Коллектив авторов
Чи100 поржать. Выпуск 3
Рассказы
Юрий Александров (Домодедово, Московская область)
Золотая рыбка
Лето 87-го помню как вчера.
Были мы на другой стороне Земли, в Анголе, когда-то стране «рабов и рабовладельцев», а тогда уже свободной и социалистической, но голодной. Ловили рыбу и кормили добрых, приветливых и даже восторженных своей революционной неизбежностью жителей страны, находившейся в ленивой, но при этом смертельной рубке со своими соседями по стране, городам, деревням, домам и джунглям, точно такими же, как они сами, но повстанцами из УНИТА. Улов мы сдавали в разные порты – Луанду, Кабинду, Амбриш, Лобиту.
В тот раз была Луанда.
Не знаю почему, но ещё до того, как я в первый раз прогулялся по столице Анголы, покорившей своей южно-европейской красотой в экзотической интерпретации первооткрывателей типа Колумба и Бартоломеу Диаша, которую тогда нужно было ещё суметь разглядеть в полуразбитых, разграбленных особняках и гасиендах сбежавших колонистов-колонизаторов, в останках проспектов и клумб, зараставшей наступавшей природой, восстановив в своём воображении былое её название – Луанда, да и она сама стали у меня ассоциироваться с Лаурой из «Маленьких трагедий» А. С. Пушкина. Может, неславянское происхождение нашего великого русского классика повлияло на меня, может быть, потому, что они обе были обворожительны, хотя у непушкинской после выдворения португальских хозяев вся красота была завуалирована неухоженностью, нищетой и вынужденным терпением вынужденного же равнодушия к себе её нового поклонника, а может быть, потому, что это был первый по-настоящему афро-африканский порт, в котором я побывал (до этого я был в Дакаре в Сенегале, но это другое – арабо-африканское; к тому же крайне современный по тем временам прямо-таки портоград), который сказал мне: «Вот такой я. Чёрный континент». Не знаю!
Ну, так вот.
Швартуемся. Сразу к нашему пароходу один за другим подъезжают крытые грузовики, привозя с собой пылевые облака, ложащиеся поверх распластавшейся с утра жары, смешиваясь с ней, не давая дышать, вызывая липкий неизбежный пот и рефлекторное прищуривание – глоток холодной воды не спасает, а усугубляет и обостряет реакцию организма. Чуть помогает только горячий чай без сахара.
Весы. Охрана. Трюм нервно зевал, то показывая, то скрывая свои внутренние тайны-клады – ящики, до краёв наполненные сверкающей платиной и самоцветными камнями рыбой, пересыпанной рыхлым льдом. У нас на палубе наши матросы, на причале – аборигены. Два счётчика ящиков – с нашей стороны и с ангольской: ящики, в каждом из которых рыбы килограммов по 25–30, по одному на весы, фиксация веса – сдал, ящики по одному в подошедший грузовик до полного – принял, подпись. Загруженный грузовик отваливал, поднимая на прощанье клубы привезённой им пыли, оставляя её остающимся, добавляя чёрные, непригодные для дыхания облака выхлопа, освобождая место такому же, как сам, бескультурному нечестивцу, который и привозил с собой, и увозил в себе тоже и так же, что и как его предыдущий собрат. И так раз 300–400: десять тонн – это вам не банка с килькой.
На земле весь этот процесс охраняли кубинские камрады – они воевали в Анголе с теми повстанцами, так как со всех сторон перегрузочно-пограничные весы атаковали, словно зомби, голодные босоногие местные. Честно говоря, кубинцы нападавших не жаловали и в случае чего били тех и прикладами калашей, и сапогами, не разбирая возраста, пола, частей тел и последствий.
Я на вахте на капитанском мостике. Наблюдаю.
И тут вижу, как одному из «пиратов» под сенью одного из автотентов удалось подкрасться к пограничным весам и стащить небольшую рыбину. Сразу бежать с трофеем нельзя:
кубинцы увидят, догонят и отвесят и от души, и чтобы другим неповадно было. Прятать! Куда?! На этом бедолаге «туника» до пупка и набедренная повязка наподобие такой, как у борцов сумо. Разница лишь в том, что под этой повязкой у смельчака – только то, чем его одарили природа и родители. Делать нечего. Сунул он свою добычу под повязку и стоит как ни в чём не бывало.
