Кирилл Юрьевич Аксасский
Среднеградск
Алые влажные губы.
Нежные-нежные. Он их первый раз поцеловал только после выпускного вечера, когда все десятиклассники остались на горе, на которой стояла их школа, разожгли костёр, сели вокруг и разговаривали, пели, смеялись. А они вдруг поглядели друг на друга, встали, отошли в сосны и к костру уже не вернулись: сначала поцеловались раз десять, с каждым разом всё дольше и умелее, а потом он проводил её до дома таким извилистым путём, что спать лёг только в 8 утра.
Тёплые-теплые. Последний раз он их поцеловал, когда сделал ей предложение – они были уже второкурсниками и встретились на Новый год в Черемшанке. «Рановато, Витечка, но я подумаю», – ответила она. Подумала. И вышла за своего однокурсника, хлюста московского, уже в июне того же года сразу после летней сессии, а на зимней она уже была беременной на последнем месяце. И в Черемшанке Давыдкин с тех пор стал бывать только так, чтобы с Нонной Пискарёвой, то есть уже Малышевой, не пересекаться. Знал, конечно, всё о ней через свою мать, которая специально всё разведывала у деревенских и, как бы между прочим, писала в письмах и рассказывала при встречах.
Он и в Сибирь-то распределился, чтобы подальше от неё. Ну а в Среднеградске, в который его вдруг совершенно неожиданно для него самого перевели с повышением, она ему уже сама позвонила.
– Но я тебе больше, скажу, Витя. Крестов даже если бы захотел прикинуться пешкой, то просто не смог бы, не сумел. Вот так он устроен. В сибирской же тайге вырос: «из дикого леса дикая тварь». Больной, короче. Ассенизатор.
– Цинизма в тебе, Нано… И злая ты на него. Очень. А его-то почему злым считаешь?
– А про это как раз на собственном примере. У нас с ним хорошие отношения сложились, еще когда он председателем горсовета был. Мне сразу понравилась тотальная открытость работы совета, которую он учинил. Многие депутаты, не из тех 77, были на него за это в тихом бешенстве. Тихом, потому что невозможно же было публично препятствовать тому, что он здание исполкома и горсовета практически прозрачным сделал. Материалов оттуда для газеты было всегда море. Я когда у него первый раз интервью взяла, с неделю в шоке была – инопланетянин какой-то.
Вот. А когда он мэром-то стал, мы и вообще прямо подружились. Первые месяцев 57– его мэрства все ведь просто откровенно ждали, когда и с каким треском он провалится. Но я-то знала его уже хорошо достаточно и была уверена – не провалится. Поэтому и поддерживала его через газету всячески. Тогда-то Крестов стал меня даже иногда на чаепитие к себе в кабинет приглашать после брифингов. И мы за чаем уже не столько о городских делах, сколько об искусстве и литературе беседовали. Он ведь большой театрал, о литературе рассуждает как профессиональный критик, а про фильмы рассказывает с указанием на режиссерские проколы.
– О, ясно. Чай пили долго: два сапога – пара.
– Вот. А когда он через полгода наладил движение городских автобусов по расписанию с точностью до минуты, которое висело на каждой остановке, всем разумным стало понятно – не дождёмся. И директора крупнейших городских госпредприятий к Крестову, который многим из них тогда в сыновья годился, начали с разными просьбами бегать, а он с ними к их министрам профильным ездил и финансирование из министерских бюджетов выколачивал для предприятий.
Ну а потом приватизация обвальная началась. Я тебе, Витя, честно скажу – слава Богу, что мэром тогда Крестов был. Приватизация, значит, идёт, городские комитет и фонд имущества работают как положено: обслуживают процесс по установленным правилам. И в процессе этом самые сообразительные горожане быстро и, обращаю твое прокурорское внимание, легально богатеют. А ребятки в администрации остаются на своих нищенских зарплатах ни с чем. Знаешь, сколько тогда Крестов получал?
– Ну, говори, сам я уже вряд ли те времена в цифрах вспомню точно.
