Коллектив авторов
Очерки Петербургской школы журналистики. К 70-летию Сергея Григорьевича Корконосенко

Полная версия

Вводный раздел

Учёный высшей пробы

А. П. Короченский

Имя и труды заслуженного работника высшей школы, профессора СПбГУ Сергея Григорьевича Корконосенко известны сегодня не только академическому сообществу представителей журналистской науки, но и каждому студенту, изучающему журналистику в нашей стране. И это не удивительно: вот уже многие годы будущие асы этой профессии изучают ее основы по созданным им учебникам и учебным пособиям.

Основная заслуга любого настоящего ученого – поиск и приращение новых научных знаний. В наши дни, когда наука о журналистике очевидно меняет свои парадигмы, новые исследовательские подходы и результаты приобретают особое значение. После того как на рубеже 1980‒1990-х годов журналистика в России лишилась своего прежнего теоретико-методологического обоснования, продуктивный поиск в области ее теоретических основ чрезвычайно важен. На смену схоластической, начетнической «марксистско-ленинской» теории, исходившей из выборочно цитировавшихся канонических работ классиков и описывавшей нормативное состояние журналистики, должна была прийти теория на основе критического изучения ее реального состояния, ее отношений с другими общественными институтами и гражданами. В связи с этим С. Г. Корконосенко писал: «Вместо выстраивания разного рода версий отношения власти с прессой мы предлагаем обратиться к той системе координат, в которой формируется система представлений о “правильной журналистике”»¹.

Логичный интерес к изучению деятельности средств массовой информации в рыночной среде вызвал расцвет теоретизирования, обращенного к СМИ как совокупности экономических субъектов. В итоге приоритетное рассмотрение экономических и организационных аспектов функционирования медиасистем несколько потеснило теоретическое осмысление проблематики журналистики ‒ творческой профессии и чрезвычайно важного социального института.

В связи с этим весьма значимым стал научный поиск С. Г. Корконосенко и созданной им научной школы в области теории журналистики. Работы петербургского ученого свидетельствуют об успешном определении пути перехода от бытовавших ранее умозрительных теоретических концепций к объективному познанию динамичной картины современной журналистики. Этому немало способствовал исследовательский опыт Сергея Григорьевича и возглавляемой им научной школы в области социологии журналистики, которую он характеризовал как в высшей степени «практическую» науку, имеющую не только теоретическое, но и громадное, не подлежащее сомнению прикладное значение². Социология, тяготеющая к объективному познанию картины окружающего мира, будучи перенесенной в сферу журналистики, позволяет выявить реальные тенденции ее развития, определить проблемные аспекты трансформации прессы в рыночных условиях, соотнести происходящие перемены с ожиданиями общества и духовно-нравственными запросами граждан. Под руководством С. Г. Корконосенко в постсоветский период были выполнены масштабные прикладные социологические исследования журналистики, сформировавшие бесценную эмпирическую базу, материал для последующих теоретических размышлений и обобщений.

С. Г. Корконосенко первым из российских теоретиков журналистики признал важность критического рассмотрения функционирования СМИ и журналистов, позволяющего своевременно обнаруживать сомнительные либо социально неприемлемые проявления их деятельности в целях необходимого совершенствования. Именно при кафедре, возглавляемой С. Г. Корконосенко, была выполнена и защищена в СПбГУ первая в России докторская диссертация по теории и практике медиакритики, что свидетельствует о научной прозорливости петербургского профессора.

Масштабность и глубина воззрений С. Г. Корконосенко на проблемы теории и практики журналистики обусловлена широтой его интересов в науке, охватывающих не только теорию и социологию, но и политологию журналистики. Как участник международных исследовательских проектов и академических обменов он широко осведомлен о мировых достижениях в этой исследовательской области.

Усилиями С. Г. Корконосенко в течение ряда лет в российском академическом сообществе идет оживленное обсуждение проблем дальнейшего обновления теории журналистики. Науковедческие разработки истории теоретических воззрений сопровождаются дискуссиями относительно актуального развития таких традиционных и новых направлений в познании журналистики, как историко-теоретическое изучение, социологические, социально-философские и политологические, психологические, культурологические и художественно-эстетические штудии.

