Константин Александрович Сутягин
Стальной Лес
В голову Николаю вновь ударил внутренний голос его авантюристской натуры, которого он не слышал так давно: «Ты собираешься искать мифическое место, которого, может, и не существовало никогда. Ты не слышишь тех, кто говорит тебе о безумии этой идеи, а говорили бы все, если бы знали о ней. Так стоит ли тебе бояться небольшого трюка с нелегальной конторой? Где же твой фанат адреналина? Думаешь, ты похоронил его, но он стоит у тебя за спиной. Просто признай его, и мир преобразится. Прими его помощь, дружи с головой.» От такой речи своего подсознания Багровский вздрогнул и даже обернулся, будто действительно пытался найти сзади того самого похороненного, про которого говорил внутренний голос. Позади было пусто.
Часы в коридоре ударили один раз, оповестив о наступлении часа ночи. Капитан Багровский лежал в кровати уже час и всё никак не мог забыться сном. Ему было неприятно, ему было страшно, но в глубине души он понимал, что именно этого от него хочет его подсознание, и пока он не пойдёт у него на поводу, оно не даст ему никакого душевного покоя. Поэтому было принято нелегкое и рискованное решение: он всё же пойдёт на это дело. «Выдвигаемся на рассвете,» – подумал Николай, прежде чем провалиться в сон.
Всю ночь он спал как на иголках. Каждый шорох, каждый взмах крыла случайной птицы за окном, каждый звук за стенкой заставлял Николая просыпаться и со страхом сверять время, не опоздал ли он, не говоря уже о бое часов. И вот, когда часы пробили четыре часа, он поднялся с кровати и устало, пошатываясь побрёл в кухню. От всего трёхчасового сна ужасно болела голова, ломило спину и тянуло залиться жутким хрипящим кашлем, но раз он решил что-то делать, то не привык давать заднюю в последний момент. Такая уж привычка у капитана была. Назвался груздем – полезай в кузов. Попутно собирая мозги в кучу, он приготовил себе кофе и пожарил к нему два яйца с беконом, чесноком, луком и томатом. Рассвет наступал только к пяти часам утра, а сейчас за окном чуть светало, и Николай решил позавтракать в квартире, не на балконе, как обычно делал весной и летом. Пока снаружи было нечем любоваться, зато было прохладно, и, как известно, только что пробудившийся человек ощущал бы это вовсе как мороз.
Свежий и ароматный завтрак всё же приободрил Багровского: голова уже не болела так сильно, появилась хоть некая энергия, и жизнь в его глазах стала чуть ярче. Тарелку и чашку он оставил на столе: сейчас не так много времени на всякие хозяйственные моменты. Надевать на такое опасное дело что-то, по чему его легко узнают, было бы крайне глупо, и Николаю пришлось искать в гардеробе что-то старое, в чём его точно никто и никогда не видел. Минут пять спустя было найдено пальто с защитными вставками дублёной кожи. Это пальто ему в шутку подарил на именины преподаватель Академии, с которым он и Николай смогли стать чуть ли не лучшими друзьями. На тот момент времени Багровский пребывал под сильным впечатлением от прочитанного приключенческого романа, и был проникнут атмосферой вот таких опасных приключений в магических лесах, бок о бок со сказочными существами. Преподаватель философии, в свою очередь, подарил ему такое пальто с элементами кожаной брони. После этого Николай смеялся, мол, «куда мне такое? Будет же просто висеть в шкафу, ждать заезжей моли, но философ ответил: « Время и место каждого подвига определяется судьбой, но если не придёт герой – не будет и подвига, поэтому пусть лучше герой будет, на случай, если судьба всё же решит назначить подвиг,» – и тоже засмеялся. И вот теперь было понятно, что судьба, наконец, добралась и до Багровского.
Теперь походка капитана была чуть более бодрой и скорой. Путь от его дома до трактира «Толстая Камбала» занимал немногим меньше двадцати минут, поэтому стоило поторопиться. Город ещё и не думал просыпаться: на улицах не было никого, даже дворников, а солнце только-только добралось своими лучами до крыш трёхэтажных домов, и теперь всецело пыталось согреть их промёрзшую за холодную ночь металлическую кровлю. По направлению от Витерры веял прохладный ветерок, время от времени заставлявший капитана поёжиться от холода и поглубже засунуть руки в карманы. В тиши раннего утра Сагара стук каблуков Николая по тротуару звучали для него будто ружейные залпы, и он переживал, как бы никто не высунулся из окна и, недовольный столь ранним пробуждением, не покрыл его бранью. Но всё было тихо: окна домов были закрыты, и никто не собирался открывать их, пока на улице не станет теплее. И вот, за поворотом улицы показалась вывеска трактира, куда Николай и его прошлая нечестивая компания так любили ходить после учёбы. Сам трактир был открыт от рассвета до рассвета, но Леонид и Висконт ждали Багровского совсем не там. Два приятеля сидели на гранитном поребрике, разделявшем тротуар с рекой, и курили махорки. Лёня остался именно таким, каким его запомнил Николай на посвящении: грузный тёмноволосый мужчина сорока лет, с такой же тёмной и густой бородой. Густые брови немного закрывали от солнца карие мудрые глаза. Одет он был в чёрную плащ-куртку, новые рабочие брюки и блестящие чёрные ботинки. Багровский заметил сигаретный дым ещё издали, и уже понял, где, скорее всего, сидят его спутники. Они тоже услышали его приближение ещё до того, как он сам появился в поле зрения. Климов и Кровин встали на ноги, закусили сигареты зубами и пошли навстречу своему сообщнику.