Надо заметить, что мы ловили и сдавали рыбу ходками: семь дней на промысле в океане ловим – и дальше на сутки в порт на сдачу. И опять, и т. д. Поднимаем трал, сортируем улов, в ящики, пересыпаем льдом, в трюм.
Я это к тому, что рыба хоть и не замороженная, а лишь охлаждённая, но около нуля градусов в ней было. И вот теперь этот «ноль» под набедренной повязкой везунчика.
Судно у нас небольшое, и крыло капитанской рубки почти вровень с причалом. Рукой до стоящего на берегу не дотянуться, но при желании посредством черенка лопаты поздороваться можно. Так что догадаться, какой «пожар наоборот», просто-таки криогенный процесс творится сейчас у этого африканца под повязкой, я мог по его лицу. Я чуть ли не физически прочувствовал на себе то, что творилось с ним. Мне прям до слёз стало жалко и себя, и его. (И ради всего святого, не проводите такие эксперименты над собой и не давайте пробовать подобное своим близким.)
Шалость в глазах счастливца от нежданной радости от удачи смешалась с физическими изменениями его мимики и всего чернокожего тела, покрасневшего и побелевшего изнутри. И в течение нескольких минут всё это действо окончательно превратилось в выразительный танец племени аборигенов, рассказывающий о вулкане, который вот-вот извергнется и накроет ужасом извергнутого всё и всех вокруг, как Везувий накрывал Помпею и всех её жителей две тысячи лет назад.
«Беги, дурак, отморозишь …!» – крикнул я ему. Голова парня быстро сделала несколько оборотов, выбирая наименее опасное для побега направление. Танец «вулкана» подходил к своему апогею. «Бе-еги-и!» – крикнул я ещё громче. И парень рванул, засверкав своими бело-розовыми пятками, да так, как подмигивает семафор на железнодорожном переезде своими огнями, только в несколько раз быстрее. Кубинцы-охранники не то что растерялись – они не успели сделать буквально ничего, даже развести руками, чем дали беглецу значительную фору на старте. Жестами я показал обделённым и обойдённым соглядатаям причину такого спринтерского забега. Кубинцы согнулись от хохота и… не стали догонять призёра: они просто не могли разогнуться, признав тем самым его победу.
Так что к финишу тот счастливчик пришёл первым… с «золотым» трофеем.
Лев Альтмарк (Беэр-Шева, Израиль)
Яблоко и сковородка
…Просыпаюсь от того, что какая-то непонятная морзянка начинает вколачивать в мои мозги острые тонкие гвоздики. Долгое время лежу, не реагируя на эти настойчивые однообразные звуки, потом начинаю потихоньку свирепеть.
Эх, знать бы азбуку Морзе – разобрал бы, что мне пытается посреди ночи сообщить какой-то неизвестный тип, упрямо отстукивающий своё сообщение!
Выглядываю из-под одеяла на часы – о боже! – полпятого утра… Пару часов я бы ещё подремал, а тут – как же, дадут тебе поспать!
Накрываю голову подушкой, и звук от морзянки становится чуть тише, но не смолкает. Зажимаю уши ладонями и сжимаю веки покрепче, будто эти звуки могут проникать даже через глаза. Так ведь всё равно проникают…
Наверное, я потом всё-таки задремал, потому что морзянка стихла, зато вскоре сменил её резкий скрипучий голос, опять неизвестно откуда взявшийся и заставивший меня подскочить, пугливо осматриваясь по сторонам:
– Вставай, лежебока! Самое важное в жизни проспишь! Все уже давно на ногах, один ты…
Удивлённо озираюсь и ничего не узнаю вокруг себя. Куда я попал? Как здесь очутился? Ведь помню же, что тихо и мирно почивал в своей постели, смотрел многосерийные цветные сны, правда, не помню, о чём. Всё как каждый день, вернее, как каждую ночь… А что сейчас вокруг меня?
