Константин Нормаер
Операция Нежить
Поддубный буквально пожирал меня взглядом. А я ощутил, как футболка прилипла к спине, и пришлось смахнуть со лба выступивший пот.
– Сейчас будет самое интересное, – предупредил меня безопасник.
И тут я похолодел, а причиной тому стал голос, который вырвался из крохотного динамика. Мой собственный голос. Никакого низкого, жуткого тембра – обычный детский фальцет.
– Умри! Старая тварь! Тварь! Ненавижу всех вас!
Никакого постороннего присутствия или тяжелого дыхания ночного визитера. Потом раздался оглушающий визг и удар то ли от того, что врач упал на пол, то ли от того, что кто-то ударил его по голове.
Получается, что это я отвечал Николаю Генриховичу. Я, а не кто-то другой. Никаких демонов, бесов и прочей чертовщины! Но откуда тогда взялся кошмарный кукловод, что скрывался во мне? Или это больное воображение сыграло со мной злую шутку? Неужели я просто сошел с ума?!
Меня сковал жгучий страх. И сердце забарабанило в груди, гулко отозвавшись в висках и кончиках пальцев.
А потом раздался последний, самый главный вопрос:
– Кто надоумил тебя напасть на врача? Отвечай, твареныш!
И тяжелый кулак со всего маха опустился на широкий деревянный стол. Я вздрогнул и закрыл лицо руками.
***
В дверь тихо постучали, и в проеме возникла Янка.
– Можно войти?
Я положил журнал «Юный техник» на прикроватную тумбочку и кивнул девушке на стул. Интересно, что ей понадобилось от меня?
– Чего читаешь? – поинтересовалась Янка.
– Старую подшивку, – я бросил недовольный взгляд на стопку журналов «Костер», «Юный техник», «Юный натуралист». И главное, все они были датированы восемьдесят шестым годом. – Я их уже все до дыр зачитал.
– И как? Есть что интересное?
– Ну про космонавтику, полеты на Марс.
– А как совершить побег, там не написано? – весело подмигнула Янка.
– Шутишь?
– Вот смотри, – девушка подхватила журнал «Костер», полистала его и открыла на нужной странице. – Вот, гляди: «БАРАБАН» – Боевая Армия Ребят-Активистов Борется, Агитирует, Находит. Смекаешь?
– Что смекаю? – сделал я глупое выражение лица.
– Надо бороться. И победить. И обрести свободу. Или хочешь сказать, что ты об этом никогда не думал?
– Думал, – честно признался я. – Но одно дело – думать, а другое – осуществить.
– Смелости не хватит?
– Скорее безбашенности, – и, заметив на лице Янки непонимание, попытался объяснить: – Нас сюда вместе с другом привезли, его Вадиком звали. Вот кто уже давно отсюда ноги сделал бы. Хотя может уже и сделал, кто его знает. Просто его в первый корпус определили, а меня во второй.
– Значит, у него близкий контакт был, а тебя лишь коснулся бесяк, – объяснила собеседница.
– Как это?
– А ты своего монстра как повстречал? – спросила Янка.
– Да я рассказывал, в лесу возле воинской части.
– Он тебя касался?
– Да я прямо сквозь него проехал, – попытался возмутиться я.
– Он тебя касался? – упрямо повторила вопрос Янка.
– Нет, не знаю.
– Вот и я о том же, – тут же успокоила подруга. – Тебя, значит, пронесло, а другу твоему досталось, по крайней мере, отметину ему точно поставили. Ничего такого не припомнишь?
Мои глаза расширились, когда в памяти возник ожог на руке у Вадика, что-то типа волдырей, которые оставляет борщевик. Я тогда еще подумал, что он без меня на гороховое поле гонял, – ну, а где еще он мог такое получить?
– Поэтому ты здесь, а он в карантинном блоке, – заметив мою реакцию, объяснила Янка.
– И когда его переведут к нам?
– Никогда. Ты не понял, карантин – это не временно, а навсегда.
– То есть как это навсегда? – не понял я.
Янка устало вздохнула и, поджав колени, сделала очень серьезный вид:
– Здесь не принято говорить на подобные темы, но все-таки скажи, как думаешь, для чего мы здесь?
