© Институт психологии Российской академии наук, 2009
К. Ю. Ануфриюк, И. Б. Дерманова (Санкт-Петербург)
Впоследние годы в отечественной науке активно развивается субъектный подход, и категория субъекта играет все более заметную роль. Понятие субъекта, пришедшее в психологию из философии, изначально было актуализировано в работах С. Л. Рубинштейна, который характеризовал его активностью, способностью к развитию и интеграции, самодетерминацией, саморегуляцией, самодвижением и самосовершенствованием. Субъект, по Рубинштейну, – это, в первую очередь, «способ существования» (Рубинштейн, 2003). Рассматривая различные виды этического субъекта, он выделяет два возможных способа его существования, различающиеся между собой уровнем рефлексии и осознанности. Первый – жизнь, не выходящая за пределы непосредственных связей, в которых живет человек. И второй способ существования связан с появлением рефлексии, которая, как бы прерывая процесс жизни, выводит человека мысленно за ее пределы (там же). Таким образом, изначально Рубинштейн не только задает основные характеристики субъекта, но и утверждает континуальный принцип оценки зрелости человека как этического субъекта.
В ряде работ современных исследователей, выполненных в рамках субъектного подхода, субъектность выступает как интегральная характеристика, представленная способностью самому инициировать активность на основе внутренней мотивации, порождать движения и действия. Многими отечественными исследователями также обосновывается континуальный принцип к развитию субъектности (в противоположность акмеологическому) и выделяются уровни развития субъекта, например, в онтогенезе (Е. А. Сергиенко, 2008; В. В. Селиванов, 2008 и др.); в социальном контексте своего бытия (М. А. Щукина, 2004 и др.) или как ситуационные проявления «самости» (Ю. А. Поссель, 2000; Л. В. Алексеева, 2003 и др.).
Уровневый подход, в частности, позволяет не противопоставлять субъекта всем остальным подструктурам свойств человека (например, личности и индивидуальности), а также не разделять людей на субъектов и «досубъектов» или «асубъектов», а представить развитие субъекта как непрерывный процесс его созревания. Причем основные атрибуты субъекта, такие как автономность, целостность, способности к саморазвитию, самодетерминации, самоуправлению в социальном контексте своего бытия и др., в такой интерпретации можно рассматривать в качестве одного из критериев общей психологической зрелости человека.
Субъект в рамках структурно-уровневого подхода соотносится с личностью как ядерной подструктурой в общей структуре свойств человека, являясь ее функциональной составляющей. При таком понимании содержание личности как бы отвечает на вопрос «что», а содержание субъекта – на вопрос «как». В некотором смысле сходную с данным пониманием позицию о соотношении личности и субъекта метафорически представляет Е. А. Сергиенко в виде командного и исполнительного звеньев, когда «личность задает направление движения, а субъект – его конкретную реализацию через координацию выбора целей и ресурсов индивидуальности человека» (Сергиенко, 2008, с. 57).
Мы предполагаем, что личность как ядерное или «командное звено» представляет собой, в первую очередь, систему отношений человека к другим людям, самому себе и окружающему его миру. Известно, что в психологических концепциях А. Ф. Лазурского и В. Н. Мясищева именно отношения выступают в качестве наиболее специфической характеристики личности.
В. Н. Мясищев (2000) также говорит о двойственном характере отношений: как потенциальной и реальной характеристики поведения человека. Он неоднократно подчеркивал, что истинные отношения человека к действительности до определенного момента являются его потенциальными характеристиками и проявляются в полной мере тогда, когда человек начинает действовать в субъективно очень значимых для него ситуациях. Мысль о том, что отношения как взаимоотношения между людьми имеют и потенциальную, и поведенческую составляющие, К. А. Абульхановой и Т. Н. Березиной формулируется следующим образом: «В структуру отношений вбирается очень много составляющих – и субъективное отношение к человеку (эмпатия, уважение), и намерения, вытекающие из его объективной и субъективно признаваемой роли в нашей жизни, и наше поведение, поступки, выражающие наше отношение и устанавливающие консенсус между нашим к нему и его к нам отношениями» (Абульханова, Березина, 2001, с. 227–228).