А вокруг, если честно говорить, ничего особенного не происходит. Даже владельца голоса, разбудившего меня, не видно. Наверное, опять что-то снится…
Передо мной решетчатая ограда, за которой проглядываются плотно стоящие деревья, и не видно, что там за ними. В решётке две калитки, а между калитками столик, за которым сидит какая-то унылая бесцветная тётка с двумя коробками.
– Давай, парень, подходи, чего уставился? – говорит она мне.
Послушно подхожу и молча разглядываю её.
– Ну, чего ждёшь? – говорит она снова. – В гляделки играть будем? Плати и проходи. Не создавай пробку.
Оглядываюсь, но никого, кроме меня, нет.
– За что я должен платить? – первое, что приходит на ум.
– Как за что? За то, чтобы пройти внутрь!
– А что внутри? Зачем мне туда?
– Сперва заплати, а потом узнаешь.
Почему-то её слова не вызывают во мне удивления.
– Сколько?
– В эту калитку двести, – указывает она пальцем на одну из калиток, – а в другую триста.
Послушно лезу в карман за деньгами и бормочу:
– Мне в ту, которая за двести…
Тётка прячет деньги в одну из коробок, а из другой достаёт билетик:
– Получите и распишитесь! До конца билетик сохрани и не выбрасывай, а то потом не выпущу. Так и останешься там.
Тут бы поинтересоваться у тётки, что это за место, из которого могут не выпустить, но опять почему-то молчу и только послушно, как телёнок, которого ведут на бойню, прохожу в калитку.
Интересно, почему я сравнил себя с телёнком на бойне? Ох, не к добру приходят в голову такие сравнения, ох, не к добру!
А за калиткой ровная дорожка ведёт меня в какой-то красивый и ухоженный сад. Солнышко светит, птички чирикают, пахнет травкой и цветами, настроение само собой налаживается, хотя особых причин для того и нет. А вокруг опять никого. Даже странно, честное слово.
Ноги приводят меня на какую-то полянку, посреди которой одна-единственная яблоня, и на ней прямо-таки светятся румяные краснобокие яблоки. К тому же ствол обвивает толстая ленивая змеюка. Что-то мне эта картина смутно напоминает, только вспомнить пока не получается. Не до того сейчас.
– Ну, явился не запылился? – спрашивает меня человеческим голосом змея, покачивая своей плоской головкой из стороны в сторону и шевеля раздвоенным жалом, от которого я на всякий случай отодвигаюсь на безопасное расстояние.
– Ну, явился… А что здесь такое происходит?
– Будто не понимаешь, куда попал! Это же не просто яблоня, а дерево познания добра и зла, и на нём райские яблоки растут. Имеешь полное право сорвать одно и откушать. И будет тебе счастье.
Тут-то я и задумываюсь.
– Это что же получается, – говорю, – именно с такого дерева, помнится, Ева сорвала яблочко и угостила им Адама, да? И после этого всё началось… А ты не просто змея, а самый что ни на есть Змей-искуситель?
– Где-то так, – кивает головкой змея.
– И ты, значит, соблазняешь меня вкусить запретного плода, чтобы я потом, как Адам, всю жизнь мучился?
– Ну, это неправда! Он не мучился, а просто умным стал! – Змей хмыкнул. – А от ума, сам понимаешь, все беды. Хотя – как им, этим умом, распорядишься.
– А мне-то зачем предлагаешь? Чтобы тоже поумнел, что ли? Значит, я без яблока дурак?
– Это уже как сам решишь. Впрочем, можешь выбирать: не хочешь умнеть – тогда тебе надо возвращаться назад и покупать билет в другую калитку.
– А там что меня ждёт?
– Там – прямиком на сковородку попадёшь, на которой тебя станут поджаривать. Согласись, что это уже совсем не так приятно, как яблоки на халяву трескать.
Ещё больше я задумываюсь:
– Что же такое получается? Тут у вас как бы рай со всеми вытекающими последствиями, а там как бы ад…
– Почему «как бы»? Так оно и есть!
– А я, значит, уже помер?
Змей даже рассмеялся от моей несообразительности:
– Пока нет. Когда помрёшь, никто тебя спрашивать не станет, куда помещать: сюда, в райские кущи, или к чертям на сковородку. И яблоками никто не угостит. И даже разговаривать, как я, не будет. Там уже как карта ляжет – каждому воздастся по заслугам.
