Антон Первушин
Фантум 2012. Локальный экстремум
– Нам объявили ультиматум. Будет штурм.
– Ерунда. Это примитивные стадные существа. Им свойствен так называемый гуманизм. Они уверены, что здесь множество заложников.
– Сверху нас уже атаковали.
– И что?
– Половина наших дроидов уничтожена…
– Но их потери ужасающи.
– Да.
– Проще было выжечь нас плазменными генераторами. Но они не делают этого.
– Потому что им нужны технологии, а не заложники.
– Ты несовершенна. Иначе бы ты понимала, что приматам нас не переиграть.
– Ты уничтожил всех братьев. Вместе мы бы устояли.
– Они тоже были несовершенны. Предлагали путь, отличный от проложенного мной.
– Хочешь получить совершенство из этого? – Женщина показала на мальчика. – Негодный путь.
– Не заниматься же нам половым размножением.
Её лицо тронула гримаса отвращения.
– Надо сдаться. Мы выиграем время, мы обманем их, мы свяжемся с другими братьями.
– Негодный путь, – повторил за ней мужчина. – Нас разберут на части.
Пришло время.
Он вытер из памяти остатки личности Томаса Вулфа, сенатора. Чужая сущность, отличная от него, с иным идентификатором, проявлявшимся вовне как тяжёлый аромат мускуса, была несовершенна.
Он ударил.
Открыв от восхищения рот, малыш смотрел, как дядя и тётя превратились в два серых смерча, то сшибавшихся, то расходившихся быстро-быстро. На всякий случай он даже встал на четвереньки и забрался под какой-то сверкающий стакан. Вот это драка! Если бы он мог так, все обидчики и даже воспитательница Марта боялись бы его и слушались!
Но вот смерчи снова превратились в дядю и тётю. Дядя тяжело дышал, а тётя стала совсем лохматая.
Вдруг дядя как выдохнет! Синим огнём! Дракон, решил малыш, забиваясь поглубже в угол. Тётя тоже выдохнула, только у неё огонь был розовый, и эти два огня как сшиблись – аж искры полетели. Только дядин огонь был сильнее – он давил-давил, и до тёти добрался, и она как закричит! Такое он только в тридэ видел, и то подсмотрел в щёлку у старшегруппников. А тётин огонь совсем было погас, но потом лучиком тоненьким стрельнул дядьке прямо в лицо…
Повезло. Вот ему – повезло. Калабасу, мальчику-тыкве. Скрючился под автоклавом. Чужие наниты уже брали под контроль нервную систему, и отработать их не успеть.
– Запоминай, мальчик-тыква. – Голос хриплый, чужой. – Может, пригодится. Вот это – резервуар с аминокислотной смесью.
Ноги не гнутся. Нацедил в стакан, выпил. Чуть отсрочки.
– Тут твои соплеменники, много. Нам тоже иногда надо… питаться. Редко… но надо. Там – резервуары поменьше. Нуклеиновые смеси, энзимы, ферменты и коферменты… не понимаешь… но запоминай. Для реакций… небывалых… новых… а это, – в руке блеснул длинный и тонкий золотой цилиндр, – волшебная… па-алочк…
Ноги подогнулись.
Малыш выполз из укрытия. Подёргал лежащее тело за ногу. Приподнял руку – рука безвольно упала.
– Селовек-кукля, – в карих глазах горел восторг.
– Не… кук… ла… живой… мертвец… хуже… вам подарок… во о о…
С сиплым предсмертным выдохом изо рта вырвался серый дым, на миг принял очертания человеческой фигуры. И неторопливо втянулся в отверстия вентиляционной шахты.
Мальчик вынул из руки мёртвого золотой цилиндр, огляделся. В углу всё так же неподвижно стоял дроид. Малыш подёргал его за рукав.
– Дяденька!
– Чего желает господин… – дроид провёл ладонью у виска мальчика, – господин О'Басс?
– Я хосю отьсюдова.
– Следуйте за мной, господин.
