Коллектив авторов
Психологическая наука в России XX столетия: проблемы теории и истории
© Издательство «Институт психологии РАН», 1997
Предисловие
В предлагаемой книге, написанной группой авторов, предпринята попытка проанализировать и обобщить лишь некоторые наиболее существенные тенденции, принципы, пути и итоги развития психологической науки в России XX столетия. Такое обобщение – сколько-нибудь полное и систематическое – является исключительно трудной задачей (ввиду гигантского объема подлежащего изучению материала). Эта задача может быть решена лишь в будущем и притом силами очень большого авторского коллектива, хотя многое для ее решения уже сделано в известных трудах наших специалистов по истории отечественной психологии Е.А.Будиловой, А.В.Петровского, С.Л.Рубинштейна, А.А.Смирнова, Б.М. Теплова, М.Г. Ярошевского и других.
Основной замысел нашей книги – довольно скромный. Он состоит в том, чтобы на фоне общей и краткой характеристики психологии в нашей стране (за последнее столетие) попытаться раскрыть некоторые главные линии развития лишь в психологии личности, социальной психологии и психологии познания. В этих областях науки особенно отчетливо выходит на передний план психология субъекта, которая становится все более актуальной проблемой для всего цикла наук о человеке.
Человек объективно выступает (и, следовательно, изучается) в системе бесконечно многообразных противоречивых качеств. Важнейшее из них – быть субъектом, т. е. творцом своей истории, вершителем своего жизненного пути: инициировать и осуществлять изначально практическую деятельность, общение, поведение, познание, созерцание и другие виды специфически человеческой активности – творческой, нравственной, свободной.
Субъект – это человек, люди на высшем (для каждого из них) уровне активности, целостности (системности), автономности и т. д.
Гуманистическая трактовка человека как субъекта противостоит тоталитаристскому пониманию его как пассивного существа, отвечающего на внешние воздействия (стимулы) лишь системой реакций, являющегося «винтиком» государственно-производственной машины, элементом производительных сил, продуктом (т. е. только объектом) развития общества. Иначе говоря, лишь общество влияет на индивида, но не индивид как член общества – на это последнее. Общество, вообще социум – всемогущая сила, которая путем обучения и воспитания навязывает всем определенные знания, взгляды, идеи и т. д. Такое антигуманистическое понимание человека, ведущее к идеологии и практике тоталитаризма (в частности, сталинизма и неосталинизма), до сих пор сохраняется – часто неосознанно – во многих (но не во всех) распространенных у нас теориях. Их позитивное преодоление – одна из задач, решение которой необходимо для дальнейшего исследования всей фундаментальной проблемы субъекта (индивидуального, группового и т. д.).
В психологической науке данная проблема наиболее глубоко разработана в трудах C.Л. Рубинштейна, Д.Н.Узнадзе, отчасти Б.Г.Ананьева и некоторых представителей гуманистической психологии. Сейчас она раскрывается в исследованиях К.А. Абульхановой-Славской, Л.И.Анцыферовой, В.В.Белоуса, A.B. Брушлинского, Б.А.Вяткина, Л.Я.Дорфмана, А.Л.Журавлева, В.В.Селиванова, В.И.Слободчикова, А.С.Чернышева, В.Д.Шадрикова и др.
В разработке этой, как и многих других проблем психологической науки есть еще много дискуссионного, неустоявшегося, нуждающегося в дальнейшем изучении и обсуждении. Это нашло свое отражение и на страницах данной книги (тем более что и ее авторы, занимая по многим вопросам более или менее общую позицию, в ряде случаев также имеют разные точки зрения, например, на теорию Л.С.Выготского).
