Кирилл Витальевич Сызранцев
Исповедь безумца
Глава шестая. Безжалостный гость
Кавес ненавидел всё живое, желая сеять лишь боль и страдания. Его дыхание было таким ядовитым, что умерщвляло всё, до чего оно способно было коснуться. Кавес излучал зловещее сияние ярко-красного и зелёного цветов, которое мгновенно превращало в тлен любую жизнь. Тропа праха стелилась следом за Кавесом; сам мир, в котором он находился в данный момент, стонал от боли, потрескивая и громыхая. Чистая ненависть, смешанная с первозданным безумием, воплотились в одном существе, и уже ничто не удерживало его от избранного им пути. Пути уничтожения. Пути Хаоса…
– Именем госпожи ла’Фей, приказываю остановиться, Демон! – раздался громкий, но тонкий голосок.
Кавес даже не счёл нужным повернуться, лишь направив часть губительную энергии в сторону столь ничтожного, по его мнению, раздражителя.
– Шеер геол! Рактар реад алотэ! – раздалось откуда-то издалека, и серебристый купол накрыл девушку, пытавшуюся остановить Кавеса.
– Тебе было приказано остановиться, Демон! Это не твой мир!
– С дороги, черви, иначе умрёте!
– Здесь нет Адского Пламени! Ты лишён своих сил! – не унималась девушка под куполом.
– Глупцы! Он всегда во мне! Пока моя ненависть питает меня, я непобедим! Умрите! – крикнул Кавес.
В тот же миг его обожжённое тело засияло золотым светом, обволакивающим его и превращающимся в броню. Она была цвета чистого золота и покрыта чёрной гарью, словно горела вместе со своим владельцем в Аду, местами пробитая и расплавленная, но всё так же, как и прежде защищавшая своего владельца. В правой руке Кавес держал обоюдоострый меч, вокруг которого кружилась серая дымка, а в левой руке – небольшой топор кровавого цвета. Кавес был готов к битве, жаждал пролить чужую кровь, вкусив страдания невинных. Издав боевой рык, он прыгнул на серебристый купол, вонзив в него меч. От столь сильного удара купол заискрился, а его свечение стало таким же ярким, как Солнце в горах. С ужасным грохотом купол обрушился, эхом разнёсшегося на всю округу. Девушка, укрывавшаяся под ним, держала в руках небольшой кинжал, уповая лишь на свою удачу. Но, видимо, Фортуна была не благосклонна к ней. Одним взмахом топора Кавес рассёк тело девушки от плеча до бедра. Она упала, истекая кровью, а Кавес медленно, наслаждаясь её страхом и отчаянием, подходил к ней. Он наступил на неё, ломая своим весом хрупкие кости её ног. Этот хруст, смешанный с душераздирающими воплями девушки, дали Кавесу истинное, неподдельное наслаждение. Решив, что с неё достаточно, Кавес замахнулся мечом и резко опустил его прямиком на голову девушки. В её глазах было столько боли и страха, сколько он не видел ни в чьих глазах прежде, но его волновал источник силы купола. Тот, кто его создал, смог противостоять умерщвляющей энергии, а значит, был серьёзным противником. Вдруг раздался громкий треск, а следом за ним в Кавеса ударила ярко-белая молния, отбросившая его на десятки метров. Не успев подняться, на него сокрушили новые могучие заклятия, не предоставившие ему даже возможности выставить защиту. Боль завладела его телом, вызвав жалость и ненависть к самому себе. Его противник умело орудовал чистой магией, но в то же время не являлся ни Демоном, ни Ангелом. Это был кто-то иной, но не менее сильный. Одно из заклятий полностью парализовало Кавеса, а следующее начало вытягивать из него силы. И он увидел того, кто поверг его. Это была Анна!
– Сказано было, чтоб ты убирался отсюда. Здесь нет твоей власти!
– Ты умрёшь страдая, грязная ведьма!
– Я ведьма?! – возмутилась Анна. – Ты глупцом был, им же и умрёшь!
– Ты не знаешь, с кем говоришь!
– Напыщенный кретин! Имя тебе Кавес! А кто я – скажу на Земле. Убирайся! – с её словами образовалась дыра, зияющая своей чернотой. Словно чёрная дыра, она затягивала Кавеса. И снова он окунулся в Первозданное Ничто…
Очнувшись где-то в пустыне, Максим испытывал боль и дрожь по всему телу. Оно изнывало от перенесённого напряжения и содрогалось в ответ на любые движения, умоляя о покое. Смутно осознавая деяния Кавеса, Максим был в отчаянии. Его мучила совесть. Убийство невиновной и беззащитной девушки не могло оставить его в покое. Сзади послышалось лязганье меча.
