Коллектив авторов
Веселие Руси. XX век. Градус новейшей российской истории. От «пьяного бюджета» до «сухого закона»
Авторский коллектив: к.и.н. В.Б. Аксенов – руководитель авторского коллектива («Вместо введения», глава 5); д.и.н. В.Э. Багдасарян (главы.2, 3, 12); д.и.н. В.Н. Горлов (глава 11); д.и.н. И.В. Курукин (главы. 8, 10); д.и.н. А.Я. Лившин (глава 9); д.и.н. И.Б. Орлов (главы 1, 7); д.и.н. С. А. Павлюченков (глава 6); д.и.н. В. Л. Телицын (глава 4).
Вместо введения, или О князьях, царях и питиях
В.Б. Аксенов
Книга, которую Вы держите в руках, посвящена вопросу всем известному и даже непьющим понятному. Сколько научных дебатов, дискуссий, да и просто пьяных споров велось на темы «пить или не пить», «пить вредно али нет», «если пить, то сколько», «если не пить, то как же жить» и т. д. и т. п. В пылу жарких обсуждений и тумане противоположных мнений не увидеть конца-края этому поиску, не достичь сколько-нибудь приемлемого заключения. Создается впечатление, что выступающие сознательно углубляют, расширяют и актуализируют данную тему, желая придать «питию» еще большее значение. Можно смело констатировать лишь одно: «homo» пил, пьет и будет пить. А вопросы о том, что пьет, сколько, как долго и по каким причинам, растворяются в поднятом спорщиками дыму.
Вместе с тем, если рассматривать питие в историческом контексте, становятся понятными его социокультурные корни, причины столь значительной роли в общественной и даже политической жизни. Употребление спиртных напитков, как коллективное, так и индивидуальное, началось много тысяч лет назад. Оно являлось неотъемлемой частью культуры древнего мира, а значит, имело большой смысл.
В отношении российской истории вопросы пития нередко предстают и вовсе как национальная проблема, чувствительнейшее место соотечественников. Статистика свидетельствует, что по числу уличных правонарушений, совершенных в состоянии алкогольного опьянения, Россия в начале ХХ века занимала первое место среди европейских стран. Да и в отечественной печати тема пьянства являлась одной из центральных. Правда, зачастую за разговорами о народном пьянстве в начале прошлого века скрывалось неприятие реформаторской деятельности правительства. Отсюда – не всегда оправданное обострение «пьяной» темы.
Авторы настоящей работы, отказавшись от попыток морализировать по поводу этой сложной моральной (а в некоторых случаях достаточно аморальной) проблемы, решили осветить ее историю в России ХХ века. Цель была поставлена непростая – исследовать роль алкоголя, исходя из троякого значения этого продукта: во-первых, как феномена культуры с его социально-коммуникативной функцией; во-вторых, как препарата, помогающего человеку уйти от реальности и разрушающего, при злоупотреблении, психику индивида; в-третьих, как инструмента в руках власти для извлечения экономической и политической выгоды.
Ушедший ХХ век оставил в памяти народа как величайшие взлеты России, так и головокружительные падения ее граждан. Социально-политическая история России прошлого столетия была выраженно противоречива и во многом назидательна для всего мирового сообщества. Однако отечественный опыт погружения в стихию хмельных волн в исторической литературе оказался представлен поверхностно, и уж тем более, за рамками монографических исследований осталось питие как социальный феномен.
В предлагаемой читателю книге социально-политическая история не заслоняется разговорами о народном пьянстве или антиалкогольной политике властей. Наоборот, важнейшие социально-политические события рассматриваются в связи с феноменом выпивки. Авторы монографии попытались сквозь призму основной темы исследования взглянуть на всю отечественную историю ХХ столетия, что позволило обнаружить в ней ряд новых и немаловажных деталей.
Алкоголь в мировой традиции
Появление алкогольных напитков тесно связано с космогоническими представлениями тех или иных народов, со сложившейся системой верований. Учитывая, что древнейшие цивилизации образовывались вокруг великих рек (Шумеро-Аккадское царство в междуречье Тигра и Евфрата, цивилизация Египта по берегам Нила, древнекитайская культура по течению Хуанхэ, Индия на Инде и Ганге), культ воды занимал в них особое положение. Вода и утоляла жажду людей, и давала жизнь возделываемым полям – неслучайно мелиорационные сооружения в этих культурах поражают воображение своими техническими достижениями. Зависимость от воды приводила к ее обожествлению. По берегам рек строили святилища. В Египетском царстве мир людей и мир богов разделялись Нилом.
