Я решаю отложить это до выходных, чтобы допросить отца о том, что происходило во время нашего телефонного разговора.
Мне прекрасно известно, что, если продолжить давить на него, вытягивая необходимые мне ответы, он никогда не сдастся и наградит меня вместо этого очередной вариацией высказывания: «Всему свое время, Александрия». Как только мой отец принимает решение, будь то деловое или личное, он никогда не отступает.
Раньше я восхищалась этой его чертой, потому что он выстроил компанию в кратчайшие сроки благодаря своей напористости и целеустремленности. Каждое принятое им стратегическое решение является частью его Большого плана с большой буквы «Б», который подразумевает достижение успеха как на деловом поприще, так и в семейной жизни.
Моя работа заключалась лишь в одном: доверять ему и верить, что у него все находится под контролем. Я так и делаю… наверное.
Не желая зацикливаться на этом и дальше, я собираю вещи и провожу остаток дня на занятиях, после чего возвращаюсь в нашу с Карой квартиру. Она разогревает в микроволновке две порции еды для нас, и пока мы обсуждаем планы после ужина, она протягивает еще одну пару пригласительных.
– Вот уж нет. – Я решительно качаю головой, отталкивая флаеры. – Никаких больше вечеринок.
– Ну почему? – хнычет она. – Ладно, я признаю, что последняя выдалась ужасно…
– Именно по этой причине я и не пойду никуда, – фыркаю я. – Думаю, что лучше ненадолго затаиться. Последнее, что мне сейчас требуется, – это очередная встреча с Дэниелом. Сомневаюсь, что он позволит мне сбежать, как в прошлый раз.
– Окей. – Она выглядит разочарованной. – Может, мы просто устроим вечер кино?
– Супер. Пойду приготовлю попкорн. – Я хватаю свою тарелку и целую ее в щеку, прежде чем отправиться на кухню.
Позже я позволяю Каре выбрать фильм «Из 13 в 30», нашу тайную слабость, и мы в сотый раз восхищаемся милыми костюмчиками Дженнифер Гарнер.
Хотя я пытаюсь не уходить в себя и наслаждаться фильмом, часто ловлю себя на мысли, а действительно ли мне стоит беспокоиться о том, что происходит с моими родителями прямо сейчас. Они не любят делиться со мной плохими вестями без крайней необходимости, и даже если я понимаю, что таким образом они поступают, руководствуясь моими интересами, сейчас это раздражает. Но, к сожалению, к этому мне тоже необходимо привыкнуть.
Я люблю своего отца и доверяю ему свою жизнь, но интуиция подсказывает, что что-то не так, и мне не по душе дожидаться субботы, чтобы разузнать все подробности.
Но, как ни странно, я действительно узнаю обо всем раньше, чем планировалось.
Три дня спустя я просыпаюсь, обнаружив на телефоне двадцать семь сообщений, четырнадцать пропущенных вызовов и одиннадцать голосовых.
Сперва я подумала, что они от Кары. Она, как правило, разрывает мой телефон, если хочет похвастаться своим последним завоеванием, с которым встречается. Но потом меня осеняет, что мы теперь живем вместе, и вероятность того, что она с визгами ворвется в мою комнату, в разы больше. Но разблокировав телефон и пролистав уведомления, я понимаю, что они не от нее.
Они от моих родителей.
Если они потратили свое драгоценное время, пытаясь связаться со мной, значит, вероятно, ад разверзся.
Я вскакиваю с кровати и направляюсь в ванную, чтобы принять самый быстрый в своей жизни душ. Натянув майку и шорты, спускаюсь вниз, чтобы поймать такси. Как только я оказываюсь в машине, тут же достаю телефон и нажимаю «Воспроизвести», чтобы прослушать голосовые сообщения от родителей.
«Нам нужно кое-что тебе сказать, Александрия. Это срочно».
Бип.
«Быстро приезжай в офис. Пожалуйста, поторопись».
Бип.
«С «Вудс энд Ко» случилось несколько важных событий. Пожалуйста, появись здесь как можно скорее».
Бип.
В моем животе все клокочет от паники и нервов, а в голове по-прежнему звучат взволнованные голоса родителей. Что такого произошло, что они решили срочно вызвать меня?