– Всё понятно, – почесал я нос, хотя на самом деле ничего понятно мне не было. – Есть у меня ещё вопрос. Вы всем предлагаете яблочки пробовать? Или только мне? Что-то я никого вокруг не вижу.
– И не увидишь! Тут до тебя многие побывали, но никому почему-то яблок пробовать не захотелось. Поразительно, что никто умнеть не собирается.
– А Адам?
– Так ведь ему, если помнишь, Ева обманным путём скормила яблоко. Сам он едва ли на такой подвиг отважился бы…
Последние слова Змея развеяли во мне остатки сомнений:
– Ну, если так, то и я не хочу ничего пробовать! Со всеми вместе хочу – на сковородку!
– Не пожалеешь потом? Это же больно!
– Потерплю за компанию!
– И познавать добро и зло не желаешь?
– Зачем? Какая польза от этого? Никому это не нужно, а я что, лысый? Мне больше других надо, что ли?!
Змей печально покачал головой и сказал:
– Тогда возвращайся назад. На входе купишь новый билет и вперёд – на сковородку. Но учти: сюда билет стоил двести, а там тебе придётся платить триста…
– Почему такая несправедливость? В рай дешевле, чем в ад?!
– Потому что туда больше желающих! А для нас какой-никакой бизнес, знаешь ли…
К женщине, сидящей у входа, я вернулся по той же дорожке и протянул купленный билет:
– Вот, пожалуйста, возвращаю! Доплачу ещё сотню и… дайте билет во вторую калитку.
Женщина смерила меня грустным взглядом и молча открыла коробку с билетами…
Опять какая-то непонятная морзянка заколачивает мне в уши свои маленькие острые гвоздики. Как и в прошлый раз, накрываю голову подушкой, и звук морзянки становится тише, но до конца не смолкает. Зажимаю уши и… просыпаюсь.
На часах уже восемь. За окном светло, а на подоконнике лежит румяное красное яблоко. Откуда оно взялось? Вчера вечером, насколько помню, его тут не было.
Поднимаюсь с кровати и почему-то не могу отвести от него взгляда.
Что-то мне снилось этой ночью, а что – в точности вспомнить не получается. Галиматья какая-то, наверное.
Не хочу есть натощак яблоки. Пойду-ка на завтрак себе яичницу с колбасой пожарю. Кстати, вчера купил себе новую сковородку – заодно и испытания проведу…
Анна Андим (Краснодар)
На Ниагару
– Кр-расавец! Кр-расавец!
Большой красно-жёлтый ара сидел на декоративном клёне, почти полностью сливаясь с листвой, такой же яркой и кричащей. И на весь двор сообщал своё мнение. Не о хозяине – темноволосом приземистом мужичке с льдистыми, ничего не выражающими глазами, а о себе любимом – хвастался достижениями.
Стояло раннее утро, и, несмотря на шум, жильцы домов возмущаться не спешили. Однако мужичок попытался задобрить птицу:
– Тише, Арчи, тише.
Попугай насмешливо посмотрел на мужичка.
– Кр-расавец! – заголосил он громче прежнего.
Мужчина разозлился:
– Отдай её мне, и забудем о разногласиях.
Ара склонил голову набок, издал короткое «Кхе!» и вдруг запел:
– Самолёт на Ниагар-ру… на Ниагар-ру-у…
Мимо вальяжной походкой продефилировал толстый кот Сумрак.
– Тебя-то мне и надо, – обрадовался мужичок, хватая животное.
От неожиданности Сумрак отчаянно замяукал, но человек держал крепко. Зафиксировав голову кота, он пристально всмотрелся в его глаза, будто гипнотизируя. Замер секунд на двадцать, затем очень медленно произнёс:
– Поймай. Мне. Попугая.
Кот странно моргнул, но попытки вырваться оставил. Мужичок разжал руки, предоставляя Сумраку пространство для манёвра. Тот, извернувшись, приземлился на все лапы, прижал к голове уши и осторожно, крадучись двинулся в сторону дерева с птицей.
Попугай, казалось, не обратил никакого внимания. Без всякой реакции с его стороны осталось и передвижение Сумрака по стволу. Но когда кот подобрался к ветке, Арчи встрепенулся и отлетел в сторону.