Основные тенденции происходящих ныне в отечественной теории журналистики интеллектуальных поисков были осмыслены и подытожены в коллективной монографии, вышедшей в 2018 году³. В этом этапном труде убедительно обоснована необходимость мультидисциплинарных подходов в теоретическом познании столь сложного и многоаспектного явления, каковы является современная журналистика.

В итоге масштабная работа в области теории журналистики, проделанная С. Г. Корконосенко и представителями возглавляемой им петербургской научной школы выдвинула ее руководителя на лидирующую позицию среди отечественных ученых-теоретиков.

За последние годы эта научная школа стала одним из ведущих центров анализа и обновления журналистского образования в России. Под руководством ее организатора практически ежегодно проводятся представительные форумы с участием преподавателей журналистики и журналистов-практиков, посвященные обсуждению новейших тенденций в профессиональной подготовке будущих работников прессы и обмену опытом в этой области. Такие форумы приобретают особое значение в свете некоторых неоднозначных перемен в высшей школе, которые не могут не затронуть журналистское образование.

На этих форумах большое внимание уделяется опыту новых центров журналистского образования, к каковым относится и факультет журналистики Белгородского государственного национального исследовательского университета. С момента открытия в 2005 году белгородского журфака С. Г. Корконосенко не только пристально наблюдал за его развитием, но и помогал преподавателям и студентам-исследователям весьма полезными консультациями и советами, выступал с глубокими докладами на международных научных конференциях, проходивших в Белгороде.

Сергей Григорьевич с его преданностью науке, открытостью и демократизмом в общении с коллегами и учениками воплощает в себе лучшие черты российского ученого и педагога и является для нас ярким примером служения науке. В год его юбилея весь коллектив белгородского журфака единодушно присоединяется к поздравлениям и желает юбиляру благополучия и творческого долголетия.

СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРЕ:

Александр Петрович Короченский, доктор филологических наук, профессор Белгородского государственного национального исследовательского университета.

С чего начиналось: у истоков журналистского образования

Г. В. Жирков

В современной журналистике России происходит базовая революция, в ходе которой всесторонне, существенно изменились и продолжают изменяться материально-технические, технологические, производственные основания информационного процесса общества ‒ их интернетизация. Интернетизация журналистики сразу же повлекла за собой и существенные изменения в характере аудитории журналистики, в ее демократизации, включении в нее новых социально-демографических слоев.

Если современную ситуацию сравнивать с началом XX века в России, то можно констатировать, что при такого же рода изменениях в информационных процессах того исторического периода, протекавших, правда, значительно менее интенсивно, складывались новые экономические и социально-политические условия, бурно развивались капиталистические отношения, капитал пытался вторгнуться во все сферы жизнедеятельности общества (от управления до искусства). Но само общество, пораженное процессом политизации, отреагировало политической революцией, завершившейся советским экспериментом.

Общим в двух названных революциях является кризисное состояние «старого» управления обществом. 15 февраля 1917 года А. Ф. Керенский, юрист по образованию, говоря в Государственной думе о кризисной ситуации в стране, заявил о наиболее опасном враге России: «Это – система безответственного деспотизма, система средневекового представления о государстве, не как о европейском современном государстве, а как о вотчине, где есть господин и холопы…»⁴.

В современной ситуации сложившаяся глобализированная медиасреда с ее новым носителем информации – Интернетом, с ее рыночным акцентом ставит перед управлением страной проблемы, требующие решения: негативного воздействия журналистики на общество; ее отстраненности от жизненно важных для функционирования общества вопросов; контроля за информационным процессом, несущим нарушения в сферах безопасности общества, этики и морали, экологии человеческой психики. Все это заново ставит старые проблемы свободы слова, ответственности за публичное слово, роли журналистики в обществе и т. д.