– Пожалуйста, прибавьте скорость, – с отчаянием прошу водителя.
Мои мысли мчатся, перебирая все возможные развития события. Мой отец вынужден уйти с поста генерального директора, провал одного из крупнейших строительных проектов, какое-то поглощение или слияние с другой компанией? О боже, надеюсь, это не финансовые проблемы.
Я отгоняю мысли, которые только усиливают мою тревожность, когда добираюсь до штаб-квартиры. Я выпрыгиваю из такси и мчусь ко входу в здание, направляясь сразу же к консьержу. Бизнесмены в бешенстве снуют по зданию, пытаясь разобраться в какой-то проблеме вселенских масштабов, о которой, похоже, не известно только мне.
– Привет, – задыхаясь, приветствую женщину за стойкой. Она со злостью в голосе разговаривает с кем-то по телефону, активно жестикулируя руками.
– Я тоже так думала, но они уже объявили об этом, – сообщает женщина, полностью игнорируя меня. Она откидывает свои волосы в сторону и продолжает говорить с человеком на другом конце линии: – Они не говорят о том, что Гарри им предложил, а только о том, что сделка уже свершена.
Гарри? В смысле Гарри Кэррингтон?
– Извините! – Я прочищаю горло, на этот раз немного громче. Женщина лениво наклоняется ко мне, но по-прежнему цепляется за телефон. Она возобновляет разговор, на этот раз шепотом. – О, да ради бога, – рычу. Я протягиваю через стол руку и выхватываю телефон из рук. – Отлично. Теперь я привлекла ваше внимание.
Она смотрит на меня.
– Я могу вам помочь?
– Да, пожалуйста. – Я стискиваю зубы. – Я здесь, чтобы увидеть своих родителей. Джона и Маргарет Вудс.
Она пару раз моргает.
– Вы их дочь?
– Единственная и неповторимая.
Консьержка тяжело вздыхает и жестом просит вернуть телефон. Я колеблюсь, думая о том, что она собирается продолжить разносить сплетни, но женщина бросает на меня раздосадованный взгляд.
– Мне нужен телефон, чтобы позвонить твоим родителям.
– О, точно.
Я возвращаю телефон, пока мои щеки заливает румянец.
Она что-то бормочет в трубку, а затем наклоняется и открывает один из ящиков, прежде чем передает мне ключ-карту.
– Сороковой этаж. Второй зал заседаний слева. Тебя ожидают.
Я выхватываю карточку из ее рук и спешу к ожидающему меня лифту. Когда двери закрываются, я чувствую, как бешено колотится сердце, грозясь разорвать грудную клетку.
Какое отношение «Вудс энд Ко» имеет к Гарри Кэррингтону?
Нет. Ни за что. Мой отец поклялся никогда не иметь с ним каких бы то ни было дел.
Боже, надеюсь, мои худшие опасения не подтвердятся.
Когда я достигаю сорокового этажа, двери лифта распахиваются. В отличие от вестибюля, на этом этаже безлюдно, а все офисные кабинки пустуют. Я двигаюсь по коридору и наконец-то замечаю маму.
Она в полном раздрае.
Сальные волосы густыми прядями спадают на лицо. Прекрасные карие глаза выглядят уставшими, а под ними залегли темные круги. Когда она поворачивается ко мне, я замечаю залитое слезами лицо.
– О, Алекс, – выдыхает она, и я тут же падаю в материнские объятия. Меня даже не волнует, что мы не разговаривали друг с другом целую неделю. Мы обнимаемся, кажется, целую вечность, и ее тепло окутывает меня, изгоняя тревогу.
Отстранившись, я наконец-таки интересуюсь, что произошло.
– Алекс. – Она за талию притягивает меня ближе к себе и целует в лоб: подобная нежность ей вообще не свойственна. – Мы действительно не собирались тебе этого говорить, но «Вудс энд Ко» обанкротилась.
– Что?
Это просто не может быть правдой. В «Вудс энд Кo» работает более сотни сотрудников и реализуется не менее десяти крупнейших коммерческих проектов в год. Только за прошлый год мы заработали около 100 миллионов долларов чистой прибыли. Как компания может стать банкротом?