Немного растерявшись, я хотел сказать, что не знаю, но вспомнил слова Лысого в момент прощания. Микроавтобус, на котором меня привезли в интернат, остановился возле главного корпуса. Мы вышли из машины и остановились прямо напротив входа. Здоровяк положил мне руку на плечо, развернул к себе и внимательно посмотрел в глаза.
– Ты останешься здесь. В начале будет очень трудно. Но усвой одно: это самое плохое место на Земле. Но главное – оно безопасное. В нынешних обстоятельствах это очень важно. Ты послужишь родине, стране, а страна позаботится о твоих родственниках. Рассказывай врачам все честно, без утайки. Мы должны знать, что за враг пожаловал к нам из Крайнего мира. Прощай.
Он протянул мне здоровенную мозолистую руку. И, хотя я всем сердцем ненавидел этого плечистого гиганта в темной куртке с белыми символами «ОНз», все-таки пожал ее…
– Он соврал тебе, – спокойно сказала Янка.
– Ты уверена?
Но вместо ответа она спросила:
– А с чего ты вообще решил доверять его словам? Уж лучше заключить совет с пискунами и попросить их помочь нам выбраться из этой тюрьмы.
– О каких еще пискунах ты говоришь? – осторожно произнес я, догадываясь, о ком идет речь.
Но вместо ответа Янка встала со стула, подошла ко мне и, осторожно взяв за руку, прошептала:
– Пойдем, покажу.
***
В кабинете начальника службы безопасности раздался тихий стук. Не дожидаясь ответа, посетитель открыл дверь и уверенным шагом направился к Т-образному столу. Поддубный недовольно надул щеки, но воздержался от всяческих реплик. Представители РАН с начала проекта обладали определенным статусом неприкасаемых. И, хотя военным это было не по душе – приказ есть приказ.
– Сергей Николаевич, у меня к вам весьма любопытный разговор, – протараторил заместитель руководителя проекта и, присев за стол, сложил перед собой руки, как примерный ученик.
– Слушаю вас, Соломон Андреевич, – сухо ответил безопасник.
Поправив очки с толстой оправой, ученый исподлобья уставился на маленький серебристый диктофон, лежавший посредине стола.
– Это то, о чем я думаю? – уточнил он.
– Понятия не имею, о чем вы сейчас думаете, – нахмурился Поддубный, пытаясь совладать с эмоциями.
Ему никогда не нравился этот чудаковатый представитель ученого корпуса. Не нравились его длинные волосы, противно прикрывающие залысину, дурацкие очки, а еще старомодный коричневый костюм с протертыми локтями. Со временем же антипатия переросла в откровенную ненависть. Любая мелочь, связанная с Соломонышем, вызывала у безопасника изжогу – кстати говоря, насчет клички: здесь тоже не обошлось без Поддубного.
– Я о записи беседы нашего подопечного с Николаем Генриховичем. Это она?
– Допустим, – безопасник сдвинул брови, подался вперед и расправил плечи. Настоящий великан по сравнению с щуплым ученым.
Соломону стоило бы поостеречься этого движения и вспомнить, в чьем кабинете находится, но он лишь демонстративно протер очки и, водрузив их обратно на широкий, словно лопата, нос, со всей уверенностью заявил:
– Я в курсе, что вы давали слушать эту запись мальчику. Неосмотрительный просчет с вашей стороны.
– Что?
– Я говорю, что вы допустили непростительную ошибку, – пояснил ученый.
Поддубный скрипнул зубами:
– Вы считаете, что вправе оценивать мои действия?
– Совершенно верно, – без тени сомнения заявил Соломон.
Сжав в руке диктофон, безопасник задумчиво покрутил его в руке и, прищурившись, злобно уставился на очкарика.
– Мы – военная организация, все действия которой регламентируются уставом. Вы с этим согласны?
Соломон кивнул, позволив собеседнику продолжить.
– И алгоритм решений строго прописан в пунктах данного документа. Каждый шаг, даже каждый вздох. Тут тоже, надеюсь, нет возражений?
– Никаких.
– Тогда на каком основании вы осмелились сделать мне соответствующее замечание? – развел руками Поддубный.
