Константин Маркович Поповский
Лили Марлен. Пьесы для чтения
Профессор (негромко): Какая торжественная обстановка. Так прямо и хочется запеть какую-нибудь Марсельезу. (Молча обращаясь к одной из Эриний, вопросительно указывает пальцем на дверь посудомоечной).
Эриния (тихо): Да, господин профессор.
Профессор (Рейхсканцлеру): Раздайте, пожалуйста, всем повязки, господин Рейхсканцлер. (Сквозь зубы). Время, время…
Рейхсканцлер (подходя один за другим к присутствующим и протягивая им траурные повязки): Пожалуйста, господа, возьмите… Пожалуйста… Сделайте милость… Пожалуйста… Господин лауреат… Пожалуйста, возьмите.
Находящиеся на сцене завязывают друг другу повязки. Небольшая пауза.
Профессор (не дожидаясь пока все наденут повязки, Правилам): А вы что стоите, дармоеды?.. Забыли, что делать дальше?
Отец глухо рыдает. Первое и Второе Правила поспешно исчезают в посудомоечной.
(Отцу, вполголоса). Успокойтесь, господин лауреат, успокойтесь… Успокойтесь, а не то мне придется выставить вас за дверь.
Правила выкатывают из посудомоечной каталку, на которой покоится закрытое простыней тело Эвридики. Подчиняясь молчаливому указанию Профессора, они оставляют каталку посредине зала и отходят в сторону.
(Подходя к каталке, негромко): Ну, вот. Как видите, пьеса продолжается и все идет, как надо… (Оглядев присутствующих, сердито). У вас такие постные лица, как будто вы ждали что-нибудь другого. (Отбросив с лица Эвридики край закрывающей ее простыни, задумчиво, глядя в ее лицо). В конце концов, это всего только смерть… Всего только смерть и ничего больше. В посудомоечной, среди грязной посуды, между остатками овощного салата и жареной картошки… Ах, если бы она только могла видеть!
Отец тихо всхлипывает.
(Холодно). Я ведь, кажется, сказал, что это всего только смерть, господин лауреат… Сердце не бьется. Челюсть отвисла. Зрачки не реагируют на свет. Кожные покровы сереют, конечности холодеют и теряют гибкость. (Вновь набросив на лицо Эвридики край простыни, Правилам). Ну-ка, дармоеды, скажите-ка нам что-нибудь отвечающее случаю… Да, смелее, черт вас возьми, смелее!
Первое Правило (откашлявшись, нерешительно): Все люди смертны.
Профессор: В самом деле?.. Какая хорошая новость!.. (Рейхсканцлеру). Вы слышали?.. (Правилам). Ну-ка, ну-ка, повтори-ка нам ее еще раз.
Первое Правило: Все люди смертны.
Профессор: Мне кажется, это звучит даже несколько мажорно… Что-нибудь еще?
Второе Правило: Смерть неизбежна.
Четвертое Правило: Memento mori.
Профессор (передразнивая): Memento mori. (Рейхсканцлеру). Слышали?.. Memento mori. (Презрительно смеется). Звучит, как приглашение в дешевый ресторан.
Рейхсканцлер смеется вместе с ним.
(Правилам). Больше ничего?
Правила подавлено молчат.
(К присутствующим). Тогда, может быть, кто-нибудь еще?.. Ну, смелее, смелее, господа… В конце концов, кроме всего прочего, смерть это еще всегда хороший повод поострить, поболтать, позубоскалить, показать себя с лучшей стороны, благо, что это, как правило, не стоит ни пфеннига…
Пока он говорит, Орфей поднимается со ступенек.
(Тихо). Так, так… Господин солдат… Явление сто какое-то, душераздирающее… (Окружающим). Отойдите, господа, не мешайте…
Правила и Эринии медленно отступают в полумрак. Орфей медленно подходит к каталке с телом Эвридики. Пауза.
Орфей (приподняв конец закрывающей ее лицо простыню, негромко): Ну, что? Доигралась?.. Получила, что хотела?.. Или ты думала, что все это только шутки? Что все это сойдет тебе с рук? Дура… Ах, какая же ты все-таки дура. (Кричит). Дура! Дура! Дура! (Сдергивает с тела простыню). Увязалась за мной, как собака!.. И кто тебя только просил? Кто тебя просил!
Вергилий (подскочив, оттаскивает Орфея от каталки, одновременно, пытаясь отнять у него простыню): Не надо, господин Орфей… Отдайте. Да отдайте же, пожалуйста! (Отобрав у Орфея простыню, быстро бросает ее одному из Правил, который накрывает ею тело Эвридики).
