Комбат Найтов
Один и по ту сторону
Глава 4. Первые контакты с местными индейцами
Ну, если с товарищами из Испании удалось разобраться довольно быстро и эффективно, то неожиданно в город пришло человек 150 индейцев, которых я, честно говоря, увидеть совершенно не ожидал. Я считал, начитавшись переводов Саагуна и «черного пиара», который буквально обрушился на испанцев во времена их ожесточенной борьбы с англичанами за «испанское наследство» в конце текущего XVII и, особенно, XVIII века, что реки крови пускали индейцам, всех переселяли, поголовно отправляли копать серебро в Потоси. Малая часть этих россказней соответствовала действительности, но лишь малая часть. На Тринидаде больших терок между населявшими остров тремя племенами араваков: непойя, суппойя и яо, не было. И даже в момент оккупации острова англичанами его население составляло около 3200 человек, 200 из которых были белыми, а остальные – араваками. Конечно, население острова стремительно деградировало из-за привнесенных на остров европейских заболеваний. Но специально его никто не уничтожал. Хуже того, уже существовали креолы, метисы индейцев и испанцев. Дети которых были более устойчивы к европейским болезням. Вот они и стояли перед воротами, а я не знал, что с ними делать: попы-то уже уехали! А они пришли крестить детишек и помолиться в соборе. Пришлось разрешить им войти. Их языка я, понятное дело, совершенно не знал. Хорошо ещё, что двое из присутствующих пусть и с трудом, но понимали латынь, на всякий случай послал искать тех восемь испанцев, которые остались в городе и перешли в русское подданство. Один из них чуть позже подошел, когда наш разговор совершенно зашел в тупик из-за языкового барьера.
– Мигель, объясните им, что их святой отец уехал, и теперь им самим придется проводить здесь свои службы. У меня во флотилии ни одного попа нет. Был один, остался в Мадриде.
– Как это?
– А вот так! Мы не из Москвы, а с Сахалина. У нас там есть священник, отец Симеон, но он на острове один.
– Остров маленький?
– Нет, он в 15 раз больше, чем этот. На еще одном острове священников нет совсем, а он еще больше Сахалина. Поэтому на островах объявлено о свободе вероисповедания. Государство и я, как наместник, этим вопросом не занимается. Здесь я, тоже, заниматься этим не буду. Хотят молиться? Пусть сами себя и обслуживают, как мои матросы, часть из которых – верующие.
– Интересная у Вас страна! И десятину не берете?
– Нет, налог платит сама церковь мне, а я переправляю эти платежи в Москву.
Мигель все понял, и, на смеси испанского и аравакского, объяснил ситуацию, что на острове теперь другое начальство, и другие порядки. Переспросил меня:
– А кто крестить детей будет?
– Сами пусть и крестят, а зарегистрируем их в ратуше, такая книга там есть.
Благодаря или из-за этого случая пришлось мне на время отложить экспедицию по соседним островам и весям, а с небольшим отрядом морской пехоты, в конном строю, посетить всех старейшин всех племен. Сопровождал нас Мигель Торес, который даже вошел во вкус и через некоторое время я ему поручил контакты с местными. Сам он – топограф, не морской, а сухопутный, создавал и продолжает создавать атлас острова. Бывал почти везде, заканчивал университет в Севилье, уже 15 лет работает на острове. Я ему прозрачно намекнул, что с удовольствием возьму на работу преподавателей по некоторым предметам, так как наш университет на Сахалине буквально задыхается от нехватки преподавательского состава. Правда, с письмами пока дело обстоит совсем плохо, но готовится рейс в Гавану и в Мексику, уйдет и его почта. С ним я мотался почти неделю по острову, он, конечно много меньше, чем Сахалин, но проблем здесь выше крыши. Бездорожье – главное из них. Плюс, из-за того, что провалилось создание здесь сельскохозяйственных угодий, люди разъехались, деревушки разорились, поля быстро покрылись свежей растительностью. Те же проблемы, как у нас, умноженные на отсутствие населения. Испания – страна свободная, иммиграция оттуда полностью отсутствует: кто ж поедет в провинцию, где никого и ничего нет? А бюджет выделил деньги на строительство четырех зданий за более, чем 60 лет. А остальное стройте сами! Был тут один хитрован, который араваков «перевел» в карибы, чтобы иметь право брать их в рабы, племена откочевали, тот помучился пять лет, и уехал. Частично племена возвратились на место. Но на острове очень мало лошадей, а это – основная тягловая сила, и это увеличение скорости транспортировки. Перед нами так же стоит эта проблема, но наличие скоростных судов дает какую-то надежду, что эта проблема будет решена. Пока, не считая 15 чистопородных «арабов», прибывших на трех кораблях, 12 неплохих строевых лошадей, оставшихся от солдат, мы их выкупили, четыре лошади из управы, 8 лошаков и три десятка мулов, да двадцать ослов на весь остров. Что-то есть у индейцев, но этих можно не считать.