Ученый потянулся вперед и, указав на диктофон, попросил:
– Позволите?
От такой наглости безопасник пришел в ярость, неистово сжал коробочку, а потом резко ослабил хватку, потому как Соломон просто щелкнул на кнопку воспроизведения и убрал руку обратно.
Раздался приглушенный голос Николая Генриховича: врач говорил уравновешенно, четко проговаривая каждое слово. Потом послышался голос подопечного, числившегося у них под номером 38. Мальчик явно нервничал, глотал слова и постоянно заикался, отвечая на вопросы врача.
– Сейчас будет самый интересный момент, – предупредил безопасника Соломон.
– Я прослушал эту запись раз двадцать, – недовольно пробурчал Поддубный.
– Нисколько в этом не сомневаюсь, и все-таки давайте дождемся кульминации, – предложил ученый.
Запись подошла к концу – сейчас подопечный выйдет из-под контроля и начнет оскорблять врача. Безопасник был готов повторить все слово в слово, но Соломон опять проявил сноровку и щелкнул на еще одну кнопку диктофона, замедлив скорость воспроизведения.
Голоса растянулись, сделались низкими, вязкими, словно в патоке, и Поддубный услышал чужака. Услышал и неуютно поежился – таким пустым, заутробным оказался третий участник беседы.
– Кто это? – удивленно уставился на диктофон безопасник.
– Цыц, тихо, слушайте, – пригрозил ему пальцем Соломон.
Поддубный прекрасно понимал назначение проекта, но ему легче было поверить во внезапную агрессию подопечного, чем в присутствие таинственного гостя.
Запись оборвалась внезапно, окончившись отчаянным юношеским криком. И тихим плачем.
Паузу нарушил закономерный вопрос.
– Чей это голос? – обратился к Соломону безопасник.
– А вы так и не догадались?
Поддубный растерянно округлил глаза, не зная, что и ответить. Ученый пожевал губами, вместо прямого ответа спросил:
– Вы когда-нибудь слышали выражение: «Бесы крутят»?
– Само собой, слышал.
– Так вот, в данном случае это самый оптимальный вариант описания того, что произошло с Николаем Генриховичем. – Немного помедлив, ученый извлек из кармана белого халата свернутую в трубу методичку и протянул ее безопаснику. – Настоятельно советую вам изучить на досуге.
Поддубный прочитал название «Разновидности комаров и их рацион питания в живой среде».
– Вы предлагаете мне заняться биологией? – недовольно поморщился безопасник.
– Диптерологией, – поправил его Соломон.
– Что?
– Наука о комарах называется «диптерология».
– Да к черту вашу науку! – вспылил Поддубный. – Лучше объясните мне, что, собственно говоря, происходит? Иначе гарантировать вашу безопасность просите ваших подопечных, а не профессионалов своего дела.
Ученый в очередной раз протер свои очки: неспешно, аккуратно сложив платочек треугольником, чем еще сильнее взбесил безопасника. Но Поддубный лишь сдержанно кашлянул в кулак – ему была нужна информация, а значит, стоило пока смириться с этим крохотным сморчком.
– Я вам скажу, что произошло. Даже если вы не поверите, или ваше восприятие откажется принимать полученную вами информацию. Мы стоим на пороге великого события. Смекаете? На пороге события, к которому мы шли долгих пятнадцать лет.
– И… – нетерпеливо развел руками безопасник. – О чем речь?
Соломон театрально закатил глаза и, передразнив Поддубного, сказал:
– Контакт третьего рода, – и, не заметив на лице безопасника особого удивления, строго приказал: – Мне срочно нужен подопечный номер тридцать восемь.
Глава 3. Секрет
Осторожно выглянув из-за угла, Янка, не отпуская мою руку и прижавшись к стене, короткими шажками двинулась по длинному коридору. Камеры, что располагались в углу, грозно подмигивали красным огоньком.
– Они нас не видят, – шепнула мне девчонка.
– Ты уверена? – повторил я свой излюбленный вопрос.
В ответ она подмигнула и добавила:
– Не первый раз, трусишка.
