Владимир Колычев
Мы – одна бригада
2
Вчера Рудольф подъехал к своему гаражу не один, в машине была какая-то девчонка. Лева не решился на него напасть. И продолжал выжидать. А Рудольф заехал в гараж вместе с девчонкой, закрылся с ней. Из гаража они вышли через два часа, в третьем часу ночи, распаренные и довольные.
Сегодня Рудольф подъехал к гаражу один. Лева приободрился. Надоело ему торчать в засаде в ожидании удобного момента. Но вот его час пробил.
«Семерка» напоминала гигантскую колонку на колесах: бойкие забугорные ритмы перли из всех щелей. Что ж, это даже хорошо. С музыкой умирать легче... Рудольф открыл дверцу, зашел в гараж, чтобы изнутри открыть железные ворота. Лева проскользнул в гараж вслед за ним.
Прежде чем открыть ворота, Рудольф включил свет. В этот момент Лева перед ним и нарисовался. Без разговоров пустил в ход кулаки, сбил выродка с ног, провел удар на добивание.
Пока Рудольф приходил в себя, он успел связать его веревкой по рукам и ногам, заткнул ему рот кляпом из грязной ветоши. Закрыл изнутри калитку – теперь он был тет-а-тет со своим заклятым врагом.
Сбоку от стены тянулись деревянные полки с инструментом. Лева отыскал взглядом здоровенные тиски. Как раз то, что нужно...
– Ну чо, Рудя, умирать будем? – оскалился он.
Тот смотрел на него с нескрываемым ужасом. И куда только недавняя спесь делась?
– Чо вылупился? Надо было меня тогда убить. А ты меня пожалел. Зря. Повеселился, падла, да? Теперь я веселиться буду!
Лева нагнулся, со всей силы ударил подонка в живот. Пока тот корчился от боли, сдернул с него штаны до колен.
С необыкновенной легкостью, как будто это был мешок с соломой, он оторвал Рудольфа от земли, швырнул на полку рядом с тисками.
Рудольф пытался вырваться, но сильный удар по темечку охладил его пыл. Лева умудрился засунуть в тиски все его мудейное хозяйство, крутанул ручку. Насильник замычал от боли. Снова задергался. Лева сильней сжал тиски. Рудольф застыл. Он понял, что до яичницы с колбасой недалеко. – Ну что, поговорим? – выдергивая кляп, предложил Лева.
– Ты... Зачем... Ты зачем... Ты зачем это делаешь? – хватая ртом воздух, скулил Рудольф.
– Ну мало ли что, вдруг ты еще кого-нибудь захочешь изнасиловать. А так и насиловать будет нечем...
– Не надо... Не надо, я умоляю!
– Ты умоляешь?! А Юлька тебя не умоляла?
– Я... Я больше так не буду!
– Ва-у! Я что, похож на воспитателя из детского сада? Он больше не будет... Хотя ты прав! Ты больше не будешь!
С этим словами Лева крутанул ручку тисков. От воплей негодяя чуть не лопнули барабанные перепонки. Лева мог бы еще добавить оборотов, но вместо этого разжал тиски.
От боли Рудольф потерял сознание. Лева бесцеремонно скинул его на бетонный пол, разрезал веревки. И с чувством исполненного долга покинул гараж.
Домой он не возвращался. И к Юле не шел. К ней он придет, когда его миссия будет исполнена. А до этого еще далеко. На очереди еще три ублюдка. Он вычислил их всех. Знал, где они живут, как зовут каждого.
Миша Капитонов считал себя великим спортсменом. И каждое утро через парк бегал на стадион. Остаток ночи Лева провел на парковой скамейке. Ровно в шесть утра он был в полной боевой готовности. Подонок Миша не заставил себя долго ждать.
Лева подкараулил его на узкой дорожке.
– Хватит бегать, – криво усмехнулся он. – Давай попрыгаем!
– Эй, ты чего? – пробормотал Миша.
Этот тип ощущал себя крутым только в стае себе подобных. Сейчас же он был просто мокрой курицей.
– Я говорю, прыгай! – надвинулся на него Лева.
Миша прыгнул – отскочил на пару шагов назад.
– Молодец! – похвалил его Лева. – Хорошо прыгаешь, большим спортсменом будешь. А может, ты певцом хочешь быть?
– Певцом?!
– Ну да, песни петь будешь, в хоре. Слышал про хор кастратов?..
– Н-нет...