Одна из главных трудностей при написании нашей книги заключалась в том, чтобы внутреннюю логику развития психологической науки раскрывать в единстве с системой внешних условий (политических, идеологических, экономических и т. д.), так или иначе влияющих на научные исследования. И до Октябрьской революции 1917 г., и особенно после нее политика и идеология, а также различные богословские и философские течения (идеализм, материализм и др.) оказывали очень сильное влияние на развитие психологии и других наук. Об этом свидетельствует, например, недавнее факсимильное переиздание (JL, 1991) энциклопедического справочника «Россия», в основу которого положены материалы опубликованных почти 100 лет назад 54-го и 55-го томов очень авторитетного Энциклопедического Словаря Брокгауза и Ефрона. В разделе «Русская наука» подведены итоги ее развития по состоянию на конец XIX века. О философии и психологии, в частности, сказано, что после падения гегелевской системы наступил период разочарования в философии и «вместе с тем период господства материализма и позитивизма»[1]. Но затем с 1870-ых годов опять начал возрастать интерес к философии – прежде всего в университетах и духовных (богословских) академиях. «Руководящая роль в этом оживлении философии принадлежала психологии; ей удобнее всего было сломить влияние материализма и ослабить значение позитивизма, в котором она не находила себе надлежащего места»[2]. А потому легко понять, что о И.М.Сеченове здесь говорится лишь как об «отце русской физиологии», но не о его вкладе в разработку основ психологической науки.
Сеченов стоял в основном на материалистических позициях и поэтому был вытеснен из университетской психологической науки, где господствующее положение занимали философы и психологи идеалистического направления (в университетах он мог работать только в качестве физиолога). Как справедливо отмечал Рубинштейн, «в силу того, что Сеченов лишен был возможности создать в университете свою достаточно крепкую школу психологов, свои, им подготовленные кадры, когда наступил советский, послеоктябрьский период, не оказалось у нас психологов, которые шли бы от Сеченова»[3].
Таким образом, в дореволюционную эпоху официальная психологическая наука занимала в основном идеалистические позиции, выступая против материализма, а после победы Советской власти, наоборот, все более господствующие высоты на уровне государственной идеологии начал захватывать материализм.
Для психологической науки это прежде всего означало, что психику, познание и т. д. в обязательном порядке стали квалифицировать как отражение внешнего мира. Сам по себе термин «отражение» не очень адекватен в гносеологии и психологии, поскольку уже в исходном значении данного слова содержится характеристика какой-либо физической среды (поверхности и т. д.), отбрасывающей от себя – отражающей свет, звук и др.[4] Таково прежде всего зеркальное отражение. Следовательно, этот термин изначально указывает на пассивность отражения, что не соответствует сути психического. Тем не менее, начиная с 30-х годов, он был закреплен в нашей стране официальной «парадигмой», которую стали называть ленинской теорией отражения, представленной в канонизированной при Сталине книге Ленина «Материализм и эмпириокритицизм» (1909) и положенной в основу гносеологии, психологии и т. д. В итоге познание, сознание, вообще психику начали рассматривать как отражение. В полном соответствии со своим заглавием эта книга Ленина хорошо выражала существо именно материализма.
Впрочем, сам Ленин намного более диалектично раскрывал потом суть психики в своей поздней работе «Философские тетради» (1914-1916), знаменующей начало перехода ее автора на позиции диалектического материализма. Эта работа написана в период изучения им гегелевской диалектики и потому при Сталине даже не была включена в 4-е издание Собрания сочинений основателя Советского государства (столь явную несправедливость исправили лишь после смерти Сталина). В своих «Философских тетрадях» Ленин, в частности, пришел к принципиально важному выводу о том, что «сознание человека не только отражает объективный мир, но и творит его»[5]. Этот вывод Ленина (который сразу же начали цитировать Выготский, Рубинштейн и др.) доставил немало неприятностей официальным советским философам и идеологам, поскольку он явно противоречил догматической, примитивной теории отражения и потому не определял ее конкретизацию в науках.
Вместе с тем необходимо отметить, что термин «отражение» в позитивном смысле отчасти использовали в своих философских и психологических работах весьма квалифицированные специалисты, очень далекие от марксистско-ленинской философии[6].
Если взять советскую философию и психологию прежних десятилетий, то наиболее глубокую и поныне перспективную разработку проблем психики, психического отражения, сознания, познания и т. д. можно найти в таких трудах, как например: Рубинштейн С.Л. «Бытие и сознание» (М., 1957); Копнин П.В.
«Философские идеи Ленина и логика» (М., 1969); Ильенков Э.В. «Идеальное» («Философская энциклопедия», т. 2, 1962) и др. В этих трудах в той иной степени представлен «третий» путь в философии – третий по отношению и к материализму, и к идеализму. Но в тот период он мог называться, конечно, только диалектическим материализмом.