Интернат спал. Из приоткрытых дверей боксов доносилось мерное сопение подопечных, а из глубины коридора – протяжный гул работающих кондиционеров. В остальном это сонное царство не представляло для нас никакой опасности. Обход в ночное время осуществлялся три раза: в двенадцать, три и шесть утра. Об этом мне рассказала Янка, когда мы выбрались на лестницу и устремились вверх, на последний этаж. У нас был целый час времени между пересменками, чтобы прогуляться по запертому зданию.
Открыв тяжелую металлическую дверь, я немного растерялся: на стене огромными трафаретными буквами было написано «ВОРОТА-ЛОВУШКА. СЕКТОР А».
– Где это мы? – боясь нарушить тишину, одними губами произнес я.
– Исследовательский блок, – достаточно громко ответила Янка. – Правда его еще готовят к открытию. Так что можешь не шептать, все равно никто не услышит.
Девушка вернулась к входной двери и резко задвинула засов.
– На всякий случай.
– На какой случай? – не понял я.
– Да не дрейфь, меня еще ни разу не ловили.
Она говорила один в один как мой приятель Вадик, когда лазил за горохом на колхозное поле. И все было нормально, пока нас не заметил местный сторож дед Хорош – привычная для деревни кличка приросла к старику, как репей, и навсегда стерла его настоящее имя из людской памяти.
Тогда нам удалось сбежать. Старик пару раз стрельнул из ружья, но, как мне показалось, в воздух. А если и не в воздух, то не попал, только вот напугал нас с Вадиком сильно, так что мы потом целый год на поля не ходили. Не хотелось, чтобы сегодняшняя вылазка закончилась тем же самым. Впрочем, здесь, в интернате, за подобное ждет наказание посерьезнее. И за детские шалости могло влететь по первое число.
– Идем, кое-что покажу, – потянула меня Янка.
Мы прошли вдоль стеклянных боксов: внутри все белое, стерильное, запечатанное в пленку и пластиковую упаковку: кровати, тумбочки, краны, вмонтированные прямо в стену, а главное – огромное количество штативов с фотоаппаратами и яркими лампами. Я такие и не видел никогда. Наверное, безумно дорогущие. Но Янка не дала мне возможности остановиться и получше рассмотреть содержимое палат.
– Давай поторопимся, у нас не так много времени, – предупредила она. – А надо еще успеть все изучить…
– Что именно?
– Сейчас сам все увидишь.
Оказавшись в конце мед. отделения, мы остановились перед массивной черной дверью – она очень вычурно смотрелась на фоне белого и зеленого цветов, в которые были выкрашены стены. Встав на мысочки, я осторожно заглянул в стеклянное, усиленное металлической сеткой окошечко. Янка оказалась рядом. Она была на целую голову выше, а теперь вровень со мной. Я повернул голову, и наши взгляды встретились.
Раньше я не замечал, но у Янки было очень красивое лицо. Маленький носик, огромные голубые глаза. Затаив дыхание, я ощутил внезапный порыв: захотелось приблизиться к ней и поцеловать в губы. Но моя нерешительность опять удержала от спонтанных поступков.
И момент был упущен…
– Видал, – с придыханием произнесла она.
Я перевел взгляд на бокс и тихо ответил:
– Ага.
Содержимое черного больничного кабинета завораживало: в центре располагалось огромное кожаное кресло с широкими ремнями крепления, а за ним невероятных размеров аппарат, сверху которого были установлены зонты из тонких сетей-ловушек. И здесь тоже обнаружилось огромное количество ламп-софитов, но не таких, как в обычных палатах, а на вытянутых платформах с оболочкой и стержнем синего цвета внутри, напоминающих электрические мухоловки, – я их сразу узнал, видел в передаче про насекомых.
– Тут нас и будут препарировать, – спокойно сообщила Янка.
– Препарировать?! – похолодел я.
– Вы что, в школе лягушек не резали и проводки к ним не подключали?
– Нет.
– А ты откуда?
– Из поселка Бесов Нос.
– И сколько у вас человек в классе?
– Семь было, когда я учился… – с грустью ответил я.
И мне вспомнились родители, школа, друзья и даже Вадик, который часто прикалывался надо мной и временами откровенно бесил своей эксцентричностью.
Резкий толчок в плечо заставил меня вернуться в реальность.