В соответствии с предлагаемым нами структурно-уровневым подходом субъективные отношения характеризуют личность («командное звено», по выражению Е. А. Сергиенко), а их реализация в поведении уже осуществляется субъектом как функциональной подструктурой личности, или ее «исполнительным звеном». Субъект реализует и выстраивает свои социальные отношения в зависимости, в частности, и от уровня собственной субъектности. Следовательно, вопрос о соотношении системы отношений человека с характеристиками его субъектности в некотором смысле превращается и в вопрос о соотношении двух подструктур свойств человека: личности и субъекта социальных отношений (Дерманова, 2008).
Один из наиболее драматичных возрастных периодов становления обеих подструктур – это подростковый и юношеский возраст. Исследователями обосновывается предположение, что подростковый возраст является сенситивным для развития субъектности личности. По данным М. А. Щукиной, «это не означает, что развитие субъектности личности останавливается на том уровне, которого достигают подростки по окончании данного возрастного периода. Но именно в границах данного возраста совершаются решающие изменения, задающие индивидуально характерную для каждой личности структуру субъектности и наиболее значительные в границах жизненного пути сдвиги в развитии субъектности личности» (Щукина, 2004, с. 140).
В качестве одной из форм проявления субъектности отечественными исследователями рассматривается совладающее поведение как сознательный и целенаправленный способ разрешения трудностей (Крюкова, 2008). С точки зрения некоторых авторов, совладание является базовым уровнем самоуправления, так как его предназначение состоит только в обеспечении адаптации человека к ситуации, оно позволяет ему либо овладеть ею, ослабить или смягчить требования ситуации, либо избежать или привыкнуть к ним и таким образом погасить стрессовое действие ситуации (Хазова, 2002; Щукина, 2004). С точки зрения других исследователей, совладающее поведение – это сознательное поведение, «зеркало субъектной активности человека», а не пассивное отражение качеств личности и особенностей жизненной ситуации. Оно направлено на активное взаимодействие с ситуацией и предполагает не только приспособление (если ситуация не поддается контролю), но и изменение ситуации (поддающейся контролю) (Крюкова, 2008, с. 57).
Однако континуальный принцип в оценке активности субъекта позволяет выделить разные уровни совладания и включить в структуру совладающего поведения как базовый его уровень психологические защитные механизмы, которые, также как и копинг-стратегии, имеют своей целью адаптацию человека к окружающей среде, но, в отличие от последних, не осознаются человеком. Известно, что психологические защиты присутствуют у абсолютного большинства людей, независимо от того уровня субъектности, который ими достигается. Формируясь раньше, чем копинг-стратегии, психологические защитные механизмы присутствуют и во всех актах совладания, хотим мы того или нет. Возможно, что психологические защитные механизмы создают «почву», на которой легче образуются те или иные способы совладания, как сознательные установки на взаимодействие с трудными жизненными обстоятельствами.
Все это определило цель нашего исследования, направленного на изучение совладающего поведения и особенностей системы отношений у подростков с разным уровнем субъектности. На некоторых результатах этой работы остановимся более подробно.
Для выявления уровня субъектности использовался опросник «Уровень развития субъектности личности» (УРСЛ) М. А. Щукиной (2004). Для исследования совладающего поведения – опросник способов совладания (WCQ, The Ways of Coping Questionnaire) Р. Лазаруса и С. Фолкмана и методика «Индекс жизненного стиля» (Life Style Index) Р. Плутчика и др. Для исследования отношений использовались: модифицированный вариант методики «Незаконченные предложения» Сакса и Леви; шкала социально-психологической адаптированности (СПА) К. Роджерса и Р. Даймонда; шкала временных установок (TAS, Time Attitude Scale) Ж. Нюттена, а также анкета, направленная на выявление некоторых показателей отношений с родителями. Выборка состояла из учащихся 9–10-х классов (возраст 14–16 лет) школ г. Санкт-Петербурга в количестве 213 человек.