– Сумма сейчас уже ни о чем не скажет. Я тебе через относительную покупательную способность этой зарплаты объясню. Вряд ли она была у него больше, чем сегодня у твоей секретарши. Некоторые ребятки из администрации стали такой несправедливости не выдерживать: кто увольнялся и уходил в бизнес, а кто оставался и попытался запараллелить бизнес с муниципальной службой. Но когда за это Крестов уволил своего зама по экономике, того самого мальчика с кандидатской степенью, параллелить стало страшновато и увольняться стали интенсивней. И вот я смотрю на этого инопланетянина, а он ходит в одном и том же костюме, одних и тех же ботинках, а зимой в таком пальто, что мне было стыдновато представлять, как он в нём в кабинеты к министрам входит и раздевается.
По вечерам дома регулярно делюсь этими впечатлениями со своим генералом. Я же тебе рассказывала уже, что мой второй был генерал-майор и крупным полувоенным предприятием здесь тогда командовал. Вот однажды генерал мне и говорит, что в процессе приватизации их непрофильного имущества есть возможность хороший объект недвижимости по выгодной схеме приватизировать и на его основе очень даже прибыльное коммерческое предприятие создать. Но, говорит, нужно согласие горадминистрации из-за проблем с земельным участком под этим объектом. Давай, говорит, мы тебя, то есть меня, и жену Крестова учредителями этого предприятия сделаем. Может он тогда хоть новое зимнее пальто себе купит.
– Так, ты помнишь, что ты это всё прокурору рассказываешь?
– Витя, не перебивай, слушай и расслабься – прокурор тут безработный.
Короче, за следующим нашим чаепитием я Крестова попросила встретиться с моим генералом по частному вопросу. Встретились. Ага. Генерал приехал домой в тот вечер ещё бледнее обычного. Сел на диван. Я подошла, гляжу на него вопросительно. А он вдруг с такой злобой посмотрел на меня и заорал: «Твой Крестов сам не живёт и другим не даёт!» А ночью скорую пришлось вызвать – и второй инфаркт. До третьего и последнего оставалось всего-то пять лет.
Вот, Витя, злой он потому, что дружбу с человеком никогда выше своих принципов не поставит. Крестов ведь тогда не просто не согласился на включение его жены в состав учредителей предприятия. Он вообще весь тот генеральский проект поломал. Так что дружить осторожно с ним означает, что не надо надеяться, что дружба с ним при необходимости может как-то тебе помочь, если для этой помощи надо хоть одну запятую в законе вставить, переставить или удалить.
Есть у меня еще один пример, но сейчас на него у тебя уже времени нет. В следующий раз обязательно расскажу – это важно очень для меня. Я боюсь теперь, что Крестов за него мне мстить начнёт.
– Ладно, не загадывай плохого, может и не случится. Согласовывать наши надзорные стратегии уже тоже некогда – идти мне надо. Но тебе сейчас кратко для понимания моих намерений на сей счёт вот что скажу: ближайшие минимум полгода надзором за городской администрацией заниматься практически вообще не будем. Пусть нагрешат уже при Крестове, потом проверять опять начнём и ведомость уже его грехов составлять будем. А то я Дьяконова по просьбе Ростова почти весь последний год прессовал, можно сказать. И что? Считай, что поучаствовал в избирательной кампании за Крестова, дорожку ему к креслу стелил. Понятно?
– Логично рассуждаешь.
– Давай к этой теме вернёмся при следующей встрече. Я на него сегодня повнимательнее посмотрю. Он начнёт что-то делать. Ты пособираешь информацию, поанализируешь. Договорились?
– Договорились. Иди уже, а я сок свой допью. Успокоюсь немножко.
– Пошёл. Не психуй. Пока.
Нонна Савельевна пила сок с большими паузами между глотками и смотрела в окно на уходящего по тротуару Давыдкина. «Стройный, не растолстел в прокурорстве. Со спины пружинистый мужик под сорок. Господи, какая же я дура была! А может, и не дура вовсе. Протаскалась бы с ним по разной сибирской глухомани. И генеральшей бы не побывала. Ой, ну как же он на меня смотрит до сих пор! Нано называет. Всё-таки правильно я сделала, что его перевод в Среднеградск организовала».
14
Крестов вернулся в кабинет с прогулки за 10 минут до окончания обеденного перерыва – Оксаны ещё не было, пришлось открывать двери своим комплектом ключей. Он прошёл в комнату отдыха, разделся, открыл сейф и вытащил секретную папку с описанием больших возможных неприятностей в городе. В кабинете на столе для совещаний он развернул и просмотрел план-схемы всех семи таких неприятностей. По сути, за 20 лет в этой папке ничего не изменилось. Нет, конечно, сама папка была другая, импортная; графическое исполнение план-схем на финской бумаге было очень красочным, текст сопроводительный был напечатан-распечатан на компьютере, а не на печатной машинке. Но суть неприятностей осталась прежней: крупная авария с разливом ядовитого груза и пожаром на железной дороге, проходящей сквозь Среднеградск; крупная авария с разливом ядовитого груза и пожаром на федеральном шоссе, проходящем по окраине Среднеградска; серьёзные утечки ядовитых веществ на трёх госпредприятиях; сильные взрывы с последующим распространением разрушений и пожара на жилые микрорайоны ещё на двух госпредприятиях. Набор остался прежним.
Этого Крестов боялся больше всего.
Нет, не собственно чрезвычайных ситуаций, вероятность которых в Среднеградске была очень мала, но была. По теории вероятности всё ведь может случиться, и к этому надо относиться философски. В политехническом институте на авиационном факультете у них в программе и философия имелась, и теория вероятности. И хотя философия тогда в советских вузах была исключительно марксистко-материалистическая, но им на один семестр свезло с преподавателем, благодаря которому у Ивана Васильевича уже со студенческих лет обозначился философский подход к жизни и иронический подход к философии. Матвей Маркович успевал строго соблюсти генеральную линию утвержденного учебника за 15 минут лекции, а остальные тридцать рассказывал разные байки и притчи, а также вместе со студентами проводил всякие мысленные эксперименты. Вот для понимания бесконечности и вероятности однажды они и посадили обезьяну за печатную машинку. «Если дать ей бесконечное время, то существует вероятность того, что она напечатает пушкинского «Евгения Онегина»», – заявил Матвей Маркович. Вероятность того, что в Среднеградске одна из описанных в папке ситуаций или что-то подобное, но еще не описанное в папке, случится в предстоящие пять лет, всё-таки была намного выше.
Крестов боялся позора неготовности к таким ситуациям городской системы ликвидации их последствий.
Иван Васильевич не сомневался, что «начальник городского штаба ГО и ЧС» (так он по-прежнему именовал эту должность) сейчас ему расскажет, как у нас в городе всё налажено и отлажено, подтвердит этот свой рассказ кипой документов с печатями и подписями и даже сумеет ответить практически на любой вопрос по каждой из семи ситуаций, показывая на схеме: кто, что и за какое время должен будет сделать.
Но ещё меньше Крестов сомневался в том, что если что-то подобное, не дай Бог, случится в самом деле, то никто (ладно, скажем мягче: не все) ничего (ну, хорошо, не всё) сделать вообще (ну, пусть за нормативное время) не сможет. Бардак будет неминуемый, а последствия – тяжелее, чем могли бы быть. Таково уж устройство наших российских умов и душ: в бумагах – одно, по жизни – другое. И историческая замена перед умами и душами прилагательного «советских» на прилагательное «российских» и в этом смысле ничего не изменила. Старому советскому фильму (очень точно снятому Абдрашитовым как раз про это) «Остановился поезд» (с не менее точно сыгранными Борисовым и Солоницыным главными ролями) обеспечена вечная российская актуальность.
– Иван Васильевич, начальник управления по делам ГО и ЧС Свинцов Павел Николаевич в приёмной и уже 140–0, – раздался голос Оксаны по громкой связи.
– Пусть заходит.
«Объективки» на него у Крестова не было, но внешнего вида вошедшего было достаточно для очевидных выводов о его происхождении: отставной мчс-офицер, списанный на гражданку по состоянию здоровья до достижения пенсионного возраста. Выглядел он лет на пять-семь старше Крестова, но наверняка был лет на десять моложе. «Досталось где-то сильно мужику», – подумал Иван Васильевич, повернувшись к Свинцову от стола, пожал ему руку и повел своей головой в сторону разложенных схем.