– Хватит дрейфить, пойдем, открою тебе еще один секрет, – сказала Янка и потянула металлическую дверь на себя.
***
Соломон и начальник службы безопасности стояли в пустой палате в сопровождении дежурного по этажу. Пожилая, но довольно крепкая женщина в черном комбинезоне, которую все называли не иначе как просто Федоровна, внимательно осмотрела комнату, а потом запросила по рации сведения с камер.
– У вас это что, в порядке вещей? – с издевкой поинтересовался у Поддубного ученый.
Начальник безопасности наградил Федоровну грозным взглядом.
– Когда осуществлялся последний обход?
– Согласно режиму! – выпрямив спину, отчеканила женщина.
– И вы утверждаете, что после отбоя все спали? И никто своих палат не покидал?
– Мы проверяем только коридор и пролеты, чтобы подопечные не шатались в неположенных местах. Подтверждать нахождение подопечных в комнатах инструкцией не предусмотрено!
Поддубный заскрипел зубами.
– Как говорится, все строго по уставу? – желчно улыбнувшись, уточнил Соломон.
Безопасник ощутил, что готов задушить ученого голыми руками. Но вместо этого в очередной раз пошел на попятную – просто еще не время расправляться с этим додиком!
– Вы отдаете себе отчет, что все может быть гораздо серьезнее? А вдруг это побег? – продолжил давить Соломон.
– Не говорите чушь! – рявкнул Поддубный. – Уверен, они не покидали стен корпуса.
– Они? – искренне удивился Соломон. – Вы считаете, ему кто-то составил компанию?
– Однозначно. И я сейчас не о ваших комарах, черт бы их побрал!
– Тогда откуда такая уверенность?
– Если бы читали его дело, то не стали бы меня спрашивать, – с превосходством в голосе заявил безопасник.
– Один он не осмелился бы, это точно, – вторила своему начальнику Федоровна. – Ссыкливый больно этот Дима, да и дружбы особо с ним никто не водит. Вон, читает с утра до вечера да рисуночки малюет, всю бумагу у нас в дежурной извел, гаденыш.
– Личное дело, говорите, – задумчиво протянул ученый. – И что же, вы прямо все изучали? – на этот раз вопрос прозвучал без издевки, а профессиональным ледяным тоном.
– Все, – откликнулся безопасник.
– Тогда хотелось бы услышать ваше мнение.
– Мое мнение, – задумчиво повторил Поддубный и покоился на Федоровну. – Загляните в седьмую палату. На месте ли Яна Ларченко?
– Наша хитрая сучка? Вы правы, пару раз я ловила ее за нарушение режима! – протянула женщина и мгновенно удалилась.
Поддубный похрустел кулаками, деловито уставившись на ученого:
– Засекайте время: в течение тридцати минут оба подопечных будут сидеть в моем кабинете и отвечать на ваши вопросы.
– Довольно радужные прогнозы, – недоверчиво ответил Соломон.
– Имею на это полное право.
– Уверены?
Здоровяк отошел к окну и, глядя сквозь решётчатое окно на пустынную детскую площадку, больше напоминающую тюремную, спокойно произнес:
– Вы когда-нибудь сидели в карцере?
– Простите…
Ученый был явно обескуражен таким вопросом, и его голос заметно дрогнул.
– Вы посещали тюрьмы не в качестве стороннего наблюдателя, а как заключенный? – перефразировал свой вопрос безопасник.
– К счастью, не приходилось.
Поддубный, не оборачиваясь, улыбнулся.
– Тогда придется поверить мне на слово. У нас лучшая «мышеловка» из всех, что когда-то придумали люди, пытаясь сдержать неугодных обществу особей. Поэтому подопечные еще в этих стенах, а не за их пределами. Также все двери в ночное время у нас блокируются, а в холле и на выходах имеются датчики движения. Однако есть два блока, в которых данные меры предосторожности пока не функционируют, поскольку не введены в эксплуатацию. И по техническим нормам доступ к ним абсолютно свободен. Если я не ошибаюсь, а делаю я это крайне редко, именно вы подписывали соответствующие бумаги, хотя мой заместитель и был против. Так вот, я вам гарантирую, эти сопляки в одном из этих двух блоков. Поэтому тридцать минут, не больше. Я уже направил туда дежурных.