Мы предположили, что подростки с более высоким уровнем субъектности имеют соответственно и более сформированную систему совладания с преимущественным использованием конструктивных стратегий, с менее выраженными психологическими защитами и более зрелую систему отношений. Для подтверждения этой гипотезы с помощью кластерного анализа выборка была поделена на три подгруппы (кластера) по общему показателю уровня развития субъектности личности. В качестве показателей субъектности в методике выделяются: активность/реактивность (насколько человек способен к самостоятельному инициированию своей деятельности); автономность/зависимость (насколько самостоятелен в принятии решений); целостность/неинтегративность – особенность отношения к другому (какие взаимоотношения выстраивает человек: субъектно-субъектные или субъектно-объектные); опосредствованность/непосредственность (способность к рефлексии, децентрации); креативность/репродуктивность (насколько открыт человек новому опыту, насколько широк его поведенческий репертуар); самоценность/малоценность (Я в аспекте взаимоотношения с другими – насколько человек склонен доверять собственному мнению, независим от оценок окружающих).
Первый кластер составили испытуемые с низким уровнем субъектности (70 чел.), второй – со средним (68 чел.), третий – с высоким уровнем (75 чел.). Ни по полу, ни по возрасту данные кластеры существенных различий не обнаружили, что свидетельствует о том, что, по крайней мере, в рамках данной микровозрастной группы факторы пола и возраста не являются определяющими в развитии субъектности. Это подтверждают и результаты М. А. Щукиной, которая выявила, что во время подросткового периода уровень субъектности личности достигает уровня, характерного для взрослых. Между подростками 16 лет и взрослыми (средний возраст 20 лет) в ходе исследования не было обнаружено значимых различий ни по одному из атрибутов субъектности. Наиболее существенные резкие изменения в развитии происходят между 12 и 14 годами. К 16 годам субъектность личности является развитой настолько, что дальнейшее взросление не вносит существенных изменений в ее уровень развития и структуру. К этому же возрасту «структура субъектности личности приобретает гомогенность благодаря выравниванию уровня развития всех атрибутов, что в норме также характеризует субъектности личности взрослых» (Щукина, 2004, с. 140).
По показателям системы отношений между выделенными кластерами получены статистически значимые различия. Так, у подростков со средним и высоким уровнем субъектности взаимоотношения с родителями, с точки зрения подростка, носят более доверительный характер, чем у подростков с низким уровнем. Подростки с высоким уровнем субъектности также отмечают, что их отцы больше времени проводят с ними, проявляют интерес к их мнению, делам, предоставляют больше свободы. Эти подростки в большей степени принимают себя и окружающих, демонстрируют более положительное отношение к сверстникам, школе. Они также демонстрируют наиболее позитивную оценку своего будущего и интернальный локус контроля в отношении него. (Все анализируемые различия между группами носят статистически значимый характер.)
Вторым важным показателем системы отношений является степень и особенности взаимосвязей ее отдельных характеристик. Еще А. Ф. Лазурский отмечал, что координация психических элементов, проявляющаяся в направленности личности на тот или иной род деятельности, характеризует повышение психического уровня (1921). В. Н. Мясищев в свою очередь связывал степень дифференцированности целостной системы отношений личности с уровнем ее развития: «Чем выше уровень развития личности, тем сложнее и процессы психической деятельности и тем дифференцированнее и богаче ее отношения» (Мясищев, 2000, с. 99). На важную роль интеграции и дифференциации психологических характеристик в процессе становления и развития личности указывал также Б. Г. Ананьев (1968).