Мама качает головой и просит следовать за ней. Мы двигаемся по коридору, пока не добираемся до зала заседаний. Я заглядываю в окно на двери, и сердце выпрыгивает из груди.
Мама сжимает мои плечи и ободряюще улыбается.
– Что бы они ни сказали тебе, пожалуйста, постарайся быть непредвзятой, Алекс.
«Но… Алекс все еще в шоке».
– Что, черт возьми, происходит? – шепчу я. – Ты пугаешь меня.
– Скоро ты все узнаешь. – Она целует меня в щеку и отправляет в конференц-зал.
Первым я замечаю своего отца. Он выглядит намного бледнее, чем обычно, а его хилое и хрупкое тело теперь представляет собой пустую оболочку того, чем оно было раньше. Когда подхожу ближе, замечаю осунувшееся лицо и испещренный глубокими морщинами лоб. Его тело напряжено, а нервы потрескивают, когда он тянется вперед, чтобы коснуться моего плеча.
– Александрия.
– Папа, что ты наделал? – бормочу ему, и все его тело замирает.
Возникшее между нами неловкое молчание – единственный ответ. Мой желудок скручивается в огромный узел, когда я замечаю двух других людей в комнате.
– Полагаю, это не то воссоединение отца и дочери, которого ты хотела, – раздается сухой голос.
Я переключаю свое внимание на мужчину лет пятидесяти, облаченного в дорогой костюм. Гарри выглядит в точности, как я его запомнила: темные вьющиеся волосы, волевой подбородок и глубоко посаженные темные глаза, критическим взором оценивающие присутствующих.
А рядом с ним расположился не кто иной, как человек, на которого пять дней назад я вылила мартини.
Дэниел Кэррингтон.
Мое сердце бешено бьется в груди.
Почему Вселенная продолжает сталкивать меня с этим ребенком-переростком в одной комнате, я никогда не узнаю.
Я чувствую болезненный толчок в груди, готовясь к тому, что очередная сделка, которую мой отец заключил с Гарри Кэррингтоном, без сомнений имеет какое-то отношение ко мне и Дэниелу.
– Я бы сказал, что рад тебя видеть, Алекс, но моя пропитанная мартини рубашка, отправленная в химчистку, говорит об обратном. – Дэниел недовольно хмурится.
«Господи, какой претенциозный засранец. И не просто засранец. А с преувеличенно картавой «р» и ударением на последнем слоге, подражающими фальшивому французскому акценту».
– Отрадно видеть, что вы знакомы друг с другом. – Гарри склоняет голову в мою сторону. – Александрия, присядь.
Я поворачиваюсь в его сторону и демонстративно обращаюсь к нему:
– Я лучше постою.
– Сядь, – огрызается он резким, как бритва, тоном.
Я сажусь.
– Итак, – продолжает он, выглядя более довольным. – На чем мы там остановились? Ах да. – Он делает несколько шагов вдоль огромного стола, расположенного в центре зала, и пальцем проводит по поверхности из красного дерева. – Пожалуй, я перейду к делу, поскольку ты знаешь, кто я такой и какой компанией управляю. Насколько тебе известно, компания твоего отца в настоящее время испытывает большие финансовые трудности. «Вудс энд Ко» погрязла в долгах, и инвесторы крайне недовольны. Думаю, мне не нужно вдаваться в подробности, как это случилось, потому что родители объяснят тебе все это позже, так что перейду сразу к тому, что интересует лично меня.
Я перевожу взгляд на отца, замечая, что его глаза прикованы к столу от смущения.
– Я предложил твоим родителям крупный строительный проект, чтобы поддерживать их бизнес на плаву в течение следующих двух лет. Это грандиозное предложение обойдется в пару сотен миллионов, и я верю, что «Вудс энд Ко» сможет извлечь огромную выгоду из данного проекта. Вы сможете расплатиться со своими кредиторами и даже вернуть часть упущенного дохода.
– И в чем подвох? – интересуюсь я, складывая руки на груди.
– Прямо к сути? Мне нравится. – Гарри наклоняет голову ко мне. – Уверен, ты знаешь, что мы с твоим отцом не в лучших отношениях. Ты даже могла видеть во мне своего врага. А теперь задайся вопросом, почему я пытаюсь помочь вам.