– Кто ты? – спросила Анна.
– Максим… В большей степени.
– Хорошо. Ты хоть на диалог способен. Зачем искал меня? И зачем весь этот цирк?
– Ты не Ангел и не Демон, но используешь чистую магию! Как? Ты спасла меня от Смерти, сказала, что я важен! И вообще, кто ты?
– Начну с того, что ты не важен. Важен Кавес. Он когда-то поглотил частицу Хаоса. Как смог выжить – неизвестно никому. А ты являешься лишь его тюрьмой, куском мяса. Как я использую магию? Кровавый камень, заменивший сердце, способен не только кровь качать, но и выступает генератором магической энергии, при этом в очень большом количестве. Но его делать сложно, нужны сердца Ангела, Демона и человека. Долгий и трудоёмкий процесс, зато эффективный. Ну и последний вопрос. Последние три сотни лет я представляюсь Анной. До этого Моргана ла’Фей! А мир, в котором ты учинил казнь невинной, называется Авалон!
– Но это же сказки!
– Да, а магия не сказки?
– Так сколько тебе лет? – удивлённо спросил Максим.
– Трудно сказать, на Земле и на Авалоне время идёт по-разному. Я застала рождение того, кто звался Христом. А дальше, суди сам.
– Что мне делать?
– А я откуда знаю? – возмущённо ответила Моргана, непринужденно поправив свои яркие огненные волосы. – Можешь жить простым человеком, а можешь дать полную власть Кавесу. Меня это не касается.
– А если я хочу избавиться от него?
–Невозможно, только Смерть отделит вас. Ты отправишься в Ад или Рай, может, в какой-нибудь другой мир, а он – в новое тело. И так до скончания времён. И вообще, не беспокой меня. Я сохраню тебе жизнь в этот раз лишь потому, что не хочу пачкать руки в твоей крови, смертный. – с пренебрежением произнесла Моргана.
Она воспарила над раскалённым песком, погрузившись в созданный ею портал. Максим остался посреди пустыни наедине с Кавесом.
– Слышишь меня? – не зная, как обратиться, спросил Максим.
– Слышу. И разговор ваш слышал. Эх, ослаб я за тысячу лет в телах людских. Ты первый, кто способен магию творить и общаться со мной. А толку всё равно мало.
– Что делать? Куда идти?
– Зачем? Теперь у нас есть чужая душа. Ту эльфийская, или как её там, гадину, что возомнила себя достойным противником, я поглотил. Внутри одного мира можно использовать энергию поглощённых, для перемещения. А её у нас много: энергии всех, кого мы убили.
– И ты молчал? Я же тратил столько денег и времени на путешествия!
– А ты не спрашивал. Да и ресурс ограниченный. Ты же не хочешь убивать всех, кто не преклоняет колен пред нами.
– Не стоит быть таким.
– Каким? Демоном? Я же воплощение ненависти и зла. Хотел избавиться от меня? А как насчёт дуэли? Внутри сознания создать арену, где сразимся с тобой. Просто так, чтоб узнать, кто сильнее.
– Точно просто так?
– Абсолютно.
– Выполняй…
Кавес не стал облачаться в оковы, предчувствуя лёгкую победу. Максим был беспомощен перед ним, используя заклинания, которые запомнил за время своего обучения. Меч, который он создал внутри общей арены, сгенерированной внутри общего мозга, был абсолютно бесполезен против Кавеса. Хотя это была лишь иллюзия для обоих, Кавес заметно лучше менял законы физики и магии внутри иллюзорной реальности. Это был его мини-триумф.
– Так нечестно! – начал было оправдываться Максим.
– А кто говорил о чести? Уговора такого не было! И вообще, молчи! Радуйся, что мы не ставили на кон управление телом. Хотя такая идея была…
– Я бы не согласился!
– Да ладно? А если бы я пообещал, что, в случае своего проигрыша, полностью оставлю тело тебе, а сам бы спрятался поглубже в глубины сознания?
– А ты можешь? – с надеждой в голосе спросил Максим.
– Да, но каков мой интерес?
– Это я так, к слову. Переноси нас поближе к родительскому дому. Надо отдохнуть, а там самое лучшее место, да и не навещал я их давно.
В этот же момент раздался тихий треск. Перед Максимом-Кавесом образовался портал, но не чёрный, а, словно окно, показывающий картину знакомого железного лабиринта ржавых машин.