– Услышишь! И тебя слушать будут. Я тебе сейчас яйца отрежу, знаешь, как заголосишь!..
Лева вытащил из заднего кармана нож-выкидуху. Остро оточенное лезвие выскочило с пугающим щелчком. Миша чуть в штаны не навалил со страху.
– Ну что, начнем?
– А-а-а! – в ужасе заорал Миша.
Он развернулся на сто восемьдесят градусов, чтобы задать стрекача. Но Лева сбил его с ног, навалился всей тяжестью своего тела, взял на болевой прием. Осталось только провести хирургическую операцию. Но так не хотелось стаскивать с него штаны, возиться с его вонючим хозяйством.
Лева поднялся. Дождался когда Миша встанет на ноги. Собрал в одно все силы и ударил его ногой в пах. От болевого шока насильник лишился чувств. И это еще легко отделался...
Следующим был Валера Зипунов.
Лева караулил его в подъезде до обеда. Но Валера так и не появился. Зато появились менты.
Лева не сразу понял, что вошедшие в подъезд люди в милицейской форме прибыли по его душу. Смысл происходящего дошел до него лишь тогда, когда на его руках защелкнулись наручники.
Его посадили в желто-синий «уазик», отвезли в отделение милиции, бросили за решетку. Никаких объяснений, ничего. Впрочем, Лева и сам понял, за что его взяли. Видно, Рудольф и Миша дали показания и менты взялись за дело.
Ближе к вечеру его вызвали на допрос. Женщина с блеклым некрасивым лицом и уставшими глазами, на плечах погоны старшего лейтенанта.
Она оказалась инспектором по делам несовершеннолетних. Представилась. Шилова Зинаида Викторовна.
Она записала на листок его анкетные данные, неторопливо собралась с мыслями. И резко спросила:
– Сознаваться будем? – И уже мягче: – Или будем проводить опознание?
– В чем сознаваться?
– Как в чем? В нанесении тяжких увечий. Рудольф Бердиев находится в больнице, и ему грозит ампутация половых органов. И с Михаилом Капитоновым ситуация ненамного лучше. За что же ты их покалечил?
Зинаида Викторовна смотрела на него с нескрываемой неприязнью.
– А вы как будто не знаете. Они девушку мою изнасиловали.
– Что? – изумленно провела она бровью. – Изнасиловали твою девушку? И у тебя есть доказательства?
– Есть. Конечно, есть. Ведь они насиловали ее на моих глазах. И меня били. Вот, смотрите, ссадины на лице, синяки, да еще шишка на голове...
– Да, есть что-то, вижу... – кивнула она. – Значит, ты утверждаешь, что Рудольф Бердиев и Михаил Капитонов избивали тебя?
– Утверждаю.
– И они же насиловали твою девушку?
– Насиловали.
– Твоя девушка сообщила об этом в милицию?
– Нет.
– Почему?
– Я ее отговорил. Я решил, что будет лучше, если все останется между нами.
– Понятно. Ты решил скрыть одно преступление, чтобы тут же совершить другое.
– Я не знаю о каком преступлении вы говорите. Я всего лишь хотел восстановить справедливость. Я хотел, чтобы эти подонки никого больше не могли изнасиловать...
– Так ты у нас, оказывается, народный мститель. К счастью, ты не попал в разряд неуловымых... Что ты делал в подъезде дома, где проживает Валерий Зипунов? Его поджидал? Чтобы свести с ним счеты?
– Да, – не стал отнекиваться Лева.
– Он тоже насиловал твою подругу?
– Да.
– Хорошо, сейчас ты скажешь мне, как зовут твою девушку, ее адрес. И в письменной форме изложишь все, что тебе известно об изнасиловании. И свои «подвиги» тоже опишешь...
Шилова дала ему бумагу, ручку. И оставила его одного корпеть над сочинением о правде жизни. Когда все было готово, его под конвоем отвели обратно в камеру, где он провел безвылазно две ночи. Снова допрос.
– Ну что, Купавин, твое объяснение соответствует действительности. Твою подругу Юлию Чуйкину на самом деле изнасиловали. Девушка дала показания, и они сходятся с твоими. На теле у нее обнаружены синяки, правда, экспертизе затруднительно связать их с изнасилованием. Но это уже, так сказать, детали... В общем, прокурор дал добро на привлечение насильников к ответственности. А вот что делать с тобой, а? Может, подскажешь?