Я поджимаю губы.
– Эм, потому что, как говорится, друзей нужно держать близко, а врагов еще ближе?
– Не совсем. – Гарри облизывает губы, и неприятные ощущения ползут по моему позвоночнику. – Оказывается, у твоего отца есть что мне предложить.
Дэниел ерзает на своем месте и наклоняется вперед, в недоумении вскидывая бровь.
– О чем ты говоришь?
Гарри игнорирует вопрос сына. Вместо этого поворачивается ко мне, и медленная улыбка растягивается на его презрительно расчетливом лице.
– Я предлагаю свою помощь «Вудс энд Ко», Александрия. Но при одном условии: ты обручишься с моим сыном, Дэниелом.
Сначала никто не проронил ни слова. Тишина окутывает каждого присутствующего в комнате, и ничто не смеет вырваться из моих уст.
Я абсолютно выбита из колеи.
Затем Дэниел разражается смехом. Замедленным, мучительным, ироничным смехом, прорезающим напряжение, накопившееся в этой комнате.
Когда он понимает, что никто вместе с ним не смеется, то резко останавливается. Взгляд Дэниела направлен на отца, который смотрит в ответ так, будто его раздражает, что сын – единственный человек в комнате, кто не понял сути дела.
– Нет. – Осознание серьезности слов Гарри поражает его, подобно пуле. – Нет. Это, должно быть, шутка. – Он указывает на меня, а его лицо искажается от ужаса. – Хочешь, чтобы я обручился? На этой девушке? Ты свихнулся? – Дэниел вскакивает с места. – Слушай, если это из-за Ибицы…
– Конечно, это из-за Ибицы, болван. – Гарри так сильно сжимает руки в кулаки, что костяшки его пальцев белеют. – Думаешь, это легко? Подчищать за тобой бардак, который ты устроил в Испании? Ты унаследовал многомиллионную компанию, Дэниел, чтобы испоганить нашу репутацию глупой интрижкой.
– Послушай, я… – начинает Дэниел, но Гарри снова перебивает его.
– Нет, это ты послушай, Дэниел. У тебя нет выбора. Тебе придется взять себя в руки и вести себя прилично с журналистами, чтобы скандал забылся, – рявкает на сына Гарри. – Акции компании в течение нескольких недель в минусе, и я не хочу давать инвесторам малейший повод усомниться в нас. Слишком многое поставлено на карту. И я не вижу иного решения для устранения того дерьмового шоу, к которому ты приложил руку, кроме как подправить твой имидж плейбоя, женив на этой девушке.
– Я не могу жениться на ней. Она и так уже превратила мою жизнь в ад, а я ее почти не знаю. – Дэниел бросает на меня неприязненный взгляд. – Да она ребенок. Чертова помеха.
– Извини? – выпаливаю я. Я сжимаю кулаки так сильно, что ногти впиваются в ладони. – Ребенок? Мне двадцать!
В ответ на это он хмурится.
– Ты выплеснула на меня шампанское. И мой мартини.
– Потому что ты заслужил! Нечего вести себя как полный придурок.
– Ох, брось. Просто признай, что твой поступок в прошлом году был совершенно не уместен. Ты даже не знаешь меня, – свирепо заявляет Дэниел.
Я вскакиваю с места, подпитываемая гневом.
– Я знаю тебя достаточно хорошо, чтобы понимать, что каждая женщина, с которой ты встречался, считает тебя отвратительным мудаком!
– Хватит. – Гарри ударяет ладонью по столу, и мы с Дэниелом вздрагиваем. – Меня не волнует, что там за история случилась между вами в прошлом. Единственное, чего я хочу, – это чтобы вы отбросили все в сторону и постарались придать этой помолвке правдоподобности.
– Значит, это конец? Все уже решено? – спрашиваю недоверчиво. Я переключаю свое внимание на отца, который практически не разговаривал со мной с тех пор, как я заявилась на собрание. Я смотрю на него совершенно беспомощным взглядом. – У меня вообще есть право голоса? Могу я сама решать, каким будет мое будущее?
В уголках губ отца пролегли морщинки.
– У нас не было выбора, Алекс.