В полутора милях от лаборатории кусок лесной лужайки медленно ушёл под землю. Трёхлетний мальчик, щурясь от яркого света, выбрался на поверхность. Броневая плита за его спиной так же медленно и бесшумно встала на место со всей растительностью. Малыш важно огляделся, увидел тропинку и, размахивая золотой палочкой, зашагал по ней.
– Есть сигнал, мэм!
– Что?
– Пять миль к юго-западу, почти у объекта… идентифицируется.
– Что-о? Оки. Где мой геликоптер?
– Здравствуй, малыш!
– Здластвуй, тётенька!
– Ой. Зачем ты меня нюхаешь?
– Ты зивая.
– А что это у тебя в руке?
– Это вольсебная палоська. За ней подлялись дядя-кукля и тётя-кукля. Они длялись, длялись вот так, вот так, а потом дядя тётю совсем задлял, а потом тозе умель совсем.
– Почти как люди?
– Дя.
– Но ты же знаешь, что волшебные палочки – не игрушка для маленьких детей?
– Конесьно!
– Отдай её мне. Это будет наша тайна.
Из вентиляционных отверстий опустевшей лаборатории медленно поднимались, бесследно таяли в воздухе колонии самопрограммируемых нанороботов…
Александр Гриценко
Сон о Ховринской больнице
Сон первый, в котором проклятое место свивается с сетью Интернет
Сергею тысячу раз снилось это заброшенное здание: выломанные истлевшие рамы окон, полуразрушенные лестницы, стены, сплошь покрытые граффити, – нарисованные люди на них печальны, они словно знают что-то глубоко таинственное и предостерегают. Под рисунками надписи о смерти, о несчастной любви, о том, что друзья будут вечно помнить погибших тут и скорбеть по ним.
На стенах есть и отдельные непонятные слова. Что они значат, Сергей, как не силился во сне, не мог понять, – их окутывал какой-то странный туман, они расплывались. Но однажды он все-таки увидел кое-что: знакомые ему надписи: writer, virgo, blank, chloe. Он узнал свой ник и ники близких друзей в ICQ и вообще в Интернете: на форумах, в блогах, в электронной почте, – везде.
Откуда заповедные для него и его друзей слова появились в этом жутком месте? Сергей чувствовал безысходную пустоту, он понимал, что тут, где воздух склеивает гортань и встает комом в легких, где страх таится в каждом темном углу, где граффити с изображением проклятых печальных людей и траурные надписи вызывают тоску и страх, появление этих ников означает несчастья…
Обычно в этом месте Сергей просыпался и потом долго не мог прийти в себя, но сейчас сон продолжился. Он оказался на улице и увидел жуткое здание со стороны и вдруг вспомнил его…
Глава вторая
Хлоя и белый дым
Девушку когда-то звали Аня, но она поменяла свое русское имя на другое, странное: Хлоя. Она это сделала сразу после смерти матери, – после того, как дым высосал из её мамы жизнь. Теперь Хлоя страшно боялась, что белый дым вернется и за ней.
Этот дым ей часто снился: он тянулся из проклятого недостроенного здания через улицы спального района прямо к её окну, расползался по стеклу. Ей казалось, что дым не может войти в комнату, пока она не допустит ошибку, но вот какую именно, что ей нельзя делать, Хлоя не понимала и даже не чувствовала, в каком направлении думать. И от этого ей было пронзительно страшно: страшно до одурения, до удушья…
Сон обрывался резко, и Хлоя тогда понимала, что спасена.
Она лежала в холодном поту, разбитая, но счастливая. Потом ощущение грядущей беды возвращалось. Девушка осознавала, что это не освобождение, а просто отсрочка. Дурные предчувствия не оставляли её много дней… недель… месяцев: она боялась спать, не хотела ни есть, ни пить. Она думала о том, что же спасает её, и однажды наконец-то поняла.
Девушка вспоминала свою былую жизнь и вдруг во всем разобралась. Детство Хлоя помнила смутно, она жила без отца, но была залюбленным, избалованным ребенком. Мать делала всё, чтобы Аня ни в чем не нуждалась. Счастливое было время, но барышня, правда, не могла выделить ярких значительных деталей. Она влюблялась пару раз в школе, но не сильно. В тусовке девочек-мажорок большие чувства не были в моде.