– Не знаю, – пожал плечами Лева. – Вам видней.
– Напрасно, напрасно ты устроил этот самосуд. Я-то тебя понять могу, хотя с точки зрения закона ты совершил уголовное преступление. Михаил Капитонов пострадал не очень серьезно. А вот с Бердиевым ситуация куда сложней. Он может остаться без половых органов. А если их не ампутируют, то еще не факт, что он сможет жить нормальной половой жизнью...
– А насиловать, по-вашему, – это нормальная половая жизнь?
– По-моему, Купавин, изнасилование – это такая мерзость, за которую нет прощения. Твое счастье, что я женщина, и целиком принимаю сторону твоей девушки. И тебя понимаю. Но как бы то ни было, ты нанес человеку тяжкие телесные повреждения. А это статья, по которой предусмотрено наказание в виде лишения свободы. Тюрьма по тебе плачет, Купавин, тюрьма.
– А я разве не в тюрьме?
– Нет, камера предварительного заключения – это еще не тюрьма. Это цветочки. А вот следственный изолятор – это уже, считай, тюрьма, это уже ягодки. Возможно, ты еще и ягодок отведаешь...
– Почему возможно?
– Потому что я на твоей стороне, Купавин. Ты думаешь, мне делать было нечего, как по школам да по техникумам бегать и в прокуратуре пороги обивать?.. В общем, характеристики на тебя положительные. Комсомолец, спортсмен, активист, пятое-десятое. Словом, прокурору понравилось. И оправдательный мотив он нашел. Короче говоря, мы решили отпустить тебя под подписку о невыезде. Тебя такой вариант устраивает?
Устраивал ли Леву такой вариант! Да он до потолка чуть не подпрыгнул от радости. До смерти не хотелось отправляться в тюрьму.
– Только ты не думай, что на этом все, – остудила его пыл Шилова. – Следствие по твоему делу продолжается. Им будет заниматься следователь прокуратуры Галкин Николай Данилович. Ты обязан являться на допрос по первому его звонку. В случае неявки будешь помещен под стражу и отправлен в следственный изолятор... Кстати, завтра явишься к нему...
Инспекторша протянула ему повестку с печатью.
– Смотри не опаздывай!
Из отделения Лева вышел с таким чувством, словно из ада попал прямо в рай. Но радость его длилась недолго. Он понял, что свобода его вещь условная. Дело не закрыто, ведется следствие, будет суд, который может вынести обвинительный приговор. И тогда прощай, свобода.
Но он надеялся на благополучный исход. Он заскочил домой, обрадовал мать, смыл с себя тюремную грязь, переоделся в чистое. И отправился к Юле.
Она была дома. Лева думал, что ее обрадует его появление. Но она встретила его неприветливо.
– Ты зачем пришел?
– Не понял, что за дурацкий вопрос?
– Сам ты дурацкий... Зачем ты Рудольфа покалечил?
– Что?! – непонимающе уставился на нее Лева.
– Рудольфа зачем покалечил?
У него аж кровь в жилах заледенела.
– Юль, я же за тебя отомстил, ты что, не понимаешь?
– Понимаю. Я понимаю, что ты злой и жестокий!.. Уходи! – потребовала она. – Уходи и больше не приходи!
– Ах так! – вспылил он.
И повернулся, чтобы уйти. Но Юлька схватила его за руку.
– Прости! – прижимаясь к нему, всхлипнула она. – Сама не понимаю, что на меня нашло...
– Так я останусь? – спросил он.
– Нет, – мотнула она головой. – Уходи. Завтра приходи, ладно?
– На тебя точно что-то нашло. Тебе развеяться надо. Может, давай на дискотеку сходим. Или в кино?
– Ты спятил? Куда я пойду после того, что было?
– А что было? Ничего не было.
– Ну как же не было? Уже весь двор знает, что меня изнасиловали.
– Не понял, откуда сведения?
– Оттуда... Разболтал кто-то. И знаешь, что самое обидное? Оказывается, это я во всем виновата! Сама, мол, дала... Не надо было с милицией связываться, не надо. Ты правильно говорил, что меня грязью обольют. Так и случилось...
– Правильно, вот потому я и не стал ментов в это дело втягивать. Сам разобрался...
– Разобрался, – горько усмехнулась Юля. – А если бы ты его убил?
– Кого, Рудольфа?.. Ну а если бы и убил, тебе что, было бы его жалко?
– Не знаю, – пожала она плечами.
И отвела в сторону взгляд. Лева хотел покрепче прижать ее к себе, но она его оттолкнула. И сказала, чтобы он оставил ее в покое. Но попросила прийти завтра.
Так Лева и поступил. Но оказалось, что Юли дома нет. Зато была ее мать. Она сказала, что Юля уехала. Но не объяснила куда. И напрасно Лева пытался выяснить, где ее искать. Нетрудно было догадаться, что Галина Юрьевна просто отваживает его от своей дочери.
Шло время, а Юля все не появлялась. Следователь Галкин Леву особо не донимал. Один допрос в июле, другой в августе. И по делу об изнасиловании тоже застой. Подонки как ни в чем не бывало разгуливали на свободе, с Левой встреч не искали, нигде с ним не пересекались.
Он уже было решил, что его дело спущено на тормозах. А в сентябре грянул гром.
Лева увидел Юлю. Она была в обществе Игоря Шаталова. Это был четвертый из компании насильников.
Они садились в новенькую белую «Волгу». Лева окликнул Юлю, рванул к ней. Она торопливо шмыгнула в машину. Игорь тоже не растерялся. Прыгнул за руль и ударил по газам. Только их и видели.
Не долго думая, Лева отправился к ней домой. Дверь открыла Галина Юрьевна.
– Юлю позовите! – скорее потребовал, чем попросил он.
– А ее нет.
– Как это нет? Я только что ее видел.
– С кем?
– Какая разница, с кем?
– Большая разница. Если ты видел ее с мужем...
– С кем, с кем?! – непонимающе уставился на нее Лева.
– Ты, наверное, не знаешь, что Юля вышла замуж. За Игоря Шаталова.
Леве показалось, что земля уходит из-под ног. Он не верил своим ушам. Его любимая девушка вышла замуж за ублюдка, который насиловал ее вместе со своими дружками-уродами. Это просто не укладывалось в голове. Одно из двух, или ему снится кошмарный сон, или Галина Юрьевна повредилась рассудком...
– Зачем вы меня обманываете? – потрясенно спросил он.
– Я никогда и никого не обманывала, молодой человек! – гордо вскинула голову Юлина мать. – Ну как же не обманывали? Вы же знали, куда подевалась ваша дочь, но мне ничего не говорили!
– Да, я знала, где была моя дочь. Она отдыхала в Крыму вместе с Игорем Шаталовым. Но я вам не врала, я просто скрывала от вас правду. Чтобы оградить свою дочь от ваших посягательств!
Оградить свою дочь, от посягательств... Мудрено говорит Галина Юрьевна. Где ж она научилась такие речи толкать? На своей ткацкой фабрике, где работала за прядильным станком? Ах да, ее дочь вышла замуж за сына очень важного человека. Отец Игоря Шаталова заведовал городским сектором Госбанка. Величина! Теперь и к самой Галине Юрьевне на сраной козе не подъедешь.
Лева знал, где живет Игорь. Но проникнуть в дом он не смог. Консьерж не пустил его в подъезд. Лева настаивал, привратник пригрозил вызвать милицию.
А на следующий день позвонил следователь Галкин и велел явиться в прокуратуру. Лева нутром чувствовал, что ничем хорошим это не закончится. И не ошибся.
– Открылись новые обстоятельства дела, – сухим казенным голосом сообщил Галкин. – Или, вернее сказать, открылись истинные обстоятельства. А старые закрылись в виду их полной несостоятельности... Короче, врал ты все, что Юлю Чуйкину изнасиловали. И она врала. И знаешь почему? Потому что боялась давления с твоей стороны. Ты ж у нас буйный. Тебе человека изуродовать, что два пальца обмочить...
– Вы хотите сказать, что Юлю не насиловали?
– Нет. Все это чистой воды вранье. Ты жестоко изуродовал Рудольфа Бердиева. И тебе нужна была сказка, чтобы оправдаться. И ты сочинил эту сказку, а Юля тебе подыграла. А на самом деле ничего не было. Вот, смотри!
Галкин достал из папки исписанный лист бумаги, помахал им в воздухе.
– Это показания Чуйкиной, пардон, Шаталовой Юлии Сергеевны. В письменной форме она винится в том, что своими показаниями направила следствие по ложному пути. Что ты на это скажешь?
– Юля меня предала!
– Нет, она вас не предала. – Следователь перешел на «вы». – Она просто вышла из-под вашего влияния...
Предательство Юли потрясло Леву. И вместе с тем ему открылась истина. Он понял, почему она изменила свои показания, почему подставила его под удар.
Юля не вышла из-под его влияния. Ее вывели. Те самые уроды, которые ее изнасиловали.
Лева уже давно догадывался, что Юля – девочка не простая, с практическим складом ума. Лева ей нравился, но устраивал не совсем. Ее тянуло к красивой жизни.
Ее изнасиловали подонки из высшего круга. Но, как говорится, нет худа без добра. Против насильников возбудили уголовное дело, и чтобы выйти сухими из воды, они должны были чем-то пожертвовать. На заклание был брошен Игорь Шаталов. Сынок шишкаря взял ее замуж. Не так уж и важно, как это произошло – или он сделал ей предложение, или она себя навязала. Факт остается фактом – Юля вышла замуж и стала выгораживать своего мужа. И плевать, что для этого ей приходится поставить под удар Леву...
А подставила она его конкретно. Мало того, что она выставила его лжецом, так она еще украла у него оправдательный мотив. Одно дело мстить за поруганную честь любимой девушки, и совсем другое – без всякой на то причины жестоко уродовать приличных мальчиков из приличных семей.
Эти мальчики увернулись из-под удара. И вряд ли их родители на этом успокоятся. Они будут добивать Леву. Особенно будет стараться Игорь Шаталов...
Лева был взят под стражу.
Из прокуратуры его вывели под конвоем. Сначала была камера предварительного заключения, а затем следственный изолятор. Свобода как солнце скрылась за горизонтом.
Глава третья
1
Валентин Авдеев долго не верил своему счастью. Он, простой деревенский хлопчик, смог с первого захода поступить в институт. И не абы в какой, а в московский. Притом без всякого блата. Хотя, как утверждала молва, в Москве без связей можно было поступить только в один институт – имени Склифосовского.
Это же был институт сельского хозяйства. Окончив его, Валентин должен был отправиться обратно в провинцию. Такая перспектива его вполне устраивала. Это же здорово – работать агрономом в своем родном колхозе.
Он проучился всего неделю. Затем почти месяц была трудовая практика – их возили в колхоз на уборку картофеля. Для деревенского пацана это не испытание. Вчера занятия возобновились. А сегодня Валентин отправился записываться в секцию бокса.
Тренер встретил его слегка удивленным взглядом.
– Ты с какого курса? – спросил он.
– С первого.
– Новички с четырех занимались. Завтра приходи...
– Я не новичок.
Тренер с сомнением осмотрел его с ног до головы. Среднего роста, худощавый, слабо развитая мускулатура.
– Давно занимаешься?
– Четыре года.
– Не плохо. И каковы успехи? На какой разряд тянешь?
– Не знаю, – пожал плечами Валентин.
– Как это не знаешь?.. В каких турнирах участвовал?
– Ни в каких... У нас в колхозе клуб есть, мы там занимались. Когда с тренером, когда сами...
– Тренер откуда?
– Да местный. Он у нас зоотехником работал...
– Ясно, – хмыкнул тренер. – Выходит, что ты у нас самоучка. Переодевайся.
На ринг Валентин вышел в боксерских трусах собственного пошива. И сразу же оказался под обстрелом насмешливых взглядов. Тренер тоже прятал усмешку в кулак.
Он выпустил на ринг крепкого мускулистого паренька примерно его роста. По сравнению с ним Валентин смотрелся неважно. Он напоминал гадкого утенка, а соперник – бойцовского петуха.
– Работаешь в полсилы! – дал установку тренер.
– Понял, – кивнул Валентин.
– Да это не тебе! – хохотнул кто-то из толпы.
– Это я Китаеву сказал, не тебе, – подтвердил тренер. – Ты можешь во всю силу бить.
– Как скажете, – кивнул Валентин.
Начался бой. Китаев запорхал по рингу словно бабочка. Красиво прыгает, легко. Валентин такой прыгучестью похвастаться не мог. У них в колхозе был другой бокс. Тяжелый, деревенский, без особых изысков и мудреных правил.
Валентин твердо стоял на ногах. Но когда Китаев ударил его, он легко нырнул под его руку, отступил на шаг. Противник снова пошел в атаку, Валентин резко ушел в сторону, вернулся в исходное положение и контратаковал. Левой рукой отвел перчатку в сторону, а правой ударил на поражение.
