Коллектив авторов
Треблинка. Исследования. Воспоминания. Документы
То же самое можно сказать относительно утверждений, что ложная идентификация очень малым количеством узников Треблинки Ивана Демьянюка (вахмана из Собибора) как моториста треблинской душегубки и садиста Ивана по прозвищу «Грозный» (на самом деле – Иван Марченко) дискредитирует как этих, так и вообще всех свидетелей. Речь идет о собранных в 1970-е гг. израильской прокуратурой свидетельских показаний в рамках первого дела И. Демьянюка. На самом деле виной тому послужила чудовищно некорректная процедура идентификации[252]. Судебные психологи знают (или должны знать), как много факторов может повлиять на свидетелей в процессе идентификации, включая отбор фотографий (где важно все: например, нельзя помещать фотографию лысеющего человека среди волосатых; фотографии должны быть одного размера; не должно быть так, чтобы все «подставные» фото не были вообще ничем похожи на подозреваемого, и т. п.), формы вопросов (не должно быть суггестии, даже неосознанной), общение свидетеля, уже прошедшего процедуру, с теми, кому она еще предстоит, и пр. Допрашивающие следователи пренебрегли значительной, если не большей, частью правил, в результате чего некоторые свидетели через десятки лет убедили себя в том, что имеют дело с Иваном Грозным. Эти 9 человек были абсолютным меньшинством среди выживших, из них 5 выступили на процессе; при этом как минимум 15 допрошенных либо не узнали Демьянюка, либо прямо сказали, что это не Грозный. Этот провал правоохранительной системы всего лишь подтверждает давно известные наблюдения психологов о визуальной памяти и не дискредитирует данные свидетелями сразу после войны показания о том, что происходило в лагере, которые, к тому же, не стоят особняком, а подтверждаются другими уже упомянутыми данными.
Иллюстративным примером обращения «ревизионистов» со свидетельскими показаниями является аргумент К. Маттоньо и Ю. Графа о якобы отсутствии в газовых камерах Треблинки отверстий, кроме дверей, что при включенном моторе, нагнетающем газ в герметичное помещение, привело бы к печальным последствиям для мотора (или даже для самого помещения). При этом в Государственном архиве Российской Федерации они смотрели дело с материалами расследования, собранными военными следователями 65-й армии, нашли там эскизы газовых камер (сделаны следователем Юровским) с отверстиями в потолках и заявили, что он нарисовал их по своей инициативе, поскольку был более технически подкован, чем свидетели[253]. Однако они «почему-то» проигнорировали протокол допроса бывшего узника А. Гольдфарба из того же дела, который свидетельствовал о трех старых камерах («в каждой камере одно отверстие проделано в потолке. Причем прикрыто оно сеткой»[254]) и о десяти новых («для выхода газа из камеры существовало отдельное отверстие в крыше»[255]). То есть Юровский опирался в эскизах строго на показания А. Гольдфарба. Понятно, какие из отрицателей историки.
Отрицатели любят указывать на якобы абсурдные детали в показаниях свидетелей, но отказываются искать объяснения кроме как «свидетель врет». Иногда, как мы уже видели, объяснением является повторение некой информации, полученной из вторых или третьих рук и в результате исказившейся, причем мемуаристы не всегда оговаривают, видели ли они рассказываемый случай лично, что может привести к ложному впечатлению у читателя. Но зачастую виденные воочию вроде бы удивительные детали подтверждаются при более тщательном расследовании. Так, Янкель Верник завершает свою книгу (опубликованную в данном сборнике) следующим образом: «Вдруг слышу грохот выстрела и почувствовал сильную боль в левой лопатке. Я обернулся – передо мной стоял вахман из штрафной Треблинки, он опять целился из револьвера. Автомат девятка. Я разбираюсь в оружии и понял, что револьвер у него отказал. ‹…› Пуля меня не ранила. О чудо, она пробила всю одежду, но отскочила от лопатки, оставив след. Я в одиночку приходил в себя».