В связи с этим интересно посмотреть на то, как же в прошлом страна вышла из сложнейшего управленческого кризиса ‒ при развале экономики, разрухе, голоде, военизации активных сил общества, неграмотности большинства населения и др., на какое звено при этом был сделан упор. Демократизация общества, последовавшая в ходе Великой русской революции и носившая стихийный характер, постепенно в период новой экономической политики (1921‒1927 гг.) была направлена в нормальное русло, использована как управленческая сила, и это происходило, главным образом, с помощью новой, тогда же создававшейся журналистики. В предлагаемой работе автор останавливается на одной из наиболее важных проблем созидания этой журналистики – ее кадровой проблеме, то есть производительных силах информационного процесса⁵. Решение этой проблемы шло в поиске и противоречиях, отказе от традиций и не возможности такого отказа. Главное – она решалась при опоре на коллективную мысль, вырабатывавшуюся на разного уровня форумах и на страницах самой нарождавшейся печати.

В годы диктатуры пролетариата и политики военного коммунизма в кругах журналистов созрела иллюзорно демократическая тенденция ‒ создать такие газеты, которые бы делались руками народа, в первую очередь, пролетариатом. Второй Всероссийский съезд советских журналистов, состоявшийся в мае 1919 года, «признал, что для того, чтобы на деле связать жизнь с прессою, о чем говорил VIII съезд партии, необходимо сломать старый газетный строй, необходимо раз навсегда покончить с отрыжками буржуазной журналистики». Съезд согласился с указаниями провинциальных докладчиков, что всю творческую работу в печати надо отдать массам, сами же журналисты должны быть руководителями, специалистами, помогающими процессу массового газетного творчества. В соответствии с этими установками журналисты собирались перестроить всю прессу «вплоть до:

– создания на местах Советов печати,

‒ введения в отделы рабочих и крестьян,

‒ организации публичной отчетности журналистов,

‒ утверждения принципа широкой коллегиальности в ведении печати,

‒ избрания редакторов самими комсоюзами и т. д.»⁶.

На практике все-таки возобладал более реалистичный подход в решении проблем связи печати с аудиторией. Коллективное сотворчество журналистов и актива газет – рабочих – привело к организации литературных коллегий – первой форме массового участия рабочих в прессе, которое впоследствии выльется в рабкоровское, затем рабселькоровское движение⁷. Вместе с распространением советской власти на всю территорию России, появлением все большего числа советских изданий, началом проведения новой экономической политики и появлением рыночных отношений кадровые проблемы журналистики обострились.

Подотдел печати Агитационно-пропагандистского отдела ЦК РКПб в 1921 году обратился через еженедельник РОСТА «Журналист» с предложением провести на местах учет работников печати: «Прежде всего, готовясь к какой бы то ни было кампании, в данном случае к кампании за улучшение нашей советской печати, нужно учесть свои силы, привести в известность то количество бойцов, которыми мы располагаем»⁸. Действительно, какими тогда журналистскими силами располагала страна⁹?

Проведенная в стране в 1921 году перепись по 50 губерниям выявила 863 журналиста. По социальному составу среди них было: 76% ‒ интеллигенции, 14% ‒ рабочих, 10% ‒ крестьян. 66% опрошенных присоединились к РКПб после Октября 1917 года¹⁰. На 1 декабря 1921 года в Петрограде насчитали 90 журналистов РКПб, из них – только 32 были на журналистской работе, 9 – сотрудничали в прессе эпизодически¹¹. И это была типичная ситуация.

«Положение нашей печати после разгрома капиталистов никогда не было удовлетворительно», ‒ замечала «Правда». «До какой степени мы бедны силами, даже трудно говорить»¹². В борьбе с политическим кризисом XI съезд РКПб (27 марта – 2 апреля 1922 года) потребовал от Центрального и местных комитетов партии уделять печати «впредь неизмеримо больше внимания», чем это было раньше, усилить «партийно-политическое руководство ею»:

‒ «Каждый партийный комитет должен выделить специальные кадры работников печати.

‒ Во главе партийных изданий должны стоять руководящие элементы данного партийного комитета.

‒ Газетную работу для журналиста-коммуниста съезд рассматривал как основную партийную работу»¹³.

Увы, это требование долгое время выполнить парткомам было невозможно: журналистов-коммунистов использовали на партийной работе, хотя к созиданию новой печати и организации ее редакций советская власть в период диктатуры пролетариата предъявляла два основных требования: достаточную насыщенность их членами РКПб и их «орабочивание» (по терминологии тех лет).

