Коллектив авторов
Юридическое мышление: классическая и постклассическая парадигмы

Полная версия

4.2. Обыденное юридическое мышление

Юридическая лаборатория имеется в недрах каждого человеческого мозга, обыденное восприятие правопорядка необходимо учитывать при прогнозировании изменений правовой ситуации. Понимание социальных практик, целеполагание и прогнозирование поведения является неотъемлемой частью индивидуальной нормативной системы личности. Практический разум не-юриста, основывающего свои притязания на обычном праве и практиках делового оборота, подчас мыслит правовую ситуацию отчетливее, чем «очарованный правом» выпускник университета. Для начинающих юристов вера в торжество естественного права и разумные тексты Европейского суда по правам человека может разбиться об обвинительный уклон и прагматику национального суда.

Только праксеологический подход к исследованию механизма правового регулирования позволит адекватно прогнозировать будущие юридические статусы вовлеченных в судопроизводство лиц. Дело в том, что юридически значимые действия, генерирующие материальную и духовную жизнь общества, совершаются преимущественно акторами, с нигилизмом относящимися к теоретическим знаниям о праве, игнорирующими соблюдение позитивных норм. Качество правопорядка формируется в значительной степени конкретными нормативными действиями субъектов права, действующими как в соответствии с законодательными установлениями, так и вопреки им. Одна и та же норма права может иметь несколько прямо противоположных вариантов интерпретации и применения, поэтому на определенном этапе существования она перестает выполнять функцию единообразного нормирования поведения для всех лиц. Люди зачастую попадают в ловушки мнимой определенности нормы права, которую они толкуют иначе, чем правоприменитель.

Поскольку любое правоотношение регулируется не одной нормой, а группой разнородных норм, как материальных, так и процессуальных, управомоченное лицо имеет несколько вариантов квалификации действий и правоотношений. Следует отметить, что нормативные действия могут формировать права и обязанности как у самого актора, так и у реципиентов его императивного воздействия. Нужно видеть в нормативных действиях человека «минимальные единицы права», – своего рода монады права. «Минимальные единицы права – это волевые акты, осуществляемые человеком во исполнение применяемых им норм права, прошедших через его индивидуальное восприятие и толкование. Человек всецело утверждает свое присутствие в мире волевыми актами, действиями. Он навязывает окружающим свое воление, стремясь реализовать имущественные притязания и интеллектуальные запросы. Поскольку право, существующее до прихода нового человека, не содержит точных ответов на его принципиальные и частные вопросы, он будет утверждать свою волю нормативными действиями, стремясь установить (восстановить) мыслимую им на свой лад справедливость. Каждый, начиная с рождения, исследует пределы возможного воздействия на мир, постоянно расширяя пространство борьбы за свои субъективные интересы»²¹¹.

Человек всегда оценивает возможные правовые последствия своих целенаправленных действий. Очевидно, что качество юридического анализа изменяется при получении систематизированных знаний о праве, но дипломы о высшем образовании не становятся оберегом от привлечения к ответственности. Конституированные требования соблюдения закона формируют не только презумпцию знания нормативно-правовых актов, но и обязанность их толкования. Каждый человек вынужден в меру сил и способностей интерпретировать нормативные предписания, при этом он сам редко знакомится с их официальными публикациями.

Прогностическая функция юридического мышления судьи, адвоката, следователя, прокурора и других профессиональных участников судопроизводства реализуется с учетом интеллектуальных способностей истцов, ответчиков, свидетелей, потерпевших, обвиняемых и т. д. Среди элементов состава преступления есть субъективная сторона, включающая конкретную форму вины, мотив совершения деяний, цель. Психическое отношение лица к совершаемому действию (бездействию) и его последствиям должно быть установлено и оценено, ибо оно опосредует юридически значимое поведение. Психологические и идеологические элементы мышления человека формируют способ его жизнедеятельности, становясь основой юридического мышления даже при отсутствии систематических знаний о праве.