Ученый молчал, нервно покусывая губы. История принимала неожиданный оборот. Безопасник по щелчку пальцев снял с себя всю ответственность за ночное происшествие.
Поддубный продолжал победоносно улыбаться. Не учел он лишь одной маленькой, но очень важной особенности своего оппонента: Соломон был неплохим шахматистом. И даже в самых безнадежных партиях тянул время, потому как иногда обстоятельства могли измениться самым удивительным образом, стоит просто немного подождать. И затянувшаяся пауза говорила лишь об одном: ученый просчитывал возможные варианты.
Где-то через минуту в полной тишине прозвучал один странный вопрос.
– Простите, а вы учли форс-мажорные обстоятельства?
– Какие еще обстоятельства?! – резко обернулся безопасник.
Соломон подошел к столу и взял в руки один из рисунков подопечного номер 38 – среди странных ромбов и спиралей были изображены очертания непропорционального человек: длинные до земли руки, вывернутые, как у кузнечика, ноги и расколотая надвое голова. Ученый сложил лист бумаги пополам, убрал его во внутренний карман пиджака и ответил:
– Наличие союзника!
***
Аппарат вблизи выглядел еще более зловеще. Я осторожно прикоснулся к ремешкам, совсем еще новым, приятно пахнущим кожей, без единой трещины.
– Они хотят добиться цели любой ценой! – раздался за моей спиной голос Янки.
– А в чем их цель? – с придыханием спросил я.
– Сделать из нас поплавки.
– Что за бред!
– Да я не в прямом смысле, а в переносном, – девушка всплеснула руками. – Или ты в своем Бесовом Носе и рыбу не ловил?
– Ловил, окуней там, карасей, один раз даже щуку умудрился подцепить, – обиженно оправдался я.
– Ну вот, – тут же успокоилась Янка, – и представь, что мы с тобой как поплавки, а твари из другого мира типа рыба. Ну что, понял?
– Понял, – кивнул я.
– Они, стало быть, над нами эксперименты всякие проводят, считают, что раз нежить в контакт один раз вступила, так и еще повторится. Нам только необходимо на нужную волну настроиться. И тогда в гости пожалуют те, из другого мира. А наши доктора тут как тут, рыбаки, мать их! Подсекут этих налимов с помощью вот такого агрегата, и, считай, дело в шляпе.
От сказанных слов мне стало не по себе. Я столько ночей ломал голову, зачем я здесь. Какова цель этих профессоров в белых халатах? А оказывается, все так просто! Мы призваны стать наживкой для ночных тварей, что пришли из другого мира. И служителям интерната плевать, будут ли во время эксперимента потери или нет, сожрут нас чужаки во время «ловли» или превратят в себе подобных.
Пока я не знал правды, хотелось верить в лучшее. Но теперь я понимал: шансов на спасение нет! Существует лишь вопрос времени, когда нас посадят в это кресло, свяжут ремнями и включат рубильник, отдав на милость судьбу.
Сердце бешено застучало, а по телу пробежала нервная дрожь.
– Ты чего? – заметив мое волнение, спросил Янка.
– Я, кажется, стану первым поплавком.
– Чего?!
– Я не рассказывал, но прошлой ночью ко мне приходила эта тварь из ночных кошмаров. Ну та, которую я повстречал при первом контакте. Из-за которой я и попал в интернат!
– Да ты прикалываешься? – не поверила мне девчонка.
– Делать мне больше нечего.
– Поклянись!
– Клянусь! – непонятно зачем повторил я.
– Ну так это же здорово, – Янка буквально запрыгала на месте, а потом приблизилась ко мне и, наверное, от радости поцеловала прямо в губы. – Ты понимаешь, что ты сейчас сделал?! Для меня, для всех нас.
Я растерянно замотал головой.
– Ты подарил нам всем надежду!
– Какую еще надежду? Ты что, не слышала, что сказал? Я – поплавок! И стану первым, кого усадят в это кресло. Так что никакой надеждой тут и не пахнет.
Но Янка не собиралась соглашаться с моими доводами. И вместо того, чтобы продолжить разговор, она толкнула меня к креслу.
– Ты чего делаешь?! – возмутился я.