– Павел Николаевич, я тут поразглядывал уже тематические картинки и повспоминал разные возможные сценарии. Ваш непосредственный руководитель Ларичев сейчас в отпуске, но откладывать разговор на эту тему я не могу ни на один день, поэтому поговорим без Олега Митрофановича. Да и, забегая немножко вперед, скажу, что в новой структуре администрации управление всё равно будет переведено в непосредственное подчинение мэра. Так что на сей счёт можете не переживать.
Времени у нас сегодня с Вами немного, поэтому я хочу сейчас просто познакомиться и обозначить свою «генеральную линию» по делам Вашего управления.
Во-первых, ГО-дела я считаю, конечно, очень важными, но настолько маловероятными, что сосредоточусь на ЧС-делах.
– Иван Васильевич, только в этом нашем сегодняшнем разговоре или вообще?
– Что вообще?
– Будете сосредотачиваться на чрезвычайных ситуациях, пренебрегая гражданской обороной.
– Не напрягайтесь понапрасну, Павел Николаевич, – улыбнулся Крестов. – О пренебрежении ГО-делами речи нет, есть оценка их вероятности. Но раз уж у Вас такая реакция возникла на обозначенные мной приоритеты, то выражусь жестче и яснее на сей счёт, чтобы Вы меня до конца понимали. Так вот, если внешнюю ситуацию для страны доведут когда-нибудь до состояния реальной актуальности гражданской обороны, то надо будет вводить военное положение, чтобы у нас эти дела делались надлежащим образом. Это раз. И пренебрежением ГО-делами в государстве нашем я вообще-то считаю само включение муниципального уровня власти с такими обязанностями и такой ответственностью в систему гражданской обороны государства. Это два. Пару этих тезисов я готов высказывать и обосновывать на любом уровне. Хоть нашему главнокомандующему. Проблема только в том, что спорить с ними всерьёз никто у нас не возьмётся, но и слышать их никто у нас не хочет.
Так что давайте на будущее договоримся, что Среднеградск по ГО-делам должен проходить без проблем любую проверку, но из наших муниципальных штанов в этом направлении выпрыгивать нам не стоит – не поможет, если что.
– Вас понял, Иван Васильевич. Убедительно. Давайте, действительно, про ЧС-дела теперь поговорим.
– Давайте, только сегодня разговор у нас получится несколько односторонним, в режиме выдачи Вам срочных заданий. Мне в сейфе дополнительно к этой секретной папке, будем называть её первой, нужна ещё одна. Вот я про содержание этой новой папки, будем называть её второй, сейчас и буду говорить. В пятницу утром Вы мне её уже должны занести с таким стартовым наполнением.
Для каждой из этих семи возможных ситуаций, по которым в первой папке есть вот разложенные сейчас у меня на столе схемы и инструктивный материал по штатным действиям в них, мне нужен от Вас перечень наиболее вероятных отклонений от этих штатных сценариев.
– Иван Васильевич, никаких отклонений быть не должно.
– Конечно, не должно. Но будут ведь по жизни! Ладно, мягче говоря, могут ведь быть?
– Да, могут быть. И будут, – вздохнул Свинцов.
– Вот и опишите для каждой из семи ситуаций, что может пойти не так в наших действиях. Проведите серию, так сказать, подобных мысленных экспериментов.
– Уже давно, – опять вздохнул начальник управления.
– Что уже давно?
– Проэкспериментировал. Слава Богу, мысленно. От некоторых результатов иногда просыпаюсь в холодном поту.
– Ну, так зафиксируйте все результаты на бумаге, положите во вторую папку, а потом мы ещё обсудим, что нам нужно сделать с ними, чтобы Вы спали спокойно, – засмеялся Крестов и неожиданно для себя дружески хлопнул Свинцова по плечу.
– Вас понял, Иван Васильевич. Сделаю.
– Хорошо. Идём дальше. Продолжите список возможных в Среднеградске чрезвычайных ситуаций. Опишите восьмую, девятую, десятую. Сколько сможете ещё, столько и опишите.
