В тотальной пустоте морских глубин,
Средь пущенных на дно подводных лодок
Я буду вечно – водолаз один,
Затерянный в порту твоих находок.
Мне будет берег сниться по ночам,
Но я забуду радости земные,
Лишь только волны измочалят о причал
Украденные ветром позывные.
На самом дне, хлебая рыбий жир,
Жалея о прохладной твёрдой почве,
Я выплесну в бутыль глоток души
И перешлю его тебе по водной почте.
И поплыву сквозь мутный неуют
По воле волн летучим нидерландцем,
И уходящий на ночь в море солнца спрут
Порвёт мне шланг кривым протуберанцем.
И на безрыбье веря в злой обман,
Я на поверхность выплыву однажды.
И Ледовитый ядовитый океан
Задушит нас морским узлом солёной жажды.
А там, внутри, средь айсбергов и льдин,
Где минус сто и ждать тепла нет мочи,
Я буду снова – водолаз один
В скафандре самой-самой длинной ночи.
1993
Булату Шалвовичу Окуджаве
и Борису Борисовичу Гребенщикову…
Господи, помилуй пожарников
С их бесконечным огнём,
С их портретами партии
И командиром-пнём,
С их техническим спиртом
И вопросами к небесам,
На которые ты отвечаешь им,
Не зная об этом сам.
Господи, помилуй пожарников,
Не дай им взойти на карниз,
Где дети вживую варятся
И женщины падают вниз,
И, когда ты их помилуешь, Господи,
Воздав за тревоги дня,
Удвой им выдачу спирта
И не забудь про меня.
1990
Полярная ночь в раю
Случается раз в сто лет.
Архангелы дремлют в строю.
Притушен дежурный свет.
Занавешен служебный вход.
Еле слышно играет джаз.
И очередь у ворот
Ожидает назначенный час…
Пока они там храпят,
Мы здесь делаем, что хотим.
Мой млечный молочный брат,
Бесконечный мой побратим!
Бежим! Свобода не ждёт!
Отрекись от этой райской среды!
Здесь один лишь фруктовый лёд,
А мне так хочется пресной воды.
Бежим, мой ядерный друг!
Век-другой отсидимся в тени
И выйдем на новый круг —
Ну соглашайся, друг, не тяни.
Возможно, что это шанс,
Предназначенный лишь нам двоим,
И главное – сделать шаг,
А Бог нас не выдаст своим.
Мы ведь ближе к нему, чем те,
Что целятся в нас по делам —
Движением по нужде
И мыслями по углам.
Мой Боже, сожги свой пульт —
Свобода мне по плечу!
Но делать из культа культ,
Прости меня, не хочу!..
Тиха бескрайняя ночь
Во внечасовых поясах.
А ты часовых обесточь —
Ты же знаешь толк в полюсах.
Полярная ночь в раю.
Бестолковый день на Земле.
Ты спишь? Баю, баю, баю…
Всё сны о добре и зле…
1994
Пришли мне телеграмму в две строки —
Я сделаю её своей настольной книгой,
И буду часто перечитывать, и, вникнув,
Переведу на все земные языки.
А впрочем, хватит и одной строки —
Лишь только имя, дата, город и созвездье,
И в этой тетраграмме буду весь я,
Открытый линиям твоей руки.
Напой мне проводами свой мотив —
Пусть иней слов раскрасит звуков пламя,
Расставь акценты строго между нами,
На пару тактов расстоянье сократив.
По пульсу, по приметам, по ветрам
Ты передай мне эти паузы и ноты,
И, может быть, преодолев длинноты,
Мы обойдёмся впредь без телеграмм.
Наполни содержаньем тишину —
Внуши мне что-нибудь на расстоянии,
И я, земной, проникнув в это состояние,
В твой космос на мгновенье загляну.
А на постскриптум – каплю немоты,
Блюз из понятных только нам тире и точек,
И тот почтовый скромный синенький квиточек
Спасёт меня от вечной мерзлоты.
1994
Я лежал на диване, я смотрел телевизор и сны,
Я рассчитывал белым по белому на потолке.
