ему далеко за тридцать, а я, двадцатилетний, большеносый, нескладный, – куда мне завоевывать женщин!

Я приехал в Петербург вместе с ним. Так как у меня не было денег на номер в гостинице, я обосновался здесь, у него на диванчике, который вдвое короче меня. Днем я бегал по редакциям, но моих рукописей не брали нигде, и, принося их обратно, я горько жаловался своему покровителю.

Звали его Александр Митрофанович Федоров.

Он всем сердцем был расположен ко мне, и я платил ему беззаветной любовью. Там, в Одессе, откуда мы оба приехали, он казался мне первоклассным поэтом. Я знал его стихи наизусть. В моей памяти до сих пор сохранились кое-какие из его наиболее удачных стихов:

 
Этой ночью кто-то одинокий
И родной, казалось, звал меня,
Чей-то взор из сумрака глубокий
Мне мерцал, волнуя и маня.
 
 
Я пошел. Седая от тумана
Ночь ждала в бессоннице зари,
И глядели сумрачно и странно
Воспаленным взором фонари…
 

Человек он был простодушный, бесхитростный, не способный ни к какому интриганству. Нет, я никогда не поверю, что всем своим литературным успехом он обязан исключительно женщинам. И без них его произведения печатались бы у любого издателя, потому что талант у него был несомненный.

Правда, в настоящее время его талант представляется мне плачевно заурядным и бледным. Недавно, уже в старости, я перечел его книги и с огорчением увидел, какой это был неглубокий писатель, зачастую ремесленник, склонный к подражанию, безличный[1].

Когда я перечитываю теперь, через шестьдесят с чем-то лет, анемичные стихотворения Федорова с затасканными рифмами и заезженной ритмикой, я понимаю, как закономерно было появление Бальмонта, Брюсова, Белого, Блока, которые смели ураганом закостенелую эстетику таких эпигонских поэтов, как Федоров.

1Чехов, получив его книжку, писал о ней из Ялты жене: «Стихи плохие (или мне так показалось), мелкие». Все же одно из них понравилось Чехову, и он тут же переписал его все целиком. Федорову это очень польстило. Но, во-первых, Чехов не заметил, что эти стихи – перевод с итальянского (из Стеккети), а во-вторых, не ясно ли, что отнюдь не своими литературными качествами эти стихи пришлись по сердцу Чехову, а лишь тем, что они соответствовали тогдашнему его настроению: ими он выразил то чувство тоски, которое он испытывал из-за разлуки с женой: Вот голову склонил я на руки. ГлубокоВзгрустнулось о тебе. А ты… ты так далеко. Если вчитаться в письмо, можно видеть, что Чехов переадресовал эти строки Ольге Леонардовне Книппер. А сами по себе они слабоваты.
1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12 
Рейтинг@Mail.ru