Он действительно намерен довести дело до конца. И даже не спросил меня, согласна ли я.
– У вас не было выбора? А что насчет меня? – Его реакция почти смехотворна. – Кто я для тебя, отец? Я даже не чувствую себя твоей дочерью. Я просто очередной строительный объект, да? Который можно обменять и перепродать в удобное для тебя время? Ты даже не звонишь, чтобы поинтересоваться моей жизнью, а сегодня ты наконец-то соизволил позвонить мне только ради того, чтобы провернуть это дерьмо. – Мой голос срывается от отчаяния, и я тычу в отца пальцем. – Больше всего меня ранит то, что ты даже не спросил меня, даже не посоветовался. Ты просто взял и лишил меня выбора.
– Александрия, – хрипит отец, безвольно опуская руки по бокам. – Мне жаль.
Я усмехаюсь от его слов. Извинения ничего для меня не значат.
Сейчас я уже не в том состоянии, чтобы злиться. На самом деле, даже не чувствую злости.
Я чувствую только то, что меня предали.
Поверить не могу, что родители поступили так со мной. Не считаясь с моим выбором ни в одной из частей сделки.
– И это все, что ты можешь сказать? – Слезы застывают в глазах. – Не могу в это поверить.
Меня продают как какую-то рабыню. Всей семейке Кэррингтон.
Я глубоко вздыхаю и падаю на кресло, пытаясь разобраться во всем.
В голове крутятся всевозможные причины, по которым родители заставляют меня участвовать в заговоре Гарри и его сына. «Вудс энд Ко», видимо, находится в безвыходном положении, раз мой отец вынужден вновь иметь дело с Гарри. В глубине души я понимаю, что он ни за что бы не согласился на это, будь у него иной выход.
Но мне всегда казалось, что в чем-то должен был быть предел. Всегда казалось, что я и есть этот предел.
Видимо, я тотально ошибалась.
Я не знаю, что делать дальше. С одной стороны, родители лишили меня свободы воли и предали мое доверие. Но с другой стороны, бизнесу родителей и сотрудникам компании придется столкнуться с ужасными последствиями, если я не соглашусь на помолвку. Столько рабочих мест будет потеряно, и все из-за меня. Я не хочу, чтобы это лежало на моей совести. Вероятно, именно на это и рассчитывал мой отец, – чтобы вся вина легла на мои плечи, а не на его. Если в этом и состоял его план с самого начала…
Он сработал.
Глубоко вздохнув, я тихо пробормотала Гарри:
– Каковы условия помолвки?
Дэниел смотрит на меня, озадаченный моей уступкой.
– Ты ведь не серьезно. Ты не можешь рассматривать это нелепое предложение.
Я игнорирую его. Гарри поворачивается ко мне с довольной улыбкой на лице.
– Помолвка продлится три года. Этого времени будет достаточно, чтобы обелить репутацию бабника и представить Дэниела как идеального кандидата и достойного наследника «Кэррингтон Энтерпрайзес» после окончания колледжа. И это позволит мне вернуть доверие моих спонсоров.
Я прикрываю глаза и вздыхаю с облегчением при мысли о том, что сделка завершится без заключения брака. Но обратная сторона вопроса заключается в том, что мне придется разыгрывать этот спектакль целых три года. Я окончу колледж в статусе помолвленной девушки.
Я перевожу взгляд на Дэниела. Ему, похоже, ничего так сильно не хочется, как испариться сию же секунду.
– Почему я? – шепчу я. – Вы можете найти любую девушку для него. Поверьте, во мне нет ничего особенного. Зайдите на «Крейглист» и найдите ему невесту хоть сейчас.
Гарри сжимает губы в тонкую линию.
– Скажем так, Алекс, другие кандидаты доказали… свою непригодность.
Я сглатываю.
Ему явно нужна та, кого он сможет контролировать. Он не сможет управлять женщиной, на которую у него нет никаких рычагов давления. Что делает меня идеальным кандидатом.
Если я выйду за рамки, сделка развалится. И я уверена, что Гарри с легкостью избавится от «Вудс энд Ко» и отыщет другого подрядчика для завершения проекта. А это значит, что компания родителей потеряет свой единственный источник дохода, и у них не останется иного выбора, кроме как объявить о банкротстве.