В августе удалось потопить в проливах двух залетных «пиратов»: португала и голландца, но это по характерным особенностям корпусов и парусного вооружения. Сами они ничего сказать не могли, национальных флагов они не носят, вообще, шли без флагов. Брать в плен эту публику нет никакого смысла. Взяв с собой почту, я решил пройтись до Гаваны, пока сезон ураганов не начался. Маршрут выбрал такой, чтобы и разведку провести. Первый на очереди порт, расположенный на острове, который Колумб назвал Консепсьон, в честь праздника непорочного зачатия девы Марии. Однако название не прижилось и остров продолжали называть Майо. Еще одно дали ему первые поселенцы-испанцы: Гранада, по названию провинции, откуда они прибыли. Поселение носило тоже это имя. Там есть удобная гавань, да вот беда, три года назад Филипп IVпродал остров Франции. Зная это, я и рассчитывал на удачу в переговорах с ним. Пока Испания и Франция временно помирились, заглянем туда и посмотрим, чем там соседи занимаются. Кстати, можно попробовать и письма Мигеля отправить, пока они дружат. Визит туда был коротким, но с хорошим экономическим результатом, из-за чего пришлось возвращаться на Каири: мы привезли обратно более сотни испанских лошадей и саженцы сахарного тростника. Затем я продолжил свое путешествие, был осмотрен остров Сент-Винсент или эль-Халькон, как его назвал Хуан де ла Коса. Мы подошли со стороны океана, вошли в пролив между островом Бекия и эль-Хальконом. Шли под двумя кливерами, чтобы штурмана успели привязать пролив к карте. Но не только мы что-то привязывали: с трех сторон появились паруса!
– По-моему, это как раз те, кого мы ищем? – спросил я старпома.
– Это факт, тащ адмирал, и сомнению не подлежит. – он выдернул пробку из переговорной трубы, дунул туда, дождался ответа котельного отделения, – Пар до марки и не дымить, боевая тревога. Разрешите пройти на пост «один». – спросил он у меня разрешения.
– Да, конечно, Иван Савельевич!
Зашевелились башенки двух дальномеров, корабль готовится к бою. Прибыл на место командир корабля Борис Хорошев.
– Разрешите, Сергей Иванович? – я кивнул головой в ответ, продолжая пеленговать цели, наиболее быстро изменяющие свои пеленги. Затем двинул вперед на малый ход обе машины. Внешне, практически, ничего не изменилось: корабль как шел, так и идет, но скорость возросла на три узла, через некоторое время пришлось убавлять ход, так как пираты могли отказаться от погони. Пройдя траверз головного корабля, шедшего от эль-Халькона, мы чуть довернули вправо, чтобы вся их команда оказалась на одном пеленге, через полчаса мы добились этого. Еще убавились, чтобы не выдавать работу машины. Поднял еще один кливер, и, как только он забрал ветер, совершил поворот под ветер, стараясь сбить пиратов в кучу, что и получилось. Ходить эскадрой – занятие не самое простое, кто-то из пиратов развернулся быстрее, кто-то медленнее, Большая часть из них сейчас больше наблюдает за ближайшими кораблями, чем за нами. У них куча мала из 24 корабликов. И старпом Лисянский дал залп. Это мы отрабатывали в походе, что как только удается сбить корабли в кучу, так следует залп. И я снова дал ход машинами и быстро развернулся на контркурс. Впрочем, дождь из пламени уже выполнил 90% работы, остальное доделали небольшие стреловидные элементы, стегнувшие по открытым мостикам и палубам горящих кораблей. Два малокалиберных орудия редкими выстрелами с верхней палубы добивали тех, кто сохранил ход и самообладание. С бортов погорельцев в воду посыпалось огромное количество фигурок. Одного очень колоритного товарища выловили сеткой из воды. Говорит по-английски и старательно прячет мачете, надеясь, что его достанут из сети.
– Где остальные? – спросил я у него, но тот сказал что-то малоразличимое. Это не совсем «Оксфорд», вряд ли это можно распознать, хотя его «Кастл», скорее всего, «Кастри». Ладно, тут недалеко совсем.