Таким образом, взаимосвязи между творчеством в науке и официальной советской идеологией были достаточно сложными и многозначными. Еще более сложными они становились в тех многочисленных случаях, когда идущая от Маркса, Энгельса и Ленина официальная философия вообще в принципе не могла непосредственно направлять развитие новейшей науки, ушедшей далеко вперед по сравнению с эпохой вышеуказанных классиков.
Ярким примером является, в частности, кибернетика, «реабилитированная» у нас с середины 50-х годов. Она выступила в двояком качестве: 1) как научное основание для создания все более быстродействующих электронно-вычислительных машин и 2) как новое направление в развитии науки и техники, которое тем самым может привести к построению мыслящих машин. Если с первой трактовкой кибернетики уже тогда все были полностью согласны, то вторая трактовка, по крайней мере, у части специалистов (особенно у некоторых психологов) вызывала очень большие возражения. Чисто внешняя трудность для официальных идеологов во втором случае заключалась в том, что у главных тогдашних политических авторитетов – Маркса, Энгельса и Ленина (которые жили в до-кибернетическую эпоху) – не было и быть не могло каких-либо прямых «руководящих» указаний по столь острому вопросу, может ли машина мыслить. К счастью, это и обязывало каждого из участников научных дискуссий мыслить предельно самостоятельно на свой страх и риск, не прячась за спины и цитаты классиков.
Таким образом, официальная идеология не всегда могла прямо и непосредственно диктовать свои условия для неудержимого развития психологии и других наук. Более того, для всех честных и квалифицированных советских психологов представляемая ими наука всегда была частью всей мировой психологии. Поэтому выражения типа «советская психология» звучали для них очень условно. Неслучайно один из главных коллективных обобщающих трудов, опубликованный в конце 50-х годов, получил наиболее адекватное название «Психологическая наука в СССР» (т. I, 1959, т. И, 1960).
В настоящее время в нашей стране существует свобода слова, мысли, творчества, благодаря чему стало возможным написать данную книгу.
Книга подготовлена группой специалистов.
Авторы: Предисловия – А.В.Брушлинский, 1-й, 2-й и 3-й глав – В.А.Кольцова, Ю.Н.Олейник и Б.Н.Тугайбаева; 4-й главы – Л.И.Анцыферова (§ 1) и А.В.Брушлинский (§ 2); 5-й главы – А.В.Брушлинский; 6-й главы – К.А.Абульханова-Славская; 7-й главы – К.А.Абульханова-Славская (§ 1, 2, 3) и В.А. Кольцова (§ 1); 8-й главы – В.В.Знаков; 9-й главы – А.В.Брушлинский.
В подготовке рукописи к печати участвовали также Т.С.Большакова, Н.Е.Грушенкова и Е.В.Толоконникова.
Книга предназначена для психологов, философов, социологов, педагогов и студентов, готовящихся к психолого-педагогической работе.
Часть первая
Глава 1. Психология в России начала XX века (Предреволюционный период)
§ 1. Состояние психологического знания в России в начале XX века
В начале XX столетия психология в России мощно заявила о себе, заняв достойное место в системе наук. Уходя своими корнями в две главные области научной мысли – в сферу философско-исторического и естественно-научного знания – юна в конце XIX – начале XX веков превращается в самостоятельную научную дисциплину. Этот процесс институционализации психологического знания сопровождался необходимыми логико-научными (определение задач и предмета исследования, разработка программ и выделение направлений развития, обоснование адекватных методических приемов и принципов исследования психической реальности и т. д.) и организационно-научными (создание специальных психологических центров и психологических научных изданий, формирование кадров ученых-психологов и т. д.) преобразованиями. Своеобразным их итогом, завершением и одновременно точкой отсчета, определяющей начало нового этапа в развитии психологической мысли, уже как самостоятельной научной дисциплины, в истории российской психологии стал 1885 год – время создания в Казани известным неврологом и врачом-психиатром В.М.Бехтеревым первой психо-физиологической лаборатории [6; 21]. Процесс оформления психологии как самостоятельной науки осуществлялся не как одномоментный акт, а был подготовлен объективно всей предшествующей историей развития психологической мысли в рамках других областей науки и практики, сопровождался накоплением и осмыслением разнообразной психологической феноменологии.