Некоторые отрицатели посчитали данный рассказ очевидно абсурдным – мол, как же так, пуля с близкого расстояния отскочила от лопатки! Но вот что мы можем прочитать в одном авторитетном немецком учебнике по раневой баллистике: «Пояснения в разделе 4.2 относятся в первую очередь к пулям, выпущенным из короткоствольного оружия (пистолеты, револьверы), каковые обычно несут относительно мало энергии. Поэтому они значительно менее эффективны, чем несущие в несколько раз больше энергии пули длинноствольного оружия. ‹…› Одной из примечательных характеристик кожи, желатина, мыла и костей является то, что пуля не может пробить эти материалы, если она движется со скоростью меньше определенной, обозначаемой vgr. Эта скорость зависит от секционной плотности пули. Пуля, летящая со скоростью менее vgr, отскакивает от поверхности цели, причем в случае с кожей останется синяк, если только пуля не двигается очень медленно»[256].
Энергии пули, выпущенной с неизвестного нам расстояния (несмотря на весьма растяжимое «передо мной», что в контексте панического бегства может означать хоть 5 метров, хоть 30) из – ключевой момент – дефектного револьвера (хотя можно как альтернативу предположить и дефектную по каким-то причинам партию патронов), хватило лишь на пробитие слоев одежды, но не на проникновение в кожу в области лопатки. Удивительная на первый взгляд деталь, оказывается, легко объясняется. Таким образом, утверждения отрицателей о якобы абсурдных показаниях сами нуждаются в тщательной проверке.
Пару слов стоит сказать об археологии Треблинки, в частности, о популярном среди отрицателей мифе, будто австралиец Ричард Крэги опроверг массовое уничтожение кого-либо в Треблинке. В 1999 г. он якобы исследовал территорию лагеря при помощи георадара и не нашел следов огромных массовых могил. Проблема, однако, состоит в том, как именно Р. Крэги описал предварительные результаты: «Сравнение показывает, что радарные снимки, сделанные повсюду в лагере, показывают почти идеальную почву, нетронутую человеком. ‹…› Почти вся земля состоит из не тронутой почвы, песка и камней»[257].
Но практически все отрицатели признают, что на этом месте находился лагерь, – пусть они и называют его транзитным. Существование любого лагеря несовместимо с утверждениями Р. Крэги. Как уже было показано выше, массовое умерщвление и захоронение евреев в Треблинке задокументировано самими немцами. Не могла почва в лагере быть идеальной и нетронутой и потому, что она нарушалась уже после освобождения лагеря – польские жители перерыли Треблинку в поисках еврейского золота[258]. А польские следователи в 1945 г. обнаружили здесь не только многочисленные человеческие останки, вещи и перерытую землю, но и воронки от бомб, самая большая из которых была 6 м глубиной и 25 м в диаметре (причем воронки также обнажили останки; на дне самой большой из них провели раскопки и обнаружили песок без золы лишь на глубине 7,5 м)[259].
Более того, Р. Крэги в принципе не мог просканировать всю территорию лагеря, поскольку именно площадь, где когда-то находились массовые могилы и производилось массовое сожжение трупов, – 22 000 кв. м – была в 1963 г. залита бетоном, на котором установили 17 тыс. камней треблинского мемориала. Бетонирование территории бывших могил было произведено специально, чтобы прекратить их осквернение «черными копателями», продолжавшими искать «еврейское золото»[260].
Таким образом, заявление Р. Крэги – не более чем ложь. Неудивительно, что за более чем 20 лет он так и не выпустил отчет о своем якобы «исследовании» лагеря.
Команда британского археолога Кэролайн Стёрди Коллс провела археологические исследования Треблинки, насколько это позволяли бетонная заливка и уважение к мнению некоторых влиятельных польских раввинов, что иудаизм запрещает раскопки могил. Произведено было, в частности, сканирование территории георадаром. Результаты не оставляют от заявлений Р. Крэги камня на камне – К. Коллс обнаружила и ямы, и строительные материалы, и сотни предметов, в том числе ювелирные изделия, монеты, ножи и т. п. Были найдены фундамент первой газовой камеры и большое количество фрагментов человеческих останков[261].