– И всё же ты пришёл, – довольно произнёс Виски, выпуская в воздух кольцо густого дыма, – а мы уже поспорили, придёшь ты, или нет. Кстати, Лёнь, ты проспорил, – он хитро покосился на Кровина, который уже искал что-то в кармане куртки.
– Да понял я, понял, – пробурчал он, протягивая приятелю пачку хороших недешёвых сигарет, – как сам, Никола?
– Волнуюсь, по правде-то сказать, – почесал тот в затылке, – что ни говори, а предчувствие у меня такое, что крылья нам подрежут…
– Мысли материальны, господин капитан, – с насмешкой сказал Лёня, отводя взгляд на Висконта, крутившего в руках пачку, – не дрейфь, и всё пройдёт гладко. Ты, главное, в словах не запутайся, не придумывай кучи детальных описаний, это наоборот создаёт ощущение неправдоподобности.
– И то верно… Погоди, чего это тебя так на мудрости общения распирает? Ты же вроде раньше, в Академии, языком шевелил еле-еле, а тут такие неопровержимые аксиомы выдаёшь.
– А вот тут целиком и полностью Лёнькина заслуга, – всё еще улыбаясь, встрял Климов, прямо вклинился, – он у нас предпринимателем заделался, книжонки печатает. Дружище, просветишь?
– Я свою типографию открыл пару лет назад. Большие типографии не берут начинающих писателей, а у меня в конторе требования низкие, почти никаких. Идут все подряд, вот деньги и идут. Только разве что недавно кое-кому случайно бракованный тираж напечатали, а заместитель мой, тугодум, отказался перепечатывать бесплатно, денег потребовал. А этот заказчик оказался довольно именитым писателем и даже критиком, у которого выдалась чёрная полоса, вот он и решил сэкономить на тираже, придя в компанию подешевле и поскромнее. Денег у него немного осталось, а вот вес голоса остался прежним. Написал он, в общем, гневную рецензию на нашу работу, всем разослал, газеты это подхватили, напечатали у себя статьи, и поймали мы всеобщую немилость. Писатель поставил нам ультиматум: заменить минимум половину оборудования на более новое. При условии продажи всех станков, нам хватит всего на неполную треть первоначального количества, вот я и связался с Вискарём.
– В общем, – посмеялся Виски, – Лёня снова намудрил с описаниями. Он в последние годы много общался с писаками и редакторами всякими, вот и набрался у них познаний в литературе и разговорах.
– Да, и кстати о конторах. Какой план всё-таки? – спросил Николай, попеременно глядя то на одного сообщника, то на другого. Те, в свою очередь, посмотрели друг на друга с ничего не понимающим видом, – понятно. Опять всё я придумываю, как и всегда. Ну ладно, я всё прикинул еще ночью, примерно. План таков, мы, вооружённые и с закрытыми лицами, заходим в контору, говорить буду я. Если я не смогу, припугнём их пистолетами. Кстати, что у нас за стволы? – Кровин ухмыльнулся, подмигнул Николаю и раскрыл пазухи своей куртки, отчего у того раскрылся рот в удивлении. Во внутренних карманах у Лёни висели три блестящих новеньких «Гренадера». Так назывался разработанный в прошлом году пистолет. Однозарядный, старого типа, но его огневой мощи позавидовали бы малые корабельные пушки на галеонах. Тёмная дубовая рукоять была отделана искусной резьбой, видимо, ручной. Воронёная сталь формировала ствол и курок смертоносного оружия, калибр которого действительно походил на ствол крупнокалиберного ружья более, чем на ствол пистолета. Плавная изящная гравировка на левой стороне ствола гласила: «Гренадир». После гравировки на каждом пистолете был выгравирован уже росчерк оружейного мастера, который и изготовил этот пистолет. Николаю вспомнился краткий очерк этого пистолета в газете, которую он читал сразу после выпуска первой модели: «После заявления о завершении разработки оружейные критики и испытатели восприняли новинку не очень тепло, в частности, из-за устаревшего типа пистолета. Они ожидали от него не более, чем от других однозарядных пистолетов данного типа. Но после выпуска первых моделей их испытания превзошли все возможные и невозможные ожидания. Приводим отзыв ведущего специалиста: «Я всё ещё под впечатлением от его возможностей. Мои ожидания были сильно занижены ввиду устаревшего образца, но все сомнения и предрассудки вылетели из головы после того, как это чудовище одним выстрелом уничтожило крепчайшую дубовую чурку, на которой я всю свою рабочую жизнь испытывал оружие. Я испытывал на ней всё: пистолеты, ружья, винтовки, арбалеты, а «Гренадер» разнёс её в щепки! Теперь, кажется, я понимаю, почему он так называется. После одного выстрела будет такое ощущение, будто имперский гренадер только что использовал на одну цель всё, что имел при себе. У меня нет слов, честно». В свободную продажу «Гренадер» поступит после обеспечения нужд армии и гвардии Империи». И теперь аж три «Гренадера» были прямо перед его глазами. Он смог только кивнуть в ответ на демонстрацию. Аж страшно подумать, что такой монстр может сделать с человеком.