И, пока перспективы были мне не очень ясны,
Я сам рисовал себе линии на руке.
Я попробовал встать – и встал, но не с той ноги.
Я попробовал взять – и взял, но не той рукой.
И пока надо мной потешались друзья и враги,
Я в уме для себя уравнял суицид и покой.
И я хотел бы покинуть свой странноприимный дом,
Где на шесть чёрных зим – всего лишь одна свеча,
Но я никогда не хотел жить честным трудом,
Покуда в чести у людей лишь труды палача!
И тогда чей-то голос сказал мне: «Иди и пой».
И я пою, ведь закончить гораздо трудней, чем начать.
А поначалу я даже не знал, что песни – как бой
И равносильно предательству было бы замолчать.
И, когда я запел, я почувствовал: смерти нет,
И лишь бессмертие в смертных рождает предсмертный страх.
И мне приснилась волшебная птица, несущая свет,
И я почувствовал силу в голосе и в руках.
И я выбросил мусор, а остатки поставил на кон,
Я дал третий звонок и повесил на стенку ружьё,
А после этого стал за версту обходить закон —
Я вне закона, пока в законе ворьё!
И я пробовал петь, не различая нот,
Я брал аккорды на ощупь, а чаще совсем не брал,
Но моя птица, мой свет и мой голос сказали: «Вперёд!»
Мол: наплевать на условности, главное, чтобы не врал!
И я мог бы соврать, но меня уберёг Господь,
И всё, что было прямым, тут же загнулось углом.
И кто-то сверху хотел мне подсунуть новую плоть,
Но ограничился новой кровью и битым стеклом.
И, когда я пою, я предчувствую вновь и вновь,
Как возможность солгать сводит мой голос к нулю,
И я всё чаще забываю это странное слово «любовь»,
Особенно если чувствую, что люблю.
1994
Уже отлита пуля,
Уже открыт транзит,
И бриг из Ливерпуля
Гольфстримами скользит.
В уютную каюту
Запрятан мёртвый груз,
Пять выстрелов в минуту
Отсчитывает пульс.
Уже под близким небом
Кармический конвой,
Уже Борис за Глебом,
Ерёма за Фомой…
И ивикова стая
Курлычет свысока,
И коротка прямая
От дула до виска.
Уже сырой землёю
Засыпаны ходы,
И Мёбиус петлёю
Лизнул сухой кадык.
Магические знаки,
И среди них – курок…
И солнечные злаки
Ласкают бугорок.
1993
Идущий сбоку,
Охраняющий место в груди,
Успеем к сроку,
Ты только не суетись,
Ты только помни,
Что там, за спиною, – черта.
Твои ладони
Для меня нужнее щита.
Идущий рядом,
Я твой предчувствую пульс,
Одним снарядом
Пусть нас накроет, пусть,
Одним нажимом
Пусть звёзды нас втопчут во рвы,
Но мы будем живы —
Звёзды будут мертвы.
Идущий сбоку – плечо в плечо.
Идущий рядом – глаза в глаза.
Идущий сбоку – плечо в плечо.
Идущий рядом – глаза в глаза.
Идущий долго
Параллельно гиенам в крови,
По чувству долга
Почти что равный любви,
По чувству ритма
Превосходящий дожди.
Прости, что рифма
Заставляет сказать: почти.
Идущий сбоку – плечо в плечо.
Идущий рядом – глаза в глаза.
Отлично знающий, что почём,
Но не доверяющий тормозам.
Идущий вместе —
Локоть к локтю, лоб в лоб —
Полями мести,
Фронтами измен и злоб,
Стреляющий светом,
Поднимающий грязь к небесам.
Моим ответом
На тебя пусть буду я сам.
Идущий столько
Лунных суток в прямую тень,
Не понятый толком
И третью из тех людей,
Что рыщут следом
И в восторгах брызжут слюной,
Кто был так предан,
Что уснул за твоею спиной!
Идущий сбоку – плечо в плечо.
Идущий рядом – глаза в глаза.
Отлично знающий, что почём,
Но не доверяющий тормозам.