Ревизионисты не оставили исследования К. Коллс без внимания, им посвящен упомянутый в начале фильм Эрика Ханта. Отрывок из ответа Коллс Ханту стоит процитировать, поскольку он хорошо иллюстрирует «ревизионистскую» методологию:
«В частности, ревизионисты сосредоточились на содержащемся в программе (Би-би-си о раскопках. – Прим. С. Р.) предположении, что на плитках газовых камер присутствовала Звезда Давида. Однако комментарии, сделанные в этой программе археологами, были первоначальной реакцией на присутствие Звезды Давида на плитках и оказались вырваны из контекста. В действительности, как только было проведено исследование происхождения плиток, стало очевидно, что они были изготовлены польской фабрикой и что на самом деле эта звезда вовсе не Звезда Давида, а логотип компании. Однако из-за короткого промежутка времени между съемками и трансляцией в документальном фильме присутствовала только первоначальная реакция, а идея о том, что на плитках была изображена Звезда Давида, оказалась подхвачена средствами массовой информации. В очередной раз ревизионисты объявили об этом как о признаке того, что раскопки были обманом. Поскольку ранее проведенные на месте раскопок работы не были включены в документальный фильм, ревизионисты также утверждали, что в лагере для истребления не было обнаружено никаких массовых захоронений»[262].
К сожалению, такой подход вполне типичен для отрицателей Холокоста. Впрочем, стоит отметить, что несколько лет спустя Э. Хант полностью разочаровался в «ревизионизме» после безуспешных попыток обнаружить хоть какие-то следы «пропавших» евреев (он обращался ко всем видным отрицателям). В конце концов он признал существование нацистских лагерей уничтожения с газовыми камерами[263].
Подытоживая, можно сказать, что для «ревизионистов» Треблинка играет сегодня важную роль, т. к. они считают, что довольно легко внушить якобы абсурдность уничтожения и испепеления примерно 800 тыс. человек на небольшом клочке земли, однако они не могут предложить хоть сколько-нибудь осмысленную альтернативную версию судьбы этих людей, исчезнувших после депортации в этот лагерь. Именно поэтому отрицателям приходится прибегать ко всем мыслимым и немыслимым уловкам для мнимой дискредитации имеющихся на сегодняшний день доказательств. К серьезной историографии и реконструкции прошлого эти попытки любой ценой обелить нацистов отношения не имеют.
Воспоминания
Янкель Верник. Год в Треблинке
Автор предлагаемых читателю воспоминаний Янкель Верник родился в 1889 г. в г. Кобрине. Этот город, в 41 км от Брест-Литовска, вошел в состав Российской империи в 1795 г. По переписи 1897 г., здесь проживало около 10 тыс. человек, 64,7 % составляли евреи, 15,6 % – украинцы, 12,5 % – русские, а поляки и белорусы являлись численно незначительными меньшинствами. Отец мемуариста работал краснодеревщиком, этим же путем пошел и сам Янкель, который, чтобы не составлять конкуренцию брату Натану, переехал в Бялу Подляску. В 1904 г. вступил в известную еврейскую партию социалистической направленности Бунд, потом оказался в Варшаве, работал управляющим имуществом семьи известного писателя С. Кшивошевского. Именно в польской столице прошла большая часть жизнь Я. Верника.
Во время нацистской оккупации в 1940 г. вместе со всеми евреями он был переселен в Варшавское гетто, в котором и жил вплоть до лета 1942 г., когда начались первые массовые депортации в лагеря смерти. Эту участь пришлось разделить и ему – 23 августа 1942 г. он был отправлен в Треблинку. Однако, в отличие от подавляющего числа обреченных на скорую смерть, Я. Вернику повезло: по прибытии он смог вовремя сориентироваться и попасть в число тех евреев, которые занимались обслуживанием лагеря. Поскольку Треблинка только-только была введена в эксплуатацию, дисциплина оставляла желать лучшего, что сделало возможным подобные редкие и в остальное время немыслимые случаи.
