Кирилл Рябов
Пёс
5
Половину ночи Бобровский без сна провалялся на диване. Он равнодушно таращился в экран телевизора. Там показывали танки и бомбардировщики, ракеты, комплексы залпового огня, артиллерийские установки, марширующих солдат. Голос за кадром говорил: «Мы уже окружены вдоль всей протяженности границы. Только сильная армия спасет наши природные ресурсы от захвата. Враг гораздо ближе, чем мы думаем».
Бобровский пытался придумать план действий. У него была неделя. Или меньше? Тесть не уточнил, нужно ли считать прошедший день. Мысли путались. Не могли толком сформироваться. Он постоянно отвлекался на воспоминания. Например, как лет пять назад они с Настей катались на велосипедах по парку. Ничего особенного тогда не произошло. Велосипеды взяли напрокат. И Насте достался бракованный. Через каждую сотню метров цепь слетала, приходилось останавливаться. Бобровский предложил поменяться велосипедами. Настя сопротивлялась, и они чуть не поругались. Но в целом это был очень хороший день, в конце которого Бобровский подарил жене букетик полевых цветов.
Голос все талдычил о нависшей угрозе, заговорах, провокациях и новом биологическом оружии. Бобровский не заметил, как уснул. Ему приснилась война. Кругом все горело и взрывалось. Пришел командир и сказал: «Ситуация весьма говенная. Отбиваться нечем. Бобровский, мы решили выстрелить тобой из пушки по врагу. Отдай-ка автомат. А впрочем, оставь». Бобровского засунули в широкое дуло, почему-то вниз головой. Он увидел прямо перед собой огромный ударник, который должен был долбануть его по макушке, чтобы вытолкнуть наружу из ствола. Стало нечем дышать. Он слышал, как рядом суетятся артиллеристы, готовясь к выстрелу. Бобровский застонал, попытался закричать и проснулся.
Наступило утро. Работал телевизор. Бобровский лежал на животе, уткнувшись лицом в подушку. Наволочка была влажная. «Я что, плакал? – подумал он. – Или это слюни?»
На пару минут телевизор приковал его внимание. Хотя там не было ничего нового. Российские ВКС нанесли удары по боевикам в окрестностях Пальмиры. Украина обвинила Россию в переброске армейских частей к границе Луганской области. Рубль опять подешевел. Бобровский вытащил из-под живота пульт и погасил экран. Казалось, в голову ему влили жидкий кисель. Настя почти не смотрела телевизор. Большую часть времени она сидела в интернете. Бобровский наоборот. У него даже не было своего компьютера. Настин ноутбук так и стоял на столе, с открытым экраном. В то утро она, как обычно, заходила проверить почту и социальные сети. Бобровский смотрел новости по телевизору. Они вяло переругивались. Потом всплыла тема денег. И ругань стала уже не такой вялой. Бобровский разнервничался, закурил контрабандный «Минск». Настя ушла на кухню, разгоняя рукой дым…
Зазвонил телефон. Бобровский слез с дивана, вышел в прихожую и снял трубку. Он подумал, что это тесть или теща. Но ошибся. Голос был тихий и дружелюбный. Бобровский даже немножко улыбнулся.
– Привет, – сказал голос. – Не разбудил?
– Нет.
– Хорошо. Не хотел тебя будить. Я же все понимаю. Такое горе. Надо прийти в себя.
– А кто это? – спросил Бобровский, стараясь звучать так же дружелюбно, как и собеседник.
– Это Герман. Имя у меня такое, Герман. Я по поводу долга. Тебе вчера звонили, но ты был не в себе. Это объяснимо. Сейчас получше? Опомнился?
– Эй, какой долг? – сказал Бобровский.
– Сто пятьдесят тысяч рублей, – ответил Герман почти ласково. – Твоя покойная супруга, царство ей небесное, взяла кредит. Надо вернуть.
– А, вот оно что. Опять, значит? Слушайте, моя жена никогда не брала кредиты. Ни разу. Я ни про какие сто пятьдесят тысяч ничего не знаю.