Китаев падал так же картинно, как и прыгал. Только вот подняться ему так же красиво не удалось. Глаза вращаются в своих орбитах – один по часовой стрелке, другой против, голова болтается из стороны в сторону. Тренер начал было считать до «десяти», но тут же махнул рукой. И без того было ясно, что его любимчик не сможет продолжить бой.
– Ну ты даешь! – восхищенно посмотрел он на Валентина. – Где так научился?
– Говорю же, что в колхозном клубе занимался...
– И удар у тебя колхозный! – оборвал его тренер. – Но какая мощь!.. Ты, парень, настоящий самородок. Огранки почти нет. Но ты не боись, я сделаю из тебя бриллиант. Знаешь что, я, пожалуй, займусь тобой индивидуально...
С тренировки Валентин возвращался в приподнятом настроении. Учеба дается ему легко, в боксе ему прочат большое будущее. И скажи после этого, что в колхозе плохие школы, и что спорт находится в коровьем загоне.
Он подходил к общежитию, когда услышал шум. Два хулигана избивали парня, наверное, такого же студента, как и он сам. Валентин решил вмешаться.
Один хулиган держал парня сзади, заломив ему руки за спину. Второй бил его в живот.
– А ну отпустите его! – потребовал Валентин.
Хулиганы вмиг бросили свою жертву. Но вовсе не для того, чтобы задать стрекача.
– Ты, плюгавый! Ты на кого варежку свою раззявил? – загнусавил один из них.
Это был довольно крепкого телосложения тип в модной джинсовой куртке. И его дружок тоже был неплохо одет. Джинсы, модный свитер. И еще зеркальные солнцезащитные очки – и это в темное время суток!
– А чего вы к нему пристали? – показал на избитого парня Валентин.
Бедняга сидел на земле, не мог подняться. На Валентина он смотрел удивленно. И в то же время с насмешкой. Наверное, он тоже держал его за плюгавого. И нисколько не верил, что его мучения уже закончились.
– Так мы к тебе пристанем, сопля!
Хулиган в куртке попытался ударить его ногой. Но Валентин сумел уйти в сторону. И нанес нокаутирующий удар. Он сейчас просто не мог бить иначе. В серьезной драке пощады не ведают.
Второй хулиган обрушил на него град ударов. Он здорово махал руками и ногами, но Валентин вошел в клинч и угостил негодяя убойным апперкотом. Голова ушла под лавку, ноги взметнулись к небу.
Избитый парень сам поднялся на ноги.
– Тебя как зовут? – спросил он.
– Валентин.
– С какого курса?
– С первого.
– А я с четвертого. Рома меня зовут... Круто ты им вломил! Блин, они ж до сих пор в отрубе!.. Ты что, каратист?
– Нет, боксер.
– Да какая разница, боксер, каратист. Главное, что по башке им настучал... Ты сейчас куда, в общагу? Какой корпус?
– Третий.
– Блин, и я в третьем живу... Слушай, а давай ко мне поднимемся, а? Посидим, потолкуем.
– Давай, – не стал отказываться Валентин.
Прежде чем уйти, Рома подошел к поднимающемуся с земли хулигану. И ударил его ногой в живот.
– Падла! Еще раз тут нарисуешься, я тебе башку скручу! Понял?
Парень ничего не сказал. Только с опаской посмотрел на Валентина. А на Рому – с нескрываемым презрением...
В своей комнате Рома жил один. Ковер на полу, на стене. Холодильник, цветной телевизор в углу, стол, мягкие кресла.
– Ну, как тебе мои фильдеперсы? – самодовольно спросил Рома.
– Не понял.
– Хорошо я, спрашиваю, живу?
– Не то слово. Мы вот вчетвером в комнате живем.
– А я, как видишь, один. Уметь надо...
Рома был одет так же хорошо, как и его мучители. Фирменный джинсовый костюм, кроссовки. Одежда, правда, была грязновата. Поэтому он переоделся. Это был какой-то необыкновенный спортивный костюм. Блестящая синтетическая ткань, молнии, фирменные наклейки. Никакого сравнения с безликими ширпотребовскими трениками...
– Нравится? – спросил Рома.
– Классно!
– Четыреста рэ за него отдал. Хочешь, продам?
– Ты шутишь, откуда такие деньги?
– М-да, без денег на свете жить плохо. Скучно и нелепо... Ты виски пьешь?