– Я считаю, мы готовы, если у нас при себе есть хотя бы один такой, не говоря уже о трёх… – присвистнул Климов. Видимо, он тоже не знал точного оружия до сего момента, – настоящие ручные пушки. Ну что, выдвигаемся? На месте разберёмся, основная часть плана ясна. Лёнь, раздавай.
Кровин вынул из-за пазухи тяжелые пистолеты и выдал всем по одному, с видимым удовольствием держа в руке каждый из них. Потом он повторил такие же действия с лицевыми повязками.
– Наденем и вооружимся непосредственно перед входом, – сказал он, – выходим, время – пять часов утра.
Пистолеты были убраны за пазуху, повязки спрятаны в нагрудные карманы. Леонид и Висконт докурили махорки и выкинули окурки в урну. Что ни говори, а чему-то за эти годы они научились. Если смотреть на Кровина, то он всегда был сравнительно вежливым, цивилизованным и воспитанным парнем, он и был-то старше сокурсников на пять-шесть лет, оттого и умнее, если можно так сказать. А вот Климов изменился довольно сильно: теперь он хотя бы выкидывал мусор, куда положено и общался не только однословными предложениями, но и чем-то посложнее.
Компания из трёх мужчин, все с разными мыслями, но каждый с весьма серьёзными намерениями. Скорым шагом они направились от набережной ко входу в контору, из которой собирались выбить, возможно, сущие копейки, причём, с риском для здоровья, а то и для жизни. Входная дверь находилась в одном из внутренних дворов. Вокруг всё было тихо: ни звука снаружи, ни движения внутри двора, никого в окнах домов. Приятели выстроились в шеренгу: у самой двери встал Николай, оглядываясь по сторонам; за ним пристроился Висконт, напряженно водивший рукой по кожаным ножнам, в которых притаился его любимый ножик, коим он частенько козырял ещё в Академии; а замкнул отряд Леонид, нахмурившийся и сосредоточенный, но сохранявший ровное и спокойное дыхание. Коротко шикнув, Лёня показал остальным характерный жест, означавший «Приготовить пистолеты». Все трое достали оружие из-за пазухи и натянули платки на лица от подбородка до середины носа. Переглянувшись, Багровский кивнул сообщникам, и все трое, не нарушая строй, вошли внутрь.
Парней встретил небольшой пустой коридор: не длинный, но и коротким его назвать было нельзя. Стены обклеены зелеными, не очень чистыми обоями с какими-то узорами. Горела свеча в канделябре, висевшем на стене, и своим маленьким пламенем она несоразмерно коптила некогда белый, или хотя бы серый потолок. В остальном, коридор был погружён во мрак. Ближе к концу перехода находились две одинаковых двери: одна в конце коридора, прямо напротив входа, и вторая в стене рядом с концом. Та, что в стороне, была немного приоткрыта, внутри комнаты было темно.
Климов ускорил шаг и подкрался к двери. Отворив её на градусов десять больше, он заглянул внутрь, и тусклый свет свечки проник в помещение. Его взору открылась такая картина, какую он и ожидал увидеть: по полу всей, довольно просторной комнаты, лежали грязные, старые и рваные спальники, в каждом из которых лежали и спали разномастные мигранты. Видимо, здесь их и размещали, но условия содержания здесь были более чем спартанскими. Обшарпанные стены с облупленной штукатуркой, на которых не было ни единой свечи. Единственные четыре окна, которые выходили во двор, были заколочены грубыми, полусгнившими досками, отчего снаружи помещение казалось заброшенным.