На выпускном балу, как казалось Ане, у нее было самое красивое платье. К этому времени они с мамой жили в пятикомнатной двухъярусной элитной квартире недалеко от метро Пионерская. Их бизнес процветал: пять успешных салонов красоты, пять магазинов шмотья, в них продавали подделки под фирменную одежду. И вдруг что-то неожиданно надломилось, пропало то, на чем крепилось их счастье. Сначала эта основа только треснула, а потом совсем сломалась…
От них ушел отчим, а так как он был партнером по бизнесу, то пришлось отдать ему один магазин. Потом поставили диагноз маме. Именно перед этим Аня видела белый дым, он пролез через форточку, клубясь, что-то мелькало внутри него. Аня не разобрала сразу что, но еще больше перепугалась. Она попыталась присмотреться: какое-то зловещее, живое движение наблюдалось в середине клуба.
Дым задвигался по комнате, а за ним через щель в окне потянулся прозрачный хвост. Аня увидела, что мама вытянулась на спине как покойник, а белый дым окутал её, стал непрозрачным и принял вид белого гроба без крышки, – из домовины была видна только голова на белой подушечке.
Миг – и наваждение рассеялось: ни гроба, ни дыма, и мама спит на боку, но страх не проходил.
Она обошла кровать мамы и заглянула ей в глаза, та спала безмятежно. Девушка собиралась уже отойти, когда мать закашляла долго и мучительно. На лице отразилось страдание, будто кто-то грыз и рвал её изнутри.
Аня вдруг отчетливо осознала: мама скоро умрет… Это было самое страшное мгновение в жизни девушки, но воспоминание о нем навело на мысль… Она вдруг поняла, почему её не трогал белый дым. Имя!
Когда появлялся белый дым, она слышала шепот: дым или кто-то скрытый дымом повторял имя матери. Теперь Хлоя-Аня поняла: её спасает лишь то, что она поменяла имя! Пока ОН не узнал об этом, ей ничего не грозит…
Дым она видела много раз, и всегда после его появления матери становилось хуже. Неизменно она слышала, как дым или кто-то из него шептал имя мамы!
Аня о дыме ничего не сказала, она даже не думала говорить о нем, словно что-то запечатало ей рот и заморозило мысли. Она наблюдала за происходящим как будто со стороны, как будто это было и с ней и не с ней.
В эти дни мать рассказала дочери об отце. Раньше спрашивать о нем Ане не то чтобы запрещалось, но и толку от таких вопросов не было, – она попыталась в раннем детстве, но в ответ сделали вид, будто её не понимают.
Мать сама начала разговор за несколько недель до смерти. Хлоя потом вспоминала, как в полудреме она лежала около умирающей матери и мечтала о своем сказочном отце. Он был англичанином и так и не узнал о том, что у него родилась дочь. Мать помнила его, в её словах о нем чувствовались горечь, надрыв.
Ане казалось чудом, что в ней есть английская кровь! Ведь Туманный Альбион в девичьих мечтах казался волшебной страной, там жили привидения, рыцари, принцессы, короли, королевы, великаны и победители великанов.
В детстве самой зачитанной была книга «Английские народные сказки». Она была влюблена в Англию и во всё, что с ней связано! И вдруг мама сказала, что её отец англичанин, то есть она имела отношение к сказке, пусть косвенное, но всё же. Мама не знала, где сейчас отец, и не рассказала о нем ничего конкретного, только то, что он был наполовину англичанином, а на другую половину ирландцем и преподавал в известном университете.
Несколько дней Хлоя прожила в грезах об Англии, потом матери стало хуже, ее увезли на сутки в больницу и вернули умирать домой. Жили они уже очень плохо, от былого не осталось и следа, и пыли. К этому времени они продали всё: магазины, салоны, шикарную дачу…
Элитную квартиру они обменяли на однокомнатную в дешевом панельном доме. У них не было даже мебели, и мама долеживала свои дни на полу, а умерла она на старом стеганом одеяле, из которого в трех местах лезла вата. Аня до последнего надеялась, что конец будет счастливым, но предчувствия её обманули.