Идущий сбоку,
Причитающий сверху вниз,
Успеем к сроку,
Ты только не задохнись,
Ты только помни,
Что там, за чертогом, – тщета.
Твои ладони
Для меня надёжней щита.
Идущий сбоку – плечо в плечо.
Идущий рядом – глаза в глаза.
Не сомневающийся ни в чём
И не доверяющий тормозам.
Идущий сбоку – плечо в плечо.
Идущий рядом – глаза в глаза.
Отлично знающий, что почём,
Но не доверяющий тормозам.
1993
Просто помни:
Однажды жили
Кони пони.
Они дружили,
И ходили по кругу
В связке,
И шептали друг другу
Сказки
Про простые-простые вещи —
Про погоду и про здоровье.
Просто так им ходилось легче,
Просто так им жилось
меньшей кровью.
Просто поняли пони это,
Просто поняли и – ходили.
Просто помни:
Однажды жили
Кони
яблочного
расцвета.
1996
Завтра этот вечер станет нашей новой песней,
Завтра этот вечер станет нашим первым утром,
А пока мы делим время, умножаем ночь на двести
И изгибов добавляем с каждой новой Камасутрой.
Если даже рук двух пар нам
Не хватает для объятий,
Значит, чёт благоприятен —
Нечет лишний в нашем деле.
Мы на всём двуспальном теле
Не оставим белых пятен,
Поцелуев не оставим —
Всё своё возьмём в постели.
Завтра этот вечер станет нашей страшной тайной,
Завтра место встречи мы сменить сочтём возможным;
Мы сочтём, но не изменим, всё изменится фатально —
Ты не будешь осторожной, я не буду осторожным.
Там, на том конце Вселенной,
Напрягают слух соседи,
Их смешная добродетель
Заставляет быть на взводе,
Но на нашем минном поле
Даже Бог нам не свидетель,
Только флойды на кассете,
Только рыбки на комоде.
Завтра этот вечер станет поводом не трусить,
Завтра этот вечер станет поводом остаться.
Мы все мании излечим, мы все тросы перекусим
И – вдвоём на все четыре вдоль семи ветров скитаться!
По запретным коридорам
Маленьким клещом нательным
Я вползу в твою аптечку
И найду к тебе отмычку,
И назло всем командорам
И шагам их запредельным
Я зажгу в своей ладони
Сердца крошечную спичку —
Бейся,
Воробей, о свой застенок!
Лейся,
Сладкий мёд, на горький улей!
Смейся,
Тот, кто счастье зримым сделал!
Между даром и уделом,
Между порохом и бурей —
Мы…
Там, на том конце Вселенной,
Напрягают слух соседи,
Их смешная добродетель
Заставляет быть на взводе,
Но на нашем милом поле
Даже Бог нам не свидетель,
Только флойды на кассете,
Только рыбки на комоде…
Только рыбки на кассете,
Только флойды на комоде…
1997
Улицы злые, пустые дома.
Фонари навесные. В каждом окне – город-тюрьма.
Прятаться поздно – там, на реке, уже плавят мосты.
Люди и звёзды спят вдалеке, сушат хвосты.
Дома и машины прижались плотнее друг к другу, друг к другу,
Предчувствуют вьюгу, но им так не хочется вдруг околеть.
И я, чтоб не замёрзнуть, – по кругу, по кругу, по кругу,
Наполовину голодный, замёрзший, умерший на треть…
Мелодия непонимания.
Тяжёлая память – тяжёлый снег…
Не требую ни любви, ни внимания,
Но всё же, но всё же, но всё же – я тоже человек.
(Собаке – собачье…)
Лестницы стынут, ступени скользят.
В промокшую спину – люди плюют, звёзды грозят.
И нельзя возвращаться: там, где ты был, уже ставят посты.
Лишь остаётся вращаться по ближнему кругу беды.
Истрачены танцы, и песни никто никогда не услышит.
Усталые мысли разбросаны, их не собрать, не согреть.
И я, чтоб не поддаться, – всё выше, и выше, и выше…
Стремянкою в небо, к утру обречённый сгореть.