– Надо вернуть, – повторил Герман. – По-хорошему, понимаешь, старина? Это не шутки. Не разводка. Есть договор. Сделать вид, что тебя это не касается, не выйдет.
Бобровский почувствовал легкую тошноту.
– Это не такие уж и большие деньги, – добавил Герман. – Я почти уверен, у тебя они есть.
– Нет, – сказал Бобровский. – Ни денег, ни договора.
В трубке послышался шум и неразборчивая ругань, потом раздалось отчетливое: «Дай-ка я этому пидору объясню».
– Не вешай трубку, – сказал другой голос, громкий и злой. – С тобой Аслан говорит. Если повесишь трубку сейчас, я тебе выколю левый глаз. Будешь со мной спорить, псина, я тебе выколю правый глаз. Ты нам должен сто пятьдесят кусков, рвань. Хорошо подумай, как нам их вернуть в ближайшее время.
Бобровский молчал. Ему не было страшно. Скорее любопытно.
– Я про тебя все знаю, – рычал Аслан. – Прятаться тебе некуда, мудила. Я хоть прямо сейчас приеду и засуну тебе кол в жопу. Готовь бабки, говноед. Прямо сейчас.
Снова послышались шум и возня, какие-то пререкания, а потом в эфир вернулся дружелюбный Герман.
– Алексей, – сказал он. – Ты извини, просто мой коллега очень нервный. Он не любит, когда его хотят обжулить. И я не люблю. Правда, я стараюсь всегда все решать мирным путем, без эксцессов. Ты слушаешь?
– Слушаю, – сказал Бобровский.
– Прекрасно. Давай встретимся через пару часов. Все обговорим. Я один приеду, без Аслана…
Бобровский услышал отдаленный выкрик: «Я его, суку, за яйца повешу на струне». А Герман ответил: «Не кипятись. Мы все мирно решим».
– Короче, через пару часов подгоняй в центр. Сможешь?
Бобровский молча смотрел в пол. На полу был постелен старый, скрипучий, уютный паркет. Но, видимо, скоро его выломают и постелют линолеум. Стены оклеят моющимися обоями. И потолок. Что там тесть говорил про потолок?
– Не молчи, старичок, – сказал Герман. – Либо через два часа ты встречаешься со мной в центре, либо через час к тебе приедет Аслан. Но с ним у вас разговора не получится. Точно говорю. Потому что с выбитыми зубами тебе будет сложно разговаривать.
«Урою нахуй!» – крикнул вдалеке Аслан.
– Я не угрожаю. Просто поясняю положение вещей. – Герман вздохнул. – Кстати, ты, наверно, думаешь, что надо в полицию позвонить? Или как она теперь называется? Росгвардия? Не важно. Смысла в этом нет никакого, потому что Аслан действующий сотрудник в звании майора. И в отношении тебя им будет проведена разработка по факту мошенничества. Такие вот дела.
Было слышно, как Герман прикурил сигарету. Затянулся, закашлялся и пробормотал: «Ебена мать».
– Ладно, – сказал Бобровский. Хотел добавить что-нибудь бесстрашное и даже снисходительное. Пусть не думают, будто он испугался. Но в голову ничего не пришло. И он лишь повторил: – Ладно.
– Знаешь ТЦ «Нежная королева»?
– Знаю.
Пару лет назад Бобровский работал там продавцом в табачном павильоне на первом этаже.
– Тогда жду у центрального входа. Только не делай глупостей. И не опаздывай.
Герман повесил трубку. Бобровский послушал короткие гудки. В голове у него крутилось: «Что за фигня, Настя? Какие сто пятьдесят тысяч?» Потом тоже повесил трубку, вернее, очень медленно и осторожно положил.
Он зашел в ванную и умылся. Впервые за последние четыре дня. Лицо обросло колючей щетиной. Она приятно колола ладони. Бобровский посмотрелся в зеркало. Выглядел он страшновато: худой, небритый, бледный, под глазами синие круги, грязные волосы. Почти мертвый. Настя в гробу выглядела и то гораздо лучше. Правда, была не похожа на себя. Будто вместо нее положили манекен.