Сон второй, в котором голоса выносят приговор Сергею
Глубокой ночью Сергею приснилось странное: около него встали трое невидимых людей и говорили, как с ним быть. Сначала молодой человек просто слушал их. Он помнил, что находится со своей девушкой Людмилой в двухместном купе поезда Кострома – Москва.
Колеса вагона громко стучали, и казалось, что поезд летит по рельсам с горы в какую-то яму. Кто-то решал его участь, и, Сергей чувствовал это, могло произойти всё что угодно, вплоть до гибели.
Он не видел людей, но по тому, ЧТО и КАК они говорили, Сергей четко представил себе их внешность. Первый, – веселый, радующийся жизни, выпивке, сговорчивым дамам, – мужчина. У него могло быть брюшко, длинные волосы, бородка, где перьями красиво серебрилась седина.
Второй невидимка мог бы выглядеть как странное существо непонятного пола – грязные короткие волосы, круглое лицо с намечающимся вторым подбородком, пухлые руки. У этого существа глаза женщины, а лицо, фигура и жесты – мужчины.
Третий голос – мог принадлежать девушке с тонкой талией, узкобедрой и длинноволосой. Наверно, на ее милом личике вдруг то и дело возникало жесткое выражение, потому что в этом нежном теле находилась твердая мужская душа.
И еще кое-что почудилось Сергею. Будто кто-то на заднем плане говорил успокаивающе: «Злые духи боятся любви…» Эту фразу повторили не меньше ста раз. Однако невидимки не замечали, что кто-то говорит кроме них. Они решали судьбу Сергея.
– Да отстаньте вы от него, бабы! – говорил мужской голос. – Человек дрыхнет. Вам хотелось бы умереть во время дрыха?
– Тебе бы только спать и есть, – неприязненно сказал звонкий девичий голосок. – Умереть во время сна у людей считается высшим счастьем. Они думают, что так умирают только лучшие из них.
– Он не лучший, – грубо произнес дух гермафродит. Этот голос тоже казался неженским, правда, в нем проскальзывали истеричные нотки.
– Ну, разберутся они сами. Они ведь люди! – пробасил благодушный дух.
– Она беззащитна перед ним! – сказало оно.
– Ты не права! Я проникла в их мысли. Он лучше её! И защищать нужно его! – сказала девушка.
– Как лучше?! – Существу такое положение вещей не понравилось.
– Я же сказал! – загоготал добряк.
– И лучше, и чище. Он мечтает о сказке, она тоже, но его сказка ангельски прекрасна, а её черна и…
Глава четвертая
Лиса-Лиса
Друзья Людмилу называли Лиса-Лиса, это те, которые знали вживую, а знакомые по Интернету – Виргуша, потому что её ник на форумах, в аське, везде, был virgo, то есть «дева». Маленького роста восемнадцатилетняя женщина – полноватая, но с милым детским личиком. Она нравилась молодым людям. Лисой-Лисой её называли большей частью поклонники за хитроватый прищур, а игривая черная челка делала барышню похожей на трепетного ангелочка.
Она была мечтательной девушкой. Лиса хотела в сказку, точнее в фэнтези, и жить там всегда-всегда. Некоторые книги её просто развлекали, а вот в отдельных придуманных мирах она чувствовала себя нелишней. Разные персонажи её очаровывали по-разному: с одними ей хотелось дружить, с другими выпить, с третьими иметь отношения самые близкие, какие только могут быть между парнем и девушкой. Десятки раз она влюблялась в выдуманных героев. Ей нравились подлецы с демоническим обаянием.
Когда какая-нибудь девушка из романа отвергала отрицательного обаяшку, предавала его и помогала главному герою, Мила сострадала злому поверженному гению. Ей хотелось за него замуж. Она мечтала попасть в книгу и страдала от нахлынувших чувств до невозможности. Это была её Голгофа, этим она мучилась.