Однако качественная характеристика кадров журналистики долго не могла удовлетворять власть. Об «отсутствии подходящего человеческого материала как главном препятствии в работе редакций» сокрушался редактор «Известий ВЦИК» Ю. М. Стеклов¹⁴. Так или иначе потенциальную основу кадров журналистики составляли сотрудники старой печати. Даже те из них, которые были на стороне новой власти, должны были адаптироваться и к ней, озадачившей их новыми задачами, и к новой аудитории.

Многие старые спецы по журналистике избрали «самый затянувшийся, длительный, самый извилистый из интеллигентских саботажей», о чем писал тогда известный советский публицист М. Е. Кольцов в фельетоне «Страдания Калибана». Говоря об оставшихся в стране буржуазных журналистах, он разделял их саботаж советской печати на три ступени:

«Первая: совсем никак не писать и не работать в советской прессе, ни для нее.

Вторая: участвовать, но не писать, исполняя лишь служебно-организационные функции – хроника, правка телеграмм, выправление слога малограмотных, работа в РОСТА.

Третья, самая заковыристая: участвовать, писать во всю силу таланта и способностей, но не подписываться.

Писать-то я пишу, но пусть, подлецы, не хвастают, что я, Аркадий Кулаков, перешел на сторону красных…»¹⁵.

Яркий образ журналиста старой школы, подвизавшегося в малой прессе России и пытавшегося работать в советской печати, нарисовал фельетонист А. Зорич. Его герой – репортер Ферапонт Жмых, представитель бульварных листков, владельцы которых были «беспощадны: за копейку тянули все жилы». «Одесса-Финкель дали Жмыху качества, типичные для тамошнего репортера: анекдотичную безграмотность, заумную витиеватость слога и пагубную страсть к мелкой, грошовой сенсации»¹⁶. Он никак не мог адаптироваться к новым условиям.

Проведенное на 3-ем съезде работников печати, проходившем с 28 января по 2 февраля 1922 года¹⁷, анкетирование среди 224 делегатов показало определенные кадровые изменения в составе журналистики. Делегаты представляли в основном провинцию, Москву – 31 делегат, Петроград – 6, Харьков – 5. Среди них было значительная часть беспартийных ‒ 48; 55 ‒рабочих и крестьян, т. е. одна четверть; 37 делегатов имело низшее образование, 13 – домашнее.

Обозревая эти данные, один из руководителей журналистики тех лет С. Ингулов подчеркивал то, что в печать пришел новый журналист ‒ «рабочий – не всегда даже достаточно грамотный», в печати есть «немало способных редакторов из рабочих», а «коммунист-журналист оказался на советской работе»¹⁸. Отметим преувеличение Ингуловым появления рабочих в редакциях: этому было положено только начало. Большинство делегатов форума представляло интеллигенцию, хотя организовывала съезд Секция работников печати, которая включала «все их категории, а именно:

‒ литературных работников,

‒ конторских служащих,

‒ тружеников физического труда (экспедиторов, упаковщиков, курьеров)»¹⁹.

Отдел ВЦСПС в 1922 году разъяснял: «Все работники, занятые в предприятиях периодической печати – сотрудники, как редакционные, так и конторские, обслуживающие издания с финансово-технической стороны, должны состоять членами Союза Всеработпрос и входить в секцию работников печати»²⁰. В первых же инструкциях руководителей Секции уточнялось, что в нее могут входить стенографистки, переводчики, агенты по сбору объявлений «лишь в том случае, если они состоят на штатной работе в редакционно-издательских предприятиях». Могли быть членами Секции и те, кто работал по заданиям этих предприятий, а также нештатные сотрудники, если основным их заработком являлся литературный труд²¹.

Но и при таком составе Секции обеспечение пролетарского влияния в кадрах журналистов было сомнительным. Сам съезд был обозначен как съезд работников печати, хотя одновременно его называли и съездом журналистов²². При этом 22% делегатов были беспартийными. Надо иметь в виду то, что это были «редакторы газет, при том лучше поставленных»²³. Как показало анкетирование делегатов Всероссийского совещания агитационно-пропагандистских отделов (1922), 32% редакторов вели газеты «по наитию»²⁴. В 1923 году по 27 губерниям на 3539 журналистов партийных было только 642, т. е. 18,1%²⁵.