Среди классов юридического мышления целесообразно выделять теоретическое, практическое и интуитивное. Причем интуиция как способность находить решения задачи при отсутствии полной информации и недостаточной осознанности логических связей, нередко используется в жизнедеятельности человека как в теоретическом, так и практическом смыслах.

Несомненно, приобретенные в процессе обучения и юридической практики профессиональные знания и навыки качественно изменяют операционные возможности индивидума. Следователь спрогнозирует изменение правовой ситуации в процессуальном смысле более реалистично, чем обыватель. Но, тем не менее, каждый человек, не имея специального образования, способен теоретизировать на правовые темы, избегать негативных санкций в практической деятельности, интуитивно принимать юридически значимые решения. Фетишизация диплома об окончании ВУЗа в эпоху доступности высшего образования, плюрализма исследовательских мнений и научных подходов не способствует формированию убедительной классификации видов и форм юридического мышления. Публикационная свобода и доступность получения информации из сети Интернет для обычных пользователей ставит в один ряд студенческие курсовые работы, рассуждения «неизвестно кого» в тематических чатах и монографии авторитетных ученых. При наборе термина «юридическое мышление» в популярном поисковике вы получите несколько миллионов разнообразных текстов на заданную тему.

Мы все является потребителями социальных практик и юридических механизмов, прагматика жизни приводит к необходимости предвосхищать итоги спора. Нередко структура и содержание правоотношения, а также перспективы его развития разными специалистами оценивается неодинаково. «Два юриста имеют три мнения» – вполне объяснимая поговорка, поскольку у правовой задачи всегда может быть несколько решений. Юристы хорошо знают об этом со времен студенческих семинаров по гражданскому, уголовному, процессуальному и иным отраслям права. Практическим разумом, интуицией, аналитическими, синтетическими, сравнительными и другими способностями (в разных композициях) обладает каждый человек.

Предположение о том, что юридическое мышление имманентно только юристам, безосновательно. Мышление вообще – это стандартное психофизиологическое свойство человеческого мозга, которое классифицируется в зависимости от целей исследований по различным основаниям, например:

1) по уровню интеллектуального развития, который может быть как генетически обусловлен, так и приобретен в процессе образования и тренировки навыков;

2) по профессиональному статусу, связанному с объемом полученных знаний и умений, занимаемой должностью, достижениями в сфере деятельности, общественным признанием;

3) по характеру протекания познавательных процессов – интуитивное мышление и аналитическое мышление;

4) по типу выполняемых задач – практическое и теоретическое;

5) по функциям – творческое (созидательное порождение нового) и стереотипное (следование рекомендованным алгоритмам);

6) по целям: оценочное (критическое), созидательное (креативное), прогностическое и т. п.

Предложенная классификация способствует лучшему пониманию процессов познавательной деятельности. Юридическое мышление относится к рациональным типам мышления, поскольку оно в конечном счете призвано обеспечить индивидуальное и групповое выживание человечества. Оно помогает планировать поведение и предсказывать будущие социальные статусы, способствует прогнозированию длящихся (продолжаемых) правоотношений. Если сравнить юриспруденцию с медициной, то нарушение норм можно рассматривать как отклоняющееся функционирование, в медицине нетипичное функционирование органа или системы (человека) рассматривается как заболевание. Преступная активность индивидуума есть своего рода социальная болезнь, а уголовный процесс и наказание – социальное лечение. Правильная профилактика криминологических заболеваний, своевременная постановка диагноза и удачные методы лечения способствуют социальному оздоровлению общества.

Юридическое мышление свойственно каждому человеку, по мере формирования индивидуальной нормативной системы личности его представления об объеме прав и обязанностей расширяются и конкретизируются. Нормативная система личности – совокупность правил поведения, вырабатываемых человеком в процессе взаимодействия с общепринятыми нормами: законодательством, правовой традицией, религией, групповой моралью. Она формируется с момента рождения посредством признания существующих норм и создания новых. Конфликт интерпретаций правил поведения, разногласия личности с обществом и государством преодолеваются путем создания индивидуальной нормативной системы, которую человек соблюдает даже в случае ее несовпадения с законодательством и нормативной системой социума²¹².

