Константин Станюкович
Шутка
Китаец приложил к своим узким глазам маленькую костлявую руку с огромными грязно-желтыми ногтями и, по-видимому, бесстрастно глядел на то, что уж заметил раньше всех.
– Тайпинги с манжурами дерутся [6], – наконец произнес он.
Хотя Вергежин и мало был знаком с китайскими делами, но слышал и кое-что читал о том, что в Китае уже несколько лет как идет борьба между тайпингами – как звали восставших китайцев – и правительством. Он знал, что война ведется с переменным счастьем, что несколько городов южного Китая во власти мятежников и что в их войсках в числе начальствующих офицеров много европейцев.
И Вергежин кстати припомнил недавний рассказ товарища, мичмана с корвета “Кречет”, стоявшего одновременно с “Голубчиком” на шанхайском рейде, как в одном из Ship-Shendlers, – как называются на Дальнем Востоке европейские лавки, в которых можно купить решительно все, начиная от гвоздя и до духов, – хозяин лавки, старый еврей, давно эмигрировавший из южной России, таинственно предлагал молодому офицеру поступить майором на службу к тайпингам и говорил, что он при заключении контракта получит две тысячи долларов и будет получать по шесть тысяч долларов в год.
– Которые тайпинги? Верно, те, впереди которых несколько европейцев верхом? – спрашивал Вергежин, не отводя глаз от бинокля.
– Да… Поближе к нам.
И через минуту прибавил:
– Они побьют манжуров.
– Вы думаете?
– Непременно. У тайпингов англичанин начальник.
– И много тайпингов в Китае?
– Много. Все бедные люди, которые понимают, отчего им нехорошо жить, – тайпинги.
– Чего ж они хотят?
– Лучшей жизни. А при мандаринах [7] это невозможно.
Вергежин перестал смотреть на берег и спросил китайца:
– А вы, Атой, конечно, тайпинг?
– Тайпинг! – ответил, понижая голос, лоцман.
– Отчего же вы не там, не с ними?
– У меня другое дело. Не всем надо быть солдатами.
Вергежин спохватился, что не дал знать капитану о том, что делается на берегу, и приказал сигнальщику доложить командиру, что идет сражение.
– Есть, ваше благородие!
И матрос побежал было к трапу, но в ту же минуту вернулся и доложил:
– Сами идут, ваше благородие!
II
Начальник отряда и командир “Голубчика”, оба в расстегнутых белых кителях, поднимались на мостик.
Они только что позавтракали и, судя по закрасневшим веселым лицам, замаслившимся глазам и несколько неуверенной походке, позавтракали очень хорошо.
– Это что такое? – спросил, обращаясь к Вергежину, капитан, статный, довольно красивый блондин, указывая маленькою белой и холеною рукой на берег.
Тон его голоса был, по обыкновению, властный, хотя и любезный.
– Лоцман говорит, тайпинги дерутся с манжурами.
– То-то дерутся, а вы не даете знать.
– Я только что посылал сигнальщика.
– Надо было не “только что”, а раньше, когда увидели! – перебил капитан.
И обращаясь к начальнику отряда с преувеличенною почтительностью именно потому, что не ставил его ни в грош, проговорил:
– Сражение, Иван Иваныч. Эти канальи китайцы дерутся между собой.
Начальник отряда, состоявшего всего из двух судов, назначенных к возвращению в Россию, бывший до того командиром корвета и “сплавленный” начальником эскадры Тихого океана, “беспокойным адмиралом”, под видом почетного назначения, – высокий, полный и рыхлый мужчина лет пятидесяти, с большим брюшком, выдававшимся из-под расстегнутого жилета, с добродушно-веселым лицом, засмеялся густым, сочным смехом и, пустивши по адресу китайцев крепкое словечко, прибавил:
– Небось зададут лататы друг от друга. Трусы эти подлецы!
– Не угодно ли взглянуть на них в бинокль?
И капитан передал Ивану Ивановичу бинокль, а себе велел подать подзорную трубу.
Иван Иванович расставил ноги, чтоб крепче держаться, и, тяжело дыша и подсапывая крупным мясистым носом, стал глядеть на берег.
– Перестреливаются… Пугают друг друга, а не сходятся. Экие болваны! – говорил Иван Иванович и снова залился смехом.
Трудно было понять, отчего он смеялся. Оттого ли, что “болваны” перестреливались, или оттого, что за завтраком Иван Иванович, кроме трех рюмок джина, попробовал и херес, и лафит, и ликеры.