Для характеристики кадров журналистики тех лет интерес представляют данные о составе участников Первой Московской губернской конференции работников печати (27 июля – 8 августа 1922 года), приведенные «Журналистом». К сожалению, часть делегатов не заполнили анкету. На конференции присутствовало 112 делегатов и 16 человек с совещательным голосом. В их числе были: 50 ‒ литературных работников, 23 – технических работника; по социальному положению: 60 – интеллигенция, 9 – рабочие, 3 – крестьянина, 1 – сын дворянина; по образованию: высшее – 26, среднее – 35, низшее – 12; по партийности: коммунисты – 43, левые эсеры – 1, беспартийные – 29; по стажу литературной работы: до 1 года – 6, до – 3 лет – 13, до 5 – 37, до 10 – 7, более 10 – 17. На конференции, как видим, преобладала достаточно образованная интеллигенция, сотрудничавшая в печати не более 5 лет; менее половины делегатов были коммунистами, а почти четверть ‒ беспартийными²⁶.

К 1923 году в стране в целом насчитывалось 20 тысяч работников печати, включая литературных и технических, писателей и поэтов, сотрудничавших в прессе²⁷.

Однако и в 1924 году редакция «Журналиста» по-прежнему отмечала недостаток для печати страны «квалифицированных ‒ политически и технически ‒ работников»²⁸. С. Ингулов в «Известиях» в статье «Новая фаланга» подчеркивал: «Комплектование газет пролетарскими журналистскими кадрами является такой же важной задачей, как комплектование Красной Армии руководящим кадровым составом»²⁹.

Представленная нами статистика показывает разношерстность кадровой характеристики периодики тех лет и объясняет озабоченность властных структур обеспечением партийного влияния на журналистику и почему изменения в составе Секции работников печати шли в следующих направлениях:

‒ усиления в нем партийного и пролетарского влияния за счет роста нелитературных работников;

‒ увеличения числа партийных (коммунистов);

‒ уменьшения числа представителей интеллигенции и служащих.

В решении кризисных проблем сыграла большую роль партийная установка на орабочивание кадров³⁰. Это орабочивание выразилось, во-первых, в создании сети рабочей печати и выработке типа рабочей газеты; во-вторых, в выдвижении передовых рабочих в состав редакций; в-третьих, в организации рабкоровского движения (здесь надо отметить особую роль газеты «Правда»³¹); в-четвертых, в поддержке инициативы критики рабочими недостатков «государственного механизма» через письма в газету. Первый критический отдел в советской печати – он был в «Известиях ВЦИК» ‒ назывался «Маленькие недостатки механизма».

Таким образом, нехватка журналистов и наличный качественный кадровый состав редакций и издательств выдвигали перед управлением обществом проблему подготовки таких журналистских кадров, которые способны решать новые задачи, вставшие перед страной в период нэпа. В связи с этим немного предыстории.

В 1905 году в России была сделана, по мнению К. Новицкого, «первая серьезная попытка удовлетворить спрос на журналистов»³². Ее предпринял юрист, профессор Леонид Евстафьевич Владимиров, разработавший проект «Научных и практических курсов по журналистике». Высшие курсы журналистики были открыты в Москве 1 февраля и функционировали вплоть до декабря – до революционных событий 1905 года³³.

Уже в ходе Великой русской революции в конце 1917 года в Петрограде были созданы краткосрочные курсы агитаторов. В начале 1918 года вместо них – первая школа агитаторов. 20 января этого года «Правда» писала: «Постановка занятий в школе агитаторов такова, что из нее будут выходить агитаторы, пропагандисты и журналисты». Летом 1918 года, наряду со второй школой агитаторов, расширенной по числу слушателей до 450, действовала школа журнализма³⁴.

15 сентября 1919 года РОСТА организовало курсы подготовки газетных техников, переименованные затем в школу журналистов с полуторамесячным курсом обучения³⁵. Ее заведующим был назначен работник инструкторского отдела агентства К. И. Линов. Здесь же К. П. Новицким была прочитана первая лекция по газетоведению. Руководитель РОСТА П. М. Керженцев в этом же году написал, как он считал, учебник газетного дела. Его книга «Газета» неоднократно переиздавалась и имела большой успех³⁶.