Анализ взаимосвязей показателей отношений выявил особенности координации и дифференциации данных характеристик в кластерных группах. Так, обнаружилось, что общее количество связей в группе с высоким уровнем субъектности меньше, чем в двух других группах (9 против 14 и 16). В корреляционную плеяду этой группы оказались не включенными отношения с родителями, которые (в свою очередь) также не были связаны между собой. Это свидетельствует о большей дифференцированности системы отношений вообще и, в частности, об определенной свободе (независимости в оценке окружающих, принятии себя, сверстников и своего будущего) от родительской позиции. При этом в центре их корреляционной плеяды выявилось единое ядро взаимосвязанных показателей, объединяющее отношения к другим (сверстникам и школе) с показателями отношения к будущему и принятием себя, которое свидетельствует о возрастании интегрированности, внутренней связности (или когерентности, по В. Н. Мясищеву) данной группы отношений. Другими словами, здесь мы наблюдаем одновременно и процесс дифференциации (в частности, от родителей) и интеграции в системе значимых отношений.
Анализ взаимосвязей показателей системы отношений с показателями субъектности показал, что с ростом субъектности количество взаимосвязей нарастает (от 14 и 16 в группах с низким и средним уровнями до 33 в группе с высоким уровнем субъектности). То есть система отношений и различные аспекты субъектности все больше и больше обуславливают друг друга, а, следовательно, отношения становятся все более и более зрелыми (субъектными). Причем в группе с высоким уровнем субъектности в качестве системообразующего фактора выступает показатель опосредствованности, который характеризует прежде всего высокую осмысленность поведения, знание и понимание себя, способность к самоанализу. То, что он занимает центральное положение в корреляционной плеяде, может свидетельствовать о достаточной сознательности (отрефлексированности и осмысленности) всей системы отношений данных испытуемых. Возможно, в этом возрасте мы наблюдаем рождение субъекта второго типа существования, по С. Л. Рубинштейну.
Анализ системы показателей совладающего поведения, как и ожидалось, обнаружил существенное снижение интенсивности использования незрелых психологических защит (замещения и регрессии) и неконструктивного копинга (бегства) с одновременным увеличением частоты использования конструктивных копингов (планирования и переоценки) по мере нарастания субъектности. Данные различия в характере совладающего поведения у подростков с разным уровнем субъектности сказываются и на их уровне адаптированности, прирост которого также статистически значим при переходе от первой ко второй и далее к третьей подгруппе (от 38 баллов к 48 и в третьей группе 55 баллов по шкале, при р ≤ 0,001).
Корреляционные связи копингов и механизмов психологической защиты по мере нарастания субъектности усиливаются (количество связей увеличивается от 14 до 33). Это свидетельствует о том, что система совладания с трудностями у подростков с высоким уровнем субъектности становится более интегрированной и то, как они справляются с проблемой на бессознательном уровне, согласуется с их поведением на уровне сознательного реагирования. То есть нарастание субъектности сопровождается не отказом от своего бессознательного, а «встраиванием» его в структуру осознанного поведения.
В структуре взаимосвязей показателей совладающего поведения и субъектности в выделенных кластерах также наблюдается увеличение общего количества связей по мере нарастания субъектности (от 15 в первой группе до 30 в третьей), и вновь обращает на себя внимание системообразующая роль опосредствованности в группе с высоким уровнем субъектности. Опосредствованность в этой группе обнаруживает положительные связи с наиболее конструктивными стратегиями и зрелыми защитными механизмами (принятие ответственности, переоценка, самоконтроль, планирование и реактивные образования).
Таким образом, наше исследование еще раз показало продуктивность и своевременность выделения парадигмы «субъект» в современной психологии, а также экспериментально доказало, что субъектность как интегральное личностное качество тесно связана и с системой отношений, и со структурой совладающего поведения. И по мере увеличения последней отношения с окружающими становятся более зрелыми, а система поведения – все более осознанной.
Абульханова К. А., Березина Т. Н. Время личности и время жизни. СПб., 2001.
Алексеева Л. В. Психологическая характеристика субъекта и субъекта преступления // Вестник Тюменского государственного университета. 2003. № 4. С. 216–228.
Ананьев Б. Г. Человек как предмет познания. Л., 1968.