– Виски?! Никогда не пробовал.
– А самогонку пил?
– Ну да, было дело.
Валентин был нормальным деревенским парнем, и к своим семнадцати годам успел попробовать все прелести колхозного бытия. Самогонка, «Прима» – это само собой. А еще доярка Клава, которая однажды по пьяной лавочке отдалась ему на сеновале. К выпивке и сигаретам он относился без особого почтения. Здесь, в институте, он вообще ни разу не прикоснулся к спиртному и курить не курил. Даже не тянуло. С девушками тоже не пробовал. Но к ним он тянулся. Просто ничего не получалось...
– Так вот, браток, виски и самогон – близнецы-братья. Только знаешь, как иногда бывает, один брат во дворце живет, второй в убогой хижине. Так вот и здесь. Виски – это круто, а самогон – фуфло... Ну так чо, дернем по пятьдесят капель?
Рома достал откуда-то из тумбочки бутылку из темного стекла с красивой заграничной этикеткой. Оттуда же извлек две хрустальных рюмки, наполнил их – одну протянул Валентину.
– Ну, за знакомство!
Виски в самом деле чем-то напоминало самогон. Только вкус у него более мягкий и пьется не в пример легче.
– Хорошо живешь, – сказал Валентин.
Он уже догадался, что Роме нравится, когда его хвалят. Особенно, если эта похвала относится к его «фильдеперсам».
– А то! Стараемся!.. Как говорится, хочешь жить, умей вертеться... Кстати, я смотрю, прикид у тебя не фонтан.
– Не понял.
– Одет, говорю, ты не важно. Свитер кто вязал, мамка?
– Да нет, сестра.
– И брюки у тебя – чисто колхозный вариант. Башмаки... М-да, не легко тебе будет.
– Да нет, я на жизнь не жалуюсь.
– Это ты на серую занудную жизнь не жалуешься. А с красивой жизнью у тебя проблемы будут. Или уже есть... Ты вот скажи, у тебя хоть одна девчонка в Москве была?
– Нет.
– Вот видишь, не было. И не будет. Потому что столичные девчонки на таких как ты не западают. Короче, прикид тебе надо сменить. И с прической надо что-нибудь придумать. Есть у меня один мастер. Точнее, мастерица. Знойная, скажу тебе, баба. Кстати, могу познакомить...
– Да нет, не надо, – смутился Валентин.
– Деревня ты, самая настоящая деревня! Ты меня, конечно, извини, если я тебя обидел. Но что есть, то есть... Я беру над тобой шефство. А это значит, что я научу тебя жить. Будут и у тебя свои фильдеперсы...
– Да мне и так не плохо.
Валентин нутром чуял, что знакомство с Ромой ничем хорошим для него не закончится. Парень чересчур деловой, и при этом какой-то скользкий, ненадежный.
– Это ты сейчас так говоришь, а когда увидишь, как достойные люди живут, сразу пластинку сменишь... Тебя же Валентин зовут, да?
– А ты что, уже забыл? – Да нет, не забыл. Просто думаю, как к тебе обращаться. Валентин – это слишком официально, ты не находишь? А Валя – слишком сопливо, да? Ты же не любишь, когда тебя Валей называют? Не любишь. Вижу, что не любишь... Придется имя тебе менять. Был Валентином, а станешь Вилли. А чо, и круто, и сердито!..
Рома говорил бойко, нахраписто. Он задавал вопросы, сам же на них отвечал. Валентин просто не успевал вставить слово. Впрочем, ему и не очень-то хотелось разговаривать с ним. Зато нравилось его слушать. Рома одной своей болтовней вносил свежую струю в его жизнь. К тому же он собирался взять над ним шефство. С одной стороны, Валентин противился этому, а с другой – было любопытно узнать, что из этого получится.
– Так, с именем твоим разобрались, – продолжал Рома. – Ты у нас теперь Вилли. Теперь со шмотками надо бы вопрос решить... Так, так...
С озадаченным видом он вытащил из-под кровати сумку, извлек из нее джинсы в целлофановом пакете, заставил Валентина их примерить.
Джинсы ему понравились. Кнопки, заклепки, нашивки, молнии на карманах. Фирма, одним словом. И к тому же они подходили ему по размеру.
– Класс! – оценивающе смотрел на Валентина Рома. – Как на тебя шиты... Вилли, это «Леви Страус». Это самый настоящий «Леви Страус»! Ты хоть понимаешь, что это значит?