В конце октября 1919 года курсы закончили 40 слушателей. За 1919–1920 годы состоялось четыре выпуска, подготовлено 136 литературных сотрудников печати. Такого же типа курсы были налажены в Казани, Киеве, Харькове, Туле, при отделении РОСТА Западного фронта, Ташкенте, Баку³⁷. При Петроградском отделении РОСТА 20 декабря 1920 года был открыт Институт журнализма с 8-месячным сроком обучения³⁸.

Кроме того, журналистами стали работать некоторые выпускники появлявшихся тогда разнообразных образовательных учреждений: книжные техникумы, Институт живого слова в Петрограде, превращенный в 1924 году в Государственные курсы речи ‒ техникум, имевший три отделения: публичной речи, декламационного и литературного творчества и журналистики, где до 60% слушателей было из бывших рабкоров и газетных работников. С 1921 по 1925 годы действовал как высшее учебное заведение Высший Литературно-художественный институт в Москве, состоявший их двух отделений – творческого и инструкторского³⁹. При Государственном издательстве читались курсы книжно-издательского дела.

В Московской школе журналистов в конце 1920 года возникла идея о создании Института красных журналистов. «Первый проект положения об Институте журналистики, ‒ писал в 1926 году С. Муравейский, ‒ был набросан тов. К. П. Новицким»⁴⁰. В начале 1921 года Государственный Ученый совет обсудил этот проект, а Наркомат просвещения РСФСР в марте утвердил его⁴¹. 15 октября в торжественной обстановке Московский институт журналистики (МИЖ) был открыт⁴². Перед его преподавателями и студентами выступил нарком просвещения А. В. Луначарский. Его речь, посвященная вопросам печати и задачам журналистов, была опубликована в еженедельнике РОСТА «Журналисте» (1921. № 21)⁴³. В выступлении ректора МИЖа К. П. Новицкого была изложена программа института по обучению будущих журналистов⁴⁴.

Статус МИЖа в это время определялся Декретом об учреждении Государственной комиссии по просвещению, утвержденной ЦИК 9 ноября 1917 года; постановлением СНК РСФСР от 11 декабря 1917 года в качестве государственного образовательного учреждения, подчиненного Наркомату просвещения⁴⁵. Однако в период нэпа все большее значение в управлении журналистским образовательным процессом стали играть партийные структуры: съезды РКПб, Подотдел печати Агитпропотдела ЦК РКПб, затем Отдел печати ЦК РКПб, руководящие партийные издания.

Подотдел печати стал функционировать с 22 ноября 1921 года⁴⁶. Столкнувшись с кризисным положением, он самое серьезное внимание обратил на подготовку и переподготовку журналистских кадров, на становление журналистского образования. Подотдел взял МИЖ под постоянную опеку, провел обследование состояния дел в институте, познакомился с его преподавательским составом. В итоге выяснилось, что МИЖ находится в плачевном финансовом положении. Подотдел предложил передать институт из ведения Главпрофобра в ведение Главполитпросвета, имевшего тогда больше возможностей, чтобы оказать ему помощь⁴⁷.

Впервые обстоятельно вопрос о профессиональном образовании журналистов обсуждался на 3-ем Всероссийском съезде работников печати в начале 1922 года. Съезд констатировал: «Московский институт журналистики прокладывает новые пути в деле профессионального образования в России, вырабатывая в процессе своей деятельности методы преподавания газетоведения»⁴⁸. На этом форуме была принята развернутая резолюция, в которой ставилась проблема создания высшей профессиональной школы журналистики. Она «должна быть организована в центре по типу специальных практических институтов», задача которых «состоит в подготовке высоко квалифицированных специалистов в той или иной области общественного труда. Высшая школа журналистики должна дать учащимся не только специальные знания, приобретаемые ими в процессе прохождения курса школы в “мастерских газетного дела”, в учебной типографии, в семинариях и практикумах по газетной информации и теории публицистики, но и достаточную общеобразовательную подготовку, без которой не мыслима активная и плодотворная работа на поприще журналистики»⁴⁹. Такая постановка вопроса носила новаторский характер, так как председатель Научного совета Наркомпроса М. Н. Покровский видел главную цель такого института в «вооружении учащихся сугубо практическим навыком и умением»⁵⁰.