Вскоре Я. Верник был определен в «зондеркомманду» – специальную группу евреев, которую заставляли работать при газовых камерах и заниматься утилизацией трупов. Подобные отряды существовали и в других центрах уничтожения евреев – Белжеце, Хелмно, Майданеке, Собиборе и Аушвице. Например, в Майданеке первая «зондеркомманда» была сформирована весной 1942 г. и изначально работала при «малом крематории», использовавшемся для сжигания трупов умиравших или расстрелянных узников. Когда здесь начались массовые убийства евреев (с осени 1942 г.), то она обслуживала этот процесс (загон людей в камеры, вынос трупов, их утилизация и пр.). Как правило, членами «зондеркомманд» становились заключенные-евреи, что имело для нацистов особый смысл: участие в убийстве соплеменников лишний раз «доказывало» их принадлежность к «низшей расе». Впрочем, например, в Майданеке изначально на эту работу определяли и советских военнопленных. Положение членов «зондеркомманд» было незавидным: они ближе остальных заключенных видели процесс реализации политики «окончательного решения еврейского вопроса», вынужденно участвуя в нем, а другие узники нередко считали их убийцами. Шансы на выживание сводились к нулю: нацисты считали ближайших сподручных опасными свидетелями, а потому методом убийств периодически обновляли состав этих «формирований». В Собиборе, например, «зондеркомманда» была изолирована от основных узников, обслуживавших эту фабрику смерти и обитавших в 1-м и 2-м «лагерях». Поэтому при подготовке известного восстания 14 октября 1943 г. хотя и делалась ставка на то, чтобы все заключенные могли получить шанс на спасение, речь вовсе не шла о членах «зондеркомманды» – их не брали в расчет.
В Треблинке ситуация отличалась во многом благодаря управленческому хаосу, присущему этому лагерю. Более того, Янкелю Вернику несказанно повезло: будучи плотником, он обратил на себя внимание нацистского начальства и оказался задействован на строительных работах. В итоге он занял весьма привилегированное положение – недурное питание, возможность относительно свободно перемещаться между внутренними лагерями Треблинки, а также проявлять такую неслыханную дерзость, как разговаривать с эсэсовским начальством, не снимая головного убора. Потому он и сыграл одну из ключевых ролей в подготовке массового восстания, которое состоялось 2 августа 1943 г.
После побега Я. Верник сумел добраться до Варшавы, спрятавшись в грузовом поезде. Семья С. Кшивошевского помогла ему укрыться и добыть фальшивые документы. В польской столице он установил контакты с еврейским подпольем, а зимой 1943 г. подготовил текст воспоминаний о пережитом. В начале 1944 г. брошюра на польском языке «Год в Треблинке» разошлась тиражом в 2 тыс. экземпляров[264]. К ее подготовке, печати и распространению были причастны члены Еврейской боевой организации (подпольное объединение, которое сыграло одну из ключевых ролей в восстании в Варшавском гетто в апреле – мае 1943 г. и было тогда почти полностью истреблено), Бунда и Жеготы (подпольная организация, получавшая финансирование в т. ч. и от польского правительства в Лондоне и занимавшаяся спасением евреев).
Естественно, для жителей оккупированной Польши существование лагерей смерти не было большим секретом, а благодаря польскому подполью, образовавшемуся в нацистских концлагерях, передавалась информация и о положении внутри этих учреждений. Однако далеко не все верили этим довольно отрывочным сведениям. Более того, Янкель Верник являлся тем, кто непосредственно прошел через ужасы лагеря смерти (не путать с трудовым концлагерем!), сумел уцелеть и был готов обобщить свои рассказы. Его свидетельство можно поставить в ряд других подобных воспоминаний, вышедших в подполье, пока еще машина Холокоста продолжала работать. Например, словацкий еврей Д. Ленард несколько месяцев провел в Майданеке, а после бегства в конце июня 1942 г. сумел оставить небольшие воспоминания, ходившие среди словацких евреев[265]. Однако они так и не стали достоянием широкой общественности, а сам он находился в этом лагере до того, как тот превратился в место именно конвейерных убийств. Из Аушвица в 1941–1942 гг. регулярно передавал сообщения об убийствах и начавшейся политике массового уничтожения евреев член польского подполья В. Пилецкий[266]. Наиболее известным свидетельством стал доклад бывших узников Аушвица Р. Врба и А. Ветцлера, которые в апреле 1944 г. бежали из этого лагеря смерти и укрылись на территории Словакии. Они описали механизм массовых убийств, работу газовых камер и крематориев. Несмотря на задержку, этот доклад был переправлен в Швейцарию и уже в начале июня разошелся по всему миру. В это время нацисты осуществляли широкомасштабные депортации венгерских евреев в Аушвиц. Степень международного возмущения была такова, что глава Венгрии М. Хорти был вынужден в конечном итоге приостановить массовую выдачу евреев немцам.