На подставке в углу Бобровский увидел ее шампуни, гели, бальзамы и скрабы. Он залез под душ и вымыл тело ее гелем, голову ее шампунем, лицо ее пенкой. Немного поплакал, смыл с себя целый сугроб из пены и вышел из ванной.
6
На улице было душно и пасмурно. Разбитая «девятка» стояла на своем месте. И выглядела мертвой. Дворовый черный кот сидел на крыше и напряженно вылизывал заднюю лапу, вытянутую в нацистском приветствии. Возможно, машина уже стала его жилищем. Бобровский немного постоял у двери подъезда, покурил, рассеянно глядя по сторонам. Последний раз он выходил из дома, для того чтобы поехать на кладбище. На прошлой неделе, правильно? Или миллион лет назад? Как бы там ни было, тот день тоже оказался душным и пасмурным. Бобровский все ждал, что прольется дождь. Казалось, вот-вот. Особенно когда ехал в похоронном автобусе, рядом с гробом. Небо совсем потемнело. Но нет. Дождь не пролился. Только духота стала совершенно невыносимой. Когда приехали на кладбище и вытащили гроб, Бобровский почувствовал, что не может дышать. Перед глазами все плыло, а ноги вдруг размякли. Он сел на землю у заднего колеса. Кто-то спросил его: «Ты что, не понесешь гроб?» Кажется, это был брат жены. Бобровский встал и понес, но сознание болталось на тонкой ниточке и в любой момент могло улететь. Все-таки он смог дойти до свежей могилы. Гроб поставили на табуретки. Бригадир землекопов спросил, нужно ли открывать крышку…
Кот спустился с крыши на капот, а оттуда спрыгнул на землю. Бобровский бросил в урну окурок и вышел со двора. Он был одет в тот же дешевый черный костюм, который надевал на похороны. Сразу за домом была остановка общественного транспорта. Сначала Бобровский собирался идти в центр пешком. Дорога занимала около получаса быстрым шагом. Пройдя сотню метров, он понял, что не осилит весь путь. Просто свалится в обморок от духоты и слабости.
Трамвай приехал минут через пять – старенький, полупустой вагончик. Бобровский поднялся в салон и заплатил за билет. Он чувствовал, что некоторые пассажиры его рассматривают. Наверное, он был похож на покойника, сбежавшего с собственных похорон. Поскрипывая ботинками, прошел в конец вагона и сел на заднее сиденье. Вагон потряхивало, под полом что-то дребезжало. Бобровский проехал восемь остановок и вышел на девятой, прямо напротив торгового центра. У главного входа стояли несколько человек, каждый сам по себе. Кто-то курил, кто-то был занят своим смартфоном. Вышел пожилой охранник, подтянул неопрятного вида штаны и тоже закурил. Бобровский достал сигареты и посмотрел на часы. До встречи оставалось пять минут. Но закурить не успел. Герман подошел со спины. Он был похож на успешного молодого чиновника. Холеный, стройный, в узких брючках и дорогих ботинках, с бородкой и стрижкой, над которыми поработали в барбершопе.
– Это я звонил, – сказал он. – Хорошо, что ты пришел, не стал бегать, прятаться, прикидываться ветошью. От этого всем лишние нервы. А мне вредно нервничать, например. У меня проблемы с ЖКТ. Аслан вообще на взводе. Ты же не один в такой ситуации. Но другие ведут себя как бараны, как ослы и кретины. Никакой цивилизованности, никакой интеллигентности. Можно подумать, их пытаются ограбить. А ведь всего лишь – вернуть долг.
Мимо них пролетел голубь и длинно испражнился на землю.
– Пойдем, в машине поговорим, – продолжил Герман. – Выглядишь ты, конечно… Но я понимаю, ужасное горе. Поэтому и хочется все решить по-людски, сечешь? С уважением друг к другу.
Бобровский подумал, что этот Герман мог бы говорить, говорить и говорить, не умолкая. При этом ни разу не сбившись.
Они обошли здание торгового центра. С другой стороны была парковка. Герман достал брелок, нажал кнопочку. Откликнулась черная «Тойота Камри». Бобровский подумал, что у этой машины хищная, злая морда, как у голодной акулы. В салоне было прохладно, и Бобровский впервые за последнее время испытал удовольствие. Герман достал с заднего сиденья файлик с документами.