Глава седьмая. Эхо былого
Переход из одного мира в другой произошёл, на удивление Максима, весьма легко. Хотя затраты времени вряд ли можно было прировнять к нулю, они оказались столь малыми, что ими можно было пренебречь. Вдохнув полной грудью по прибытию в железный лабиринт корпусов автомобилей, Максим наконец-то почувствовал некое умиротворение. Город, столь близкий, знакомый, но полный душевной боли. Каждое здание навевало воспоминания о былой любви. Первой и единственной, но обернувшейся горечью предательства. Любовь сменилась болью, которую подпитывала ненависть. Но она уже давно потеряла направленность, заполнив Максима полностью. Холодная ненависть, словно змея, оплела его сердце, пронизывая ядом его сознание. И несмотря на испытываемые чувства, он, петляя между прогнившими скелетами машин, вновь отдался горечи утраты. Внутри его отдёргивал от подобных мыслей Кавес, помнивший, как от него отвернулась та, которую он называл Ученицей. Они оба вспоминали Ксению. Так, с гнетущими мыслями, Максим и пришёл в родительский дом. Он знал, что с родителями всё хорошо. Часто в своих путешествиях он созванивался с ними, отправлял сувениры. Пальцами простучав сигнал SOS, который использовал в детстве, играя с отцом, он ждал ответа с другой стороны. Но его не последовало. Повторяя условный стук, он уже начал тревожиться. В голове эхом проносились слова Морганы: "Время на Земле и на Авалоне идёт по-разному". Тревожные мысли метались внутри черепа, словно тысяча насекомых, потревоженных небрежным движением. Из самых тёмных уголков сознания выползали, словно из глубинных пещер, ужасающие своей дикостью теории. И вся эта какофония вертелась вокруг одной стержневой мысли: "Сколько же прошло времени?". Ответа на этот вопрос не знал и Кавес. Вдруг Максим услышал тихую поступь отца, лёгкий скрип дверного глазка, до сих пор, не смотря на множество прошедших лет, не смазанного. Сердце бешено забилось в ожидании. Медленные щелчки дверного замка, снова скрип, столь знакомый и родной, и вот, наконец-то, тихое мелодичное поскрипывание дверных петель. На пороге стоял, как и ожидал Максим, его отец. Долгие годы странствий и тоски по дому стремглав вызвали слёзы…
За бесчисленным множеством кружек чая, отец и мать, перебивая друг друга, с неукротимой радостью рассказывали Максиму всё, что происходило за все годы, которые юноша проводил, разъезжая по миру. На все их расспросы о его судьбе, он отшучивался и менял тему разговора. Не хотел он врать родителям, но и говорить правду не мог. Уж слишком удивительной она была, полной безумия, коим, порой и представлялась Максиму. Прошли день и большая часть ночи, но разговоры даже не стремились к завершению. Яркая золотистая луна взошла на небесах, озаряя комнату своим мягким светом. Наконец-то, родители изрядно утомились за своими повествованиями. А это означало лишь одно – долгожданный, сладкий и спокойный сон дома, в родных и уютных стенах, а не в придорожных отелях или сделанных на скорую руку шалашах. Едва приняв горизонтальное положение, Максим вмиг погрузился в древнее и сладкое царство Морфея…
Уже полуденное солнце разбудило Максима, полностью озарив его комнату, проникая своими тёплыми лучами даже сквозь ткань одеяла. Столь грубо и бесцеремонно похищенный из своих снов, Максим озирался по сторонам. Слишком многое произошло с ним за последние годы, не давая времени оглянуться назад. Но сейчас, будто вернувшись в прошлое, он засомневался в правильности своего выбора. Нужно ли ему куда-то идти теперь, когда он дома? Нужна ли ему эта магия, тайны и другие миры? Может, начать простую жизнь? Он не знал ответы на витающие в его голове вопросы. И Кавес молчал, хоть для него всё и было предсказуемо. Дома не было никого, кроме Максима. Но записка, написанная красивым, почти каллиграфическим почерком матери, прикреплённая к холодильнику, внушала душевный покой: "Не волнуйся, мы у тёти Светы. Приедем вечером. Погуляй, если хочешь, наведайся к старым друзьям". Умывшись и позавтракав, Максим решил прогуляться по городу, бесцельно блуждая по его улицам, как в своём детстве.
Город, бывший в прошлом серым и унылым, похожим на облезлый скелет некоего хтонического чудовища, заиграл новыми красками. Была ли это перемена города, или изменилось восприятие Максима, сказать наверняка являлось невозможным. Но даже если город действительно стал лучше, то люди оставались такими же. Их серые, угрюмые лица, порой будто скорбящие, беспрерывным потоком меняли друг друга, сливаясь в один поток почти вселенской печали. Вдруг взгляд Максима остановился, замер на одной девушке, словно никого больше не существовало вокруг. Это была Ксения. Их взгляды пересеклись, но некий холод объял их двоих, обволакивая, словно кокон. Медленно, словно чего-то боясь, они подошли друг к другу.