Дерманова И. Б. Парадигма субъекта: структурно-функциональный подход // Личность и бытие: субъектный подход. Материалы научной конференции, посвященной 75-летию со дня рожд. А. В. Брушлинского, 15–16 октября 2008 г. / Отв. ред. А. Л. Журавлев и др.
Крюкова Т. Л. Человек как субъект совладающего поведения // Совладающее поведение: Современное состояние и перспективы / Под ред. А. Л. Журавлева, Т. Л. Крюковой, Е. А. Сергиенко. М.: 2008.
Лазурский А. Ф. Классификация личностей. Петерб., 1921.
Мясищев В. Н. Личность и отношения человека // Психология личности в трудах отечественных психологов / Сост. Л. В. Куликов. СПб, 2000.
Поссель Ю. А. Субъектная индетерминированность социальной направленности личности: Дис. … канд. психол. наук. СПб., 2000.
Рубинштейн С. Л. Бытие и сознание. Человек и мир. СПб, 2003.
Сергиенко Е. А. Развитие идей психологии субъекта А. В. Брушлинского: системно-субъектный подход // Личность и бытие: субъектный подход. Материалы научной конференции, посвященной 75-летию со дня рожд. А. В. Брушлинского, 15–16 октября 2008 г. М., 2008.
Селиванов В. В. Онтогенез психического как развитие субъекта // Личность и бытие: субъектный подход. Материалы научной конференции, посвященной 75-летию со дня рожд. А. В. Брушлинского, 15–16 октября 2008 г. М., 2008.
Хазова С. А. Совладающее поведение одаренных старшеклассников: Автореф. дис. … канд. психол. наук. Кострома, 2002.
Щукина М. А. Особенности развития субъектности личности в подростковом возрасте: Автореф. дис. … канд. психол. наук. СПб., 2004.
В. А. Васютинский (Киев, Украина)
Важнейшим достоинством творческого наследия С. Л. Рубинштейна является удивительно плодотворное сочетание основательно выверенных положений классической науки и опережающих время интуитивно-предсказательных идей.
На фоне огромного научного материала, положенного С. Л. Рубинштейном в основу современной психологии личности, гораздо менее впечатляющим кажется его вклад в развитие социальной психологии. Психологический смысл человеческих взаимоотношений находился скорее на периферии его научных пристрастий (хотя социальная природа человеческой личности была постоянно подразумеваемой).
Наиболее ярко социально-психологические взгляды С. Л. Рубинштейна воплотились в содержании книги «Человек и мир», во многих положениях которой то ли напрямую, то ли имплицитно подчеркивается роль и значение социального мира, воздействия других людей и взаимодействия с ними для становления и функционирования полноценной личности. «Реально мы всегда имеем два взаимосвязанных отношения – человек и бытие, – человек и другой человек (другие люди), – подчеркивал С. Л. Рубинштейн. – Эти два взаимоотношения взаимосвязаны и взаимообусловлены» (Рубинштейн, 2003, с. 282). Пристальное изучение воззрений ученого на индивидуальное и социальное пространство обнаруживает весьма отчетливые и значимые аналогии с положениями современного социального конструктивизма.
У его ведущих представителей П. Бергера и Т. Лукмана реальность повседневной жизни предстает перед человеком как интерсубъективный мир, который он разделяет с другими людьми. Пространственная структура мира повседневной жизни имеет социальное измерение благодаря пересечению зон манипуляций множества лиц. Бергер и Лукман подчеркивают значение взаимного восприятия людей в ситуации лицом к лицу, называя его прототипом социального взаимодействия. В подобной ситуации другой выступает перед субъектом в живом настоящем, которое оба переживают. Индивид уверен в том, что он на самом деле является тем, кем себя считает, когда играет свои привычные социальные роли на глазах значимых других. Во взаимодействии происходит непрерывное и одновременное взаимное «схватывание» субъектностей, интерсубъективная близость, которую не может воссоздать любая другая знаковая система. Реальность повседневной жизни постоянно подтверждается во взаимодействии с другими. Субъективная реальность находится во взаимосвязи с социально определенной объективной реальностью. Значимые другие являются главными агентами поддержания субъективной реальности в индивидуальной жизни (Бергер, Лукман, 1995).