Однако древняя кулинария очень скоро открыла тайну приготовления напитков, отличавшихся особым воздействием на человеческий организм. Люди не испытывали физиологической потребности в употреблении этих напитков (как, например, в питьевой воде), но они оказались весьма кстати при совершении древних обрядов. Алкоголь вводил жреца в состояние аффекта, и тому казалось, что он сближается с богами. Кроме того, богам, помимо животных, преподносилась и пища. Алкогольные напитки среди жертвоприношений занимали особое положение – как дар, являющийся человеческим открытием. Вместо питьевой воды люди жертвовали, дарили богам волшебную жидкость, обладающую особыми свойствами.
Определенные технические и материальные трудности, связанные с производством алкоголя, делали его ритуальным напитком, который не употреблялся простыми людьми в повседневной жизни. Именно поэтому пьянство как социальный феномен не было известно архаичным обществам и древнейшим цивилизациям.
Разнообразие спиртных напитков определялось географическими и климатическими особенностями. В жарких регионах, богатых виноградом, процветало виноделие. Почетом пользовались сухие или полусладкие вина. В северной части Европы, где виноградники не росли (да вино и не могло удовлетворить потребность в том, чтобы согреться), варили более крепкое зелье из ягод, грибов и пр. Тем не менее одним из древнейших алкогольных напитков является, по-видимому, пиво. Как свидетельствует культурное наследие Месопотамии, именно пиво выступало центральным и обязательным элементом пира.
В памятниках дописьменного периода часто встречаются изображения пирующих, в письменных источниках также типичны упоминания нескончаемых пиров. Пиры, без преувеличения, являлись важнейшим социальным мероприятием. В Междуречье пиры сопровождали все более или менее значимые события в жизни как людей, так и богов. В изобразительной культуре они оставались одним из самых распространенных и излюбленных мотивов творчества вплоть до I тысячелетия до н. э.[1]
Пир как коллективное действо, был строго регламентирован. Существовала определенная последовательность употребления напитков и других занятий пирующих. Нередко на пирах происходили игры, носившие сакральный характер. Впоследствии их религиозно-мистическое значение стерлось, уступив место спортивно-состязательному. По-видимому, это соответствовало этапу, на котором социальное начинало преобладать над религиозным, общественная жизнь приобретала приоритет, зарождалось антропоцентристское мировоззрение.
Что касается Междуречья, то пиво там получило особенно широкое распространение в III тысячелетии до н. э. Появилась и своя традиция пития: пиво пили через тростниковые трубочки, ко – торые опускали в большой сосуд. Такой способ можно охарактеризовать как «индивидуальный», когда каждый опустошает свою чашу. При этом в архаических обществах более распространенным было совместное употребление напитка из одной большой чаши, которую пускали по кругу. Такое круговое питие имело огромный смысл – устанавливало связи между пирующими, сплачивало их в единую социальную группу.
Пиво являлось главным элементом пира и у северных народов, в частности, в Скандинавии. Древнескандинавские пиршества – «вейцла» – были центральным событием религиозной жизни северных народов. В первых веках нашей эры сакральный характер «вейцл» уступил его социально-политическому значению. Когда конунг посещал пир, на нем решались важнейшие вопросы, связанные с управлением, улаживались конфликты, во множестве возникавшие в то время, совершались возлияния в честь языческих богов и т. д.[2] Пиршество становилось важной формой человеческого общения, регламентация пиршества как социального мероприятия приводила к утверждению общественной иерархии. Согласно тому, какое место в за столом занимал пирующий, можно было судить и о его положении в обществе. Поэтому нередко на пирах возникали жестокие конфликты за право сидеть как можно ближе к конунгу. Но это того стоило, так как в случае победы привилегированное место могло закрепиться за всем родом, повысив его знатность.
Облагораживание диких сортов винограда началось в Малой и Передней Азии и в Египте с IV тысячелетия до н. э. Однако в междуречье Тигра и Евфрата виноградное вино появляется позже, и до начала II тысячелетия до н. э. не имеется бесспорных свидетельств о его производстве[3].
