Они сидят на мокром песке. Остаточные после грозы волны не достают их ног, ступни впиваются во влажную почву, пальцы недвижны – редко они перебираются по порядку от большого к мизинцу, словно игра на рояле, углубляясь все дальше в землю. Волны неспешно шумят. Парень в зеленой футболке с белой вставкой на всю грудь, серых шортах и черной кепке облокачивается на руки возле спины и сгибает ноги. Закуривает сигарету. Девушка в одном лишь нижнем белье сидит на корточках чуть ближе к океану, свесив руки с колен.
Томный взгляд на горизонт. Лбы нахмурены, но не злобно – смотрят на океан, но мысли их не о нем. Он лишь вспомогательный элемент в их размышлениях, фон, пытающийся в их сознании принять роль главную. Но со стороны видно, как бы можно предположить, что этим самым размышлениям они не рады. Они словно пытаются не думать, не погружаться в дебри сознания, не отдаваться воспоминаниям – забыться. Стараются откинуть все прошлое и насладиться видом, океаном, сигаретой. Видно, как у них не получается. Видно, как внутри разрывается их душа, как хочет выплеснуться наружу.
Он смотрит вдаль, потом на сигарету. Нахмурившись, оставляет взгляд на ней. Зажимает сигарету в губах и откидывается еще дальше на обе руки. Девушка все так же неподвижна, как и ее глаза – прикрытые веки придают взгляду утомленный вид – вяло ее томный взор направлен где-то между горизонтом и берегом. Он вынимает изо рта сигарету и наклоняется вперед, скрещивает руки на коленях. Локти его выпирают как острые скалы, а выкуренная на треть сигарета дымится тонкой восходящей линией, словно издалека виден выхлоп трубы на крыше дома.
Близится закат. Солнце на чистом небе одним лишь кончиком тронулось края водной глади.
Сложный был день. Много работы. Только здесь я могу забыться. Детей у меня нет, есть жена. Она милая, красивая, даже умная – с ней бывает комфортно, даже не редко. Находясь рядом, я чувствую себя мужчиной. Но, признаюсь честно, не долго – я люблю жену, но есть и такое в наших семилетних отношениях. Приближаясь к ней, я хочу ее, страстно желаю, я вожделею ее. Бывает, разговариваем о доме, работе, наших страстных желаниях, увлечениях, все еще сохраняем традицию пить вино по субботам, но говорить о том, что болит, мы не можем. Не знаю, во мне ли дело, в ней, но понимаю одно – просто не можем. Я даже не представляю, понимает ли она это. Она никогда не говорила, когда в последний раз плакала от просмотра мелодрамы или по другим причинам, и я никогда не давал знать, когда мне плохо: на работе, дома, в душе. Все начинания заканчивались молчанием – едким, проникающим во все уголки души, что просится наружу. Даже не знаю, нормальные ли это взаимоотношения, считаются ли они образцовыми, или это изъян наш, мешающий свободно плыть по течению совместной жизни.