Съезд предлагал Московскому институту журналистики целую программу совершенствования его деятельности. Он считал, что преодоление кризиса журналистики, «успешное разрешение задачи улучшения советской и партийной печати тесно связано с подготовкой значительного кадра опытных газетных работников, способных не только овладеть техникой газетного дела. Но и стать идейными руководителями нашей печати». В документе съезда отмечалось: «Первой серьезной попыткой организации высшей профессиональной школы журналистики в России является Московский Институт Журналистики, который ставит себе задачей дать советской и партийной печати вполне подготовленных газетных работников во всех областях газетного труда: редакторов, заведующих редакционными отделами, секретарей, хроникеров, выпускающих и т. д.». Институту предлагалось в общей системе преподавания уделять значительное внимание разработке новых специальных курсов: основам газетного дела, газетной информации и теории публицистики; практическим занятиям студентов в семинарах и в кабинете газетной техники, где студенты «должны на практике знакомиться с техникой набора, верстки и выпуска газеты»⁵¹.

Работа по решению кадровых проблем журналистики была продолжена на расширенном пленуме Центрального бюро Секции работников печати, проходившем 1‒6 октября 1922 года. На нем присутствовало 40 деятелей журналистики, представлявших, кроме Москвы, Петроград, Архангельск, Тулу, Воронеж, Курск, Саратов, Самару, Тамбов, Харьков, Киев, Екатеринбург, Астрахань, Область немцев Поволжья, Татарскую республику, Крым, Сыр-Дарьинск⁵².

Повестка дня пленума включала вопросы:

1. Задачи печати в условиях новой экономической политики.

2. Отчет Президиума Центрального бюро Секции.

3. Доклады с мест.

4. Очередные задачи профессионального объединения работников печати.

5. Экономическое положение работников печати.

6. О деятельности Института журналистики.

7. Текущие дела: а) о журнале «Журналист», б) об авторском праве. Здесь же сообщалось об идущем сборе средств в «железный» фонд «Журналиста» ‒ собрано 350 тыс. руб. в дензнаках 1922 года⁵³.

С основным докладом «О задачах печати в условиях нэпа» 1 октября выступил заведующий Агитпропотделом ЦК РКПб А. С. Бубнов. Он подробно остановился на идеологических опасностях, возникших в условиях нэпа для рабочего класса и партии. «Идейный кризис в нашей печати, ‒ подчеркнул Бубнов, ‒ проистекает отчасти от хозяйственно-экономического. Это привело к сокращению числа газет, их тиража… буржуазное и мелкобуржуазное влияния идут, главным образом, через печать и литературу… Нарождающаяся новая нэповская печать несет моральное разложение в читательские массы. Но и партийно-советская печать не чужда этих нездоровых влияний»⁵⁴. Газеты замкнулись на городского обывателя. Среди их сотрудников много неустойчивой к воздействиям нэпа молодежи, в политиках – много «несложившихся» членов партии.

Прения по докладу длились до двух часов ночи. В них участвовало 13 человек. В ходе прений проявилась озабоченность выступавших состоянием Союза журналистов, говорилось о необходимости сплочения работников печати в «дружную семью для борьбы с буржуазным и мелкобуржуазным влияниями». Профессиональное объединение журналистов «должно всемерно способствовать поднятию их культуры и политического уровня»⁵⁵.

2 октября состоялся отчет президиума Центрального бюро. С ним выступил С. Ингулов, рассказавший о текущих делах Секции работников печати и заметивший, что проходящий пленум и журнал «Журналист» «положат начало органической работе и связи внутри Секции». Ее массовая работа будет проходить через журнал, Институт журналистики и Дом печати.

Лидеры журнализма на этом форуме подошли к решению проблем журналистики всесторонне и с комплексным охватом. Вопросы образования кадров печати, повышения их культурного уровня на пленуме, уже учитывавшем задачи, поставленные 3-им съездом журналистов, рассматривались с практической стороны. Руководители Секции отчетливо понимали остроту проблемы подготовки новых кадров журналистики и необеспеченность ее необходимой литературой по вопросам печати. В связи с этим ЦБ предлагало⁵⁶: