Владимир Колычев
Сиреневый туман
Глава четвертая
1
Ночь. Холодно. Машины выстроились в ряд, такое ощущение, будто они сами жмутся друг к другу в беспомощной попытке согреться. Но тепло им будет только утром, когда до них снизойдут владельцы, когда будет заведен мотор и разогрето масло.
А вот одна машина своего хозяина не дождется. Белой «шестерке» повезло. Этой ночью она мерзнуть не будет. Серега поможет ей согреться, даст побегать по ночным дорогам, обеспечит теплый гараж. А там уж «бригадиру» решать, готовить ее для нового хозяина или раскидать на запчасти.
Воровской азарт будоражил кровь. Только сегодня никакого восторга в душе он не поднимал. Сереге не хотелось угонять эту машину. Но и отступить он не мог. Во-первых, заказ. Во-вторых, ему нужны деньги. В-третьих, он еще раз блеснет перед братвой своим талантом «отверточника». В общем, причин, чтобы воровать, много. А сдерживающий фактор только один. Стелла. Уж она-то не одобрит его «подвиги». Может и осудить. И даже проклясть… Нет, Стелла ничего не узнает…
Серега подошел к машине уверенным шагом. Дверной замок сдался на второй секунде. Рулевая колонка сломана, замок вырван, проводки соединены. Но мотор молчит.
Главное – не волноваться. Мандраж не самый лучший помощник в воровском деле. Серега спокойно открыл капот. Так и есть, с аккумулятора снята клемма. Поставить ее на место – дело трех секунд. Зажигание включилось, стрелки приборов поползли к рабочим отметкам… Только двигатель все равно не заводится.
Серега открыл бардачок. Точно, в газету завернуты моторные свечи. Хозяин-то не дурак, знает, как предохранить машину от угона. Но эти уловки известны. У Сереги в кармане даже свечной ключ есть. Так что вперед.
Спешка хороша при ловле блох. У Сереги ситуация чуточку другая. Его самого могут поймать и прихлопнуть как блоху. Так что торопиться надо, только без лишней суеты.
Он вставил на место свечи, закрыл капот. И в это время со стороны подъезда, где жил владелец машины, послышался шум. По ступенькам с крыльца катился мужик в трусах и военном ватнике. Это Хлопчик подставил ему подножку.
Но мужик уже поднимается. Хлопчик рядом с ним. В руках у него дрын. Да только вояка не из сопливых. Бьет Хлопчика ногой в живот. И несется к Сереге.
Вот сейчас важно не теряться. Нельзя допустить ни единого лишнего движения. Счет идет на мгновения.
Серега уже в машине, руками хватается за проводки замка зажигания, локтем закрывает защелку водительской дверцы. Мужик уже ревет над ухом, пытается открыть дверцу. Не получается. Сейчас он догадается открыть незапертую пассажирскую дверцу. Точно, тянется к ней. А Серега тянется к коробке передач. Мотор уже заведен, осталось совсем немного.
Мужик открывает заднюю дверцу, но машина уже срывается с места. Вояка виснет на двери.
– Ах ты, сука, мразь! – ревет мужик.
Но Серега спокоен. Он еще ни разу не возил за собой хозяина угнанной машины. Но уже знает, как выправить ситуацию. Разгон, вираж и по тормозам – мужик кубарем катится по земле. Везет ему – за одну ночь целых два акробатических номера. Будет что вспомнить…
Серега разогнал машину. Сейчас он выскочит со двора, растворится в ночи, а там можно будет остановиться и захлопнуть раскрытую заднюю дверцу.
Но со двора он выехать не смог. Одну-единственную дорогу перегородил «уазик» с мигалками. Он появился внезапно, из-за угла. Серега ударил по тормозам, но не смог до конца остановить машину и на маленькой скорости врезался в ментовозку.
Удар был несильным. Но ошеломляющим. Врезаться в ментовскую машину, да еще на угнанной тачке… Такого даже у Шороха не было.
Серега не растерялся. Мигом выскочил из машины и, не разбирая дороги, бросился наутек.
До недавнего времени он занимался классическим боксом. Добрую половину тренировок он прогулял, много чего пропустил. Но кое-что эти занятия ему дали. Неплохое подспорье для «уличного бокса». Это, правда, сейчас не имело никакого значения. Дыхалка у него отменная, и бегал он хорошо. Вот в этом сейчас и заключалось его спасение.
Он как угорелый несся через дворы. А сзади неслось:
– Стой! Стрелять буду!
Но менты пусть его на пушку не берут. Стрелять они не будут. Жилые дома вокруг. А если и будут, пусть стреляют. Его сейчас и пуля не догонит…
Менты пытались догнать на своих двоих. Не вышло. Тогда они оседлали своего «козла». Но Серега тем временем уже перемахнул забор, за которым начиналась стройка. Это еще не спасение. Но уже реальный шанс сделать ментов.
Он бежал со всех ног, обходил препятствия. Ноги тяжелели, кровь стучала в висках, дыхание укорачивалось – кислород не успевал вентилировать легкие. А он еще при этом умудрялся думать о Хлопчике. Дело – труба, если его напарника повяжут менты. Угон машины – дело серьезное. Поэтому менты будут допрашивать его с пристрастием. Не выдержит Хлопчик, сломается – сдаст Серегу. И тогда «по пятницам пойдут свидания и слезы…».
Менты отстали. Никто за Серегой больше не гнался. Но он до самого утра скитался по темным улицам. Чуть ли не весь город от начала до конца прошел. А что дальше?
Домой идти опасно. Если Хлопчик раскололся, там Серегу будет ждать засада. К друзьям тоже соваться не стоит. Если менты возьмутся за него всерьез, они вытащат его из любой норы.
Но ведь можно отправиться к Стелле. Он уже знает, где она живет. Про нее никто не знает, никто на нее не покажет. Только вот не погонит ли она его поганой метлой? Не должна…
Стелла видела Наташку у него на коленях. А он видел возмущение в ее глазах. И ревность. Она ревновала его. Серега понимал, что это не просто так. Есть у нее чувство к нему…
Ловко они тогда с Хлопчиком опрокинули Горшка. Надо было видеть его взгляд, когда они дунули ему в лицо выхлопными газами.
Девчонки поначалу испугались. Но Серега быстро успокоил их. И Стелла знала его, и Алка Звонарева. Хлопчик утух, никаких движений с его стороны. Серега был сама вежливость. Никогда и ни с какой бабой он не был так обходителен.
Впрочем, Стелла не баба. Она девушка. Она его девушка. Он уже точно знал, что запал на нее со всеми потрохами. Было что-то в ней такое, что цепляло раз и навсегда. При всем желании Сереге не слезть с этого крючка. Да он и не хочет… Стелла. Теперь это его талисман на всю оставшуюся жизнь. И это при том, что жизнь, по сути, только начинается.
В ту ночь он мог повезти ее в кабак. Мог отправиться с ней на дискотеку в «Металлург», куда собрался ехать с ней жлоб Ростик. Серега бы не стал жалеть на нее денег. Но интуиция подсказывала, что ресторан и дискотека – это не совсем то, что нужно.
Серега выбрал самый простой и самый мягкий вариант. Они со Стеллой избавились от своих спутников и целый час сидели у нее во дворе под луной. Неважно, что в машине, а не на скамейке перед подъездом.
Про Наташку с подружкой ни слова. Чутье подсказывало Сереге, что оправдываться перед Стеллой не стоит. Да он и не оправдывался. Он был самим собой. Но продолжал оставаться вежливым и обходительным. Он хотел нравиться Стелле. И он ей нравился.
Они разговаривали о жизни, о любви. Он сам не понял, как признался ей в своих чувствах. Нет, сопли он перед ней не развешивал. Но пухлощекого чудика с крыльями амура запустил. А она поймала этого амурчика, сама призналась, что давно думает о нем. И… Короче, все у них путем. А Горшок в пролете как фанера над Парижем…
Стелла догадывается, что с Серегой не все чисто. Но при этом она продолжает его любить. И дальше будет его любить, даже если он явится к ней со своей бедой. Она не из тех женщин, которые предают…
Он вышел к ее дому. Тишина и покой. Время – половина шестого утра. Еще темно. Редко в каком окне светится свет. На улице только дворник. Да еще какой-то пан спортсмен из подъезда выкатился.
Стелла жила в пятиэтажной хрущевке. Третий этаж. Выпуклый балкон, через который можно забраться прямо в ее комнату. Мимо под крышу тянется ржавая водосточная труба. Серегу осенила шальная мысль.
Толстяком его не назовешь, нет в нем лишнего жира. Но весу в нем предостаточно. Килограммов восемьдесят, как минимум. Труба старая, может и не выдержать. Но Серега все же решился.
Снова азарт будоражит кровь. Но в этот раз душу легонько щиплет радость и восторг. Потому что он не машину ворует, не отдаляется тем самым от Стеллы. Как раз наоборот, он приближается к ней… Взят первый этаж…Второй… Он цепляется руками за решетку балкона. Рывок. И вот он уже двумя ногами ощущает под собой бетонную твердь.
Открывается балконная дверь. Перед ним Стелла в домашнем халате, под которым белеет ночная рубашка. А под рубашкой… Серега поспешил отогнать от себя крамольные мысли.
– Я так и знала, что это ты, – радостно улыбнулась Стелла.
Волосы распущены, глаза горят, губы трепещут в ожидании поцелуя. Красивая и желанная. Это его девочка. Он любит ее и любим… Серега ощутил прилив нежности.
Он сделал шаг вперед. Но наткнулся на выставленную вперед руку.
– А ну, назад!
Стелла давала ему от ворот поворот.
– Я что, напрасно рисковал жизнью? – попытался отшутиться он.
– Получается, что напрасно.
– Так мне что, теперь на балконе стоять? Холодно же.
– Ничего не знаю. Как залез, так и слезай.
– Ты что, серьезно?
– А ты как думал! – Стелла улыбалась, но взгляд оставался серьезным.
Похоже, она в самом деле не шутила.
– Стелла! Я к тебе со всей душой!
– Душу оставляй, а сам уматывай… Явился, чудной! В шестом часу утра! Да еще через балкон! Ты что, спятил?
– Ага, спятил… Стелла, ты сводишь меня с ума!
– Ну да, еще стишок расскажи…
А она совсем не такая простая, как кажется на первый взгляд. С виду покладистая девчонка, а словцо у нее острое. И язык подвешен.
– Какие стишки, Стелла? Ты же знаешь, как я в школе учился.
– А ты сам сочини.
– И тогда ты меня впустишь? – улыбнулся он.
Все проблемы с ментами отступили на задний план. Он уже не думал о них. Сейчас он мог думать только о Стелле. И о том, как попасть к ней в комнату. Там тепло. Но не только от отопительной батареи. Там тепло ее тела, там ее запах. Там райский уют и умиротворение. Полцарства за то, чтобы оказаться в ее королевстве.
– А ты настырный.
– Какой есть.
– Ладно, уговорил. Только учти, дотронешься до меня, получишь по рукам…
– Получу, – кивнул он. – То есть я хотел сказать, что даже смотреть на тебя не буду.
– Смотреть можно. Но сначала стих…
– Сейчас…
Серега напряг свою память. И это дало результат.
– Сиреневый туман над нами пролетает… Над тамбуром горит полночная звезда…
– Какой сиреневый туман? – изменилась в лице Стелла.
– Да песня есть такая.
– Не нравится мне эта песня. – Она подозрительно смотрела на него.
– Почему?
– Потому что… Ты как вообще здесь оказался?
– Как видишь, по трубе – и в дамки.
– Почему так поздно? И что за царапина на руке?.. Сергей, где ты был?
В ее голосе звучала неприкрытая тревога.
– Я… Да по городу гулял…
– Ты же говорил, что тебе нужно было к тетке ехать.
– Как видишь, уже приехал…
– Что-то темнишь ты, Сережа… Проходи, поговорим.
Наконец-то она впустила его в комнату. Но домашнего тепла Сергей не ощутил. Яркий свет зажженной лампочки разогнал уют. Предстоял важный разговор, и вряд ли ему удастся его избежать. Стелла была настроена решительно.
– У тебя куртка порвана, – осматривая его с ног до головы, заметила она.
И в самом деле, из болоньевой куртки был вырван целый клок. Хорошо, что это его рабочая куртка. Не так жалко. Вот если бы он свой джинсовый куртофан порвал…
– А, ничего страшного! – опрометчиво отмахнулся он.
– Тебе что, куртку не жаль? – удивилась Стелла.
– Ну, вообще-то жаль. Но не плакать же…
– Зачем плакать? – невесело усмехнулась она. – Радоваться надо.
– Чему?
– Тому, что ноги унес.
– Не понял… – нахмурился он.
– Да уж чего непонятного… От кого ты бегал, Сережа? – Стелла пытливо смотрела ему в глаза. – От милиции?
Как обухом по голове хватила.
– С чего ты взяла?
– Не надо кривляться, Сергей. Актер из тебя плохой… Может, ты и умеешь врать. Но меня-то ты не обманешь. Я твою беду сердцем чувствую…
– Какую беду? – не на шутку разволновался он.
– Ту, в которую ты попал… Давай, Сережа, выкладывай все как на духу. Покайся, легче станет…
– Мне не в чем каяться.
– Ну, как знаешь, – грустно вздохнула она.
– Ты меня прогонишь?
– Ни в коем случае. Ты же не просто ко мне пришел. Ты ищешь у меня убежище. Считай, что ты его нашел…
Казалось, Стелла видит его насквозь. Серега чувствовал себя так, будто стоял перед ней совершенно голым. Ему было стыдно, на душе скребли кошки. Никогда он не ощущал себя таким беспомощным, как сейчас.
– Ты, наверное, спать хочешь? – просто спросила она.
В другой ситуации он мог бы и схохмить. Мог бы сказать, что спать хочет, но только с ней. Но сейчас у него и язык на такую пошлость не повернулся.
– Да нет, не хочу.
– А я вижу, что ты устал. В девять часов мама с работы придет. Давай пока прими душ, затем мы с тобой позавтракаем. Потом ложись спать…
– А твоя мать? – обескураженно спросил он. – Что она скажет?
– Ты не волнуйся, что-нибудь придумаем… Не обещаю тебе, что она придет в восторг от твоего присутствия. Но в милицию звонить она не будет, в этом ты можешь быть уверен…
– А чего мне милиции-то бояться?
– Сергей, давай не будем, а, – с упреком посмотрела на него Стелла. – Мы-то с тобой прекрасно знаем, что происходит. Ты вляпался в нехорошую историю, я тебе помогаю.
– Да нормально все!..
– Хватит! – резко отсекла она. – Давай в душ! Живо!
Это было сказано так напористо, что Серега не мог ослушаться ее. А потом, он совсем не прочь был оказаться под пятой любимой тиранки… Стелла далеко не простая девчонка. Она может быть безобидной тихоней, но лапшу на уши ей вешать не надо. Не любит она этого, взрывается. Оказывается, характер у нее в таких случаях отнюдь не сахарный. Но Серега с детства не любил сладкое…
После душа был завтрак. Самая обыкновенная яичница, без лука, без ветчины. Но казалось, ничего вкуснее он раньше и не едал. Стелла сидела за столом напротив него и смотрела, как он ест. Видно, это доставляло ей удовольствие.
Серега все ждал, когда она снова начнет тянуть из него душу. Но Стелла молча напоила его чаем, молча убрала за ним посуду. Так же молча отвела его в свою комнату, уложила в свою кровать.
Он не рассчитывал на то, что она ляжет рядом. Но надеялся, что будет лежать на постели, согретой ее телом. Надеялся, но просчитался. Стелла постелила свежее белье, укрыла его одеялом и молча направилась к дверям.
– Не уходи, – попросил он.
Стелла остановилась, мягко посмотрела на него и покорно села на стул.
– Не волнуйся, – сказала она. – Все будет хорошо. В институт я сегодня не пойду. Так что ты будешь под надежным присмотром…
– Я хочу быть под присмотром, – нежно улыбнулся он. – Но только чтобы это был твой присмотр.
– А какого присмотра ты боишься? – Взгляд ее затуманился, губы собрались в тонкую, изогнутую книзу линию.
– Я ничего не боюсь… Хотя нет, боюсь… Я боюсь остаться без тебя…
– Я очень на это надеюсь. – И снова на ее лице милая, добрая улыбка.
А в глазах тревога. Она очень переживала за Серегу и не скрывала этого.
Она снова собралась уходить. Ему не хотелось спать. Тем более оставаться в одиночестве. Он хотел, чтобы она осталась. Но удержать ее он мог только правдой. Во всяком случае, так ему казалось. Но правду он открывать ей не хотел. Боялся…
Что это, стыд?.. Очень может быть. Отец и мать с детства учили его, что воровать стыдно. И в школе говорили то же самое. Он хорошо помнил, как клеймили позором Женьку Стрыгина за то, что он украл куртку из раздевалки. Серега был тогда возмущен его поступком и даже порывался набить ему морду.
А сейчас он сам ворует. Он угоняет машины, имеет с этого деньги. Потерпевшие люди ненавидят его, проклинают его в мыслях. Менты ищут, чтобы бросить его за решетку. Весь мир ополчился на него. Потому что он вор. Позорный вор…
Шорох возвеличивал воров. Считал, что это каста избранных. Эти «великие» люди живут по своим особенным законам, у них есть идеи, смысл жизни… Но все это слова. Шорох расхваливал воров только потому, что сам был вором. Законы, понятия, воровские идеи – все это на самом деле есть. Но все это придумано теми же ворами себе в оправдание.
Воры гордятся своим воровским званием. Но при этом они жестоко расправляются с «крысами». Дескать, нельзя воровать у своих. А у чужих можно… Чужие. Кто они такие? Горшок? Это да, для Сереги он всегда будет чужим. Стелла? Нет, она для него не чужая. Он любит ее, готов голову дать на отсечение ради нее. Но для других воров она чужая. Ее могут ограбить и даже убить. И по воровскому закону это допустимо. Ворон ворона за это не осудит. А как же ему жить без Стеллы, если с ней вдруг что-то случится?..
Сергей пытался заснуть, но сон не шел. Мешали тягостные мысли. Он ворочался с боку на бок, нервничал, переживал. Он был очень близок к раскаянию. И если бы в этот момент в комнату вошла Стелла, он бы не выдержал и выложил ей всю правду.
Но вместо Стеллы в комнату заглянула ее мать. Серега предусмотрительно притворился спящим.
Женщина ничего не сказала. Но он физически ощущал ее недовольство. Да иначе и быть не могло. Обрадовался бы он, если бы обнаружил в постели своей дочери молодого парня? Нет, не обрадовался бы. Еще бы из дома в три шеи погнал…
А ведь он действительно молодой парень. И когда-нибудь у него будут дети. У них со Стеллой будут дети. Как он отреагирует на то, что его дочь спуталась с вором? А если вором станет его сын?..
Сереге нравится жить сегодняшним днем. Ему нравится, когда в кармане шелестят купюры, а в бокале плещется вино. Кабаки, попойки, шальные дружки, развратные девки – это его стихия… Так думал он еще вчера, когда шел на дело. Но сегодня он думает иначе. И даже не потому, что его спалили менты, а перед носом висит перспектива попасть за решетку. Он лежит в постели, согретой теплом любимой девушки, вокруг тишина и спокойствие. Где-то рядом находится Стелла. Пока что только теоретически она может прийти к нему, обнять, приласкать, нырнуть к нему под одеяло. Это может стать реальностью, если он возьмется за ум, отречется от своего прошлого. А он близок, он очень близок к правильному решению.
Ему уже не нужны кабаки и продажные девки. Не нужна ему малиновая жизнь. И сиреневый туман не греет. Воровские законы и заповеди – блеф, пыль и чешуя. Больше он на их идеи не купится. И воровать он больше не хочет. Это подло и гнусно.
Он даже готов принять неволю. Отсидит свой срок, отмоется от греха. И если Стелла дождется его, вернется к ней. Он забудет свое позорное прошлое. Устроится на работу, будет зарабатывать деньги, содержать семью. У них со Стеллой будут дети. Он будет заботиться о них, обеспечит им достойное будущее. Его будет согревать семья и тепло домашнего очага. О кабаках и шлюхах он будет думать как о чем-то далеком и неприятном. А о своих былых грехах – с омерзением…
Сегодня же он расскажет обо всем Стелле, покается перед ней. Характер у нее твердый, но добрый. А еще она любит его. И на предательство она не способна. В общем, она поймет его и простит. И если ему суждено оказаться за решеткой, она будет ждать его. И дождется. Все у них будет хорошо, просто замечательно…
Мысли о счастливом будущем согрели его душу и утяжелили веки. Серега и не заметил, как погрузился в сон.
2
Проснулся Серега от какого-то внутреннего толчка. Он еще не протер глаза, а уже стоит на ногах, тело готово к броску. Что с ним происходит, он понял, когда открылась дверь и в комнату ввалились менты.
Он метнулся к балконной двери. Но открыть ее не успел. Менты навалились на него всем скопом, сбили с ног, прижали к полу. На руках защелкнулись стальные браслеты. Они больно врезались в кожу. Но страшней всего было воздействие на психику. Сергей явственно осознал, что с этой минуты он арестант и о свободе можно только мечтать.
Его поставили на ноги. Изогнули буквой «г» и повели на выход. Он не мог на прощание заглянуть Стелле в глаза. Он видел только ее ноги.
– Ты меня жди! – крикнул он у порога.
– Ждут тебя, ждут! – ехидно засмеялся мент.
И чтобы унизить его перед любимой девушкой, дал ему пинка под зад. Если бы Серега мог дотянуться до него зубами, он бы без раздумий перегрыз ему глотку.
Серегу вывели во двор, затолкали в зарешеченный отсек желто-синего «уазика» и повезли в отделение.
Теперь он мог немного расслабиться и прикинуть, по чьей наводке его закоцали менты. Ответ всплыл на поверхность без особого умственного напряжения.
Во всем виноват Хлопчик. Но прежде всего нужно было винить себя самого. Догадывался же он, что Хлопчика повязали. А вот не подумал о том, что Хлопчик знает про его амуры со Стеллой. К тому же он знал, где она живет. Отсюда и наводка…
Серегу отвезли в отделение милиции, швырнули в камеру КПЗ. Дощатые, темные от времени нары в два этажа, окошечко, затянутое многослойной дырчатой жестью, пыльная лампочка под мрачными сводами, чугунный унитаз с протекающим бачком.
Сереге уже приходилось сиживать в таких казематах. Но раньше он имел дело с ментами по мелочовке. И больше суток его в кутузке не держали. А тут кража в крупных размерах. И после этой камеры его ждет хата в следственном изоляторе. А дальше самый гуманный в мире суд и этап на зону. И «столыпинский» вагон будет, и лютый караул, и морозные лагерные бараки, и сибирский лесоповал. Романтика? Серега бы так не сказал…
В камере он был один. Восемнадцать лет ему исполняется только через три месяца. А кроме него, видимо, в КПЗ больше нет несовершеннолетних.
Шорох не скрывал, что в тюрьме больше дерьмом намазано, чем медом. Но он же учил, что нельзя отчаиваться. Попал за решетку – думай не о том, как выпорхнуть на свободу, а о том, как получше устроиться на новом месте. В тюрьме живут люди, говорил он. И если ты тоже хочешь быть человеком, веди себя правильно, не дай поймать себя на западло.
Сереге рано было думать об арестантских мульках и подвохах. Некому было здесь кидать его и разводить. А вот о быте своем подумать стоило. Ему страшно хотелось курить. А сигарет у него нет и не предвидится.
Зэковский опыт у него на нуле. Но, хвала Шороху, он вооружен знаниями. Это на первый взгляд кажется, что в камере нечем поживиться. На самом деле есть тайнички, где можно найти чинарик и спичку-серку.
Серега взялся за поиски «сокровищ». Одно это занятие успокаивало. А когда он нашел слегка начатую сигарету и смог зажечь ее, на душе совсем отлегло.
В конце концов, он сам виноват, что оказался в этих мрачных застенках. Говорила ему мама – не воруй. Не послушался. Теперь вот будет отвечать за свою тупость.
Ничего, он отмотает срок и на свободу выйдет с чистой совестью. Стелла обязательно дождется его. Они поженятся, и все такое… Короче, все будет зашибись.
Он окончательно успокоился. Привел в чувство и себя, и надзирателя. Задиристо вытребовал у него подушку и одеяло. И еще отругал его за то, что вечерняя каша была холодная и даже не пахла маслом. А чего бояться вертухаев? Пусть он арестант, но у него есть гражданские права. И он должен уметь их отстаивать. Вертух, он ведь тоже человек подневольный. У него есть начальники, он может попасть под раздачу какой-нибудь проверочной комиссии. Тем более что ну очень родная коммунистическая партия взяла курс на перестройку. Теперь перестраивать будет всех и вся… А может, в связи с этой перестройкой и амнистию объявят.
Серега утешал себя как мог. И даже сумел поймать волну хорошего настроения. С тем и уснул…
Через день его запихнули в «воронок» и повезли в прокуратуру. Там его ждал следователь с вытянутым, как у щуки, лицом. И глаза у него щучьи. Взгляд холодный, скользкий.
Следак зачитал текст обвинительного постановления. Так и есть, на него вешали попытку похищения автомобиля «ВАЗ-2106».
– Да нет, товарищ следователь, вы что-то путаете. Не мог я угнать машину. – Серега удивленно вытаращился на мента.
Хлопчик его сдал, поэтому у него просто не могло быть шансов на спасение. Но первая заповедь арестанта гласила, что нельзя признавать свою вину. Во всяком случае, до тех пор, пока тебя не взяли за задницу мертвой хваткой.
– Во-первых, я вам не товарищ. А во-вторых, никто и не говорит, что вы угнали машину, – скупо усмехнулся следак. – Вам помешал наряд патрульно-постовой службы.
– Да нет, не было ничего. Я дома в это время был…
– В какое время? – тут же поймал его на слове следак.
– Ну, когда машину угоняли.
– А вы откуда знаете, когда и какая машина угонялась?
– А-а, так вы говорили, – поплыл Серега.
– Ничего я не говорил… В общем, так, Кирсанов, не буду я себе и тебе голову морочить. Ни к чему это. Доказательства твоей вины налицо. Поэтому давай не будем ваньку валять. Ты пишешь чистосердечное признание, мы оформляем дело и отправляем его в суд. Ты получаешь свои законные три года, отправляешься на общий режим, а там, глядишь, амнистия или условно-досрочное освобождение. Вернешься домой, начнешь новую жизнь… Ты же хочешь начать новую жизнь?
– Вообще-то меня моя жизнь устраивала, – пожал плечами Серега.
– Неужели тебе нравилось воровать? – нешуточно удивился следователь.
– Да не воровал я никогда… Разве что у отца один раз червонец стибрил. Он мне так тогда всыпал…
– Да, Сергей Александрович, не теряетесь вы, – покачал головой мент. – Только не получается у вас на дурака играть. Глазки у вас бегают… А вот у меня взгляд твердый. Знаете почему? Потому что есть у меня доказательства вашей вины… Курточка-то ваша на экспертизе побывала.
– При чем здесь курточка? – похолодел Серега.
– Да при том, что вы в этой курточке от милицейского патруля удирали. И имели неосторожность за проволоку зацепиться. Патрульные милиционеры обрывок вашей куртки нашли, нам передали, а мы его к делу приобщили… Ну так что, Кирсанов, будешь дальше дурака валять?
Факт убийственный. Если клочок болоньевого материала и сама куртка приобщены к делу, отпираться бесполезно… Странно, а почему следователь про Хлопчика ничего не говорит? Наехал бы сейчас на Серегу да взял его на пушку тем, что его подельник во всем сознался… А может, и не смогли менты взять Хлопчика. Ведь он же не был в отрубе, когда менты появились. И от хозяина машины ушел, и от ментов…
– Не буду, – повесил голову Серега.