Исходным, однако, С. Л. Рубинштейн считал соотношение человека и бытия. Реальное существование мира открывается человеку в его чувственности, практике, в действиях человека и объекта, контакте этих двух реальностей. Уделяя гораздо больше внимания отражательно-познавательной стороне человеческого сознания, нежели его социальной природе, С. Л. Рубинштейн отмечал, что «исходно существуют не объекты созерцания, познания, а объекты потребностей и действий человека, взаимодействие сил, противодействие природы, напряжение» (Рубинштейн, 2003, с. 284).
У человека, находящегося в этом мире, нет иного пути, кроме как удовлетворять свои насущные потребности путем изъятия из данного мира адекватных его потребностям объектов и ассимилировать их. При этом мир познается человеком прежде всего (а может быть, и исключительно) со стороны тех свойств и отношений, к которым человек потребностно неравнодушен, которые возбуждают его плоть, «предсказывая» удовлетворение желаний. Человек, следовательно, не просто находится в мире, а активно в нем участвует.
Благодаря такому пристрастному взаимодействию с миром человек «становится не чем иным, как объективно существующей отправной точкой всей системы координат. Такой отправной точкой человеческое бытие становится в силу человеческой активности, в силу возможности изменения бытия» (там же, с. 348). Именно человеческий индивид, его субъектное начало оказывается центральным пунктом, средоточием противопоставления материальному миру путем его познавательного отражения. Благодаря взаимодействию с окружающим миром субъект овладевает деятельностью, становится ее субъектом, а посему и личностью, сознательно созидающей свой мир и саму себя в мире.
Всесторонне и глубоко исследуя отношение «человек и мир», на котором, собственно, и зиждется его психологическая теория, в раскрытии отношения «человек и другой человек» С. Л. Рубинштейн более сдержан. Он недвусмысленно настаивает на изначальном единстве физического и социального мира, являющимся принципиальным для понимания подлинного смысла человеческой субъектности: «Вопрос о существовании внешнего мира и вопрос о существовании других людей (и отношений к ним) должны быть сплетены в своей исходной постановке, вскрывающей мир и других людей как предпосылку существования, подлинного существования субъекта» (там же, с. 349–350). В подобном понимании единства физического и социального мира фактически отражен принцип постижения действительности сквозь призму общего, совместного с другими взгляда на объективное и субъективное пространство, в котором разворачивается человеческая жизнь.
При этом оказывается, что в перечень объектов, удовлетворяющих потребности человека, следует включить и других людей, не просто находящихся рядом и удовлетворяющих потребности человека, но прежде всего опосредствующих его связи с миром. «Проблема же отношения человека к бытию в целом включает в себя отношение к человеку, к людям, поскольку бытие включает в себя не только вещи, неодушевленную природу, но и субъектов, личностей, людей, отношение к природе опосредствовано отношениями между людьми» (там же, с. 285). Данное опосредствование является совершенно необходимым условием, но также и механизмом вхождения человека в мир, в котором осуществляется процесс его бытия.
Здесь представляется уместным обратить внимание на присущую рассуждениям С. Л. Рубинштейна некоторую непоследовательность в оценке роли другого человека в жизни личности. С одной стороны, – и С. Л. Рубинштейн говорит об этом отчетливо, – другой человек является частью окружающего мира как физико-биологический объект, занимающий определенное пространство и требующий определенного отношения к себе, самим своим присутствием как бы вмешивающийся в жизнь субъекта. С другой стороны, С. Л. Рубинштейн неоднократно подчеркивает, что связь с другим человеком имеет принципиально иной психологический смысл, оказывает совершенно иное психологическое воздействие на субъекта. Человек не просто рядоположен другому человеку, его отношение и отношение к нему связаны с проблемой человека как субъекта сознания и действия: «Это вопрос о месте другого человека в человеческой деятельности (другой человек только как средство, орудие или как цель моей деятельности) <…> вопрос о существовании другого человека как условия моего существования, вопрос о мотивации, детерминации человеческого поведения, системе значимостей или ценностей и т. д.» (там же, с. 286). Такое отношение вполне может подразумевать и непосредственное взаимодействие человека с человеком, и взаимное отражение их субъектностей, и взаимное подтверждение существования друг друга и наличия социальной реальности в целом.