– Ну штаны классные, да.
– Не то слово! Это самые наикрутейшие джинсы. И знаешь, сколько они стоят? Двести рублей!
– Дорого, – уныло вздохнул Валентин.
И стал стягивать с себя джинсы.
– Да ты не дергайся, все будет на мази. Мы ж с тобой свои люди, братан. Я их тебе за сто пятьдесят отдам...
– Ты шутишь, откуда такие деньги?
– Так предкам позвони, скажи, что джинсы клевые по дешевке нашел...
– Ничего себе дешевка! Да отец за три месяца столько не получает.
– Да, бедно живет советская деревня, – посетовал Рома. – Ладно, что-нибудь придумаем... Я бы тебе эти штаны за просто так бы отдал. Но не могу. Я их сам за сто двадцать рублей взял. И то знаешь, каких трудов стоило?
– Каких?
– Да таких!
Рома воровато осмотрелся по сторонам.
– Ты думаешь, откуда у меня все эти фильдеперсы? А непосильным трудом все нажито. Ты классный парень, вижу, что тебе можно довериться. Хотя ничего такого ужасного я не делаю, просто законы у нас в стране такие ужасные. В любой стране частная торговля поощряется государством. А у нас в Союзе все шиворот-навыворот. Ты думаешь, почему в магазинах ничего нет, почему дефицит? Да потому что частную торговлю душат, а государственная торговля нарочно создает дефицит, чтобы шишкари на этом наваривались... А-а, что я тебе говорить буду, ты все и сам прекрасно знаешь. И все знают, только молчат. И я молчу. Но при этом я действую. И обеспечиваю советских людей дефицитным товаром...
– Покупаешь джинсы за сто двадцать, а продаешь за двести, так я понял?
– Ну вот, и ты меня осуждаешь. Типа, спекулянт, да. А ты попробуй, купи эти джинсы! Хрена ты их где купишь! А я покупаю. Потому что знаю места... Короче, это все долгий базар, что, где да как. Скажу тебе, что джинсы эти достать непросто. Это труд, который должен быть оплачен. И оплачивает его мне та разница продажной и покупной цены. Чтобы взять товар, нужно потратить кучу времени и сжечь миллионы нервных клеток. А мне бесплатно даже молока за вредность никто не нальет...
– Я думаю, нервные клетки – это не самое страшное, – насмешливо посмотрел на Рому Валентин. – Хуже, когда тебя два крутых парня в темной подворотне подкараулят.
– Почему именно два?.. Ах, ты об этом? – болезненно поморщился Рома.
– Почему они тебя били?
– По лицу, брат, били. И по животу...
– А за что?
– Ладно. Скажу!.. Я сегодня сразу двух иностранцев сделал. Ну, в смысле, товар у них взял. Джинсы вот, все такое. А эти двое тоже хотели их поиметь, да маленько опоздали. Поэтому за меня взялись... Так-то вот, браток, жизнь у нас такая, там где деньги, там и волки. И от всех волков не отобьешься. Хорошо ты подоспел, а то бы лежать мне на сырой земле с проломленным черепом... Давай еще по пять капель!
Вдруг Рома предложил: – Хочешь работать на пару? Или боишься?
– Да не боюсь я, – неуверенно пожал плечами Валентин.
– Не боишься, но побаиваешься, я прав?.. Дело-то серьезное, Вилли. Менты фарцовщиков не жалуют, могут и в тюрьму посадить, были случаи. Но ты не боись, со мной не пропадешь. Если вдруг что, откупимся. Бабки на этот случай у меня имеются... Все нормально будет, вот увидишь... Да не жмись ты, браток. Я тебе хорошее дело предлагаю. Знаешь, сколько желающих со мной работать? О, вагон и маленькая тележка! А я одного тебя выделил. Знаешь, почему? Я тебе скажу, почему. Чтобы не было никаких непоняток. Ты, Вилли, классно дерешься. А мне как раз такой помощник и нужен, чтобы от волков отбиваться. Да и с головой у тебя все в порядке. И жила в тебе не слабая есть. Ты думаешь, я в людях не разбираюсь? Еще как разбираюсь. Один раз гляну, и уже вижу, какой человек. И тебя насквозь вижу. Вижу, что не гнилой ты изнутри. И дружбу ценить можешь. Если мы с тобой подружимся, ты меня точно не продашь. Правда же, не продашь?