– Некогда объяснять!
– С ума сошла?
– Садись!
– И не собираюсь.
Она попыталась усадить меня в кресло силой, но я выкрутился. Разница между нами года два, не так много, да куда ей против пацана.
В какой-то момент Янка оставила бесполезные попытки и грустно произнесла:
– А я считала тебя рыцарем, а ты, оказывается, обычный трус!
– Что?
Правильно говорил Вадик: «Легче с тарзанки в воду сигануть вниз головой, чем понять девчонок». Но я все-таки предпринял попытку.
– Я не боюсь сесть в кресло. Просто вдруг эта машина включится, ну, сама собой. Такое ведь бывает. И запустится на максимум, что тогда делать? Лично мне не очень хочется умирать.
– Дурак ты, Димыч. И ноги у тебя холодные! Я не собираюсь тебя мучить. Мы включим ее совсем на чуть-чуть и посмотрим, что произойдет. А вдруг нам удастся вызвать этого твоего Жутика.
– Но зачем? – схватившись за голову, взмолился я. – Зачем нам это делать?
– Затем, что он единственный, кто может помочь нам выбраться из этого проклятого места. Читал книги про войну? Там довольно часто заключались союзы с противником или с другой стороной для общей победы. А на войне, как говорят, все средства хороши!
– Но мы не на войне! – я попытался вразумить Янку.
А та лишь грустно улыбнулась:
– Ты прав, то место, куда мы попали, напоминает концлагерь. А знаешь, что делали в концлагере с детьми, рассказать тебе про огромные печи?
– Не надо! – едва не выкрикнул я.
– Вот и хорошо. Садись. И не бойся, мы просто попробуем. А вдруг получится, и уже через пару часов я и ты окажемся на свободе. Когда нам еще такой шанс выпадет?!
– А как же все остальные?
– За остальными мы вернемся, обязательно вернемся. Просто сейчас на это нет времени. Давай, запрыгивай в кресло. Или ты думаешь, что я предательница?!
Я тут же замотал головой.
И подчинился, потому что верил Янке. Верил ее решительности, ее смелым и в чем-то безрассудным поступкам. Она ведь как Вадик, только в юбке. И красивая. Очень красивая.
Ремни она затянула мне аккуратно, так, чтобы не осталось следов на руке. И я подумал, что даже если мне будет очень больно, то я не стану вырываться – потому что стыдно, а я мальчик. И должен проявить смелость. И тогда Янка поймет, с кем связалась: не с трусом, а смельчаком. Вот будет здорово! Она, может быть, меня похвалит или даже поцелует. Снова.
Когда все было подготовлено, я вдруг спохватился и едва ли не взвизгнул.
– Постой!
– Ты чего? – удивилась Янка. – Мы же обо всем договорились…
– Скажи, почему ты уверена, что этот Чужак, ну то есть Жутик, нам поможет?
Янка остановилась, серьезно сдвинула брови и, понизив голос, сказала:
– Я в девятиэтажке старой живу… то есть жила. Так вот, у нас в соседней заколоченной квартире поселился домовой. Знаешь, какой он был?
– Страшный?
– Нет, хороший. Правильный, как любит выражаться мой папа. И совет даст, и всегда поможет делом. Просто так, не за деньги, а бескорыстно. О чем не попросишь. Все ругаются, мол, он не человек. Но вот что я тебе скажу: он лучше, чем большинство людей. И я верю, что те, кто пришли к нам из другого мира, не такие плохие.
– Ты уверена?
– А почему тогда ваш Жутик не пришиб вас с Вадиком при первой встрече? Может быть, он специально пришел к тебе снова, чтобы помочь, спасти. Ну, чувствует за собой вину, что тебя из-за него сюда упекли. А они его хотят в силки да на опыты!
Аргумент был весьма весомый. И я уверенно заявил:
– Давай, начинай, чего тянешь? Врубай свою адскую машину! Авось чего и получится.
Янка кивнула и принялась быстро щелкать по кнопкам. Заработало табло, пришли в движение датчики, загорелись голубым свечением ловушки для мух.
– Я читала про подобные машины, я знаю, что делать, у нас получится, – успокаивала меня Янка.
– Читала? Где?