Виски вернул дверь на прежнюю позицию и занял своё место в строю, кратко и шёпотом объяснив, что он увидел внутри. Приятели понимающе кивнули, вспомнив, куда они пришли. Все трое подошли к дальней, закрытой двери и приготовились. Николай сделал глубокие вдох и выдох, поднял в памяти всё, что он хотел сказать и принял расслабленный, уверенный в себе, но серьёзный вид. Его сообщники сделали примерно то же самое, разве что, им было нечего вспоминать. Они приготовили пистолеты, Багровский положил руку на дверную ручку, кивнул Лёне и Виски, а затем отворил дверь.
Войдя внутрь, в помещении повисла мёртвая тишина. Сердце каждого человека в этой комнате стало неистово колотиться: у кого от возмущения, а у кого от неописуемого ужаса. Когда подложные бандиты зашли, по всей видимости, в приёмную, куда приходили нелегальные мигранты от безысходности, они замерли от ужаса. Взгляды их пересеклись со взглядами другой группы из трёх человек, скорее всего, беседовавших с мужиком за стойкой с настольной лампой. В руках у каждого из трёх было оружие: двое человек сжимали обрезы двустволок, а один из них, наверное, главный, тот что в шляпе, держал настоящий автомат. Экспериментальное оружие разрабатывалось исключительно подпольными оружейными мастерскими и не поступало в розничную продажу: только для своих. По одежде тех мужчин можно было понять, что это бандиты, только вот настоящие: красивые, плотные, качественные пальто песочного цвета, такие же брюки и чёрные жилетки под пальто. Под жилеткой на их груди были белые рубашки и темно-зелёные галстуки. На головах двоих были кепки-восьмиклинки, главный владел элегантной шляпой такого же песочного цвета и с белой шёлковой лентой. Все трое были гладко выбриты, причёсаны и ухожены, выражение лиц источало спокойствие и удовлетворение.
Впрочем, такими их лица оставались недолго. Встретившись глазами с незваными гостями, они раскрыли рты от удивления. Прошёл какой-то миг, и зубы их стиснулись, а брови съехались к центру лба внизу, а руки ещё крепче сжали оружие.
– Что-то я не понял сейчас, – с восходящей интонацией сказал главный, и его можно было понять. Цивилизованная мафия Сагара пришла получить оговорённую сумму со своих подопечных, и прямо в это время к ним заваливаются трое каких-то шутов с оружием наперевес и платками на лицах. Но прежде чем он успел что-то сделать, Николай, с которым он столкнулся носом к носу, выхватил из-за пояса Висконта его нож и наугад полоснул им прямо по лицу бандита. Хлестнула кровь, громила, где-то на голову выше капитана Багровского, взревел не своим голосом. Недолго думая, Леонид вытянул руку с «Гренадером» вперед и почти в упор выстрелил одному из подручных предводителя прямо в голову, практически, низведя её до атомов. Следующий выстрел совершил уже оставшийся один подчинённый: он выпустил два залпа из своего обреза в грудь Кровина, который в ту же секунду, страшно хрипя, рухнул на пол. Оглохший от пальбы в замкнутом помещении, Николай, пошатываясь, вылетел из комнаты, и, протискиваясь сквозь толпу паникующих и проснувшихся от грохота выстрелов переселенцев, выбежал из коридора на улицу. За ним из здания, спотыкаясь, вылетел Виски и понёсся в сторону реки, противоположную от того направления, куда побежал Николай. Из темноты коридора показался раненый ножом в лицо предводитель группы, и стал беспорядочно палить то в убегающего Висконта, то в летевшего на всех парах Багровского. Осознав, что не догонит сразу двоих, он выпустил ещё несколько пуль в Николая и стал преследовать Климова, прикрывая рукой порез чуть ниже левого глаза.
Капитан Багровский бежал, не останавливаясь и не глядя назад. В ушах звенело от выстрелов, голова трещала от ещё неполного осознания происходящего, а самого его мутило и норовило вывернуть наизнанку. Он нёсся, по ощущениям, минут пятнадцать, никак не меньше. Наконец, добежав до своего так горячо любимого с детства моста, он схватил руками изгородь и всё же низвергнул в Витерру всё, что находилось у него внутри. Закончив неприятный процесс, он обмяк и сел на мостовой, оперевшись спиной на ограду, и не обращая внимания на редких прохожих, удивлённо глядевших на столь странное с утра явление. Николай очень тяжело дышал, он весь трясся, а голова прямо раскалывалась. К тому же, во рту и в глотке оставался пренеприятнейший привкус кислоты, а затем к нему прибавился кровавый привкус. По всей видимости, он приложился обо что-то или об кого-то, пока пытался сбежать из конторы. Переведя дух, отсидевшись у ограды, Багровский тяжело поднялся на ноги и поковылял в сторону дома.