Огромное влияние на психологическую науку в России оказала мировая психология, проходившая тот же путь, но с некоторым опережением. Так, первая в Европе и в мире психологическая лаборатория была создана В.Вундтом в Германии в Лейпциге в 1879 г. Вслед за этим психологические лаборатории возникают и в других научных центрах. Знакомство многих русских ученых-неврологов, психиатров, педагогов с деятельностью зарубежных лабораторий и с используемыми в них экспериментально-психологическими методами исследования психических явлений способствовало углублению их собственных поисков в разработке новых подходов в психологии. Процессы институционализации психологии и ее интенсивного развития стимулировались и конкретными социо-культурными условиями России начала XX века: на фоне растущих социальных трудностей и противоречий общество все глубже осознавало ценность психологических идей, возрастал интерес к психологическому знанию, развивалась психологическая культура общества.
Отражением возрастающей роли психологии в обществе являлось обращение к психологическим вопросам специалистов-практиков: педагогов, работников различных промышленных сфер труда и военных областей [20; 32]. Анализ их работ свидетельствует о широте психологической проблематики, оригинальности выводов, которые делались ими непосредственно на основе конкретной деятельности. В число обсуждаемых специалистами вопросов включались: психологические проблемы безопасности труда, его рациональной организации, обеспечения и поддержания необходимой работоспособности человека (в том числе в сложных условиях), подбора и подготовки кадров и многие другие.
К сожалению, не всегда ответы на эти назревшие и уже отселектированные практикой вопросы, могли быть найдены в научной психологической литературе. И в этом смысле реальная действительность в постановке многих вопросов опережала психологическую науку и являлась в силу этого важным стимулом для ее развития: она ставила перед наукой новые проблемы и побуждала к их решению, а главное – к поиску тех методов, которые позволяли бы строго научно исследовать и объяснять явления и феномены, обнаружившие свою практическую значимость.
Уровень интереса к психологии, признания ее научной и практической ценности отражался и во все более частом и настойчивом включении в рассмотрение психологических проблем представителей научного сообщества и художественной интеллигенции. Возрастал авторитет психологии. Она становилась предметом внимания специалистов смежных наук и практических сфер: врачей, педагогов, физиологов, этнографов, языковедов, юристов, биологов. Ее использовали и при анализе социальных явлений, социально-психологических процессов, происходящих в обществе [7].
В атмосфере быстрого технического роста, бурных социальных изменений не могли оставаться вне внимания вопросы психологии человека, проблемы личности, индивидуальности, общественного сознания. Об этом убедительно свидетельствует анализ публикаций периодической печати, популярных и, казалось бы, не имеющих непосредственного отношения к психологии, литературных и общественно-политических журналов «Современный мир», «Образование», «Русская мысль», «Вестник Европы», «Вестник знания» и др. На их страницах психологическим проблемам отводилось немалое место. Ученые разных профилей, литераторы, публицисты часто в популярной и, как правило, в дискуссионной форме, апеллируя к житейской практике, высказывали здесь свои мнения и суждения по широкому кругу насущных психологических вопросов, включая таким образом в их обсуждение широкую читательскую аудиторию. Ими рассматривались проблемы мотивов и поступков поведения человека; наследственности и психических состояний; развития психики ребенка, ее особенностей и связанные с этим вопрос гуманизации воспитания и обучения и т. д.
Немалое место на страницах журналов уделялось и собственно научным психологическим материалам. Так, «Вестник знания», журнал научно-популярной ориентации давал возможность русской читающей публике ознакомиться с трудами ведущих представителей нового экспериментального направления. В приложениях к журналу публиковались работы В.Вундта «Естествознание и психология» (1907), В.Иерузалема «Руководство по психологии» (1907), Дж. Болдуина «Психология и ее методы» (1908), Т.Рибо «Экспериментальный метод в психологии» (1911), Г.Карринга «О методах психологии» (1904), что позволяло составить представление о состоянии мировой психологии. Здесь же мы находим статьи отечественных ученых, посвященные проблемам сравнительной психологии (А.А.Вагнер), психофизиологии (В.М.Бехтерев), педагогической психологии (А.Ф.Лазурский, Г.И.Челпанов, А.П.Нечаев) и др. Симптоматично то, что активно обсуждаются и вопросы, касающиеся развития психологической науки в России в целом: ее статуса, места в системе научного знания, специфики ее предметной области и методов исследования, границ ее возможностей [10; 33; 34; 39; 40 и др.].