– Чёрт! – выругался мужичок.
Попугай скрипуче рассмеялся и неожиданно спикировал прямо на человека. Прокричав странное: «На Ниагар-ру! На Ниагар-ру!» – он раскрыл лапку, до той поры сжимавшую какой-то предмет. Под ноги мужичку упала блестящая чёрная ладья. Он издал ликующий вопль и кинулся поднимать трофей, когда на него обрушился красно-жёлтый вихрь и клюнул в ухо.
– Шайтан! – заверещал темноволосый, стряхивая с себя птицу. Но ара уже сам рванул ввысь и через несколько мгновений пропал из виду.
Мужичок схватил ладью.
– Наконец-то!
Ключ от астрокапсулы был у него. Оставалось всего ничего – применить по назначению и свалить, к бесам, с этой планеты.
– Брр! – вздрогнул мужичок, явственно представив, как обретает свой истинный облик. Человеческое тело такое неудобное!
Прилетев сюда пять лет назад с миротворческой миссией, он нарвался на глухую стену непонимания и неспособность коренного населения адекватно воспринимать межгалактические контакты. Он, конечно, мог воздействовать на разум живых существ. Вот примерно как с котом. Но миссия исключала подобное. Более того, со временем его сущность затронули изменения, как будто планета сама заставляла его злобиться и деградировать. Полное фиаско! Наконец приказ о возвращении был получен. Астрокапсула, надёжно спрятанная от посторонних глаз в лесополосе неподалёку, ждала только ключ. И всё бы получилось, не вмешайся Арчи.
– Гадкий попугай! – мужичок погрозил кулаком небу. Он завёл эту птицу только потому, что поговорить было не с кем. Кто же мог предположить такое вероломство?
Темноволосый взял шахматную фигурку двумя пальцами, поднёс к глазам и, вглядевшись, нажал едва заметный бугорок. У широкого основания вспыхнула золотистая надпись: «Ниагарский водопад».
– Не-ет! – простонал мужичок, хватаясь за голову, в доли мгновения осознав: его астрокапсула находится где-то в Северной Америке. А трансформационная пластина, спрятанная до того за левым ухом, исчезла.
– Кр-расавец! – разразился он раскатистым криком, картавя и коверкая слова, будто это могло что-то изменить.
В то же время в районе одного из популярнейших водопадов мира небольшой одноместный цилиндр, на расстоянии казавшийся обычной игрушкой, прочертил небо. Разогнавшись, он пронзил все слои атмосферы и выскочил за пределы земной орбиты.
Стабилизировав ускорение, генерал Ар-Чи провёл лапой по сенсору, задавая координаты. Ещё одна планета завоёвана! И времени не так уж много заняло, всё благодаря успешно раскинутой сети. В информационном пространстве Земли сообщество «Гнездо Попугая» набирало бешеную популярность, воздействуя самым разрушающим образом на неокрепшие умы. Генерал весело хмыкнул. Украденная трансформационная пластина оставалась неактивированной. До следующего задания он хотел немного побыть собой…
– Нет, нет и ещё раз нет, – режиссёр проекта, по бюджету грозящего стать бестселлером года, был на взводе. – Кто поверит в попугая-завоевателя?
Он вздохнул, почесал густую рыжую бороду, задумался…
Через пять минут его лицо просветлело.
– Меняем концепцию. Никто не поверит, что попугай – завоеватель, – повторил он. – Другое дело – кот!
Толстый Сумрак прищурился и протестующе мяукнул.
Татьяна Бирюкова (Селиваново, Ленинградская область)
Пятница, тринадцатое
Мне всегда не хватает времени, или, как правильнее сказать, никогда не хватает. Взять хоть сегодня. Побежала за молоком, а мне навстречу люди с бидончиками! Хорошо, одна женщина деньги дома забыла, ждали, когда принесёт, вот машина и задержалась. Продавщица с водителем утверждали, что это из-за пятницы тринадцатого. Когда сюда ехали, у них фара левая перегорела. Но я в мистику не верю. Мне-то, наоборот, повезло, не опоздала! А молоко свежее, жирное, с магазинным не сравнишь. Дай, думаю, вскипячу сразу и буду отдыхать.