Отец (подъезжая): Сынок!..
Орфей: Дура! Дура! Дура!
Профессор (взяв Орфея за локоть): Прекрасная речь, господин Орфей. Краткая и, одновременно, весьма убедительная… (Холодно). А теперь, пожалуйста, возьмите себя в руки и успокойтесь. (В сторону Эриний). Эй, дайте-ка ему каких-нибудь капель или что там у вас.
Окружив Орфея, Эринии пытаются увести его.
Орфей (обернувшись к каталке): Дура!
Эринии усаживают Орфея на ступеньки. Одна из них нашептывает что-то ему на ухо, другая убегает в посудомоечную за водой. Вергилий отходит и садится на ступеньки противоположной лестницы.
Профессор (Правилам, торопливо): Давайте, давайте!.. Время!
Два Правила быстро увозят в посудомоечную каталку с телом Эвридики. Всхлипывая, Отец вытирает глаза платком. Короткая пауза.
(Рейхсканцлеру, негромко). Ваш выход, господин Рейхсканцлер.
Оставшиеся Правила негромко аплодируют.
Рейхсканцлер: Да, да… Благодарю вас. (Окружающим). Простите, господа. Я скоро вернусь. (Скрывается за дверью с надписью «Администрация»).
Вторая Эриния (вернувшись со стаканом воды): Выпейте, господин Орфей.
Отец: Выпей, сынок.
Профессор (издалека): Выпейте, выпейте, господин Орфей. Не бойтесь, это вода не из Стикса. Это хорошая водопроводная вода.
Орфей пьет. Короткая пауза.
Отец (страдая): Держись, сынок. Теперь уж ничего не поделаешь. Жизнь такая поганая штука, что ей-Богу никогда не знаешь, что от нее и ждать-то…
Одна из Эриний забирает у Орфея стакан.
Орфей (глухо, в пространство): Дура… Боже мой, какая же дура…
Отец (страдая): Мужайся, сынок.
Профессор (подходя и жестом приказывая остальным исчезнуть): Послушайте меня, господин музыкант. Давайте не будем превращать нашу трагедию в дешевую мелодраму. Тем более, что пьеса-то уже почти сыграна. Осталось совсем немного. (Резко повернувшись, молча смотрит на остальных, ожидая, когда они уйдут).
Повинуясь, Эринии и Правила бесшумно покидают сцену. Отец прячется за буфетной стойкой. Вергилий, поднявшись по лестнице, исчезает за одной из дверей. На сцене остаются только Профессор и Орфей. Взяв один из стульев, Профессор садится рядом с лестницей, на ступеньках которой сидит Орфей. Долгая пауза.
(Негромко). Прекрасная мизансцена, не правда ли, господин солдат?.. Пустая сцена, полумрак, длинная пауза, предваряющая дальнейший ход событий… Этакая, знаете ли, сидящая птица, которая сама еще не знает, куда ее понесут через минуту крылья… Только не спрашивайте меня, ради всех святых, что мы будем делать дальше. Ну, разумеется, играть, господин актер, что же еще?.. Или вы все еще думаете, что у нас есть какой-нибудь другой выбор?
Орфей молчит. Короткая пауза.
Поверьте, я прекрасно понимаю, что никому не хочется скакать по этой сцене и, при этом, каждую минуту помнить, что на тебя смотрят те, кому, на самом деле, нет до тебя никакого дела, но которые все равно будут обсуждать тебя за вечерним чаем, чтобы на следующий день забыть даже как тебя зовут… Но что же делать, господин актер?.. Нас ведь не спрашивают, а просто берут и выталкивают на сцену, требуя, чтобы мы играли, кричали, жестикулировали, любили, ненавидели, и при этом, по возможности, в полную силу, так, чтобы тряслись подмостки, чтобы у зрителей чесались глаза и першило в горле… Посмотрите хотя бы на нашего господина Рейхсканцлера. Видели, с какой легкостью он переворошил весь этот чертов муравейник, который называется миром? Просто взял, да и поставил его с ног на голову, да при этом еще вытряс из него всю душу! И все это только потому, что он играет свою роль в полную силу, ни у кого не спрашивая ни разрешения, ни благословения, не мучаясь никакими «зачем» или «почему», как заправский актер, который только и знает, что свой текст, да время, когда ему надо выйти на сцену… (С едва слышной усмешкой). На вашем месте, господин солдат, я бы брал с него пример.
Орфей: Маленькое, тупое, злое насекомое.
Профессор (посмеиваясь): Но тем больнее его укусы, господин солдат, тем больнее его укусы… Помните, как страдала Ио? (Негромко смеется).