На волне интереса к психологии возникает стремление охватить ею и осветить с ее позиций самые разнообразные явления и стороны жизни. В русских «толстых» журналах появлялись, например, статьи: «Психология театра» («Мир Божий», № 2, 1902), «Из психологии мысли и творчества» («Жизнь», № 1, 1901), «Мистика в области психологии», («Образование», №№ 7-8, 1900), «Душевная слабость и ее значение в общественной жизни и художественом творчестве» («Русская мысль», №№ 1-2, 1899), «Психофизиологические условия таланта» («Русская мысль», № 7, № 9, 1905), «Загадки Диониса (к психологии творческого экстаза)» («Вестник Европы», № 7, 1916) и т. д. Вопросы влияния музыки на человека, изучения метафизических явлений и гипнотизма, полового воспитания, любви, воли и разума, темперамента и характера, социальной психологии и многие другие становились предметом обсуждения в массовой печати России начала XX века.
Уже этот короткий экскурс в историю популярных журналов литературного и общенаучного характера свидетельствует о том, что психология прочно занимала одно из ведущих мест в общественном сознании, значительно опередив по популярности и вызываемому к себе интересу многие другие интенсивно развивающиеся области знания.
В конце XIX начале XX вв. в России существовал один собственно психологический журнал – «Вопросы философии и психологии» (под ред. H.H.Грота, затем Л.М.Лопатина). Параллельно возникает ряд журналов психолого-медицинского и психолого-педагогического профиля, это: «Вестник психологии, криминальной антропологии и педологии» (под ред. В.М. Бехтерева), «Вопросы нервно-психической медицины» (ред. И.А. Сикорский), «Вопросы психиатрии и неврологии» (ред. М.Ю. Лахтин), «Психотерапия» (ред. Н.А.Вырубов), «Вестник воспитания», «Педагогическое образование» и др. К вопросам психологии обращались издания и других, смежных с ней дисциплин (правоведения, криминалистики, социологии, этнографии и др.).
Выход психологии на авансцену общественного сознания не случаен. В его основе – особенности русской культуры с ее глубокой психологичностью, рефлексивностью, интересом к душевным процессам, присущими ей высокими нравственными ценностями и ориентациями. Это отмечалось многими исследователями русской культуры и духовности (И.А.Ильин, В.М.Соловьев, В.Ф.Эрн, С.Франк, Н.А.Бердяев и др.)[7]. Так, характеризуя состояние русского общества и его отношение к психологии в конце XIX в., И.Г.Оршанский отмечает, что увлечение вопросами психологии охватило все культурное русское общество, что позволяет ему определить это явление как «психологическое движение». Он полагает, что «перед нами не какое-то случайное модное веяние, а более глубокое и обширное течение», которое имеет историческое происхождение и тенденцию к разрастанию вширь и вглубь [33, с. 3]. Проявления данной тенденции он усматривает, в частности, в популярности в русской литературе таких жанров, как психологический роман, психологическая драма и сатира, а также всякого рода модных течений: психологических этюдов, эссе, а также «психологических анализов», выявляющих и отражающих в художественной форме различные отклонения от психологической и нравственной нормы.
Эта традиционно свойственная русской культуре глубокая психологичность, склонность к психологическому мировосприятию и самоанализу подпитывалась сложившейся в обществе предреволюционной ситуацией. На фоне углубляющихся социальных противоречий в русском обществе, возрастали критичность и недоверие к авторитетам и традиционным общественным ценностям, происходили глубокие изменения в системе оценок разных сторон жизни, углублялись процессы индивидуализации. А это, в свою очередь, было благоприятной почвой для усиления роли психологического фактора, стремящегося перенести «центр тяжести из области правил и законов в сферу человеческой совести, т. е. поставить личность на место общества» [33, с. 6]. Интерес к мотивам поступков, к «психологической подкладке» отмечается и в разных сферах практики – в области правосудия, семейных отношений, в педагогической деятельности.