Поднялась ни свет ни заря, в девять часов! Обед с вечера сварен, на кухне порядочек идеальный, если яблоки убрать, по столу рассыпанные. У меня всегда почти порядок, а тут гости обещали на днях быть, после закрутки компотов вчера генеральной уборкой до двух часов ночи занималась. Потом до трёх думала, раздеться или так лечь, чтобы время сэкономить. Разделась наполовину, так его всё равно не хватило! В общем, налила в кастрюлю молока, включила газ, и вдруг зазвонил телефон. Главное, без всякого предупреждения!
Ну, ладно, поболтали чуть-чуть с подружкой, кот услышал, что я на кухне, решил позавтракать. Сел у пустых мисок, грустно так смотрит. Почистила ему варёную рыбу. Руки хотела помыть, а раковина, ну, которая мойка, блестит так, что глазам больно. А блестит она, только когда сухая. Жалко стало, пошла в ванную. А там как раз машина стирку закончила. Достала бельё, развесила на балконе, заодно банки с остывшим компотом в шкаф сложила, а то споткнусь, пожалуй. Неполную, что не закупорена, на кухонный стол унесла, пусть муж пьёт вместо водки. И надо же в это время начаться дождю!
Расстроилась окончательно, неужели он надолго? Мечтала ещё за грибочками сбегать. Надо в интернете погоду посмотреть. А он, зараза такая, манит-манит… До погоды не дошло, я про молоко вспомнила. А оно уже самостоятельно на две партии разделилось. То, что на плите, застыло с румяной корочкой, оставшееся кипело себе мирно, в сгущёнку превращаясь. Выхватила с плиты мирно кипевшее, в запале голый палец прижался к стальной ручке мимо полотенца. Оно нечаянно зацепило конфорку и как вспыхнет! Газ-то выключить было некогда! Швырнула кастрюлю на стол, тряпку в мойку, остудила руку под холодной водой. Губкой собрала лужу с плиты. Поставила на стол стеклянную банку и вылила в неё сгущёнку из обезображенной посудины. Обычно такие действия совершаю над раковиной, но она была занята горелыми лохмотьями. Через две секунды банка лопнула. Пыталась её поднять, но донышко подниматься не захотело. Хорошенькое такое, с бортиками, как тарелочка. Вернее, оно потом не захотело, сначала-то послушалось, пока снизу до него не дотронулась. Горячее молоко плеснулось на руки так, что мне, абсолютно не знавшей параллельного русского языка, внутренний голос подсказал некоторые слова из него, а густые молочные реки потекли по столу меж яблочных берегов. Шлёпнула сверху сухое полотенце, а сбоку у него петелька была из атласной ленточки. Может, сильно за край дёрнула, не знаю, только зацепилась она за длинную ручку сковородки с поджаренными макаронами, которую сама с плиты переставила, когда лужу вытирала. Сковородка крутнулась на жирном молоке и сшибла ручкой открытую банку с компотом. Та вылетела на облитый молоком стул вместе с кусочками распаренных слив. Я быстро наклонила столешницу, чтобы отвести от стенки ручейки, которые сползали за плинтус и под линолеум. Яблоки покатились на пол и застряли в липком месиве. Стараясь в него не наступать, оттолкнулась одной ногой, но то ли сил не хватило, то ли носки были чересчур жирные и сладкие, плюхнулась в самый центр. Там ещё под раковиной тумбочка близко стояла.
Так ничего, обошлось, у меня синяк на… неважно где, один-единственный, а у неё только дверцу скособочило, не открывается теперь. Скинула эти носки, а то уже тяжёлые стали, выплеснула молочно-сливовый коктейль из верхних ящиков стола вместе с вилками-ложками, вымыла их. Ещё пол, стол, яблоки, стену, плиту, раковину, стулья. Сиденья мягкие в тазике замочила с одеждой своей замусоленной. Почистила несчастную кастрюльку, вылила в неё оставшееся молоко, всё, что было в бидоне. Включила газ. В дверь позвонили…
…Теперь я точно знаю: этот день особенный. В пятницу тринадцатого нельзя выходить из кухни, когда кипятишь молоко.