– Уже давно, – грустно улыбнулся Павел Николаевич.
– И сколько их у Вас сейчас?
– Всего вместе с этими, – показал Свинцов глазами на стол со схемами, – семнадцать.
– Вот и охарактеризуйте кратко эти десять других и положите во вторую папку. Потом мы каждую из них специально рассмотрим и, если понадобится, оформим также как семь официальных.
– Я их уже описал три года назад, через год работы в этой должности. А затем написал мэру служебный рапорт о необходимости их оформления надлежащим образом в секретную папку. Вот тут всё это сброшюровано под одну обложку, – Павел Николаевич достал из своего портфеля что-то внешне похожее на дипломную работу студента и положил на стол. – Я именно об этом, в первую очередь, и хотел Вам сегодня доложить.
– И что Вам мой предшественник ответил на Ваш рапорт?
– Вызвал, обозвал фантазёром и сказал, чтобы я с этим к нему больше не приставал. Ларичев меня предупреждал, что так и будет, ну я и убедился, что он прав.
– Так, оставляйте Ваши допматериалы. Я их изучу до нашей следующей встречи. И третье задание Вам, последнее в этом разговоре. Напишите краткую аналитическую записку специально для меня, то есть, я имею в виду, что никто кроме меня её читать не будет, а про её существование кроме нас с Вами и знать не должен.
– Иван Васильевич, Вы меня почти испугали уже: это про что же настолько секретное я Вам написать должен?
– Не бойтесь, ничего незаконного я Вам никогда предлагать не буду. Но содержание этой записки необычное, так скажем. Я прошу Вас изложить в ней свои соображения на тему, как мы со своего муниципального уровня можем контролировать, а по результатам контроля поправлять, если понадобится, государственные элементы системы ликвидации последствий чрезвычайных ситуаций на территории нашего города. Тут же в каждой из этих семи оформленных ситуаций предусматривается привлечение областных сил и средств, а в трёх из семи ещё и федеральных. И в Ваших десяти других ситуациях, наверняка, это тоже предусматривается.
– Да, во всех десяти нужны областные, а в двух из десяти и федеральные.
– Ну так вот. По умолчанию же предполагается, что эти госэлементы системы готовы всегда на пятёрку и действовать, если понадобится, будут отлично.
– По умолчанию, в мысленных экспериментах, как Вы говорите, предполагается. Теоретически.
– Но нам-то с Вами нужны не отличники-теоретики, а хотя бы троечники-практики. Вот как мы можем мониторить наличие этой троечной практической готовности этих теоретически отличных госэлементов по работе на территории Среднеградска? Понятно теперь про что мне от Вас нужна аналитическая записка?
– Понятно. Но Вам же не теоретический мониторинг нужен, а практический.
– Разумеется.
– Задачу Вы мне ставите, действительно, необычную. Но согласен – нужную. Она, конечно, вовсе не секретная. Но согласен – не стоит о её постановке и путях решения особо распространяться. Иван Васильевич, к этой пятнице сделать что-то такое, что можно будет назвать аналитической запиской, не успею. Прошу две недели на это.
– Хорошо. Тогда через пятницу. Ну, будем считать, что познакомились?
– Познакомились.
– Вы когда в отпуске были в последний раз?
– В марте.
– Вам надо бы два раза в год отдыхать. Разбивайте отпуск на две половинки. И одну обязательно проводите в каком-нибудь санатории, подходящем Вам по профилю. Думаю, что оплата путёвки туда не за Ваш счет – проблема, решаемая у нас тут внутри.
– Спасибо, Иван Васильевич. Можно идти?
– До свидания, – протянул Крестов руку и ощутил более крепкое пожатие, чем двадцать минут назад.
15
– Васген, ну не до такой же степени, чтобы я сама тебя не узнала, – раздражённо-удивленно-восхищённо произнесла Женя, когда рядом стоящий у полки гипермаркета с несколькими десятками сортов чая старик благородно-профессорского вида вдруг обратился к ней хорошо ей знакомым голосом с просьбой: «Мадам, не будете ли Вы так любезны, помочь мне прочитать здесь состав добавок в этой чайной упаковке».