Восход неестественно тих
Назло катаклизмам природы,
И те, что на вольных хлебах,
Давно улетели на юг.
Земная печаль не для них.
Крылатые тени свободы…
Мы встретимся в тёплых краях,
В уютных краях чьих-то рук…
Мелодия непонимания.
Тяжёлая память – тяжёлый снег…
Не требую ни любви, ни внимания,
Но всё же, но всё же, но всё же – я тоже человек.
(Медведю – медвежье…)
1993
Последняя ночь накануне Столетней войны,
Когда белый снег вместо скатерти застил стол…
Я встретил Вас, когда Вы были пьяны
И горящий помост с лихвой заменял Вам престол.
Я видел Вас, когда Вас вели на костёр
И Вам в спину кидал проклятия королевский дом.
И чёрный дым над Вами свой зонт распростёр,
А я полез в бутылку – и не помню, что было потом…
Позвольте Вас пригласить
На танец ночных фонарей,
Позвольте собой осветить
Мрак этих диких мест.
Позвольте Вас проводить
До самых последних дверей,
Позвольте полезным быть
И обо всём забыть!
И Вы сказали: Oh, yes.
Другая меня весь вечер тянула к огню
И шептала на ухо: «Диего, о как ты крут…»
Но я ей не верил и лишь крепче сжимал броню,
Стараясь вырвать свой сонный взгляд из её тёплых рук.
Я видел лишь Вас, я верил в одну лишь Вас,
И только для Вас я пел и за Вас страдал…
А когда часы на ратуше пробили двенадцатый раз,
Я предложил вам уйти – и тут же разразился скандал!
Позвольте Вас пригласить
На танец ночных фонарей,
Позвольте собой осветить
Мрак этих диких мест.
Позвольте Вас проводить
До самых последних дверей,
Позвольте полезным быть
И обо всём забыть!
И Вы сказали…
Тук-тук —
Слышишь, снаружи таинственный звук,
Будто бы – тук-тук —
Кто-то сплетает материю вьюг,
Это не вдруг, вдруг…
Видишь, в глазах затаился испуг;
Видимо, тук-тук —
Это мотив постоянных разлук,
Он попал на нашу волну,
Раздробив тишину
На шесть десятков минут…
Железная леди, звезда восходящих лет,
Исчезла с рассветом, оставив на чёрный день
Овал от портрета, которого, в сущности, нет,
И надежду на миф – вместо веры в живых людей.
Но я не поэт и, слава богу, уже не учусь —
Я констатирую факты, листая сухие сны,
И мне не вспомнить лица, хотя я выучил всю наизусть
Ту последнюю ночь накануне Столетней войны…
Позвольте Вас пригласить
На танец ночных фонарей,
Позвольте собой осветить
Мрак этих диких мест.
Позвольте Вас проводить
До самых последних дверей,
Позвольте полезным быть
И обо всём забыть!
И Вы сказали…
1990
Когда банальные причины
Позволят нам уйти в запой,
Когда – навеки излечимы —
Мы станем сами не собой,
Когда, скрепя сердца и перья,
Совьём из лжи тугую вязь,
Нас время примет в подмастерья
Науки жить не торопясь.
Когда – посмертно, но с апломбом —
Мы примем чувства за порог,
Когда судьба нам даст условно
Пятнадцать мемуарных строк,
Когда мы вытравим химеру
Из этих параллельных вен,
Мы посвятим друг друга в веру
Терять, не находя замен.
Когда рассыплются преграды
Без объявления войны,
Когда нас выдадут награды
Погибших на фронтах весны,
Когда немыми вечерами
Забудем, как друг друга звать,
Мы тоже станем мастерами
Искусства, падая, вставать.
1994
В холодных трубах замерзает вода,
В стаканах – лёд, на подоконниках – снег…
Мети, метель, мети, пока холода,
Полярную ночь
Прими на ночлег.
Пока ветра в разлив и звёзды на вес,
Пока аккорды замерзают в груди,
Мети, метель, мети с надрывом и без,
Крути веселей,
Смелее верти!
Мети, метель, пока не станет теплей,
Буди, метель, буди, пока горячо,
Всех, кто с тобой одних и тех же кровей,
Кто спит на плече,
Плечо о плечо.