Орфей: И все это только для того, чтобы завтра стать абзацем в учебнике истории для средней школы.
Профессор: Совершенно верно, господин солдат. Маленьким абзацем в школьном учебнике. (Негромко, почти шепотом, наклонившись к Орфею). Но он придет опять. Можете мне поверить. Придет, чтобы снова поражать их страхом и ужасом. Жалить, кусать, изводить тревогой и беспокойством. Гнать, не оставляя даже времени подумать над тем, что с ними происходит… Мир, несущийся сломя голову и даже не подозревающий о причине своих несчастий. (Усмехаясь, негромко). Разве вы не знаете, что посредственность всегда возвращается, господин солдат? (Смолкнув, смотрит на Орфея).
Короткая пауза. Орфей молчит.
(Поднимаясь со своего места). Да, господин герой. Уж такое у нее свойство – возвращаться на свою блевотину, чтобы опять начать все сначала. (Помедлив, негромко). А хотите знать, отчего у него такая власть над ними?.. Только по одной единственной причине, господин солдат, – потому, что они сами слеплены из того же теста, что и он. Потому, что это они родили, и выкормили и вырастили его. Вот отчего они с таким отвращением отворачиваются от него, когда его покидает удача и делают вид, что уж они-то совсем другие. Но, помяните мое слово, господин солдат, – придет час, когда он снова вернется и тогда они опять начнут рукоплескать ему и ловить каждое его слово… (Идя по сцене, почти сквозь зубы). Жалкий мир!.. Жалкие люди. (Глухо). Иногда мне хочется думать, что они все это заслужили, господин солдат.
Пауза. Сцепив за спиной руки, Профессор медленно идет по сцене.
Орфей (негромко): Мне почему-то все время кажется, что каждый раз вы что-то не договариваете. Что-то такое, что я никак не могу понять… Знаете, что?.. Иногда мне даже кажется, что вы были бы рады, если бы я все-таки улизнул от вас. Сбежал бы, хлопнув дверью. Исчез. Испарился. Чтобы меня здесь не было. Как будто, вы все время чего-то боитесь, вот только я никак не могу понять, чего.
Повернувшись, Профессор молча смотрит на Орфея. Небольшая пауза.
(Резко). Только не думайте, что у меня есть охота отгадывать ваши идиотские загадки… Не хочу.
Профессор: Я почему-то так и подумал, господин актер, я почему-то так и подумал… (Подходя ближе). Ну, что ж, если вы не хотите отгадывать наши идиотские загадки, то мне остается только напомнить вам, что наш спектакль все еще продолжается… Надеюсь, вы готовы, господин актер?
Орфей: Если только к этому можно быть готовым, господин шутник. (Поднимаясь со ступенек). Ну? И что там у вас на очереди?.. Лезть в Тенер? Переплывать Стикс? Собачиться с Аидом?..
Профессор: Никуда вам не надо лезть и ничего не надо переплывать, господин Орфей… Потому что преисподняя, она, как судьба, – всегда шляется где-то поблизости. Стоит тебе только ее позвать и она уже тут как тут.
Свет внезапно мигает и медленно гаснет. На сцене появляются Эринии.
Вот видите. Вы еще не успели даже о ней подумать, а она уже отвечает вам, а это значит, что она всегда помнит о вас и всегда вас ждет, господин солдат… (Эриниям, негромко). Поторопитесь, лентяйки.
Обходя зал, Эринии зажигают свечи. Они горят теперь на столе, на стойке бара и на нижних ступеньках лестницы, но их света недостаточно, чтобы разогнать сгустившийся на сцене сумрак. Пауза.
(Негромко). Прислушайтесь, господин Орфей.
Орфей (озираясь): Что это?
Профессор: Это она, господин флейтист… Где-то тут, совсем рядом, в двух шагах… Чувствуете, как потянуло сыростью и запахом тлена?
Короткая пауза. Продолжая озираться, Орфей делает несколько шагов по сцене и останавливается.
Она всегда приходит незаметно, неслышно, просачиваясь сквозь все стены, которыми мы от нее отгораживаемся, смешиваясь с нашим дыханием, сковывая язык, мешая нам двигать руками и переставлять ноги, отдаваясь болью в суставах или в сердце, дыша нам в затылок и ни на одну минуту не давая забыть о себе. (Сердито). Ну? Что вы еще ждете? Пора. (Отступая в темноту). Кричите. Зовите. Умоляйте. Настаивайте. Колотите в двери… Надеюсь, вы найдете нужные слова, чтобы уговорить этого мерзавца? (Исчезает).