– Ты же попросила, чтобы меня никто не мог узнать. А никто – значит никто, – уже каким-то профессорским голосом, но с нескрываемым оттенком радости человека, шутка которого удалась, ответил ей Замойлов. – Ты пачку-то возьми, рассматривай и рассказывай: зачем так срочно позвала среди бела дня, и почему нужны такие предосторожности?
– Ой, Вася, влипла я по-крупному и хватаюсь теперь за тебя как за соломинку, – сказала Евгения Захаровна Юрина (капитан полиции, специалист-аналитик по экономическим вопросам), взяла пачку чая и, глядя на неё, продолжила вводить в свою ситуацию Василия Генриховича, которого прозвала Васгеном уже через неделю после их знакомства два года назад. Замойлов на прозвище это не обижался, а даже был немножко горд им, поскольку Васген этот появился уже в самый первый раз их совместного пребывания в постели, и Женя объяснила возникновение такого сокращенного имени-отчества его кавказским темпераментом. Васей она его называла, когда она не могла или не хотела играть роль детектива, которому всё нипочем и у которого всё под контролем. Поэтому Замойлов сразу посерьёзнел и перешёл в режим старшего товарища.
– Так, Женечка, не паникуй прежде времени, а просто расскажи всё по порядку.
– Помнишь, я тебе три месяца назад хвасталась, что меня включили в следственную бригаду по убийству Иванцова?
– Это начальника отдела приватизации горадминистрации?
– Ну да, а какого же ещё?
– Помню, конечно, я тебе ещё тогда сказал, что у тебя появился шанс блеснуть своим детективно-экономическим интеллектом. Кстати, моя надежда, что и я на этом деле серию скандальных публикаций учиню, ещё вполне жива.
– Тут не серию, тут сериал можно учинить. Мой дет-эк-интеллект нарыл столько и такого, что вот поэтому я и влипла. Сегодня с утра было совещание следственной бригады. Дело считают уже с нашей стороны практически законченным и в течение октября отдадут в прокуратуру, а потом в суд и закроют совсем.
– О, так-так-так. Хватит нам тут тогда с тобой у чаёв калякать. Бродим поодиночке минуты 34– и встречаемся у полок с винами.
Они оба любили хорошие сухие вина. Поэтому Женя и её соломинка профессорского вида через 4 минуты перебирали бутылки, рассматривали этикетки и продолжали начатую чайную церемонию.
– Я же, дура, свой отчет со всем нарытым отдала три дня назад руководителю бригады – всё-таки, думала, из Москвы человек, наверное, специально прислали, чтобы делом заниматься без влияния из Приокска… А он оставил меня сегодня после совещания и сказал, что мои умозаключения, изложенные в отчете, хороши для детективного романа, но по жизни перспективы реального обоснования совсем даже не имеют. И сразу после совещания меня попросил зайти в свой кабинет наш начальник УВД и сказал, что моя миссия в следственной бригаде завершена, напомнил о режиме секретности в нашей профессии и надавал столько других заданий, что мне теперь минимум месяц в нашем полицздании и ночевать придётся.
– Так-так-так. Похоже, точно влипла. Ты как сейчас с работы-то ушла?
– Да повезло – я же на 150–0 к зубному записалась ещё на прошлой неделе и отпросилась у своего подполковника заранее. Так что сейчас я на пути в стоматологию, а для женщины проложить маршрут через магазин – это нормально.
– Отчет-то твой где-то ещё есть?
– Из служебного компа я его удалила уже, конечно. А в домашнем ещё сохранён пока.
– Что там? Чем ты их так напугала? В двух словах – нам лучше уже разбежаться сейчас.