– Отпустите его. – сказал я, и меня хорошо поняли. Ходовой конец стравили, а затем отпустили, он выскочил из люверсов, и ловушка развернулась, превратившись в квадратную сеть. Тот попытался по ней подняться, но ход уже увеличили и это у него не получилось. Из-за стрел в воде много крови, а акул в этих местах хватает. Может и найдет себе какой-нибудь обгорелый обломок, но вряд ли.
До порта Кастри около 50-55 миль, через четыре часа будем на месте. Если здесь мы выманивали пиратов из трех бухт, то там главное никого не выпустить. Там это полностью удалось, но мы не могли постоянно крейсировать вокруг островов, через пару месяцев сюда пришло судно снабжения и газеты Голландии и Франции взорвались обвинениями всех и вся об обстреле мирного разбойничьего притона, впрочем, кому-то из экипажей потопленной эскадры, все же, удалось добраться до суши, и появились рисунки «Ново-Архангельска» с характерными двойными реями нижних, средних и верхних мачт, выполненных со слов «мирных торговых судов, следовавших по своим делам проливом Сент-Винсент». Ну, просто дело у них было одно: ограбить «Ново-Архангельск». Но это было уже позже, и, к тому времени, таким ударам подверглись пиратские базы на островах Невис, Сент-Кристофер, Барбадос, Тортуга, на Ямайке. Обстрелу подвергся и «самый неуязвимый порт в Карибском море» Виллемштадт. Сгорело более трех сотен кораблей пяти стран, больше всех пострадали Нидерланды, Англия и Франция. Причем, открытых столкновений с кораблями последней не было. Просто они находились в плохой компании и в ненужном месте. Самое большое скопление пиратов было именно в порту Виллемштад. Это было уже в начале октября, с юго-востока надвигался ураган, пришлось его обходить, отходя от Ямайки, где неплохо «поохотились». Сильный шторм задел Кюросао только своим восточным крылом и свернул в район Бермудов. Но перед этим в порт вошло более двухсот корабликов пиратов, в том числе, несколько захваченных испанских галеонов. Несмотря на достаточно сильное волнение удалось произвести восемь выстрелов по Schottegat, где на якорях скопилась орда пиратских посудин. Всех их к причалам не пускали, экипажи высаживались на шлюпках, и сразу бежали в кабаки. Чтобы избежать гибели населения, использовали снаряды, не использующие готовые поражающие элементы, но обладающие большим количеством белого фосфора. Их разрыв почти не слышен, просто из низких штормовых облаков начал выпадать огонь. Сгорело всё! Огонь достал даже район Зеландии, с огромными складами WIC. После этого можно было спокойно уходить на Сахалин, на пару лет здесь станет очень тихо! Но, в этом я ошибался! В ответ на публикацию в газетах сведений, порочащих Его Величество, Филипп IV заявил, что Испания освободит «исконно испанские территории в Новом свете и вывел свой флот из всех портов. Он-то не пострадал! Однако его адмиралы не учли, что оборонительные сооружения во всех атакованных портах сохранились. По ним наши орудия не били. Противник сопротивлялся, и испанцы несли потери. Тем не менее, кое-что им удалось вернуть. Надолго ли? Этого я не знаю. Пополнив запасы воды и продовольствия, несмотря на высаженный конный отряд в Мексике, задачей которого было скорейшим образом добраться до Акапулько и форта Россия, оставив за себя на острове капитана 1-го ранга Хорошева, я двинулся на юг, к мысу Горн, рассчитывая в летние месяцы обогнуть его и уйти на Сахалин. Там, как обычно, дел невпроворот. «Лишний» боекомплект остался на Каири, с собой взяли только сахар. Команду уменьшили до минимума, и полный вперед, вдоль побережья по спокойной воде и умеренных ветрах. Отход состоялся 30 октября.
Расчет на хорошую погоду оказался частично верным, у мыса Горн штормило, пришлось много лавировать, но обошлись без запуска машин. Поэтому уже через двадцать двое суток вошли в порт Икике, где сами взяли натронной селитры под самую завязку, плюс заказали переправить в два раза больше на Тринидад, через Панаму. И оттуда двинулись прямо на Сахалин. С этим переходом уложились в 28 суток. Всего было затрачено на весь переход и стоянку пятьдесят семь суток. 25-го декабря 1653 года «Ново-Архангельск» вернулся в Холмск. Больше всего этому радовались мама и, почему-то сахалинские и курильские айну. Что-то они затевали или уже сделали! Но молчат, как партизаны. Мама начала сразу делиться новостями. Она теперь весьма занятая особа, преподаватель в Холмском мореходном училище. Перебралась из нашего «Белого дома» в «служебный дом» в Холмске.