События общественной жизни как бы давали толчок для пробуждения и развития творческой мысли, определяли ее направленность – человек и его душевный мир. «Мысль, закупоренная со всех сторон всевозможными «разъяснениями», «распоряжениями», направилась на область, независимую от попечения свыше – на душевную жизнь человека… Психология все больше подвигается к центру умственных интересов общества» [40, с. 563].
Сказывалась и специфика переживаемого периода – начало нового столетия, как правило сопровождающегося всплескам мистических умонастроений. Появляющиеся интересы в этой области влекли за собой возникновение многочисленных околонаучных изданий, обещающих решить практически все вопросы душевной жизни; «Спиритуалист», «Вестник загробной жизни», «Таинственное» и т. п.
Важным основанием роста интереса к психологическим вопросам являлись также успехи, достигнутые отечественными учеными в познании психической реальности. Специфика психологии, имевшей своим предметом душевную жизнь человека и духовные процессы в обществе, и органически связанной с естествознанием, с одной стороны, и с философией, с другой, давала ей реальный шанс стать той областью знания, где взаимопересекаются и соприкасаются разные научные интересы, направления и течения. Эта тенденция органического включения психологии в систему наук и завоевания своих научных позиций в качестве некоего интегрального поля научной деятельности нашла яркое отражение в истории многочисленных научных обществ, возникающих в России в конце XIX начале XX вв. В них психология занимала либо главенствующее, либо заметное место. Это в равной мере относилось как к психологическим или философско-психологическим обществам (Московское психологическое общество, Психологическое общество Московского университета, Санкт-Петербургское философское общество), так и к научным объединениям естественно-научного толка (общества врачей и общества невропатологов и психиатров при Варшавском, Казанском, Московском, Санкт-Петербургском и др. университетах, собрания врачей Санкт-Петербургской клиники душевных и нервных болезней и Московской психиатрической клиники и др.) [16].
Междисциплинарные связи психологии с другими науками не ограничивались сферами «психология-философия», «психология-физиология», но включали широкий круг взаимодействующих с психологией научных дисциплин. Это существенно расширяло область психологических исследований, обусловливая возникновение новых проблем на стыке разных наук, открывая путь к более глубокому, многостороннему, комплексному рассмотрению исследуемых в психологии феноменов.
В этом отношении показательна деятельность Московского психологического общества, основанного в 1885 г. при Московском университете (до 1888 г. общество возглавлял М.М.Троицкий, затем его сменяли на этом поприще Н.Я. Грот и Л.М. Лопатин). Членами общества были ученые разных научных направлений и ориентаций – выпускники и преподаватели историко-филологического и других факультетов Университета, представители естественно-научных дисциплин, прежде всего врачи-психиатры. Наряду с учеными традиционного, философско-ориентированного подхода в психологии (Н.Я. Грот, Г.И.Челпанов, С.Трубецкой, М.Лопатин), в руководстве обществом были также сторонники естественно-научного, экспериментального течения (С.С.Корсаков, А.А.Токарский). В числе почетных и действительных членов Московского психологического общества состояли лидеры нового естественно-научного течения в психологии – И.М. Сеченов, В.М.Бехтерев и др.
Данное общество было тесно связано с зарубежными научными центрами и учеными. В состав его иностранных членов входили А.Вэн, Г. Спенсер (Англия), В. Вундт (Германия), У.Джемс (США), Т.Рибо и Ш.Рише (Франция) и др.
В Обществе был представлен практически цвет русской интеллигенции: B.C. Соловьев, Г.Е. Струве, А.Ф. Кони, И.П. Мержеевский, В.И. Вернадский, Л.Н. Толстой, K.M. Быховский, Г.Н. Вырубов, Е.В. Де-Роберти и др. Их мнения и суждения по наиболее важным, ключевым вопросам, волнующим общество, высказанные с трибуны Московского психологического общества или со страниц его печатного органа – журнала «Вопросы философии и психологии» – играли большую роль и, что очень важно, способствовали росту авторитета психологии как науки.