Дворники с улицы имени Леннона
Не боятся ни мороза, ни голода —
Бородатое поколение
Рок-н-ролльного старого города.
От полнолуния до солнечных бурь
Всего семнадцать вдохновений весны.
Мети, метель, мети и брови не хмурь —
Мети в глубину,
Ищи глубины.
Переверни, метель, страницу времён:
Под слоем золота – асфальт серебра.
Названий тьма, но маловато имён,
А значит, прости,
А значит, пора!
Дворники с улицы имени Леннона
Не боятся ни мороза, ни голода —
Бородатое поколение
Рок-н-ролльного старого города.
Гитары в руки, мётлы в зубы – и в путь!
Подземным ходом от морозов к весне.
Мети, метель, пока креплёная ртуть
Стекает на дно
И тает на дне.
Мети, метель, сдувай золу со столов,
Гляди, рассвет уже, как порох, трещит,
И в тишине уже звучит Слово Слов,
И солнечный шар —
Как солнечный щит!
Дворники с улицы имени Леннона
Не боятся ни мороза, ни голода —
Бородатое поколение
Рок-н-ролльного старого города.
Дворники с улицы имени Леннона
Маршируют на свежую голову —
Легендарное поколение
Рок-н-ролльного честного города.
1993
Уходя – возвращайся всегда и везде,
По студёной воде, по горячим ветрам.
Город будет скучать по твоей доброте,
По твоей красоте и красивым делам.
Город будет всех сравнивать только с тобой,
Город будет всех мерить по меркам твоим.
Уходя – возвращайся по льду и рекой,
Допоём, доиграем и договорим.
Уходя – возвращайся везде и всегда,
Прожигая года, поджигая мосты.
Город будет скучать, и встречать поезда,
И ловить в каждой встречной родные черты.
Уходя – возвращайся созвездьям назло.
Все дороги – узлом, но выводят к тебе!
Город будет все стрелы проверять на излом
И искать твою звонкость в любой тетиве.
Уходя – возвращайся везде и всегда,
Если будет беда и если будет успех.
Пусть открыты тебе всей земли города,
Но мой маленький город – уютнее всех.
Уходя – возвращайся всегда и везде,
По студёной воде, по горячим ветрам.
Город будет скучать по твоей доброте,
По твоей красоте и красивым делам.
1994
Летайте самолётами и сами по себе —
Из дома на работу, а потом по магазинам,
Расправьте ваши крылья, пусть другие рты разинут, —
И с высоты авоською подайте знак толпе.
Пусть летит за вами, кто может,
Коли тяжесть душе не мешает,
Коли боль и сомненья не гложут
И домашние не возражают.
Летайте самолётами и сами по себе,
Но помните, что снайперы на небесах засели,
И греют пальцами курки, и держат на прицеле
Всех, кто летает по небу в противовес толпе.
Летайте вверх, а главное – не бойтесь вниз упасть!
Уж лучше падать штопором, чем штопором крутиться.
Не верьте измышлениям, что человек не птица,
Бросайтесь прямо в пропасть неба, ветру прямо в пасть!
Пусть летит за вами, кто может,
Коли тяжесть душе не мешает,
Коли боль и сомненья не гложут
И домашние не возражают.
Летите прямо к северной Медведице-звезде,
Тревоги и волнения балластом бросьте за борт.
Отныне вам открыты север, юг, восторг и запах!
Привет лихим стервятникам, осевшим на хвосте!
Попробуйте парение от первого лица,
Дыхание свободнее, отчётливей движенья,
Всего-то дел – разрушить миф земного притяженья
И наплевать на пущенный вдогонку дюйм свинца…
Пусть летит за вами, кто может,
Коли тяжесть душе не мешает,
Коли боль и сомненья не гложут
И домашние не возражают.
1993
Зима обуглила скворечники.
Весна размыла снежных дев.
Но лето с осенью по-прежнему
Гуляют, шапок не надев.
Проталин выцветшие фантики
Пестрят под снежным сургучом…
Не новички в стране романтики —
Мы вспоминаем, что почём.