Большинство людей в XXI веке получают сведения об изменении норм и правил не из официальных публикаций органов нормотворческой деятельности, а из средств массовой информации, преимущественно из сети Интернет. Например, введя в поисковую систему запрос «угнать автомобиль и избежать наказания» мы моментально получили более 637 000 ссылок на публикации, содержащие не только описательную информацию о прошлых историях и судебной практике, но и рекомендации на будущее – как угнать автомобиль и избежать наказания²¹³.

Юридическое прогнозирование как элемент мышления выполняется каждым человеком на протяжении всего жизненного пути в меру своих знаний и опыта. Это всегда интеллектуальная деятельность, направленная на реализацию прав, минимизацию обязанностей, избежание ответственности. Как только человек осознал, что статус в обществе зависит от объема его полномочий по распоряжению имуществом и другими людьми, он постарался провозгласить и зафиксировать свои максимальные компетенции – на глиняных табличках, в граните, на бумаге, в электронном виде и т. п. При этом возможности отдельных властных пассионариев по прихоти трансформировать социальную действительность из века в век уменьшаются; хотя в некоторых авторитарных государствах и в XXI веке правители способны изменять базовые законы и даже конституции, подстраивая жизни десятков и сотен миллионов людей под свои индивидуальные привычки и правила.

Прогнозирование изменения правовой ситуации, позволяющее приспособиться к будущему процессуальному статусу, оказать воздействие на ожидаемые решения правоприменителей, принять адекватные меры для минимизации (исключения) негативных последствий, – следует рассматривать в качестве основной функции юридического мышления.

4.3. Монетизация страха и его влияние на правовое поведение

В авторитарном обществе любой незащищенный человек без достаточных юридических обоснований может быть лишен таких базовых ценностей как жизнь, здоровье, достоинство, свобода, имущество. Силовые ведомства с древних времен научились монетизировать человеческий страх перед утратой имущества и свободы, но особенно часто эксплуатируется стремление человека избежать физической боли и смерти. Система пыток при проведении опросов и допросов основана на сложившемся в правопорядке допущении применения произвольного насилия, несмотря на его запрет нормами законов. Психологический страх перед будущей болью становится мощным стимулом для испытуемых. Люди нередко готовы выполнить требования (оперативных сотрудников и следователей) признать вину, подписать протоколы процессуальных действий, составленные вопреки фактам и интересам допрашиваемого лица, – лишь бы к ним не применяли насилие. Стандартные угрозы силовиков, как правило, связаны с возможными истязаниями, которым будет подвергаться человек немедленно сейчас, либо в будущем – в изоляторе временного содержания, следственном изоляторе, исправительном учреждении, – если откажется сотрудничать со следствием.

При прогнозе правовых ситуаций, связанных с общественной активностью, следует учитывать «историческую память народа» – неослабевающий страх перед репрессиями со стороны силовых ведомств. Ощущение страха приводит, с одной стороны, к отказу здравомыслящих людей от предъявления претензий в связи с нарушением их прав и к сокрытию своих юридически значимых симпатий, а с другой стороны, к увеличению провокаций со стороны правоохранительных органов. Публичные избиения силовиками вышедшей на улицы больших городов молодежи²¹⁴, давление на студентов со стороны руководства некоторых ВУЗов, запугивание школьников и их родителей в школах, – выполнили функции «профилактической порки» населения, что привело к уходу протестных настроений «на кухни» (в том числе в сеть Интернет), в замкнутые и «незримые» сообщества. Эти и другие юридические закономерности следует принимать во внимание в ходе исследования юридического мышления. Силовые ведомства многочисленными административными и уголовными делами, связанными с обвинениями в экстремизме и «оскорблением власти» (в том числе в сети Интернет) продемонстрировали обществу опасность публичного обсуждения не только политических, но даже юридических, социальных, бытовых проблем. Работу силовиков и судов с протестными сообществами иллюстрируют уголовные дела (запрещенной в России) «Сети»²¹⁵ и «Нового величия»²¹⁶. Задержанный по делу «Сети»²¹⁷ Илья Капустин сообщил журналистам: «Когда у меня был обыск, мне тоже сказали, что “могут найти гранату, если буду плохо себя вести”»²¹⁸.