В это же время распространялась и брошюра Я. Верника, причем через каналы польского подполья ее получили и в Лондоне. Уже в 1944 г. перевели на английский, затем – на идиш и иврит. Высокий интерес к ней на территории подмандатной Палестины объясняется ярким описанием не только массовых убийств, но и сопротивления, вылившегося в восстание. Тем самым это позволяло избежать образа евреев как пассивных жертв.
В 1944 г. Я. Верник принял участие в Варшавском восстании, сражаясь в отрядах, близких к прокоммунистической Армии Людовой. После войны некоторое время проживал в Польше, затем на фоне поднимавшейся волны антисемитизма эмигрировал в Швецию, а оттуда – в Израиль. Выступал свидетелем на ряде процессов над нацистскими преступниками, включая А. Эйхмана в 1961 г. В 1950-е гг. для Дома-мемориала борцов гетто (в настоящее время Музей наследия, документационный и учебный центр Холокоста и еврейского сопротивления имени Ицхака Каценельсона) создал макет Треблинки. Умер в 1972 г.
Один из экземпляров изданной на польском языке брошюры попал в деревню Церанов. После ее освобождения Красной Армией летом 1944 г. местный житель Фабисян передал экземпляр советским следователям, расследовавшим нацистские преступления в треблинских лагерях. Перевод был закончен лейтенантом Казачковым к 15 августа 1944 г. Через 10 дней машинопись была заверена в делопроизводстве отдела информации политического управления 1-го Белорусского фронта. Затем этот документ был передан в военную прокуратуру. 29 августа начальник политуправления 1-го Белорусского фронта генерал Галаджев направил на имя начальника Главного политического управления РККА А. С. Щербакова докладную записку (зарегистрирована 2 сентября). В ней он сообщал о расследовании относительно лагеря Треблинка, где были уничтожены, по имевшимся данным, 3 млн человек – «поляков, евреев, французов, болгар и других национальностей»[267]. К письму прикладывался перевод брошюры Я. Верника. 25 сентября 1944 г. заместитель военного прокурора 65-й армии гвардии майор юстиции Мазор приобщил копию воспоминаний к общему делу. Судя по отметкам на полях, наибольший интерес в Чрезвычайной государственной комиссии по установлению и расследованию немецких злодеяний вызвали те сюжеты, которые были связаны с отсылкой к Катыни и восстанию 2 августа 1943 г. Представленные воспоминания не вписывались в общую установку – не выделять особо уничтожение евреев, а делать акцент на том, что жертвами нацистских преступлений были народы всей Европы, – и, вероятно, поэтому и не были опубликованы на русском языке.
В настоящем издании воспоминания Я. Верника публикуются на основе перевода лейтенанта Казачкова (ГАРФ. Ф. Р-7021. Оп. 115. Д. 11. Л. 49–76), сверенного Л. В. Ковалевой и И. И. Жуковским с оригиналом, опубликованным на польском языке в 1944 г.: Wiernik J. Rok w Treblince. Warszawa: Nakladem Komisji Koordynacyjnej, 1944. В историографии Холокоста наиболее часто используется англоязычная версия, разбитая на главы, поэтому К. А. Пахалюком была проведена соответствующая сверка на основании одного из первых изданий: Wiernik Y. A Year in Treblinka. New York: American Representation of the General Jewish Workers’ Union of Poland, 1945. Однако расхождения между этими версиями не ограничиваются структурой текста и стилистикой (польский вариант ближе к разговорному языку, предложения более отрывистые, в то время как перевод на английский придал повествованию большую публицистичность и связность), а носят смысловой характер: переводчики опустили фразы, как добавляющие тексту элементы образности и эмоциональности, так и сообщающие дополнительные детали. Наиболее значимыми нам представляются отличия, связанные с количеством газовых камер, а также уничтоженных трупов: в польском варианте речь идет о 3,5 млн, что согласуется с преувеличением масштабов убийств самими узниками, в то время как в первом англоязычном переводе цифра вообще отсутствует. Стоит обратить внимание, что многие подобные пропуски были восстановлены в последующих переводах. Не ставя задачу выверять разночтения во всех изданиях, мы ограничились сверкой лишь по наиболее раннему и доступному варианту, указанному выше. Пропущенные предложения выделены курсивом, к ним даны примечания. Вводный текст, комментарии и общая редакция – К. А. Пахалюка при участии С. В. Романова и Д. В. Шполянского.