– Копия договора. Почитай. Чтобы ты не думал, что это какой-то кидок.
Бобровский почитал. Полтора месяца назад Настя взяла кредит. Сто пятьдесят тысяч рублей. Он узнал ее подпись.
– Убедился? – сказал Герман. – Можешь оставить себе. Хотя дома у тебя наверняка такой же лежит где-то в документах. Жена тебе правда ничего не сказала? Это часто бывает. Слушай, а почему ты молчишь?
– Не знаю, – ответил Бобровский. – А как вы меня узнали?
– Что в этом сложного? – пожал плечами Герман. – Поскольку долг перешел к тебе по наследству, мы сразу навели все справки. Ничего примечательного. Не обижайся. Одно странно. Тебя нет в социальных сетях. Или есть? Левые страницы?
– Я не пользуюсь, – сказал Бобровский.
– Правда? Ладно. Теперь к делу. Долг нужно вернуть очень быстро. Это ясно? Я уверен, что деньги есть. Проверь счета. Я дам тебе три дня. Потом с тобой будет разговаривать Аслан. Не кривись. Это мы сейчас в положении терпил, а не ты. Наши деньги болтаются не пойми где.
– Три дня мне не хватит, – сказал Бобровский. – У меня тяжелое положение.
– У всех тяжелое положение. У нас тоже тяжелое положение. Вся страна в тяжелом положении. Мы под санкциями. Мы окружены. И поэтому должны сплотиться. Помочь друг другу. Иначе всем пизда. Понимаешь? К тому же есть принципы. Ты веришь в принципы? А в долг чести веришь?
У Бобровского разболелась голова. Ему захотелось стукнуться головой в оконное стекло и потерять сознание. Герман продолжил:
– Думаю, мы решим вопрос без эксцессов. Правда? Я вечером позвоню, вдруг уже будут новости. Ты же возьмешь трубку? Конечно, возьмешь. Вижу, что возьмешь. Ну, если что, твой мобильный номер у меня тоже есть. Все. Я тебя больше не задерживаю.
Бобровский вылез из прохладного салона в душный полдень. Герман его окликнул.
– Мне кажется, мы очень хорошо поговорили, – сказал он.
И улыбнулся.
7
На самом деле Германа звали иначе. Когда-то он был талантливым молодым юристом и даже послужил в Следственном комитете. Он рассчитывал сделать карьеру, но все надежды сгубил кокаин. Потом он немного поработал адвокатом в городской коллегии. Там никого не смущали его слабости. Даже наоборот. Например, глава коллегии, служивший когда-то в Госнаркоконтроле, и сам был не дурак занюхать пару длинных дорожек после очередного трудового дня. Поработав пару лет, Герман заскучал. Резонансных дел ему не поручали, не хватало нужных связей. Он уволился и организовал небольшую контору по выбиванию долгов.
Герману нравилось его новое занятие, к тому же оно приносило прибыль. Он взял себе в напарники бывшего омоновца Игнатьева, который стал работать под псевдонимом Аслан. А иногда Шамиль или Расул. Игнатьев занимался грязной работой: запугивал, бил, поджигал, заливал дверные замки монтажной пеной, оставлял надписи на стенах домов, в которых жили заемщики.
Без работы они не сидели.
Выпроводив Бобровского, Герман позвонил партнеру.
– Что у тебя? – спросил Герман.
– Нормально все, ем сижу, – ответил Игнатьев. – А у тебя? Что этот мудак говорил?
– Ничего не говорил почти, квелый он какой-то, страшный, явно не в себе.
Герман говорил это и смотрел на Бобровского. Тот брел по парковке в сторону ТЦ. Того и гляди, свалится замертво. Но вдруг остановился, достал из кармана мобильник, что-то прочитал с экрана и двинул дальше заметно бодрее.
– Так, это, давай я ему рандеву сделаю, – сказал Игнатьев.
– С кем? – спросил Герман.
– Что «с кем»?
– Рандеву.