– Ну вот и ладненько. Я человек добрый. У меня и у самого сын растет, четырнадцать лет уже. Тебя, если честно, я не понимаю. А вот родителей твоих мне очень жаль. Хорошие у тебя родители. Отец мастер цеха, мать повар на заводе. Рабочий класс, пролетариат… Ну да ладно. Все будет нормально. Сейчас пишешь чистосердечное признание… Да, кстати, как того парня зовут?..
– Какого парня?
– Ну того, который с тобой был.
– А кто со мной был? – вытаращился на следователя Серега.
– Кирсанов, я тебя по-хорошему прошу, бросай свои заморочки. И без того голова замороченная. Думаешь, ты у меня один такой? У меня без тебя еще восемь дел в производстве… Так как дружка твоего звали?
– Не знаю, про кого вы говорите. Я один был…
Следователь набрал в легкие воздуха, медленно выдохнул его с выражением безмерного разочарования.
– Кирсанов, ты не можешь понять одной простой вещи. Сейчас тебя может спасти правда, и только правда. Облегчишь работу мне, а я в свою очередь облегчу твою участь, поверь мне… Давай-ка, выкладывай все начистоту. А то ведь я за протокол возьмусь, и уплывет твое чистосердечное признание. И приплывет к твоему сроку еще пара годков…
– Да не было со мной никого, – упрямо гнул свою линию Серега.
Он ни за что не сдаст ментам Хлопчика. Во-первых, он не сдает друзей. А во-вторых – спасибо Шороху, – он знает, что наличие сообщников утяжеляет статью Уголовного кодекса.
Следователь сделал несколько кругов с пикировкой. С одной стороны зашел, с другой, и все без толку. Серега мертвой хваткой держался за свое. Не было с ним никого, и точка.
– Врешь ты все, Кирсанов, – уныло вздохнул следак. – Был у тебя сообщник, был. И поверь мне, на суде мы это докажем. И кражу докажем. Лет на десять загудишь, браток…
– Какая кража? – возмутился Серега. – Я не собирался красть машину. Я просто покататься хотел…
– Да что ты говоришь? – Похоже, мент был готов к такому повороту. – Нет, дружок, ты угонял машину с целью хищения. А это статья сто семьдесят пятая…
– Да нет, говорю же вам, я просто покататься хотел…
– Ну да, скажи еще, отмычку на улице нашел. И свечной ключ заодно…
– Какая отмычка? Какой ключ? – возмутился Серега.
От всего этого он давно избавился. Надо было и куртку выбросить, тогда бы менты хрен что доказали.
– И отмычка у тебя, Кирсанов, была, и ключ…
Следак задумался. Достал сигарету, закурил. Сереге не предложил. Дурной знак.
– В общем, так, Кирсанов, машину ты угнал без цели хищения, – выдыхая дым, постановил он. – И действовал без сообщника. Так и запишем. По сто восемьдесят пятой пойдешь, без отягчающей…
– А это сколько?
– До трех лет лишения свободы.
Серега не смог сдержать вздох облегчения. Три года – это не так уж и страшно. Тем более что суд может всего два года дать. Что, впрочем, вряд ли. Была бы явка с повинной или хотя бы чистосердечное признание, тогда еще можно было бы на что-то надеяться. И прошлое у него не очень. Имел приводы в милицию, исключен из школы, нигде не работает, ведет асоциальный образ жизни, и так далее и тому подобное… Ну да ладно, он свои три года отсидит. Считай, что три года в морфлоте отслужит.
Из кабинета следователя Сергей выходил с легким сердцем. Из прокуратуры прямым ходом его повезли в городской следственный изолятор.
От мрачных серых стен веяло тоской и безнадегой. Но Серега не отчаивался. Уже сейчас для него начинался отсчет трех долгих лет. Он выдержит. Он все выдержит. И выйдет на свободу с чистой совестью.