Впрочем, акцентируя внимание на смысле данного отношения, С. Л. Рубинштейн в первую очередь придает ему отчетливую этическую окраску, предлагая рассматривать другого человека либо как средство (использование его в собственных интересах), либо как цель (действование ради интересов другого человека) деятельности.
Однако более важным здесь оказывается то, что мир дан человеку совместно с другими людьми. Конкретная реальность человека «всегда первично дана заодно с объектами и партнерами его деятельности. Эти последние даны мне так же первично, как и я сам» (там же, с. 284). В частности, присутствие другого человека оказывается решающим для того, чтобы состоялось осознание ребенком себя как личности: «…ребенок существует для себя, поскольку он выступает как объект для других. <…> Он приходит к осознанию самого себя через отношение к нему других людей» (там же, с. 351).
Для возникновения человеческой личности, не только отражающей внешний мир, но и рефлексирующей свое бытие в нем, нужна своеобразная «подсказка» со стороны, указание личности на то, что она существует, что ее субъективная жизнь – это не абсолютное и единственно возможное бытие-в-себе, а бытие ее собственное, единичное, своеобразное, неповторимое, но существующее лишь как часть мира, как одно из многих подобных.
Для того чтобы человек узнал и познал себя, должно, чтобы кто-то другой «сообщил» ему об этом своим отношением. Поэтому, настаивает С. Л. Рубинштейн, «„Я“… не может быть раскрыто только как объект непосредственного осознания, через отношение только к самому себе, обособленно от отношения к другим людям (другим конкретным „Я“). <…> Мое отношение, отношение данного моего „Я“ к другому „Я“ опосредствовано его отношением ко мне как объекту, т. е. мое бытие как субъекта для меня самого опосредствовано, обусловлено, имеет своей необходимой предпосылкой мое бытие как объекта для другого» (там же, с. 353).
Таким образом, взаимоотношения двух, нескольких или многих субъектов оказываются непременным условием возникновения и функционирования человека как личности. И дело не только и не столько в том, что под влиянием социальных факторов человеческая личность формируется, наполняется социальным содержанием. Более существенно то, что присутствие другого человека принципиально обусловливает и мотивирует возникновение и развитие личности, вырывает человека из его изначально психофизического и биопсихического состояния и предлагает, даже навязывает ему социальный модус существования.
Если уйти от морально-этических аспектов анализа человеческих взаимоотношений к сугубо психологическим (вернее, социальнопсихологическим – иным подобный анализ и быть не может), то следует признать, что роль другого человека в становлении личности предстает и в качестве его условия, и в качестве средства. При этом имеется в виду, что использование другого как средства отнюдь не означает эксплуатацию его в собственных интересах. Другой человек – средство, помогающее (и побуждающее) выйти за пределы самого себя, осознать свое бытие, вычленить себя из мира и одновременно включить себя в мир.
Другой человек – это «другой субъект – „зеркало“, которое отражает и то, что я воспринял, и меня самого. Для человека другой человек – мерило, выразитель его „человечности“. … Исходным условием моего существования является существование личностей, субъектов, обладающих сознанием, – существования психики, сознания других людей. <…> Отдельное, в частности мое, „Я“ („Я“ данного субъекта) может быть определено лишь через свои отношения с другими „Я“. Различные конкретные эмпирические „Я“ необходимо сосуществуют, взаимно друг друга имплицируют, предполагают» (там же, с. 355–356). Таким образом, другой человек – это именно средство, а также и необходимое условие самосознания человека, толчок к переходу на рефлексирующую позицию, побуждение к личностному самоопределению.