– Ну, расшевелю его. Палец можно сломать. Или бровь оторвать. Я же умею.
– Ешь, – сказал Герман. – Я ему вечером еще позвоню, если не ответит или будет мямлить хуйню, завтра и займешься.
– Рандеву ему сделаю, – повторил Игнатьев.
Иногда он казался немного слабоумным.
– А с врачихой ты когда встречаешься? – спросил Герман.
– Да вот сейчас, доем и поеду, как раз у нее смена закончится.
Медсестра районной больницы должна была микрокредиторам почти полмиллиона. В основном за счет процентов. Герман звонил ей несколько раз. Договориться не получалось. Когда звонил Аслан, она сразу бросала трубку. Пару дней назад Игнатьев изрезал ножом дверь ее квартиры и оставил на стене надпись: «Верни долг, мразь уродливая». А теперь собирался, как он сам говорил, «войти в контакт». Бывший омоновец приготовил литровую банку с мочой. Он собирался вылить мочу медсестре на голову.
– Хорошо, – сказал Герман. – Отзвонись потом.
– На связи, – ответил Игнатьев, жуя.
Герман сунул смартфон в карман рубашки и дал задний ход.
Бобровский зашел в ТЦ. У входа стояли банкоматы. Ему пришло эсэмэс: на карту начислили пособие по безработице. Четыре тысячи с мелочью. Он вспомнил свой последний визит на биржу труда. Это было на прошлой неделе. Настя еще не умерла. В коридоре толпился народ. Пахло краской. За дверями кабинетов то и дело звонили телефоны. Бобровский чувствовал тошноту и слабость. Хотелось сбежать оттуда. Но он не сбежал. Сотрудница биржи, очень тощая женщина лет пятидесяти, дала список вакансий и сказала:
– Обратите внимание, подсобный рабочий в туберкулезную больницу. Недалеко от вашего дома.
– Ага, – сказал Бобровский.
– Пора уже определиться.
– Пора.
– Устраивает вас такой вариант?
– Да, спасибо.
Тощая женщина поджала губы: «Так я тебе и поверила».
Спускаясь потом по лестнице, Бобровский увидел маляра, красящего стену в бледно-желтый цвет. Что происходило дальше, он помнил смутно. Кажется, вечером он все-таки позвонил в диспансер, но трубку никто не снял. Или ему показалось, и он никуда не звонил? Теперь это было не важно. Он больше не собирался появляться на бирже.
Бобровский снял в банкомате все деньги. И что делать дальше, не знал. Ехать домой, лечь на диван, включить телевизор и уснуть под трансляцию очередного бреда? Или изловчиться, дать себе пинка и начать справляться с проблемами? С жилищем, с работой, с Настиным долгом? Первый вариант выглядел гораздо заманчивее. В конце концов, Герман позвонит только вечером. Можно и не отвечать. А выселять его будут только через шесть дней. За это время можно, наверно, слетать на Луну и вернуться обратно. Или остаться там.
Подошла девица лет семнадцати и сунула ему в руку флаер. Бобровский прочитал: «Психологическая помощь, первая консультация бесплатно». Третий этаж. Секция триста семнадцать. Рядом с павильоном нижнего белья. Кто-то громко чихнул поблизости. Бобровский сунул листовку в карман брюк и поднялся на эскалаторе на третий этаж. Здесь ему сунули еще один флаер. Бесплатная проверка зрения в магазине оптики. Он разыскал секцию триста семнадцать. Когда-то здесь продавали рыболовные принадлежности, вспомнил Бобровский. Теперь тут был оборудован кабинет с прозрачными панелями из стеклопластика. За столом сидела девушка лет двадцати пяти в строгом костюме и очках. Кажется, ей было скучно и жарко. Она равнодушно смотрела на экран макбука. Бобровский разглядывал ее сквозь панель. Девушка подняла глаза. Некоторое время они друг друга рассматривали. Потом Бобровский вошел и протянул флаер.
– Это не здесь, – сказала девушка, поправив очки. – Оптика в самом конце крыла.
Он смутился и достал из кармана другой флаер.