По уголовным делам, содержащим документооборот в сфере предпринимательской деятельности, обычной практикой стали не только подбросы документов в ходе обысков, но, что имеет важное значение применительно к нашей теме, – угрозы подброса наркотических средств. Причем оперативные уполномоченные могут потребовать как сотрудничества со следствием, так и выплаты денег, – обещая в этом случае не подбрасывать улики и наркотики. Российский уголовный процесс сегодня не содержит юридических инструментов защиты от подброса наркотических средств и других запрещенных предметов со стороны сотрудников силовых ведомств. Надо понимать максимальную степень латентности таких правоотношений, поскольку лица, обвиняемые в экономических составах преступлений, боятся сообщать о незаконных требованиях силовиков, ибо не верят в справедливость российского суда и в реальную возможность наказания коррумпированных сотрудников правоохранительных органов.

История с «делом Голунова»²¹⁹, в ходе развития которого были разоблачены должностные лица, подбросившие журналисту наркотики, теперь используется оперативными сотрудниками и следователями в неожиданном ракурсе. Силовики демонстрируют этот кейс как единичный пример торжества закона и справедливости, что по их мнению подтверждает сложившуюся за 20 лет устойчивую практику экстра-легального воздействия на несговорчивых фигурантов. Оперативные уполномоченные и следователи прямо говорят: «ты же не известный журналист Голунов, за которого все впряглись! Не выполнишь наши требования, – найдем у тебя дозу и никто не заступится». И это – убедительный довод в сложившемся правопорядке.

Даже огосударствленные средства массовой информации пишут, что «дело Голунова объединило многих как раз из-за массовых дел о подбросе наркотиков, ведь это такое распространенное преступление среди полицейских…»²²⁰. Каждый день приносит новые примеры использования наркотических средств для фальсификации уголовных дел силовыми ведомствами. Например в Кабардино-Балкарии расследуют уголовное дело в отношении двух полицейских из Эльбрусского района. По словам сотрудников следственного управления СКР по республике, двое полицейских заставили задержанного мужчину подбросить наркотики своему знакомому, потом изъяли их и завели дело, чтобы “повысить результативность” своей работы. Причастных к преступлению быстро установили: ими оказались заместитель начальника ОУР ОМВД России по Эльбрусскому району и оперуполномоченный этого подразделения. Сейчас они оба находятся под домашним арестом. Обоих полицейских подозревают по части 1 статьи 256 УК РФ («Совершение должностным лицом действий, явно выходящих за пределы его полномочий») и части 4 статьи 303 УК РФ («Фальсификация результатов оперативно-розыскной деятельности»)²²¹.

В Санкт-Петербурге полицейские в ходе патрулирования задержали пьяного мужчину, надели на него наручники, усадили в машину и потребовали взятку. «Полицейские заявили, что подбросят задержанному наркотики и отвезут в отдел, если не получат денег. На следующий день задержанный передал вымогателям 4 тыс. рублей и карту с пин-кодом, с которой те сняли 19,9 тыс. рублей»²²².

Судебная практика демонстрирует чрезвычайную мягкость в отношении «правоохранителей», подбрасывающих наркотики. Подброс наркотиков сотрудниками правоохранительных органов обычно обусловлен ложно понимаемыми интересами службы, желанием получить деньги от случайно подвернувшихся незащищенных людей, участием в корпоративных конфликтах, стремлением устранить конкурентов «крышуемых» коммерсантов, задачей компрометации лиц, критикующих субъектов публичной власти.

Содержанием юридического мышления, помимо знаний и поведенческих навыков, являются алгоритмы поведения, способные увеличить объем прав и минимизировать обязанности. Юридическое мышление имманентно всем участникам правового общения, – не только акторам «процессуального произвола», но и жертвам репрессивных практик. Причем слабой стороной в диалоге «государство – человек» оказывается лицо, не имеющее статуса субъекта публичной власти. Особенности правопорядка в социальной среде зависят от ее общей правовой культуры и от субкультурных качеств конкретных страт населения. Под культурой подразумевается результат и способ жизнедеятельности людей. В содержание культуры включаются как одобряемые статистическим большинством результаты и способы человеческой деятельности, так и негативно оцениваемые паттерны (система ГУЛАГ, коррупционные способы решения юридических задач, политические убийства, пытки в уголовном судопроизводстве, обвинительный уклон судей и т. п.).