На лице Гарри безучастная маска, пока он вытаскивает из портфеля целую пачку бумаг. Соглашение о неразглашении. Он бросает документы на стол и пододвигает ко мне, протягивая ручку.
– Это отличная возможность помочь своим родителям и избавить их от финансовых проблем на долгие годы, Александрия.
Я сглатываю. Никак не могу осознать, почему это соглашение полностью зависит от меня.
От моего выбора.
Или отсутствия такового, ведь мой отец уже настоял на том, чтобы я заняла в этом шоу первый рад.
Господи, я даже смотреть на него не могу, не чувствуя боли, пронзающей мое сердце.
Вместо этого мое внимание концентрируется на соглашении, что лежит передо мной. Если я соглашусь на эту фальшивую помолвку, то подарю им три года своей жизни. Стоит ли игра свеч?
Я окидываю взглядом окружающую меня обстановку. Все это – здание, в котором я нахожусь, – десятилетия самоотверженной и тяжелой работы моих родителей. Работа всей их жизни, их наследие заложено в фундамент стен. Еще будучи совсем маленькой, я поклялась сделать все возможное, чтобы мои родители гордились мной, и надеялась однажды унаследовать их детище.
Эта сделка – то, что все ожидают от меня, как от их преемника. Я должна быть в состоянии согласиться без каких-либо колебаний.
Но согласие на эту затею подразумевает, что мне придется принять и тот факт, что мои родители действовали за моей спиной и устроили подобное, предполагая, что я просто смирюсь с их решением.
Если не подпишу, не будет никакой финансовой помощи для «Вудс энд Ко», той самой компании, которой я поклялась посвятить свою жизнь. Родители будут вынуждены объявить о банкротстве и закрыться. Дело всей их жизни… все полетит к чертям. Моя кровь закипает при мысли о том, что именно они втянули меня в эту передрягу, но в то же время я не позволю, чтобы двадцать лет их тяжелой работы пропали даром.
Мой взгляд скользит по протянутой мне ручке.
Должна ли я подписать?
Да.
Нет.
Да.
Нет.
Да.
Нет.
В моем горле застревает ком горечи, когда ответ становится слишком очевидным.
Да.
Со слезами на глазах я задаю последний вопрос:
– Где расписаться?
Мы с родителями сидим за обеденным столом, и неловкое молчание окутывает нас.
Я ковыряюсь в своей тарелке, чувствуя тошноту только от одной мысли о еде. Это кажется слишком обыденным, учитывая тот извращенный нервный кошмар, в котором мы оказались сегодня днем. Отец тоже не ест: он просто бездумно накручивает спагетти на вилку, а затем отпускает их. Мама сидит рядом с ним, молча поглощая пищу, ни разу не оторвав взгляд от своей тарелки.
Напряжение в комнате зашкаливает. Оно выплескивается в воздух, потрескивая от напряжения и злости.
Я не выдерживаю. Не могу просто сидеть здесь и притворяться, что это не они только что поставили меня в безвыходную ситуацию ради собственной выгоды. Я пожертвовала тремя годами своей жизни, согласившись на помолвку с парнем, которого искренне презираю, а они даже не удосужились поблагодарить меня. Как будто согласие на эту помолвку подразумевалось по умолчанию.
Медленно выдохнув, я отталкиваю тарелку и бросаю на нее салфетку.
– Я иду спать. Спокойной ночи.
Губы моего отца дергаются.
– Алекс, подожди. Пожалуйста, сядь.
– Я не голодна. И смертельно устала.
– Александрия.
Раздражение берет верх надо мной.
– Чего ты хочешь от меня?
Отец выпускает покорный вздох.
– Пожалуйста, Алекс. Нам нужно поговорить.
– Мне кажется, время для разговоров давно прошло, папа. – Я, фыркнув, скрещиваю руки на груди.
Моя мама в конце концов решает присоединиться к нашему восхитительному разговору. Она упирается локтями в стол, сцепив пальцы между собой и пряча за ними рот.
– Алекс, пожалуйста. Не веди себя так.
«Что, простите?»