– Писем, почему-то, из Москвы не было, точнее, несколько штук получил Степан Дмитриевич, но мне показал только одно: Московский патриарший престолоблюститель снял запрет на употребление спиртных напитков, и пишет, что введен кабацкий налог, который платят только кабатчики. Запрещены любые объединения и создание крупных компаний в этом виде торговой деятельности. На словах сказал, что приказано начать постройку казенных винокурен.
– А деньги выделили?
– Пока нет, из казны деньги еще не поступали. Фрегаты готовы, но не оплачены. Их вытащили на берег, чтобы не гнили и льдом не подавило.
– А зачем учительствовать пошла?
– Сереженька, ты даже не представляешь себе, как надоело просто сидеть дома, выслушивать бесконечные отчеты по домашнему хозяйству и при этом жить совершенно одиноко. Раньше хотя бы с внуками возилась.
– У меня есть подозрение, что Пашу здесь мы больше не увидим.
– У меня это подозрение со времен рождения Елены Прекрасной и визита Никиты Ивановича. Но не будем об этом, их дело. Понятно, что дочь и ты больше нужны ему в Москве. Он под себя роет. И еще заковыка: считаю, что преподавание электротехники поставлено просто из рук вон плохо. Очень мало практических занятий. Курсанты этих проводов, реостатов и лейденских банок боятся, как огня. А оно же щелкает, искрит, что-то крутит. Так как мастерская была свободна, а я попросила Ерофея Дмитриевича научить меня работать на станках, я занялась оборудованием для организации лаборатории по электротехнике. Считаю, что вот-вот ты установишь на свои корабли генераторы.
– Да, на серии «Ново» они уже стоят, но электромехаников у нас нет. Мне не удалось завербовать никого в Европе, мы туда не попали. Посетить Лейденский университет не удалось, а теперь это станет тем более проблематичным.
– Что так?
– Пришлось немного пострелять в Карибском море.
– Как я тебе завидую! Так вот, так как училище наше, а ты оставил меня за себя на всем хозяйстве, я открыла кафедру электромеханики, из которой должен вырасти факультет. Нескольких человек для этого, из числа механиков, я привлекла на курсы повышения квалификации. Сообщила им, что в этом случае они станут получать на четверть большее жалование. Трое согласились, а один сам пришел, но мне кажется, что у него несколько иные планы.
– Шпионаж?
– Да ну тебя, ухаживает он за мной, красиво ухаживает.
– А что тебе мешает?
– Да ничего не мешает, только твое длительное отсутствие и некоторые твои проблемы в семейной жизни. – она резко встала и ушла к себе в комнату. Значит, сердце не камень. Правда я так и не узнал: кто из четверых. Мать не записала их возраст и все остальное. Две фамилии мне ни о чем не говорили.
«Ново-Архангельск» поставили на слип, но ненадолго. Шесть «Ново» фактически готовы, ждали меня и маму, чтобы окрестить. Большая партия снарядов и картузов подготовлена. И, самое смешное, нет, самое важное: четыре батальона морской пехоты сформировано из айну, как сахалинских, так и с Эдзо. Переименование острова пока не произошло: ни одно из племен никогда не называло остров «Ватарисима», это было единственным названием, известным иезуитам и голландским миссионерам, но взято оно из японского источника. Все племена использовали в названии слово «Мосири», как обозначение «мира», большой земли. И Сахалин называли именно так: Трепун-Мосири, длинная, или «узкая», большая земля. Но большая земля была у каждого племени своя. Ладно, позже разберемся. Сейчас не до этого. Через день, требовалось «вернуться» в свой «Белый дом», собрал всех, кто оставался здесь и заслушать их отчеты о проделанной работе. Спать пришлось в санках, которые сделали несколько остановок для смены лошадей, но к утру я ткнулся в давно забытые подушки своей спальни, не забыв сообщить бывшим дворовым своей супруги, что вечером у меня большой «мальчишник», и кто хочет сменить место жительства, пусть напишет челобитную. Прасковья Никитична уехала в Москву, и возвращаться, вроде, не собирается. А вас тут отсутствие церкви смущает. Кому не нравится, всем подпишу. Так как девиц дворовых почти не осталось, одни мужики, то ехать никто не захотел. Поварихи, они тут замуж повыходили, пришли несколько заплаканными, видимо, мужья немного объяснили им: «Что ты, дура, делаешь? По розгам соскучилась? Так я тебе щаз выпишу, неделю сесть на задницу не сможешь! Ты же в крепь лезешь!». Так что ужин они не сорвали, двор был в полном порядке, в доме чистота. Начали собираться гости, мы давно не виделись и с каждым требовалось поцеловаться и пообниматься. Все уселись, выпили за успешное возвращение. Океан дело такое: вернулся и радуйся, значит, он тебя отпустил. Сыт был или спал. В осталных случаях от себя не отпускает. Тоже самое можно сказать и про сильных мира сего. Весть о победе под Соловками пришла еще осенью. А дальше возник провал: ни что, ни куда, ни зачем не сообщили. До самого прихода не было никаких известий о том, что я жив и возвращаюсь домой.