Необходимо фиксировать новое, по существу – «неосталинистское» религиозное направление мышления российских правоприменителей, в котором наличествуют все признаки религии: вера; трансцендентальная доктрина; божественный пантеон; обрядовые правила, традиции, культы; иерархия и кастовость; система передачи религиозных знаний. В судейском поведении актуализируется тенденция принципиального отторжения оправдательных приговоров и боязнь отказа в удовлетворении требования следственных органов. Судьи уже не скрывают своего страха перед вынесением решений не в пользу стороны обвинения, сталинская идея «органы не ошибаются» становится доминирующей в судопроизводстве. Извращенная юридическая практика последних двадцати лет породила эрзацы оправданий, когда судья при отсутствии события или состава преступления вместо вынесения оправдательного приговора ограничивает наказание уже отбытым сроком, или применяет условное наказание, или переквалифицирует на менее тяжкий состав и прекращает уголовное преследование в связи с истечением срока давности, и т. п.

Насыщенная иррациональным страхом отечественная история, например, память о юридических практиках 1936–1937 годов прошлого века, подтверждает печальные прогнозы будущего – вплоть до 2036– 2037 годов века нынешнего. Историческая память народа демонизирует силовые ведомства, которые научились монетизировать человеческий страх в служебных и личных целях. До сих пор не рассекречены инструкции, регламентирующие процедуры морального и физического уничтожения людей сотрудниками НКВД СССР в 1937 году. Силовые ведомства в те годы уже приобрели неограниченную власть над людьми, позволяющую произвольно лишать не только свободы, но и жизни. И это «право силы» на территории авторитарных / тоталитарных государств продолжает расширяться в XXI веке. Новые законопроекты увеличивают до максимума права силовиков на внедрение в частную жизнь людей и применение оружия. Теперь любой полицейский сможет беспрепятственно по собственному усмотрению проникать на земельные участки, в жилые дома и другие помещения граждан, вскрывать автомобили и применять оружие. Полицейским предоставят право стрелять в безоружных людей не только в уже предусмотренных случаях (если, например, при задержании злоумышленник прикоснулся к его огнестрельному оружию), но и если человек совершил «иные действия, позволяющие расценивать их как угрозу нападения». При этом МВД России предлагает установить, что полицейский «не подлежит преследованию за действия, совершенные при выполнении обязанностей, возложенных на полицию»²²³. Обществу уже хорошо известно, как вооруженные огнестрельным оружием российские силовики испытывают страх от брошенных в них пластиковых стаканчиков, не опасаясь при этом избивать мирных безоружных граждан²²⁴. Растущие иммунитеты сотрудников силовых ведомств и незащищенность простых граждан от их самоуправства необходимо учитывать при прогнозировании изменений правовых ситуаций.

Вот всего несколько примеров, позволяющих глубже понять механизмы психологического и физического воздействия со стороны сотрудников правоохранительных органов. Насколько жертвы могли спрогнозировать такое развитие своих правовых ситуаций?

Бывший начальник Куйбышевского (Каинского) оперсектора УНКВД по Новосибирской области Лихачевский в августе 1940 года показывал: «У нас применялось два вида исполнения приговоров – расстрел и удушение… операции проводились таким путем: в одной комнате группа в 5 чел. связывала осужденного, а затем заводили в др. комнату, где веревкой душили. Всего уходило на каждого человека по одной минуте, не больше… Всего было задушено человек 500– 600…»²²⁵.