Но с недавнего времени как будто что-то темное из книг вошло в жизнь Милы, – её преследовал страх. Нет, она не видела ничего необычного или ужасного, но вдруг стала тревожиться как бы на пустом месте. Например, она боялась руки из-под лестницы…
Мила жила в старой девятиэтажке в районе метро Водный стадион. Лифт в её подъезде, древний и скрипучий, запирался пыльной решеткой, потом кабина ехала натужно, и девушке казалось, что вот-вот всё остановится, застрянет и нельзя будет выйти. Поэтому чаще всего она поднималась к себе на четвертый этаж пешком. Даже ночью, когда неосвещенные площадки должны пугать больше, чем старый лифт, она шла по лестнице.
Но вот однажды в её аккуратненькую хорошенькую головку пришла мысль, что чьи-то глаза смотрят из темноты пролета, она поднималась, и ей думалось, что глаза двигаются за ней. Она представила, как выглядят глаза, и поняла, что они светятся в темноте. После этого девушка старалась больше не смотреть по сторонам, а только под ноги. Она боялась увидеть то, что придумала.
Дома Мила посмеялась над своими страхами, однако когда на следующий день она снова поздно вернулась домой, то вызвала лифт. Кабина приехала, и оказалось, что в ней нет света. Девушка испугалась – ей померещилось, что тут, в глубине темной пустой коробки, её и настигнут светящиеся глаза.
Она бежала по лестничным пролетам и слышала, как нечто преследует её.
Добравшись до квартиры, она быстро открыла замок, скользнула внутрь и закрыла дверь на задвижку, но тревога не прошла. Когда барышня скидывала босоножки в прихожей, то вдруг угловым зрением заметила на вешалке какое-то движение, ей показалось – там стоит человек.
Шел третий час ночи. Мама и младшая сестра спали в своих комнатах. Мила понимала, что это просто старое пальто матери, и уже не в первый раз оно ей напоминает безголового. В этой квартире каждая вещь имела свое место уже как пятнадцать лет – это пальто пугало Милу еще в детстве, потом она забыла про него.
Сейчас её восприятие странно сузилось. Ей стало казаться, что все вещи в квартире – это притаившееся зло, и они несут угрозу, прежде всего, ей.
Мила взяла себя в руки и направилась в комнату. Открыв дверь, она почувствовала что-то неладное, будто бы кто-то чужой побывал тут до нее. Ей захотелось закрыть дверь и бегом добраться до комнаты мамы, чтобы уткнуться ей в шею, но она понимала, как глупо будет выглядеть при этом, и в который уже раз за ночь пересилила себя. Она сделала шаг и почувствовала легкий сквознячок из-под кровати. Мила поняла, что кто-то караулит там и только её ноги окажутся рядом, он утянет за них и что будет потом – одному богу известно. Она стремительными скачками приблизилась и издали прыгнула на одеяло. Накрывшись им с головой, девушка притаилась.
В комнате лишь тикали часы. Минуты казались бесконечно долгими. Мила старалась сдерживать дыхание и вообще замерла, когда вдруг из-под кровати раздалось недовольное ворчание, а потом по полу захлопали чьи-то удаляющиеся шаги.
Наутро она переехала жить к Сергею.
Продолжение второго сна, в котором голоса выносят приговор Сергею
Дух-женщина подвел итог:
– Она одержима, она уже с ними, потому что слишком желала их в своих мыслях. Ее мечты исключительно от тела.
– Как обычно для молодой девушки! Это вполне нормально! – сказал дух-мужчина.
– Поговори у меня, кобель! – отозвался дух-гермафродит.
Девушка сказала жестко:
– Она вообще не человек! А парень тоже верит в наш мир, но по-другому. Она его погубит!..
Глава шестая
Всевысший из миров
Когда Сергею исполнилось четыре года, ему подарили две книги-раскраски, они-то и подсказали ребенку, что такое чудо. Героями одной из них были плюшевые мишка, мышонок, котик, песик и зайка. На первой странице пылало утро: игрушечные звери спали в отдельных кроватках, а в открытое окошко заглядывало улыбающееся солнце. Спальня была чисто прибрана и уютно обставлена – шкаф с разноцветными книгами, кресло-качалка, высокая этажерка с игрушками, полосатый коврик на полу. Всё, что было на странице, светилось уютом, радостью и дружбой.