По золочёным траекториям
Мы плыли в такт, и каждый знал,
Что всем осенним предысториям
Весной придёт полуфинал,
Но мы решились на терпение,
Мы опровергли вещих сов
И растянули то затмение
На восемь световых часов.
Это паводок. Это паводок.
Это паводок на Неве…
Под колпаком у бога-повара
Мы стали – соль в его еде
И, в оба неба глядя поровну,
Скользили по одной воде,
А он закручивал конвертами
И жёг немедленным огнём,
Чтоб друг для друга интровертами
Мы оставались только днём.
И то, что чудилось за месть иным,
Стекало оловом в печать,
И стало противоестественным
Друг другу что-то не прощать.
И грызунов железной совести
Я прятал на девятом дне
И рассыпался в невесомости
По Петроградской стороне.
Это паводок. Это паводок.
Это паводок в голове…
Но, зацепившийся за дерево,
Хранитель наш недоглядел,
Что всё давным-давно поделено
И каждый третий не у дел —
В том мире, где с собою ладил я,
Но не во всём и не всегда,
Где вечно Новая Голландия
Граничит с площадью Труда.
И проливными коридорами
Я возвращался в круг комет,
Где ночь колумбовыми шторами
Нам приоткрыла новый свет,
Когда сердца лишились юности
И осторожности – умы,
Чтоб так легко с собой июль нести
Сугробами большой зимы…
Это паводок. Это паводок.
Это паводок, но не верь…
1997
В голубых городах, где не был я никогда,
Где признания пишут веслом по воде,
В золотых поездах, где вместо стёкол слюда,
Где вместо чая и сахара – блики и тень,
В том году, когда солнце уйдёт на восток,
В том году, когда ветер подует на юг,
Через несколько лет, через лет этак сто
Ты увидишь сама, как размыкается круг.
А всё могло бы быть лучше,
Всё могло бы быть по-другому, но
Его величество случай
Опровергает и аксиому, да,
Всё могло бы быть лучше,
Всё могло бы быть чуть умнее, но
Ты выбирала, где круче,
А крутость – блеф, не спеши за нею…
Лестница, полночь, зима —
Ты выбирала сама.
Среди голых равнин, среди одетых полей
Как смогу объяснить законы правой резьбы?
Просто я Скорпион, просто ты Водолей,
Просто это судьба, а верней, две судьбы.
Просто, как ни разлей, мы всё – седьмая вода,
Просто, как ни заклей, мы делим сушу на шесть,
И на нет суда нет, и на да нет суда —
Подсудно только молчание. Поза – не жест.
Всё могло бы быть проще,
Всё могло превратиться в шутку, но
У жизни ломаный почерк,
А вместо точек – лишь промежутки, да,
Всё могло бы быть проще,
Всё могло быть не так серьёзно, но
Мы не смотрели на прочих
И доверяли фальшивым звёздам…
Лестница, полночь, зима —
Ты выбирала сама.
Так что ты не грусти, медитируй на снег.
Всё когда-нибудь кончится, как ни крути.
Просто я человек, просто ты человек,
Просто звёздам и терниям не по пути.
И когда это солнце уйдёт на восток,
И когда свистнет рак на волосатой горе,
Ты сама зачеркнёшь последний жёлтый листок
На полысевшем за давностью календаре.
Всё могло быть и хуже,
Всё могло быть в сто раз сложнее, но
Мы избежали той стужи
И сами стали чуть холоднее, да,
Всё могло быть и хуже…
Слава богу, всё обошлося, но
Пружины врозь и наружу,
Всё заросло, хоть и не срослося…
Лестница, полночь, зима —
Ты выбирала сама.
1997
Полярная звезда
На середине неба,
И кислый мякиш хлеба,
Да мыслей череда.
И, сидя у окна,
Напротив зимней ночи
Ты видишь мир короче
И проще полотна.
А если сесть спиной
К окну на табуретку
И если есть конфетку
И быть совсем земной,
То не поймёшь звезды,
И середины хлеба,
И даже мыслей неба
Полярной череды.
1993