Орфей: Подождите… Эй… (Озираясь, делает несколько шагов по сцене, чуть слышно). Чертова дыра…
Короткая пауза.
(Негромко). Эй!.. Есть здесь кто-нибудь?.. (Смолкнув, прислушивается).
Короткая пауза.
(Кричит). Эй!.. Кто-нибудь!.. (Прислушивается).
Короткая пауза.
Чертова дыра!.. (Кричит). Или ты думаешь, что я испугаюсь твоих мертвецов?.. Как же, дожидайся!.. (Озираясь, негромко). Дожидайся…
Дверь в кабинет Профессора бесшумно отворяется и на пороге появляется Рейхсканцлер, играющий теперь роль властелина подземного царства Аида. Он одет в широкополый плащ, лицо закрывает черная полумаска.
(Не замечая Аида). Ну, давай же, выходи… Покажи мне свое лицо… Или ты только и умеешь, что прятаться в темноте? (Бормочет, озираясь и пятясь). Чертова дыра… Чертова дыра… Чертова дыра… (Смолкнув, прислушивается).
Аид: (неторопливо ступая по сцене): Зачем ты потревожил меня, сынок? Разве ты не знаешь, что живому не следует находиться среди мертвых?
Обернувшись, Орфей молча смотрит на Аида.
(Подходя, ворчливо). Не стоило бы нарушать этот вечный порядок ради каких-то глупых фантазий.
Орфей (неуверенно): Господин Рейхсканцлер?..
Аид (негромко): Тш-ш… (Проходя и садясь в кресло). Ты должен называть меня повелителем, сынок. (Посмеиваясь). Надеюсь, теперь ты видишь, как все правильно устроено в нашем мире?.. Одному выпадает властвовать над царством мертвых, а другому таскаться по этому царству, теша себя пустыми надеждами… (Мягко). Зря ты все это затеял, солдат.
Орфей молчит. Короткая пауза.
(Сердито). Я говорю: зря ты все это затеял, человек!.. Глупые, никчемные фантазии!.. Скажи мне, ну, зачем тебе все это?
Орфей молчит. Короткая пауза.
Вот видишь. Тебе даже нечего мне сказать… Знаешь, на твоем месте, я бы плюнул на все это, да поскорее женился бы на какой-нибудь пухленькой потаскушке, да еще с деньгами впридачу. (Хихикая). На этаком, знаешь ли, кусочке масляного сыра, который ворковал бы над каждым твоим словом, а уж заодно родил бы тебе несколько таких же масляных кусочков, которые называли бы тебя папой… (Хихикая). Папой!.. (Негромко смеется, но сразу обрывает смех, серьезно). Вот, что мы с тобой сделаем сынок. Ты сейчас незаметно уйдешь, а я, так уж и быть, притворюсь, что ничего не заметил… Идет?
Орфей: Я пришел сюда за Эвридикой.
Аид (сердито): Да, уж, наверное, я знаю, зачем ты пришел… Говорю же тебе, сынок, зря ты все это затеял. Только напрасно потеряешь время.
Орфей (глухо): Возможно. (Помедлив). Вы позволите нам уйти?
Аид (капризно): Я разве не сказал тебе, что меня следует называть «повелитель»? Неужели это так трудно запомнить?.. Что значит, позволите нам уйти? Ты в своем уме, сынок? (Негромко смеется). Похоже, как и все живые, ты видишь только то, что хочешь видеть и ничего больше. (Сердито). Или ты, действительно, веришь в эту чушь, что мертвые время от времени возвращаются, чтобы засвидетельствовать живым свое почтенье?.. Чушь, сынок!.. Читал, что пишут сегодняшние газеты? Средняя продолжительность жизни увеличилась почти на три года. Ты только подумай! И это несмотря на войну, голод и болезни. Люди цепляются за жизнь так, словно они знают, зачем она им нужна и как им правильно ею распорядиться. Они помнят обо всем, кроме того, о чем действительно стоило бы помнить, а именно о том, что человек, это всего только ходячая неудача… Ты знаешь, что человек, это только неудача, сынок?
Орфей: Да, господин Аид.
Аид (огорчен): А ты, оказывается, еще хуже, чем я думал. Намного хуже, сынок… Сделай-ка мне одолжение, повтори это еще раз.
Орфей: Человек, это ходячая неудача.
Аид: Вот-вот. Догадываешься, что это значит?
Орфей: Да, господин Аид.