Некоторые из палачей Сандармоха соревновались в умении убить осужденного с одного удара ногой в пах. «Казнимым забивали рот кляпом, причем у секретаря райотдела Иванова был специальный рожок, которым он раздирал рты сопротивляющимся… Те же сотрудники Куйбышевского оперсектора в 1938 году заставили совершать в своем присутствии половой акт осужденную учительницу и осужденного мужчину, обещая за это их помиловать. Сразу после окончания «представления» несчастные были задушены. В Житомирском УНКВД чекисты заставили старика заниматься сексом с трупом только что расстрелянной женщины»²²⁶.

Эти и другие примеры деятельности силовиков, полученные из неторопливо рассекречиваемых архивов, приводит историк Алексей Тепляков. Страх перед возможным «беспределом» со стороны сотрудников полиции, прокуратуры, следственного комитета, ФСБ и других силовых ведомств оказывает парализующее воздействие на человека при прогнозировании личной жизни и профессиональной деятельности. Неконтролируемая населением власть силовых ведомств над простыми людьми становится важнейшим элементом российского правопорядка, требующим учета при прогнозировании эволюции правоотношений.

Следует отметить, что, по оптимистическому мнению Павла Чикова, руководителя международной правозащитной группы «Агора», «интенсивность сталинских репрессий, которые выкосили в 1930-х огромное количество людей, постепенно стала снижаться. Репрессии не могут долго быть на подъеме»²²⁷. П. Чиков предупреждает о дилемме, перед которой оказалась российская власть сегодня: «сократить огромный силовой аппарат, простаивающий в отсутствие реальных угроз режиму, или сконструировать новый образ врага». Напоминая о разгоне протестных акций, деле Pussy Riot, обысках у критиков публичной власти, «болотном деле», пакетах репрессивных законов и других политико-правовых реалиях, юрист заявляет: «За последние три года рынок репрессий в целом падает. Но при этом некоторые сегменты растут / … / Нет системного давления на неправительственные организации, на СМИ, даже на политическую оппозицию. Но что касается массовых акций протеста, то здесь ситуация отличается: количество привлеченных растет, количество арестов – тоже. Есть административное давление, новые составы КоАП, новые прецедентные дела»²²⁸.

Исследуя правовое мышление с точки зрения прогноза будущих юридических статусов (свидетель – обвиняемый – подсудимый – осужденный) необходимо учитывать значительное количество политико-правовых факторов. Дело в том, что правовой ландшафт в постсоветской России продолжает формироваться не только прямыми, но и скрытными действиями силовых ведомств, которые вот уже более века являются архитекторами отечественного правопорядка. Поэтому способность юридического прогнозирования напрямую зависит от возможности получать информацию о тенденциях в деятельности субъектов публичной власти.

Недавно судья Конституционного Суда РФ Константин Арановский назвал Советский Союз «незаконно созданным государством» и заявил, что Российская Федерация не должна считаться правопреемником «репрессивно-террористических деяний» советской власти. По его мнению, Россия должна обладать конституционным статусом государства, «непричастного к тоталитарным преступлениям»²²⁹. «Российская Федерация не продолжает собою в праве, а заменяет на своей территории государство, незаконно однажды созданное, что и обязывает ее считаться с последствиями его деятельности, включая политические репрессии», – написал он в особом мнении к Постановлению КС РФ от 10 декабря 2019 г.²³⁰

Это заслуживающее внимания мнение судьи Конституционного Суда, вероятно, направлено на сохранение своего институционального статуса через оправдание сложившегося в последние двадцать лет политико-правового режима. Российские судьи уголовной юрисдикции, являясь либо «выходцами из силовиков», либо в прошлом секретарями и помощниками «выходцев из силовиков», устраняются от исполнения обязанностей осуществления судебного контроля за деятельностью правоохранительных органов. Устранение суда от контроля за действиями оперативных работников, следователей и прокуроров связано не только с тем, что почти все судьи уголовной юрисдикции являются выходцами из силовых ведомств и судебных канцелярий, но также с особым механизмом утверждения только «послушных» юристов на судейскую должность и с максимально легким лишением статуса судьи в случаях нелояльности к субъектам исполнительной власти. Эти аспекты необходимо учитывать при прогнозе изменения правовой ситуации, если в траекторию развития правоотношения попадает судебная инстанция.