– Не вести себя как, мама? – шиплю я. – Как обычный человек с эмоциями? Короче, я сделала то, о чем вы просили. Спасла вашу компанию, и теперь мне придется пожертвовать тремя годами своей жизни. Поэтому, вместо того чтобы читать нотации о моем поведении, вам, вероятно, следует поблагодарить меня за то, что я спасла ваши задницы.
Я встречаюсь взглядом с ошеломленными лицами родителей. Они явно не ожидали, что я начну выражать свое мнение: ни разу за свою жизнь я не выразила им своего недовольства, потому что не хотела доставлять лишнего неудобства. Но в этот раз все иначе. Они вынудили меня согласиться на эти тяжкие условия, а хуже всего то, что родители даже не кажутся раскаявшимися.
– Я знаю, Александрия, что ты попала в непростую ситуацию, – начинает папа, откладывая вилку. – И, если честно, никто из нас не ожидал, что до этого дойдет.
– Почему ты не сказал? – вылетает вопрос из моих уст. – Почему вы оба не сказали мне, что у компании финансовые проблемы? Когда вообще это случилось?
Отец ненадолго прикрывает глаза, как будто не хочет вспоминать тот долгий путь, который привел их сюда.
– Сначала все шло хорошо. «Вудс энд Ко» заключила крупную сделку по застройке большого участка земли в городе, и от нее зависело очень многое. Ошибка заключалась в том, что мы вложили в проект больше ресурсов, строительных материалов и рабочей силы, чем компания могла себе позволить. Мы даже взяли кредит, чтобы осилить такой заказ. – Горькое раскаяние слышится в его голосе. – Но, к сожалению, финансирование сократилось, и правительству пришлось выйти из сделки, вычеркнув нас из уравнения. А теперь инвесторы изо всех сил пытаются вернуть свои деньги, и мы погрязли в огромных долгах.
– Ты должна понимать, что у нас не было другого выбора, Алекс, – мягко вмешивается мама. – Для бизнеса настали трудные времена. Поэтому мы не смогли отказаться от предложения Гарри, когда он пришел к нам.
– Мы все еще можем использовать кредит, полученный от банка, для финансирования нового проекта, который предложил Гарри. Это строительство квартала элитных апартаментов недалеко от судоходного порта, и, по прогнозам, это принесет в сотню раз больше дохода, чем должен был первоначальный проект с правительством, – отчаянно объясняет отец. – «Вудс энд Ко» нуждается в финансовом подкреплении, Алекс. Это действительно выгодное предложение, но решение далось нам нелегко. Мы обсуждаем, соглашаться или нет, уже несколько недель.
– Несколько недель? – я повторяю слова отца, раздраженная тем, что слышу. – Давайте-ка расставим все по местам: вы знали об этом в течение нескольких недель и просто решили молчать, пока не придет время подписывать соглашение? – Мои губы напряженно сжимаются, когда я пытаюсь сдержать свой гнев из-за их вопиющего пренебрежения в отношении меня в придуманной ими схеме. – Невероятно. Знаете что? Все обретает смысл. Особенно наш разговор в начале недели, когда ты фактически подталкивал меня к тому, чтобы я подружилась с Дэниелом. Ты знал. Все это время ты знал, но все-таки соврал мне.
Отец смотрит на меня со стыдом в глазах.
– Мы не хотели нагружать тебя принятием решения, тем более ты только-только начинаешь новый год в колледже. Это были не твои проблемы, Алекс.
– Но теперь это мои проблемы, не так ли? – бормочу я.
– Мы не хотели причинить тебе боль, дорогая, – говорит мама, и на ее лице проявляется печаль. Она протягивает руку через стол, пытаясь дотянуться до меня. – Но либо это, либо разориться.
– Нам очень жаль, – бурчит папа.
Слезы жгут мои глаза. Не только потому, что мне их жаль, но и потому, что они ничего так и не поняли.
– Значит, даже невзирая на то, что вы оба «сожалеете» о ситуации, в которую меня загнали, – начинаю я, – вы все равно заставляете меня пройти через это? Обручиться с сыном Гарри?
Родители потеряли дар речи.
– Не могу в это поверить, – произношу я.
Не знаю почему, но я начинаю смеяться.