– В двух словах всё банально. Иванцов приехал к нам и попал на эту должность через месяц после того, как Сафин сюда вернулся, но уже на позицию вице-мэра. Я дальше посмотрела все муниципальные документы по теме. Тенденция очевидная проявилась сразу же – чтобы её увидеть, можно было бы и без моих талантов обойтись. Содержание ежегодных планов приватизации резко сдвинулось от разной оставшейся ещё мелочи к крупным земельным участкам, пригодным для жилищного строительства. Победителями по соответствующим приватизационным процедурам начали становиться другие юрлица, не те, кто раньше почти всё выигрывал. Эти юрлица хоть и разные, но если проследить цепочки по их учредителям, то везде рано или поздно всплывает старший сын Ростова, губернатора нашего приокского. Иногда в виде своей матери, первой жены Ростова. Дальше любопытно было посмотреть на изменения в инфраструктурных городских проектах: электрика, вода, канализация, дорожная сеть начинали обеспечиваться для этих земельных участков в приоритетном порядке, ну и за бюджетные деньги, конечно. Но и это ещё не все, я посмотрела изменения в постоянных победителях при размещении муниципальных заказов для производства соответствующих работ…
– Так, остановись, девушка. Достаточно уже. Более чем. Убийцу-то нашли?
– Убийцу назначат, не сомневайся. Я примерно представляю даже кого. А искать не будут. И не искали. Теперь-то я в этом уже уверена.
– Правильно, что ты меня предупредила, чтобы я свои навыки из студенческого театра по перевоплощению вспомнил. Пока дело это не закроют окончательно, тебя пасти будут, почти как американского шпиона. От зубного на работу возвращаешься через свою квартиру. Отправляешь свой отчет мне в два адреса (домой и в редакцию) и удаляешь из своего компа. Про его содержание больше ни с кем, ни слова. На работе демонстрируешь полное погружение в новые задания начальства. Вот, возьми мой редакционный мобильник, я там как раз симку сменил опять, а вечером я тебе на него позвоню – надо всё обмозговать и наметить грамотную стратегию. Начинай думать о вариантах ухода со службы – всё очень серьёзно. А учинение сериала беру на себя.
– Васген, только давай без избыточного героизма. Пока. Я ведь и в самом деле хочу еще форель себе на вечер купить, – исчезла Женя в направлении рыбного отдела.
Замойлов вышел из гипермаркета и просто побрёл вдоль проспекта. Ему надо было прийти в себя от страха. От страха за свою Женечку.
Он не стал ей говорить, что она не просто дура, а наивная дура, если посчитала, что руководителя следственной бригады прислали из Москвы для обеспечения объективности расследования, которая могла пострадать от влияния Приокской области. По его информации, человека из Москвы прислали вовсе не для этого. Его московские источники уверенно предупреждали, что человека из Москвы прислали для того, чтобы расследование убийства Иванцова не взяло московский след – на Ростове ведь вся эта цепочка не заканчивалась. Те же источники сообщали, что убийство Иванцова, скорее всего, мелкое процедурное событие в крупном перераспределении подмосковных (т.е. находящихся в радиусе 150 километров от Москвы) городов между несколькими столичными группировками, у каждой из которых, по всем признакам, имелся и кремлёвский покровитель. Жилищное строительство в этих городах и являлось, главным образом, яблоком раздора между группировками.
У Замойлова вдруг по спине побежали мурашки: «А что если Женя в отчете уже и про московский след написала. Она ведь, вполне вероятно, и до этого уже могла докопаться».
Василий Генрихович запсиховал совсем и завернул в первый же попавшийся на проспекте бар. Он взял порцию армянского коньяка и сел за столик.
Три глоточка убрали холод со спины.
Ему было понятно совершенно, что в этой ситуации у Жени есть шанс уцелеть только в том случае, если эту ситуацию начнёт разгребать ещё какая-то другая внешняя сила, соизмеримая с борющимися за Среднеградск как за свою площадку бесстыдно откровенного коммерческого строительства жилья для покупателей.
Ещё три глоточка уже довели тепло до пальцев ног.
Но кто в таком разгребании может быть заинтересован? У этой другой внешней силы и интерес ведь должен быть другим. Кто из Среднеградска захочет и сможет на такую силу выйти?
Последние три глоточка заменили страх на решимость.
Сейчас у Замойлова возникал только один вариант ответа – Крестов. Ему ведь просто от этого никуда не деться. Он в это упрётся, ещё и месяца не просидев в своём мэрском кресле. А у него выходы на Москву есть наверняка – никто в этом уже после подсчёта голосов на выборах в его пользу не сомневался. Значит ему, Замойлову, надо срочно выходить для начала на Крестова.