На страницах журнала «Вопросы философии и психологии» обсуждался широкий круг собственно психологических вопросов. Предметом рассмотрения были психологические аспекты искусства, литературы, проблемы нравственно-этического характера. Журнал, организуя активную полемику на наиболее острые, актуальные, волнующие общество темы, привлекал к своей деятельности представителей разных сфер и течений духовной жизни России, становился своеобразным рупором, глашатаем психологических идей, важным фактором популяризации психологических знаний в обществе. Смысл деятельности и общественное предназначение журнала, учитывающие «объективные и тщательно проверенные побуждения», согласно программному заявлению его редактора, отражаются в концентрации усилий на решении основной глобальной задачи: познание и раскрытие «источников добра и разумения жизни». Главное внимание предполагалось направить на познание внутреннего психического мира человека путем обращения к его «внутреннему чувству» и опыту, через которые, как отмечается Н.Я. Гротом, «может быть и открывается нам жизнь в ее истинном корне, в ее внутреннем содержании и значении» [13, с. 6, 7]. Эта ориентация на раскрытие проблем самосознания общественного субъекта, как способа понимания и самих общественных процессов, жизни в целом, оценивалась как чрезвычайно важная, отвечающая интересам человечества, прежде всего, его нравственному совершенствованию.
Но рассматривая эту стратегию в качестве центральной, «руководящей задачи», журнал не отказывался от обсуждения других подходов, часто альтернативных, от рассмотрения мнений о психических явлениях ученых разных научных дисциплин. Так, Н.Я. Грот говорит о стремлении объединить разные направления мысли в некоем «высшем, синтетическом мировоззрении», превратить журнал в орган «мыслителей различных направлений» [14, с. 7]. Аргументируя свой план, он пишет: «Я задумал журнал, чтобы отрезвить общество, направить его к высшим духовным идеалам, отвлечь его от пустой политической борьбы и повседневных дрязг, помочь примирению интеллигенции с национальными началами жизни, возвратить его к родной религии и здравым государственным идеалам, насколько такое примирение и возвращение вытекает из утверждения философской веры в личного бога, бессмертия души, свободы воли, в абсолютную красоту, добро и истину» [15, с. 332]. Поэтому на страницах журнала материалы философского характера (В.С.Соловьев, E.H. и С.Н.Трубецкие, Л.М.Лопатин, Н.О.Лосский, В.Розанов, Н.Я. Грот) соседствовали с психологическими исследованиями (Н.И.Шишкин, Н.Н. Ланге, А.Ф.Лазурский, Г.И.Челпанов) и с публикациями ученых – естественников (С.С.Корсаков, А.А. Токарский, А.Н.Бернштейн).
Наконец, факт признания психологии как самостоятельной науки и в научных, и в широких общественных кругах подтверждается успехами психологического образования, включающего 1) популяризацию психологических знаний в широких кругах общества, 2) преподавание психологии, 3) создание системы подготовки психологических кадров. Проведенный анализ позволяет сделать вывод, что в России начала XX века психологическое образование сложилось в некую более или менее целостную систему, охватывающую все выше перечисленные ступени и уровни. В частности, преподавание психологии осуществлялось в учебных заведениях всех типов (будь то духовные семинарии, лицеи или кадетские корпуса) и охватывало разные ступени обучения (среднее образование и высшее). Психологические знания кроме журналов практически всех направлений, обсуждались в лекционных залах, музеях, на научных конференциях и профессиональных съездах, регулярно проводившихся в России в начале XX века (пример тому – Педагогические съезды, съезды врачей, естествоиспытателей и т. д.). Известно, какой огромный резонанс в обществе произвели лекции, прочитанные И.М.Сеченовым в массовых аудиториях. И конечно, в этих условиях не мог не встать вопрос об открытии специальных научных психологических учреждений. Создание именно в этот период уже собственно психологических центров – психологических и психофизиологических лабораторий, Психо-неврологического института в Санкт-Петербурге (1905), Психологического института в Москве (1912) – было симптоматично; это было своеобразной формой конституционализации психологической науки в России, как сложившейся, самостоятельной научной дисциплины.