– О том, что делал и что предстоит сделать позже. Вначале о заводе в Романове-на-Амуре.
Попытался встать Богданов, который отвечал за строительство там.
– Елисей Иванович, мы за столом и просто вспоминаем: что требовалось сделать и чем закончилось.
– Я тебя понял, Сергей Иванович. Домна №1 встала на прогрев, два конвертера и воздуходувки для них готовы. Цех непрерывного литья закрыт, но еще достраивается. Пути до Удинского карьера готовы, но поставок локомотивов для них не было, не готовы. Ускорить бы требуется.
– А где Савелий Лукич?
– А его больше нет, лег и больше не встал. Царствие ему небесное! Уменьшить расход воды пока не получается.
– Вентилятор поставить пробовали?
– Нет, а куда?
– Ох, Лукич, Лукич! Завтра поговорим, были там и чертежи, и все оборудование, для того, чтобы сэкономить пар. Видать Лукич не успел об этом сказать.
– Да он до того, как машина была построена умер. За два месяца до сдачи.
Серьезная потеря, и молодой же еще был, чуть за полтинник! Обводя взглядом соратников, встретился глазами с Семеном Толстым. Было видно, что он хочет что-то сказать.
– Семен Николаевич, что у вас? Что-нибудь не так с заводом?
– Нет, Сергей Иванович, но дело требует срочного Вашего вмешательства.
– Срочно, так срочно, в чем дело?
– Недостача у нас, по казачьему полку и по ясаку. Встань, Степан Дмитриевич, расскажи куда упряжь новая делась и куда соболя из ясака ушли.
Полковник Каюров, вместо того, чтобы встать, упал на колени возле кресла:
– Черт попутал, да Фроська, супружница. «Уехал он, уехал, и нам надо подаваться в Курск! А денег – нет, на что поедем, а у нас двое, мал-мала меньше». Полсороковины я забрал и три тыщи рублев из полковой казны. Рапóрт написал, что детки болеют, что в теплые края подаваться надо. Сплоховал, Сергей Иванович. Все она, змея подколодная, шипит и шипит. Её же вы имнистировали, так она узнала, что домой может вернуться. Вот и шипит, кажную ночь изводит.
– Понятно, соболей и упряжь верни, или заплати за нее, чтоб пришла. Рапорт давай, я подпишу. Бабы – они такие, из некоторых веревки вьют. Денег, на отъезд и строительство там, получишь. Заслужил, не в этом году, понятно. Ступай, выплатишь все – до суда доводить не стану.
Вольница наша кончилась, когда Толстой приехал. Я же не зря с ним дружбу завел, чтобы вовремя подсказал, что делать нельзя, и за что за цугундер взять смогут. Понятно, что не обо всем мы с ним говорим, но законы надо знать, и «чтить». Это еще сын турецкоподданного говорил. Впрочем, остальные про него не читали. Степан ушел, расплатился и вернул всё, и уехал в Донское казачье войско в «свой» Курск. Фрося от него там и сбежала, оставив его с детьми, сыном и дочкой. А что я могу с этим сделать? Хороший человек был, но… Жизнь на этом не останавливается. Мне ведь тоже «не повезло». Сыновей и дочь я увижу совсем не скоро, и они вряд ли будут напоминать меня, и прадеда с их дедом. Будут обычными «масквачами» и «золотой молодежью». Их дед – один из богатейших людей России. Просто я ему требовался в Москве, чтобы помогать ему усидеть на его месте, но продвигать вперед он будет собственных детей, а не меня. А оно мне надо? Сыновьям я уже ничего передать не смогу. Они еще маленькие, их будут воспитывать и учить другие люди. Чему научат, то и знать будут.