– Привет. – сухо, с хрипом в голосе, сказал Максим.
– Здравствуй. – тихо, едва слышно, ответила девушка.
– Столько лет прошло?
– Много, даже слишком. – сказала Ксения, обняв Максима.
– Ты здесь проездом? – спросил юноша, заключив её в объятия.
– Да, а ты?
– Трудно сказать. Возможно, и навсегда.
– Пройдёмся до кафе?
– Лучше в наш лабиринт. Там на душе спокойнее.
Сердце Максима бешено билось, былые чувства возвращались с неумолимой скоростью, заглушая предостережения и отговоры Кавеса. Забредя в глубь этих железных путей, Ксения повернулась к Максиму лицом. Отступая от него, достала из кармана серебряное кольцо с кроваво-красным камнем. Как только оно было полностью надето на её палец, девушку обволокла чёрная пелена. Вышла из этой черноты лишь отдалённо похожая на Ксению девушка.
– Кто ты? – спросил Максим, пробуждая внутри Кавеса, концентрируясь на своей злобе.
– А ты разве не узнал нас? Мы – Ксения и Стас. Не только ты умеешь магию творить! Источник сил найти можно, но вот цена неимоверно высока. Я отдала за кольцо своего брата! Чтобы уподобиться тебе! А теперь я хочу вернуть его! А для этого, уж прости, мне придётся убить тебя. Шеер геол! Ахзаф неур! Шавир улиар!
Молнии всех цветов ударили в Максима с разных сторон, тело, словно наполненное свинцом, решительно перестало слушаться своего хозяина. Даже Кавес не откликался; казалось, что он покинул Максима. Ужасающая боль пронзила тело, острым клинком вонзившись в сознание. Но была и иная боль: горечь предательства, собственной глупости, наивности и беспомощности. Он отчаянно взывал к Кавесу, умоляя о помощи. Каждый атом тела вибрировал, готовый разорваться. Но с болью и отчаянием, с ненавистью и презрением росла и злость. А вместе с ней, тихо, едва слышно, словно из других миров, доносился хор голосов. Их звучание походило на змеиное шипение, а слова напоминали те, что произносил Кавес. Но что-то иное было в них: некое родство, будто они ближе к людям. Это были поглощённые души – Легион Кавеса. И с осознанием этого, у Максима появилась дерзкая идея использовать их для защиты себя, руководствуясь тем, что их хватает на пространственные перемещения. Концентрируясь на своей боли, он взращивал злобу. Ксения, или кем она была сейчас, явно наслаждалась мучениями Максима. Его беспомощность явно её рук дело. Она ждала кого-то, не убивая Максима, но причиняя поистине ужасающие страдания. Именно этот садизм и сыграл с ней злую шутку.
– Шеер геол! Анер нарафт халираз! – выкрикнул Максим, совершенно без помощи Кавеса.
Ослепительный белый луч света, исходящий из Максима, сбил Ксению с ног, отбросив на несколько метров вдаль. Медленно, словно тоже скованный болью, пробуждался Кавес. Его злоба не знала границ, а сам он желал кровавой мести, боли и воистину Адских страданий для своей жертвы. Тихо, размеренно ступая среди машин, Кавес шептал столь длинное заклятие, что уже не был уверен в том, хватит ли ему сил на его исполнение. Это были слова открытия портала в самое сердце Преисподней. Ксения лежала на земле, обыкновенная, без магических метаморфоз. Она умоляла о пощаде, но Кавес был полон гнева. Портал открывался; он не был проходным, как, например, создаваемые Морганой, а, наоборот, это была ужасающая своим величием трещина в ткани мироздания. Кавес замер, с восхищением созерцая своё творение. Ксению постепенно затягивало в этот портал, словно в червоточину.
– Однажды миры будут уничтожены и превращены в ничто, а все вы будете страдать в агонии боли, умоляя о пощаде, но нет жалости к тем, кто предал меня! Под ваши душераздирающие вопли я поведу свои Легионы, а ваши обгоревшие кости будут хрустеть под моими ногами, и эта ужасающая симфония столь прекрасна для меня, что я буду ждать тысячи лет, но добьюсь своего. Вы, люди, отвернулись от меня столь давно, что уже не помните этого, но вина с вас не снимается! И да воздастся каждому по деяниям его. Прощай, Максим любил тебя.
Она уже ничего не ответила, её полностью поглотило адское пламя. Портал закрылся невероятно быстро, схлопнувшись так, словно его и не было. Лишь выжженная земля, прогоревшая на добрые три десятка метров, свидетельствовала об инциденте. За спиной раздались аплодисменты. Это был Демиург, одетый в строгий, дорогостоящий на вид костюм.