– В журнале «Юный техник».
– Не переживай, я тебе доверяю, – ответил я.
Ужасный гул напомнил крохотное помещение. И я уже не слышал Янкиного голоса, зато всем телом ощущал, как за моей спиной нечто стало жадно чавкать, словно хищник, раскрывший пасть в желании полакомиться.
– Ты готов? – прокричала Янка.
– Готов!
Я стиснул зубы, еще хотел закрыть глаза, но не успел. Потому что в двери возник посторонний силуэт – только я не успел предупредить. А когда Янка попыталась опустить главный рубильник, то ее руку перехватили и отстранили, пригвоздив к стене.
***
Федоровна держала Янку за руки, прижав к стене, словно пойманную рыбу. И злобно склабилась. А потом закричала во все горло:
– Я их нашла! Сюда, скорее сюда!
В палату в буквальном смысле ворвался сначала Поддубный, а за ним следом протиснулся низкорослый мужчина в очках с толстыми линзами и огромными залысинами, которые прикрывали длинные сальные волосы.
– Как считаете, может быть, я и впрямь обладаю даром предвидения? – поинтересовался у низкорослого безопасник.
– Не уверен, но ваша работа впечатляет, – откликнулся тот.
– Будем считать эти слова за похвалу, Соломон Андреевич.
Я заметил возникший на лице Янки страх. Одними губами она повторила имя – Соломон.
Про этого изверга ходило много слухов среди ребят. Но самое ужасное, что большинство из них были правдивыми. Этот гадкий человек любил не только издеваться над подопечными, а отправлял их в отстойник. Так мы называли серый корпус без какого-либо обозначения.
– Итак, вот они, наши бунтари, – запахнув халат и заложив руки за спину, вышел на первый план Соломон.
– Гнидыши! – зло рыкнул Поддубный.
– Ну зачем же вы так? – поцокал язык ученый. – Эти ребята совсем не похожи на растение.
Поддубный недовольно кашлянул в кулак, а Соломон продолжал:
– И очень даже сообразительные. Номер тридцать восемь и девятнадцать, если я не ошибаюсь?
– Да пошел ты! – огрызнулась Янка.
– Конечно, пойду, милая моя. Даже не сомневайся. Только ведь и тебя прихвачу с собой. Очень уж ты интересный экземпляр.
Янка побледнела и прикусила язык. Ей было страшно. И мне тоже было страшно. И хорошо, что на меня, связанного кожаными ремнями, сейчас никто не обращал внимание.
– Да отключи ты эту чертову громадину! Уши уже болят от этого гула! – прорвался сквозь шум голос Поддубного.
Ученый кивнул, подошел к приборной панели, что-то там покрутил, повертел, и машина затихла, но не перестала работать. Видимо, полностью отключить ее было не так-то просто.
– Отлично, – констатировал Поддубный. И, уперев свои здоровенные ручища в бока, указал на Янку. – Девятнадцатую, я так понимаю, вы забираете себе?
Соломон кивнул.
А Янка закрыла глаза, и я заметил, как у нее по щекам потекли слезы.
– Хорошо, а что насчет нашего убийцы докторов?
– Нашего пионера-контактора… – протянул Соломон, задумчиво помяв свой подбородок. – Пожалуй, с ним мы пока повременим.
Я от удивления открыл рот. И тут же раздался противный скрипучий смех.
Смеялся Соломон, согнувшись пополам.
– Шучу, конечно. Даже не рассчитывай, что этот «алмаз» останется в общем боксе в компании бездарностей!
В любой другой день, услышав такое, я, конечно же, испугался бы. А может быть, даже принялся бы умолять оставить меня со всеми, но сейчас все было иначе. У нас был единственный шанс на спасение. И я его не упущу! Пускай Янка в меня не верит, я докажу ей, как она ошибается.
– Хорошо, – согласился Поддубный. – Забирай! Мне и так забот хватает.
Наши надзиратели совершенно забыли обо мне. И этим стоило воспользоваться. Я осторожно потянул руку на себя – она выскользнула из кожаного кольца. Потянулся вперед, и мне удалось достать до главного рубильника. Глубоко вздохнув, я резко опустил его вниз и сел обратно в кресло.
