Константин Кокуш
Можно, я останусь тут жить?
2.
– Что, так и стоял во весь рост на бастионе под пулями? Все прятались, а он стоял?
– Да. Я вот думаю, что это за качество такое. Ведь мог же пригнуться, другие же прятались – и остались живы. И он мог пригнуться, и Корнилов мог… Да и боялись, наверное, не меньше других. Но – стояли, дух матросский поднимали. С их именем на устах матросы и под пули шли, и умирали. Правильно это или нет? Ведь погибли все самые лучшие, самые талантливые, самые умные. А дурак Меньшиков, к примеру – живехонек остался. И ведь зазря погибли, город все равно пал. Тем не менее, когда их имена слышишь – дрожь побивает, это ж каким человечищем нужно быть…
– Грустно это.
– Ага, теперь у нас по плану Херсонес, как раз закат скоро, погуляем по вечерним развалинам. Романтика!
Кажется, наша прогулка по Малахову кургану немножко растормошила Таню, она уже не смущалась. Более того, она как-то очень эмоционально воспринимала простые и знакомые мне с детства места. Так, словно не абстрактный адмирал Нахимов сто пятьдесят лет назад был убит на бастионе, а ее отец или дедушка – я видел слезы на ее глазах, когда рассказывал о последних днях Первой обороны, о тысячах людей, в печали бредущих по понтонному мосту, оставляя Город. О том, что 'Современная Троя', как называли Севастополь англичане, пала, но падение ее не принесло победы союзникам. О том, что в результате той войны проиграли все. В особенности – те, кто не вернулся…
Херсонес встретил нас багряным диском солнца и потрясающе красивыми облаками вокруг него – редко поймаешь такой красивый закат, что и солнце над горизонтом, и облака вокруг, и воздух чистый, прозрачный… Таня принялась щелкать своим цифровым 'кодаком', как принимается пить из родника человек, прошедший много дней по пустыне – жадно, часто, теряя и разбрызгивая вокруг себя воду, но, в то же время – как-то трепетно, получая от каждого глотка неописуемое удовольствие, такое удовольствие, которое можно испытать от воды, только пройдя через пустыню… Золотой купол Владимирского собора еще сиял в последних лучах солнца, а прибой у наших ног уже стал чернеть, наливаться тяжестью ночного, теплого моря.
– Можно, я останусь тут жить? – спросил Таня
– Жить?
– Ну да, поставлю палатку, и буду просто жить… Под этим небом, среди этих камней, возле этого моря! Разве это не счастье? Поверь, я имею на это право!
– Хорошая мысль, только зачем в палатке? Можно и в квартире.
– Можно, но не то… Выйду из палатки, а у ног плещется ласковым котенком море, обернусь и увижу древние базилики, храм вон сияет…
– А ведь море бывает не только ласковым котенком. Оно бывает и разъяренным тигром! Порвет твою палатку в клочья и не заметит даже! Еще бывает дождь, снег, ветер. А летом тут бродят толпы жаждущих впечатлений туристов. Выйдешь ты летом из палатки – а они как давай тебя щелкать, станешь местной достопримечательностью!
Уже давно стемнело, а мы все бродили по Херсонесу, выхватывая тысячелетние тени в тусклом свете фонарика… Мы прыгали по ступенькам античного театра, лазили по стенам Цитадели, гладили руками и без того отполированный до блеска мрамор алтаря Венеры… Мы жили этим древним местом, мы вдыхали в себя его воздух, его дух, его гордость…
'Клянусь Зевсом, Землею, Солнцем, Девою, богами и богинями олимпийскими и героями, кои владеют городом, землею, и укреплениями херсонеситов: я буду единомыслен относительно благосостояния и свободы города и граждан и не предам Херсонеса – ни Эллину, ни варвару, но сохраню народу херсонеситов....'.
Таня читала вслух перевод клятвы так, словно это она стояла сейчас на площади перед всем народом и клялась в верности родному городу…
'… Зевс и Земля, и Солнце, и Дева, и боги олимпийские, мне,
пребывающему в этой клятве, да дадут благо и самому, и роду, и моим, а не пребывающему – зло и самому, и роду, и моим, и да не приносит мне плода ни земля, ни море, и женщины да не благорождают прекрасных детей…'
– А что, клялись только мужчины?
– Да, юноши, при достижении 16 лет – присягали городу и становились его полноправными гражданами. А заставить девушек давать клятву никому и в голову не приходило – что с них взять!
– Да ты у нас женоненавистник?
– Да нет, шучу. Женщины тоже были полноправными гражданками Города, но вот присягу не давали… Танюша, поехали, я тебя отвезу спать – завтра вставать рано.