– Ага, присаживайтесь. – Она как будто обрадовалась.
Бобровский сел.
– Меня зовут Васнецова Дарья Андреевна. А вас?
– Алексей, – сказал Бобровский.
– Очень приятно. Вы хотите поговорить?
Он пожал плечами:
– Не знаю. Я вообще не собирался сюда приходить. Как-то случайно вышло. Я тут раньше работал.
– Прямо тут? – спросила Дарья.
– Нет. Рядом. А здесь продавали рыболовные крючки, наживку, мотыля, знаете.
– Нет, насчет мотыля я не в курсе. У вас что-то случилось? Проблемы в семье?
– Вроде того, – ответил Бобровский. – Я в тупике. Надо что-то делать. Но нет ни сил, ни желания. А что будет, если я ничего не сделаю? Просто подожду. Только ведь само все не рассосется.
– У вас есть семья? – спросила Дарья.
– Нет. Никого нет.
– Работа?
– То же самое.
– Жилье?
Бобровский вздохнул.
– Вы бездомный? – спросила психологиня.
Бобровскому показалось, что она осторожно к нему принюхивается.
– Пока нет. Но скоро им стану.
– Как думаете, эту ситуацию можно изменить?
– Наверно. Только я не знаю, что делать. У меня нет плана.
Дарья немного отодвинулась от стола и закинула ногу на ногу. Бобровский посмотрел на ее колени и отвел взгляд.
– С финансами у вас тоже проблемы, видимо? – спросила она.
– Как сказать. Кое-какие деньги у меня есть, – ответил Бобровский, чтобы не выглядеть совсем жалким.
– Вы знаете, Алексей, выход есть. Когда-то я была в таком же примерно положении, как и вы. Но одно грандиозное событие перевернуло всю мою жизнь.
– Вот как? – Бобровскому стало интересно.
– Да. Мне казалось, я обречена. Это все было буквально полгода назад. Но кое-что случилось. И моя жизнь перевернулась.
– Грандиозное событие, – напомнил Бобровский.
– Верно. Хотите все изменить? Глупый вопрос – конечно, хотите. Иначе вы бы сюда не пришли. Очевидно, что вам нужна помощь.
– Знаете, – сказал Бобровский. – Мне немного неловко.
– Я понимаю. Расслабьтесь.
– Хорошо.
Он тоже закинул ногу на ногу и, кажется, услышал, как треснули штаны на заднице. Дарья достала из ящика стола глянцевый буклет и протянула Бобровскому.
– Вот, – сказала она. – Решение всех ваших проблем.
– Что это? – спросил Бобровский.
На первой странице была фотография мужика. Белозубо улыбаясь, он показывал большие пальцы.
– А вы почитайте, – сказала психологиня. – Там все написано.
– Правда?
– Зачем мне вас обманывать?
– Хорошо, спасибо, – пробормотал Бобровский и начал разворачивать буклет.
– Моя жизнь перевернулась, – напомнила психологиня.
Мужика звали Лев Козырев. Бизнес-тренер, мотиватор личностного роста, миллионер и филантроп. Бобровский вспомнил, что видел его в рекламе по телевизору. Сам буклет напоминал предвыборную агитку. Филантроп обещал изменить жизнь каждого, кому это необходимо.
– Прочитали? – спросила Дарья.
– Пробежался, – ответил Бобровский.
– Дома прочтите все вдумчиво и внимательно, – сказала она. – Поищите отзывы в интернете.
– Ладно. А как мне это все поможет?
– Сходите на его выступление. Оно на следующей неделе. Билеты еще есть. Но осталось мало.
– Билеты? – спросил Бобровский.
– Да, билеты. Есть во всех кассах. Можно также купить электронный билет в интернете. Все просто.
– Все просто?
– Проще простого, – сказала Дарья.
Кажется, она немного разозлилась. И спрятала ноги под стол.
– Алексей, время нашей консультации подошло к концу. Я была рада вам помочь. Если у вас есть еще какие-то вопросы…
– Нет, – сказал Бобровский.
– Тогда всего вам доброго! И помните, все можно изменить.
Бобровский попрощался и боком вышел.