Аид: Это значит, что на земле ничего не происходит, сынок. Ровным счетом ничего, что заслуживало бы внимания. Люди суетятся, возводят города, прокладывают каналы, воюют или строят планы на будущее, и при этом даже не подозревают, что вокруг ничего не происходит. Ничего, что хотя бы отдаленно напоминало о смысле этого слова. (Неожиданно сердито, наклонившись к Орфею). Хочешь все поставить с ног на голову?..
Короткая пауза.
Как бы не так, сынок, как бы не так. Тут нужны не такие силенки, как у тебя.
Орфей: Я пришел сюда только за Эвридикой.
Аид: Да, слышал, слышал! Рассказывай эти сказки кому-нибудь другому… (Холодно). Ты пришел, чтобы нарушить порядок, сынок. Вечный порядок, который утверждает, что в мире ничего не происходит, потому что мир – это одна сплошная неудача!.. Окажи-ка мне любезность, повтори это еще раз.
Орфей: Мир – это только неудача.
Аид: Да еще какая, дьявол бы его взял вместе со всеми потрохами!.. (Кричит в темноту). Персефона!.. А ну-ка иди сюда.
Одна из Эриний, ставшая Персефоной (появляясь из мрака): Я здесь, повелитель.
Аид (капризно): Повтори еще раз.
Персефона: Я здесь, повелитель.
Аид: Когда называешь меня повелителем, взгляд должен быть ясным, а на губах играть улыбка. Ясно?
Персефона (изображая улыбку): Да, повелитель.
Аид: Видишь, кто к нам пожаловал?
Персефона: Да, повелитель. (Орфею). Здравствуйте, господин Орфей.
Орфей: Здравствуйте, госпожа Персефона.
Персефона: Мы много про вас слышали, господин Орфей.
Орфей: Спасибо, госпожа Персефона.
Персефона: Рассказывают, что от вашей игры плачут даже камни.
Аид: Чушь!
Персефона: А когда вы играете возле реки или ручья, то они разливаются, потому что вода не хочет течь дальше.
Аид: Ерунда. Ты просто повторяешь россказни, которые слышала на базаре от невежественных торговок.
Персефона: А еще я слышала, господин Орфей, что заслушавшись вашу флейту, птицы забывали махать крыльями и разбивались, падая на землю.
Аид: Глупые твари. Туда им и дорога. (Смеется).
Персефона: А деревья начинали танцевать, так что иногда даже вырывали из земли свои собственные корни.
Аид: Хватит! (Сердито). Бабские сказки! Чем портить деревья и устраивать запруды, пусть он лучше попробует надавать пинков Времени и заставит его течь вспять… А? (Смеется). Что скажите, господин Орфей?.. Готов побиться об заклад, что это будет вам не по силам.
Орфей (сдержано): Я только пришел за Эвридикой, господин Аид.
Аид: Это мы уже слышали, господин музыкант. (Персефоне). Представь себе, он хочет, чтобы я отпустил эту невзрачную пигалицу без рода и племени. Эту вертихвостку, которая переживает, что попала сюда, не успев примерить новое платье. (Орфею). Похоже, было бы лучше, если бы ты все-таки сидел дома, сынок… (Персефоне, которая делает ему какие-то знаки). Ладно, ладно… (Орфею). Сыграй-ка нам что-нибудь, а потом можно будет заняться и твоей Эвридикой.
Орфей: Но мне не на чем играть, господин Аид.
Аид: Тогда, спой. Спой нам, а мы посмотрим, правда ли, что про тебя болтают.
Персефона (негромко): Спойте нам, господин Орфей.
Орфей: Хорошо. (Помедлив, негромко). Хорошо… (Поет «ЛилиМарлен»).
Bei der Kaserne, vor dem großen Tor
Steht 'ne Laterne und steht sie noch davor.
Da wollen wir uns wiedersehen,
Bei der Laterne woll'n wir stehen,
Wie einst Lili Marleen,
Wie einst Lili Marleen.
Персефона всхлипывает.
Аид (негромко): Тихо, дура.
Орфей (поет):
Uns're beiden Schatten sah'n wie einer aus.
Daß wir lieb uns hatten,
das sah man gleich daraus.
Und alle Leute soll'n es seh'n.
Wenn wir bei der Laterne steh'n.
Wie einst Lili Marleen,
Wie einst Lili Marleen.
Персефона всхлипывает и начинает негромко подпевать Орфею.
Орфей и Персефона:
Schon rief der Posten,
Sie blasen Zapfenstreich,
das kann drei Tage kosten Kam'rad,
ich komm sogleich,
da sagten wir auf Wiedersehen,
wie gerne wollt ich mit dir geh'n
Mit dir Lili Marleen.
Неожиданно отвернувшись, Аид громко всхлипывает и затем начинает подпевать.
Орфей, Персефона и Аид: (вместе):
Deine Schritte kennt sie,
Deinen zieren Gang,
alle Abend brennt sie,
doch mich vergaß sie lang,
und sollte mir ein Leids gescheh'n,
wer wird bei der Laterne stehen
Mit dir Lili Marleen?
Персефона и Аид смолкают, обнявшись и негромко всхлипывая.
Орфей:
Aus dem stillen Raume,
aus der Erde Grund,
hebt mich wie im Traume,
dein verliebter Mund,
wenn sich die späten Nebel drehn,
werd' ich bei der Laterne steh'n
Wie einst Lili Marleen.
Пауза. Аид и Персефона украдкой вытирают слезы. Персефона что-то нашептывает Аиду на ухо.
Аид (Персефоне): Хорошо, хорошо. (Орфею). Ладно, солдат. Можешь забирать свою красавицу, если хочешь. (Сердито). Но только с одним условием, господин певец, с одним небольшим условием, если ты, конечно, не возражаешь.
Персефона (тревожно): Повелитель…
Орфей (поспешно): Нет, нет, я согласен.
Аид: А ведь я, кажется, еще ничего не сказал тебе, сынок.
Орфей: Мне все равно. Я приму любые условия. Все, что вы захотите.
Аид (Персефоне, насмешливо): Слыхала?.. Он примет любые условия. Все, что бы ему не предложили. (Орфею). Только одно, господин неудачник, только одно. (Поманив к себе Орфея, негромко, почти шепотом). Постарайся все-таки довести это дело до конца, сынок.
Персефона (с ужасом): Повелитель… (Орфею). Не слушайте его, господин Орфей.
Аид (Персефоне, холодно): Когда я говорю, все остальные должны молча внимать. Надеюсь, тебе понятно значение слова «внимать», женщина?
Персефона (тихо): Да, дорогой.
Аид (Персефоне): Вот и сделай мне такое одолжение. (Орфею). Сам знаешь, сынок, женщинам всегда свойственно думать, что лучше болота, в котором они живут, уже не может быть ничего. Они готовы пожертвовать чем угодно, лишь бы ничего не менялось и оставалось бы навечно на своих местах. (Негромко, наклонившись в сторону Орфея). Но ведь мы с тобой так не думаем, сынок?
Орфей (негромко): Надеюсь, что нет, господин Аид.
Аид: Поэтому иди и делай свое дело. Держи ее обеими руками, вцепись ей в волосы, тащи отсюда, что есть сил, пусть упирается, пусть орет и визжит, в конце концов, две-три царапины не испортят ее милую мордашку.
Персефона всхлипывает и закрывает лицо руками.
(Персефоне, холодно). Я ведь сказал, когда я говорю, все должны молча внимать… Немедленно вытри свои глупые слезы и успокойся. Ты ведь не хуже меня знаешь, что рано или поздно это все равно должно будет случиться, рыдай, не рыдай. Когда-нибудь. В один прекрасный день. Завтра или через тысячу лет. (Орфею). Ты ведь знаешь, о чем идет речь, сынок?..
Орфей молчит.
Да, да, именно об этом, милый, именно об этом… Говорят, что тогда небо свернется, словно сгоревший свиток и звезды посыплются на землю, как осыпаются в свой час лепестки вишни, но я думаю, что нас ждут вещи похуже. Гораздо хуже, сынок. (С удивлением). Подумать только, и все это только из-за одной маленькой, золотоволосой и упрямой дуры, которую однажды все-таки вытащат за ее золотые волосы из преисподней!.. Невероятно… Просто невероятно. (Смолкает).
Орфей молчит. Персефона всхлипывает. Небольшая пауза.
(Глухо). Не думай только, что нам не страшно, сынок. Всякий раз, когда ты приходишь, у нас душа уходит в пятки, потому что каждый раз может оказаться последним. Но все-таки мы все желаем, чтобы рано или поздно это случилось, потому что это будет правильно, сынок… (Ворчливо). Надеюсь, ты не считаешь нас выжившими из ума идиотами?
Орфей: Нет, повелитель.
Аид: Да, да, всякий раз, когда ты приходишь… (Невесело посмеиваясь). Мне кажется, тут есть о чем подумать, сынок.
Орфей: Да, повелитель.
Аид (ворчливо): Вот и подумай. Подумай, пока у тебя еще есть такая возможность.
Персефона негромко всхлипывает. Короткая пауза, в продолжение которой на сцене появляются две Эринии.
(Поднимаясь с кресла). Она сейчас придет, сынок.
Эринии гасят одна за другой свечи.
Орфей (негромко): Спасибо, господин Аид… Спасибо госпожа Персефона.
Аид (подавая Персефоне руку): Я не могу показать тебе дорогу или научить, что тебе надо делать, потому что все должно быть по правилам, солдат. Уж так все устроено. (Эриниям, сердито). Правильно я говорю, ведьмы?
Одна из Эриний (проходя мимо, без выражения): Правильно, господин Аид.
Аид: Вот-вот… Тем более, что, сказать по правде, я и сам не знаю, что надо делать. Придется тебе, знаешь, уж как-нибудь самому.
Эринии уходят, оставив горящими только две или три свечи, едва освещающие сцену.
Персефона (тихо): Повелитель…
Аид (ворчливо): Ладно, ладно… (Орфею). Все, что я мог бы тебе посоветовать, так это никогда не оглядываться назад. Всегда смотри только вперед, и не слушай, что болтают у тебя за спиной… Только вперед, сынок. Потому что, если мужчина начинает оглядываться, то он становится похож на женщину, а уж тогда ему не поможет уже ничего. (Отступает в темноту, увлекая за собой Персефону).
Короткая пауза. Фигуры Аида и Персефоны едва угадываются в окутавшем сцену мраке.
(Негромко). Помни, сынок, – женщина – это всегда только оглядка. Но ведь мы не станем идти у нее на поводу?
Орфей: Да, господин Аид.
Аид (глухо, издалека): Помни и прощай.
Орфей: Прощайте, господин Аид.
Персефона (из темноты): До свидания, господин Орфей.
Орфей: До свидания, госпожа Персефона.
Аид и Персефона исчезают. Оставшись один, Орфей озирается и прислушивается, не замечая Эвридики, которая бесшумно появилась из мрака, и теперь медленно идет по сцене. На ней все то же белое платья. Волосы распущены.
Эвридика (тихо): Орфей…
Орфей оглядывается на голос Эвридики, но не видит ее.
Орфей…
Орфей: Эвридика… (Озираясь). Эвридика!
Эвридика: Орфей!
Орфей (озираясь): Где ты?
Эвридика: Я здесь.
Орфей: Я тебя не вижу. (Вытянув перед собой руки). Где ты?
Эвридика: Я здесь.
Орфей (расставив руки, кружит по сцене): Где ты?.. Эвридика!
Эвридика: Орфей!
Орфей: Я тебя не вижу!
Эвридика: Я здесь, милый. (Подходя). Вот. Совсем рядом.
Орфей (озираясь): Только голос. Один только голос… Это ты?
Эвридика: Конечно, милый.
Орфей: Ты здесь?
Эвридика: Конечно, милый.
Орфей: Видишь меня?
Эвридика: Да, милый.
Орфей: Дай мне руку. (Вытягивает в пустоту руки).
Подойдя, Эвридика берет Орфея за руку.
Это ты?
Эвридика: Да, милый.
Орфей: Я тебя не вижу.
Эвридика: Да, милый.
Орфей (кричит): Я тебя не вижу!
Эвридика: Конечно, милый.
Орфей (осторожно ощупывая лицо Эвридики): Но почему? Зачем?.. Господи, зачем?
Эвридика: Я не знаю, милый.
Короткая пауза. Орфей гладит волосы Эвридики.
Орфей (хрипло): Вот, значит, как… Только голос и ничего больше… (Сквозь зубы). Вонючая дыра…
Эвридика: Да, милый.
Орфей: Грязная, вонючая дыра… Знаешь, как нам отсюда выбраться?
Эвридика: Нет, милый.
Орфей: Я так и думал…(Оглядываясь по сторонам). Тогда пойдем туда. Куда глаза глядят… Ну? Куда?.. Туда?.. Или туда?.. Ты меня слышишь?
Эвридика: Я думаю, это все равно, милый.
Орфей (глухо): Верно. Когда не знаешь дороги, то это уже не имеет никакого значения. (Сквозь зубы). Чертова дыра… (Тянет Эвридику за руку). Ну, что? Идем?
Эвридика: Если ты хочешь.
Орфей: Что?.. Можно подумать, что ты хочешь чего-то другого!.. (Помедлив, негромко). Эй…
Эвридика: (издалека) Я здесь.
Орфей: Что-нибудь случилось?
Короткая пауза. Эвридика молчит.
Ты меня слышишь?
Эвридика: Да, милый.
Орфей: Что случилось?
Эвридика (тихо): Я не знаю…
Орфей (притягивая Эвридику к себе): Что? Что? Что?
Эвридика (быстро): Нет, нет, ничего… В самом деле. Совсем ничего, милый… Знаешь, мне было так спокойно сначала, как будто я опять оказалась в своем детстве, на поляне, позади нашего дома, где мы играли с сестрой, и где не надо было думать ни о чем – ни о грязной посуде, ни о прическе, ни о том, что скоро кончится лето. (Глухо). Так спокойно, как будто я и в самом деле уже умерла… А потом я услышала твой голос. Ведь это ты разговаривал с Аидом?
Орфей: Да.
Эвридика: У него такие глаза, как будто он тысячу лет не слышал человеческого голоса… Он сказал тебе, что мир – это только одна неудача?
Орфей: Да.
Эвридика: И что на свете, что бы ни происходило, ничего не происходит?
Орфей: Да.
Эвридика: Ты ведь знаешь, что он сказал тебе правду?
Орфей: Да.
Эвридика: Господи, Орфей! Какие мы были глупые!
Орфей: Да.
Эвридика: Думали, что сможем построить лестницу от земли до неба, тогда когда у нас не было сил даже на то, чтобы посмотреть друг на друга.
Орфей: Да. Пойдем. (Тянет Эвридику за руку).
Пройдя несколько шагов за Орфеем, Эвридика вновь останавливается.
Эвридика: Постой… Слышишь, какой ветер?
Орфей: Не выдумывай. Здесь нет никакого ветра.
Эвридика: Он бьется в окна, гудит в трубах, свистит в щелях… Послушай… (Замирает, прислушиваясь).
Короткая пауза.
(Тихо). Он унесет меня, Орфей.
Орфей: Ну, это мы еще посмотрим.
Эвридика: Ты будешь меня помнить?
Орфей: Не говори глупости. (Тянет Эвридику за собой).
Эвридика (упираясь): Орфей!
Орфей: Что?
Эвридика: Ты будешь меня помнить?
Орфей: Нет. Да. Не знаю. Пойдем. (Тянет Эвридику).
Эвридика (идет за Орфеем): Подумай, как это все смешно… О, Господи!.. Во всем мире ничего не происходит и только этот ветер гудит, не переставая, заметая все следы, как будто это единственное дело, которое возможно на этой земле. (Останавливаясь). Теперь ты понимаешь, что мертвые гораздо честнее живых? По крайней мере, они не притворяются, что заняты какими-то важными делами и не болтают без конца о будущем, потому что знают, что там, где ничего не происходит, будущее уже давно наступило…
Орфей: Да. (Тянет Эвридику за руку).
Эвридика (упираясь): Постой… Ты ведь помнишь, что сказал этот ужасный Аид? Что мир – это всего только неудача?
Орфей: Да.
Эвридика: А теперь послушай, что скажу тебе я.
Орфей: Потом.
Эвридика: Нет, сейчас. Сейчас…
Орфей: Эвридика…
Эвридика: Я скажу тебе это на ухо, чтобы никто нас не услышал. (Обняв Орфея, что-то шепчет ему на ухо).
Орфей: Да. Да. (Озираясь по сторонам). Хорошо.
Эвридика: Ты запомнил, что я тебе сказала?
Орфей: Да. Пойдем. Мне кажется, я видел в той стороне свет…
Эвридика (с легким смехом): Ах, Орфей…
Орфей: Постой… Да, постой же… (Привлекает к себе Эвридику и какое-то время смотрит на нее, затем пытается дотронуться до ее лица).
Короткая пауза. Орфей смотрит на Эвридику.
Эвридика (тревожно): Что случилось, милый?
Орфей: Мне кажется, я снова тебя вижу …
Эвридика (резко): Нет! (Отворачивается от Орфея).
Орфей: Нет, правда. Твои глаза… (Хочет повернуть Эвридику к себе лицом).
Эвридика: Не смотри на меня!
Орфей: Я вижу твои глаза.
Эвридика: Орфей! (Пытается вырваться).
Орфей: Да, подожди же!
Эвридика (кричит): Орфей!..
Орфей: Господи, я тебя вижу…
Эвридика (отворачиваясь и вырываясь): Нет, нет, нет!..
Орфей: Да, посмотри же на меня.
Эвридика (глухо): Орфей… (Выскользнув из рук Орфея, исчезает).
Орфей (негромко): Эвридика!.. (Шарит вокруг себя руками).
Короткая пауза.
(Кричит). Эвридика! (Идет по сцене, трогая рукой воздух). Эвридика!.. Дай мне руку…
Короткая пауза. Орфей кружит по сцене.
(Остановившись). Эй, где ты?.. Эвридика!.. (Смолкнув, озираясь по сторонам).
Короткая пауза.