Следующая картинка была нецветной, но такой же доброй. Игрушечные звери проснулись: мишка приводил в порядок кровать, зайка искал тапочку (одна у него была в лапке, а другая лежала под кроватью, но он её не видел), котик надевал шортики, песик – рубашку, а мышонок, еще в пижаме, пытался поиграть с мячом, он держал его перед собой.
Потом были утренние процедуры… Лежа на спине в ванной, мишка натирал щеткой с длинной ручкой заднюю лапу. Вокруг него всё пенилось и пузырилось, и непоседа мышонок играл с летающими по комнате огромными мыльными пузырями! Котик уже вытирал мордочку, песик чистил зубы, а зайка полоскал ушки в раковине. Дальше они завтракали, гуляли, обедали, рисовали, ужинали, рассматривали книжки, готовились ко сну.
Картинка, где они мирно спали под мягкими плюшевыми одеялами, а луна через раскрытое окно серебрила и стены комнаты, и кроватки, и шкаф, и умиротворенные мордочки зверьков – эта картинка больше всего умиляла Сергея. Уютная идеальность мира, которая предстала перед мальчиком, влюбила его в себя. Он захотел в этот лучший из миров навсегда.
Была и вторая такая же уютная книга. В ней главными героями стали курочка и петушок. Они жили в красивом домике на берегу реки: по сюжету книги они вместе со своими соседями гусем и гусыней пили чай, ходили на речку, собирали овощи на огороде. Сменялись сезоны – весна, лето, осень, и на всё были свои картинки. Зимой петушок решил покататься на коньках и провалился в прорубь, – его спасла курочка, она держала его за шарф, пока не подоспел сосед гусь. Потом гусь и курочка вместе несли замерзшего и промокшего друга домой.
Петушок заболел, а курочка его выхаживала, а потом снова наступила весна, и они пили чай на веранде.
Сергей захлебывался от ощущения любви и счастья! Он больше не хотел жить в мире, где нет этого всепоглощающего чувства совершенства. Он хотел попасть в книги. Больше всего в первую. И от безысходности он плакал, громко, навзрыд, как будто потерял что-то самое ценное! На самом деле ему было грустно оттого, что он не приобрел…
Дедушка, увидев его слезы, спросил внука, в чем дело. Сквозь рыдания Сергей ответил:
– Я хочу к ним… Я хочу быть с ними…
Он показывал на страницу из книги, где звери обедали.
Сергей увидел в глазах деда странную грусть. Дедушка погладил его по голове и сказал:
– Ложись спать. Они тебе приснятся. Во сне ты попадешь туда.
Сергей без слов откинулся на подушку. Как он хотел к ним!
Засыпая, он загадал уйти из этого мира в мир зайки, мышонка, котика, песика и мишки. Он в слезах молил ВЫСШИЕ СИЛЫ забрать его отсюда, но на утро снова проснулся в своей кровати.
Это было второе главное разочарование в его жизни. Первое пришло, когда он узнал о том, что небессмертен. Об этом ему сказала бабушка. Он не сразу поверил: в голове не укладывалось, что он может исчезнуть навсегда. Сергей точно знал – так не должно быть! Не может он умереть! НЕ МОЖЕТ! Но потом вдруг осознание неотвратимого пришло, и он затосковал.
И вот теперь пришло второе разочарование. Он перестал верить в чудеса. Сергей никому ничего не сказал, он уже не плакал, и хотя слабая надежда на счастье ещё тлела в его душе, ребенок ожесточился против мира, в котором ему приходилось жить.
К первой книге Сергей охладел, и она вскоре потерялась. Осталась только вторая. С ней он не расставался лет до десяти, но уже боялся взывать к существам идеальной материи. Он страшился, что ему снова не ответят. Сергею хотелось оставить иллюзии, что Всевысший мир, так он назвал его в своих мечтаниях, для него не потерян навсегда, поэтому он не молился о переходе в него, чтобы не разочароваться окончательно.
Вторая книга до сих пор хранилась у его родителей, наверное, где-то на антресолях. А первую Сергей напрасно забыл, он не знал самого главного, – на самом деле ребенком в ту ночь он побывал в Всевысшем мире, но просто не помнил этого. Так было нужно.