Философия античности открыла эпоху антропологических воззрений, когда человек оказался в центре философских систем. Сакральное стало частью культуры, было отделено от социального. Поэтому и пиршества из сферы культовых мероприятий перешли в сферу общественных. Их правила стали более совершенными, их роль в общественной жизни возросла. «На протяжении всего существования греческого полиса основной формой общения, не связанной с участием в политических институтах, были совместные застолья, пиры (симпосионы)… Участие в них было обязательным составным элементом времяпрепровождения греческой знати»[4]. Как и в предшествующие времена, пир не был стихийно протекающим празднеством. Ему соответствовал устоявшийся ритуал. Начинался симпосион с возлияния в честь греческих богов. Правда, эти возлияния, в отличие от архаических периодов, носили символический характер, были данью традициям. Затем следовала священная песня. Полагалось выпить за всех присутствующих, а также за отсутствующих друзей. Для того чтобы пир протекал по сценарию, выбирался его руководитель – симпосиарх.
Во время пира могли вестись философские беседы, устраиваться состязания в искусстве красноречия, игры на музыкальных инструментах. Главная цель подобных пиршеств – получение удовольствия от коллективного общения. Поэтому существовали и шуточные игры. Например, надо было из килика (неглубокого сосуда для вина) выплеснуть несколько капель так, чтобы попасть в соседнюю чашу. Эта же игра перешла к римлянам – тоже большим любителям винопития. При том, что греческие пиры протекали в достаточно свободной атмосфере, пристойным считалось выпить столько, чтобы без сопровождающего добраться до своего дома. В греческих полисах существовали и свои особенные традиции. Так, например, в демократических Афинах распространенным был переход от одного стола или пира к другому. Согласно закону гостеприимства, не принято было прогонять вновь прибывших гостей, даже если они уже были изрядно навеселе.
В античности возделывание виноградников занимало особое положение в сельском хозяйстве и виноделие было наиболее доходной его отраслью (земледелие занимало лишь шестое место по рентабельности)[5]. Чаще всего вино настаивали на изюме. Перебродившее в течение 5-10 лет, оно разливалось в амфоры, каждая из которых была снабжена ярлыком с указанием года и места производства, цвета и наличия сладких добавок. Хранились амфоры в подвалах, где ради удобства счета расставлялись в форме треугольника.
О высокой роли вина в культуре античности свидетельствуют всевозможные технические изобретения, связанные с виноделием. Так, существовали специальные «холодильники» для охлаждения вин, представляющие собой глиняный сосуд в сосуде. Кроме того, вино с добавлением целебных корней использовалось в медицинских целях, а для его подогрева применялось особое устройство типа самовара.
И в Греции, и в Римской империи ценилось темное красное вино. По-видимому, уже тогда оно считалось более полезным и целебным, чем белые сорта. Красное вино редко подавалось к столу неразбавленным – как правило, в него добавляли воду или лед. Бывало, что в полуопустошенную чашу с разбавленным вином еще доливали воду. Таким образом, правило «чем больше пьешь, тем больше пьянеешь» не действовало, так как доля вина в чаше со временем уменьшалась. Пьянство, хоть и было известно античности, обществом не приветствовалось. Философия умеренности и сдержанности не допускала злоупотреблений, в том числе, и алкогольными напитками. Поэтому, оставаясь в ряду исключений из правила, отдельные случаи пьянства никогда не приводили к постановке вопроса о прекращении древней традиции симпосионов. Потребление вина в античности было велико. Даже раб получал ежедневно 600 мл легкого деревенского вина вторичной выжимки.
В римский период торговля вином стала привилегией Италии. Она поддерживалась императорами до тех пор, пока Проб не разрешил неограниченное разведение винограда и в других провинциях Римской империи. Экспорт вина из империи достигал Скандинавии и Индии, а кельты отдавали иногда за каждую амфору раба. Квалифицированные рабы-виноградари ценились втрое дороже, чем рабы-земледельцы. В различные времена ценились разные сорта марочных вин, однако хиосское вино неизменно славилось среди греческих вин, а фалернские – среди италийских. Большой популярностью пользовалось и плодовое вино из яблок, груш и фиников[6].
Являясь частью культуры, питие было тесно связано и с языческими воззрениями. Греческий бог виноградарства и виноделия Дионис, именуемый также Вакхом, был известен римлянам под именем Либера. Существовал особый культ Диониса. В Аттике в его честь проводились празднества, известные как дионисии, ленеи, анфестерии. Служительницы этого культа – менады или вакханки – устраивали массовые оргии, на которых сексуальные сношения сочетались с попойками. Несмотря на то, что у культа Диониса было много достаточно влиятельных противников (Ликург, Пенфей), ему удалось распространиться вплоть до Индии. Древние греки сумели соединить в этом культе два удовольствия: секс и вино – чем и объясняется столь высокая его популярность.
С культом Диониса были связаны и народные сельскохозяйственные гуляния – праздники сбора винограда. Их сюжеты получили широкое распространение в искусстве античности. Изображения праздничных процессий во главе с Дионисом и его свитой из сатиров встречаются вплоть до христианской эпохи.
Древнейшие спиртные напитки на Руси
Употребление алкогольных напитков было распространено и среди славян. Как и в древнем мире, питие у них было связано с религиозными воззрениями. Пиршества проходили, как правило, во время принесения жертв языческим богам. Сложив в жертвенном месте свои дары (животных и растительные продукты), славяне старались умилостивить богов, молясь на пиру о том, чтобы боги благосклонно отнеслись к дарам и приняли их. Они наполняли жертвенную чашу и пускали ее по кругу, произнося при этом заклинания от имени языческих богов или просто поднимая черпала и чаши в их честь[7].
Питие было связано также с культом умерших. Языческие тризны являлись последним этапом похоронного обряда, состояли из жертвоприношений, военных игр, состязаний, борьбы и поминального пиршества. Впоследствии термин «тризна» стал употребляться и в отношении христианского культа, однако в древней Руси тризна противопоставлялась христианским обычаям. Перед своей смертью «первая христианка» Руси княгиня Ольга «завещала не творить по ней тризны, ибо имела при себе священника, который и похоронил блаженную Ольгу»[8].
Спиртными напитками древних славян были вино, мед, квас, пиво, березовица. Сложно сказать, какой напиток стал им известен первым. В. Похлебкин относит первые упоминания о вине к IX веку, в то время как известия о меде – к Х[9]. В то же время не вызывает сомнения тот факт, что алкоголь употреблялся славянами и ранее, в VI–VIII веках, когда складывались социальные отношения внутри славянских племен и формировались языческие представления. Можно предположить, что первыми спиртными напитками славян были те из них, которые получались вследствие естественного, или холодного, брожения и не требовали каких-либо специальных действий со стороны человека, то есть наиболее примитивные в технологическом плане. К таким пьянящим напиткам относится березовица пьяная (самопроизвольно забродивший сок березы), мед ставленный (естественно забродивший мед диких пчел с соком ягод) и некоторые другие.
Пиво, тоже хорошо известное на Руси и приготовлявшееся в таких пивных районах, как Новгород, Псков, верхнее Поволжье, появилось, по-видимому, несколько позже, в силу более сложной технологии приготовления. Квас также являлся алкогольным напитком и по способу приготовления (варка) был близок к пиву. Квас обладал достаточно сильным алкогольным воздействием, что позволяло современникам пьяниц именовать квасниками. Да и в современной разговорной речи глагол «квасить» означает употреблять спиртное, в то время как в литературной речи – подвергать кислому брожению.
Учитывая, что первыми занятиями восточных славян были собирательство и бортничество, справедливо предположить, что мед ставленный являлся одним из самых распространенных напитков. Это подтверждает и то значение, которое играли бортные деревья, пока на Руси в XIV веке не появилось пчеловодство. Ценность меда была высока настолько, что нередко бортничество выступало движущей силой колонизации, заставляя славян осваивать новые земли, богатые лесами.
Значение хмельного пития на Руси подчеркивается и в русских былинах. К примеру, в былине об исцелении Ильи Муромца медоставу (ставленному меду) приписаны живительные свойства:
Приходили калики перехожие,
Они крест кладут по-писаному,
Поклон ведут по-ученому,
Наливают чарочку питьеца медвяного,
Подносят-то Илье Муромцу.
Как выпил-то чару питьеца медвяного,
Богатырско его сердце разгорелося,
Его белое тело распотелося.
Воспроговорят калики таковы слова:
«Что чувствуешь в себе, Илья?»
Бил челом Илья, калик поздравствовал:
«Слышу в себе силушку великую»[10].
Виноградное вино на Руси было импортным. Его привозили либо торговцы, либо русские князья в качестве дани и военной добычи. В 911 году состоялся поход Олега на Царьград (Константинополь). Византийские цари Леон и Александр запросили мира, и Олег обложил их данью. В договоре отдельно предписывалось византийцам давать прибывшим из Руси торговцам «месячное на шесть месяцев: хлеба, вина, мяса, рыбы, плодов»[11]. Примечательно, что вино в договоре упоминалось на втором месте после хлеба, что говорит о его значении среди продуктов. Помимо употребления во время еды, оно играло роль и при исполнении культа. Откупились вином от рати Владимира Мономаха в 1111 году на Дону и жители половецкого Шаруканю, отдав князю рыбу и вино. Получение вина в качестве дани было одним из основных способов его импорта.
Отдельные исследователи полагают, что виноградное вино было настолько распространено на Руси в Х веке, что было доступно даже простым людям[12]. Это может объясняться исключительно тесными торговыми связями Руси с южными странами, в первую очередь, с Византией и юго-западными соседями: болгарами, валахами, а также частыми военными кампаниями киевских князей.
Военно-политическое значение трапезы
При том, что алкогольные напитки всевозможных видов были достаточно распространены, по общему мнению исследователей, пьянства как социального порока в домосковской Руси не было. В то же время и по сей день существует версия, будто бы пьянство, являющееся особенностью бытия русского человека, уходит своими корнями еще в древность. При попытке найти «историческое» подтверждение данному тезису вспоминают, естественно, «первого пьяницу» – князя Владимира – и его вошедшие в историю слова. Согласно легенде, в 986 году Владимир, выбирая веру для Руси, отказал послам от ислама под тем предлогом, что «на Руси есть веселие пити, не можем без того быть»[13]. Отсюда и пошел гулять по литературе миф о князе-пьянице и о таком же народе. В действительности смысл слов великого князя можно без труда понять, вспомнив религиозное и социальное значение пиршеств в древней мировой традиции.
Индивидуальные выпивки как таковые в древней Руси не были распространены. Во-первых, хотя бы потому, что приготовить питье одному человеку было чрезвычайно трудно, так как требовало больших физических и материальных затрат. Мед и пиво варили всем миром, и потом всем миром же их и употребляли. А значит, готовить хмельной напиток нужно было в большом количестве, для чего и существовали огромные котлы, в которых варили мед и пиво. Эти котлы впоследствии стали символом всего великого, большого. Именно с пивным котлом сравнивается величина головы Идолища поганого в русской былине:
Голова у него, как пивной котел,
А меж глаз идет стрела каленая,
А в плечах у вора сажень косая[14].
Кроме того, пили обязательно по какому-то поводу, чаще всего в рамках языческого культа. А так как ритуалы носили общественный характер, не возникало и повода для одиночного употребления спиртного напитка. Однако возникает вопрос: почему князь использует данный аргумент для отказа послам от ислама? Ведь приняв ислам, русичи бы отказались от языческих праздников, а значит, пропала бы и необходимость массовых религиозных попоек.
Но именно потому, что слова эти были произнесены князем, становится понятно их истинное значение. Ведь для князя как предводителя войска и главы государства, политика, первостепенное значение имел вопрос власти и собственного авторитета среди народа. И власть, и авторитет в древнем мире покоились на нескольких основах: принадлежность к известному правящему роду, удачливость, личные сверхчеловеческие качества как знак божественного выбора, наличие преданного окружения, военной силы, на которую князь всегда мог бы рассчитывать. Последнее условие в период, когда путем военных кампаний оформлялись границы Руси, приобретало особенное значение. Без преданной дружины князь не был бы князем. Ядром дружины всегда были верные други князя, среди которых он занимал положение первого среди равных. Эти отношения поддерживались не только в военное время, во время похода, но и после него, когда и князь, и его дружина садились за общий стол пировать. Совместная трапеза скрепляла их дружбу, позволяла расслабиться после военного похода. Нередко на этих трапезах происходил раздел добычи. Чаши с хмельными напитками, особенно пущенные по кругу, укрепляли чувство единения участников пиршества – состояние массового опьянения сплачивало их. При этом, как отмечают знатоки, строгий ритуал пиров у русичей не допускал «буйства во хмелю»[15]. Хотя из литературных памятников нам известны исключения, в том числе и случаи буйства опьяневших боярынь, нередко заканчивавшиеся драками[16].
Конечно, и мусульмане пили вино, однако вера запрещала им появляться навеселе в публичных местах. В русской традиции общественные трапезы князя с дружиной были больше чем просто традиция, выступая связующим компонентом между князем и его дружиной. Значит, откажись Владимир от публичного пития хмельных напитков – по сути, от совместных трапез с дружиной – он неизбежно потерял бы доверие дружины как одно из условий своей княжеской власти.
О том, какое значение придавал князь Владимир своим отношениям с дружиной и знатью, говорит отрывок из «Повести временных лет», относящийся к 996 году: «И еще нечто большее делал он (Владимир) для людей своих. Каждое воскресенье на дворе своем и в гриднице установил устраивать пир, чтобы приходили туда бояре и гриди, и сотские, и десятские, и лучшие мужи – и при князе и без князя. Бывало там множество мяса – говядины и зверины, в изобилье были всякие яства. Бывало, что, когда подопьются, начнут роптать на князя: «Горе головам нашим: едим деревянными ложками, а не серебряными». Услышав это, повелел Владимир исковать серебряные ложки для дружины, сказав: «Серебром и золотом не найду себе дружины, а с дружиной добуду серебро и золото, как дед и отец мой с дружиной доискивались золота и серебра». Ибо Владимир любил дружину и с нею совещался об устройстве земли, и о войнах, и об уставе земляном»[17].
Можно привести еще одно объяснение значения «веселия» для князя. В формировании княжеских дружин большую роль сыграли военные традиции скандинавов. Скандинавом был Рюрик, со скандинавской дружиной пришел и Олег в Киев, поэтому и впоследствии варяжский элемент в дружине был достаточно силен. Как известно, одной из военных традиций викингов было употребление перед боем специального отвара из мухоморов. Он вводил воинов в состояние наркотического опьянения, притуплял их чувства и стимулировал физическую активность. Нечто похожее можно встретить и в обычаях русских дружин. В летописях сохранились упоминания устраивавшихся перед боем выпивок. Так, в 1016 году войска Святополка и Ярослава стояли друг против друга по обе стороны Днепра. Святополк накануне битвы «всю ночь пил с дружиною своею»[18], а Ярослав в это время держал совет с воеводами. В конце концов удача оказалась не на стороне Святополка и его войско было разбито. К сожалению, летопись не говорит нам, была ли ночная попойка простой беспечностью князя, уверенного в победе и решившего повеселиться перед битвой, или ритуальным действием, во время которого дружина молила о победе, или же совместной трапезой князя и дружины, на кото – рой решались тактические задачи. Вполне возможно и то, и другое, и третье вместе, тем более, что в летописи говорится о жестокой и тяжелой битве на следующее утро, а значит, обе армии были достаточно подготовлены к схватке.
Правда, если традиция употребления алкоголя перед битвой и существовала, то она вызывала нарекания как со стороны церкви, так и со стороны некоторых князей. В своем «Поучении» от 1117 года князь Владимир Мономах специально наставлял: «Выходя на войну… не предавайтесь ни питью, ни еде, ни сну…»[19] Примером нарушения «Поучения» стали события в 1377 году у реки Пьяна. Когда на Русь пришло известие о нашествии хана Араб-шаха (Арапша), навстречу ему вышло объединенное ополчение князей московских, владимирских, нижегородских, ярославских и др. Однако в предполагаемом месте хана они не встретили, и, то ли на радостях, то ли по каким другим причинам, началась массовая попойка. Араб-шах так и не появился, но вместо него неожиданно пришло войско самого Мамая и разбило беспечных русских князей, многие из них утонули в Пьяне. По поводу побоища летописец попытался невесело скаламбурить: «По истине за Пианою пиани».
Печально известным фактом злоупотребления спиртным стала и осада Москвы Тохтамышем в 1382 году, вскоре после победы Дмитрия Ивановича Донского на Куликовом поле. Горожане, оставшиеся в осажденном городе без князя, не придумали ничего другого, как устроить пьяный погром. Были взломаны все боярские погреба, и началось массовое уничтожение меда, пива и вина. Когда весь спиртной запас был употреблен и заняться больше оказалось нечем, москвичи вдруг вспомнили об осаждавших город татарах и решили с ними договориться. Они пригласили в город послов, однако по «понятным» причинам забыли закрыть за ними ворота и даже не выставили около них охрану. Вслед за послами в Москву ворвались вооруженные татары и перебили почти все население.
Однако, как бы то ни было, традиции пиршеств являлись пережитками языческой Руси, и христианская церковь не одобряла чрезмерных выпивок, хотя открыто и не могла выступить против традиций, поддерживаемых князьями. Но примеры воздержания от хмельного пития всячески церковью отмечались и представлялись ею как истинные человеческие добродетели. Так, например, когда в 1093 году скончался князь Всеволод Ярославич, летописец объяснял его благоверность и боголюбие тем, что тот «воздерживался от пьянства и плотских утех»[20]. В то же время о пьянстве как пороке каких-либо князей речи не было в силу все того же огромного значения коллективной трапезы, пира на Руси. Правда, князья, прислушиваясь к церкви, придерживались принципа Владимира Мономаха, высказанного в его «Поучении»: «Еде и питью быть без шума великого» и «Блюдите себя от лжи, пьянства и блуда, от них ведь душа погибает и тело»[21].
Пиры и братчины
Выпивка была связана также с русской земледельческой традицией. Причем обилие яств и пития на пиру рассматривалось как свидетельство трудолюбия хозяина или хозяев. Ведь для того, чтобы приготовить медовар или пиво, необходимо было собрать мед, ячмень, хмель, да еще в таком количестве, чтобы напоить всех гостей. Кроме того, на пиру помимо выпивки подавались всевозможные кушанья, богатство и разнообразие которых также было прямо пропорционально затраченному труду. Поэтому нередко «социальное признание» приходило к человеку на пиршестве, где гости восхваляли результаты его труда. Неслучайно в русских былинах рассказ о богатырях начинался с восхваления их земледельческой работы; связь с матерью-землей была обязательным условием богатырской доблести. В былине о Микуле Селяниновиче представлен цикл занятий русского богатыря. Примечательно, что на вопрос об имени-отчестве Микула начинает ответ Вольге Всеславьевичу с рассказа о подготовке пира-братчины:
А я как ржи напашу да во скирды сложу,
Домой выволочу да дома вымолочу,
И я драни надеру да и пива наварю,
Пива наварю да мужичков созову,
Мужичков созову да и допьяна напою,
Тут станут мужички меня здравствовати:
«Уж ты здравствуешь, Микула Селянинович!»[22]
То есть именно на подобных пирах проходила социальная идентификация русского мужика-богатыря.
Среди русских трапез можно выделить два типа по способу организации. В первом случае хозяин, как правило достаточно богатый, чаще князь или боярин, устраивал пир за свой счет и приглашал на него гостей. Пир второго типа назывался братчиной или ссыпчиной и устраивался простым людом. Устроители собирали со всех приглашенных хлеб или иные продукты, которые либо оставляли для пира, либо продавали, а уже на вырученные деньги заготавливали все необходимое. Термин «ссыпчина» возник в связи с тем, что приглашенные часто приносили зерно, которое ссыпалось в одно место, а затем использовалось по усмотрению устроителей. Тем не менее строгого разделения между пиром и братчиной не существовало. Даже при приглашении на частный княжеский пир от гостей могли потребовать внесения какого-либо вклада, как правило, денежного.
Князья, которым приходилось заботиться о поддержании своего авторитета среди посадского населения, могли устраивать пиры не только дружинам, но и горожанам. Особенно частым устроительством пиров отличался Изяслав, князь Киевский, который в середине XII века вел усобицу со своим дядей князем Юрием и Ольговичами, а потому, добиваясь признания и поддержки посадского люда, вынужден был следовать традиции пиршеств. Так, собирая в Новгороде ополчение против Юрия, Изяслав со своим сыном Ярославом осенью 1148 года решили дать пир Новгороду: «Посла-ста подвойскем и бориче по улицам кликати, зовучи к князю на обед от мала и до велика»[23]. Учитывая заинтересованность князя в задабривании новгородцев, от которых нужно было собрать ополчение (до того новгородцы поддерживали Юрия), а также массовый характер пира, на который были приглашены все желающие от мала до велика, можно предположить, что от гостей не требовался какой – либо вклад. Князь предполагал, что в случае успеха военной кампании затраты с лихвой окупятся, да и собственное политическое спокойствие было дороже потраченных средств.