Поверить не могу, что мне потребовалось столько времени, чтобы понять, что именно ими движет. Эгоистичность их поступков и отсутствие сочувствия к моему нелегкому положению. Не только в случае с этой помолвкой, но и в их отношении ко мне на протяжении всей моей жизни.
И на этот раз я не сдерживаю себя.
– Знаете что? К черту ваше «нам жаль». – Я вскакиваю со стула. – «Нам жаль» было бы уместно, когда вы пропускали родительские собрания или были слишком заняты на дорогостоящих ужинах с клиентами вместо того, чтобы посмотреть со мной диснеевские фильмы. И уж точно «нам жаль» не уместно в случае, когда вы, по сути, продали меня, чтобы спасти свою драгоценную компанию от долгов. – Я обвиняюще указываю на них пальцем. – Воспользовались подвернувшейся возможностью и моей безусловной любовью. Вы знали, что я сделаю все что угодно, чтобы угодить вам, чтобы быть идеальной дочерью, а вы требуете от меня все больше и больше. Принимаете меня как должное, а теперь, когда все зависит только от меня, притворяетесь, будто не разрушили мою жизнь, поставив бизнес на первое место. И даже сейчас вы продолжаете ставить свое дело выше меня, даже и глазом не моргнув.
Мама отворачивается и убирает руки со стола, тыльной стороной ладони смахивая слезы, покрывающие ее щеки. Отец, открыв рот от удивления, не отрывает от меня взгляд.
Я пытаюсь сморгнуть слезы, готовые вот-вот политься из глаз. Не хочу, чтобы родители знали, что им удалось сломить меня.
– Как насчет еще одной сделки, которые вы так любите? Я помогаю удержать «Вудс энд Ко» на плаву, согласившись на эту помолвку. Не поймите меня неправильно, я действительно сделаю это. – Я крепко сжимаю край стула и, стиснув зубы, добавляю: – Но как только выйду из этого дома завтра утром, я не хочу иметь с вами ничего общего. Никогда. Все понятно?
Мама, растерявшись от моего внезапного заявления, замирает.
– Алекс!
– Александрия, пожалуйста. Тебе не кажется, что ты слишком остро реагируешь? – Мой папа выдавливает из себя смешок.
«Ох, он думает, что это смешно?»
– Нет. – Я качаю головой. – Ты говоришь, что любишь меня, что не хотел ставить в такое положение. Но ты все равно сделал это. Поэтому да, я не думаю, что ты меня действительно любишь. Если бы любил, тебе и в голову не пришло бы заключить с Гарри эту нелепую сделку. И ты бы определенно не обесценил мои чувства, как сделал две секунды назад.
Отец захлопывает рот.
– Так что я в последний раз сыграю роль послушной дочери. И дело даже не в вас. Я хочу, чтобы каждый сотрудник этой компании сохранил хорошо оплачиваемую работу, которая сможет прокормить их семью. – Я задвигаю стул и отхожу от обеденного стола. – Но что касается нашей семьи… ей конец. Потому что я больше не хочу ни с кем из вас разговаривать.
Они пытаются войти в мою комнату.
Я не впускаю их.
Они разговаривают со мной, снова и снова повторяя, как сожалеют о том, что сделали, как сильно любят меня, несмотря ни на что.
Я не верю им.
Они говорят, что откажутся от проекта с Гарри, освободят от сделки, если это заставит меня выйти и поговорить с ними.
Я прошу их оставить меня в покое.
Они сделали свой выбор.
Я сделала свой.
Я покидаю отчий дом еще до рассвета. Мне не хотелось, чтобы они после пробуждения снова пытались переубедить меня. А прямо сейчас я предпочла бы быть где угодно, но только не здесь.
Держась за лямки сумки, я последний раз оглядываю дом.
Я не чувствую ничего, кроме душераздирающей боли в сердце.
Пора уходить.
Когда я в конце концов добираюсь до своей новой квартиры, солнце только начинает выглядывать из-за горизонта. Яркие полосы красного, розового и оранжевого оттенков медленно растекаются по темно-синему и фиолетовому небу. Ласковые солнечные лучи проникают в окна квартиры, окрашивая все вокруг в приятные тона. Несмотря на то что официально я прожила здесь всего пять дней, это место больше напоминает дом, чем то, где живут мои родители.