Кирилл Привалов
Криминология: история самых известных преступлений
Лански не имел в Америке банковских счетов, оружия при себе не носил и дома его не держал, мало пользовался телефоном и тщательно выбирал друзей. Все его дети были уважаемыми людьми – военными, преподавателями… ФБР утверждало, будто на счетах Меира хранились 300 миллионов долларов, но по документам он был почти нищим. В 50—60-е годы власти принялись отслеживать каждый его шаг, надеясь поймать Лански, если не на «уголовке», то хотя бы на коммерческих преступлениях. Тщетно! В ответ Меир организовал тайную съемку на конспиративной квартире бессменного шефа ФБР Эдварда Гувера и обвинил его в мужеложестве.
Это стало уже последней каплей!
В 1970 году Лански был вынужден уехать в Израиль, где его приняла лично Голда Меир. Все начиналось так хорошо, а потом пошло наперекосяк… У Лански была туристическая виза на два года, но стать гражданином Израиля он никак не мог из-за того, что подлежал выдаче Америке на основании вменяемых ему преступлений – действующий в Земле обетованной закон о возвращении отменяется, если человек запятнал себя криминальной деятельностью в стране исхода. Давление ФБР на Тель-Авив было невероятным: отправки американского оружия в Израиль в Вашингтоне поставили в прямую зависимость от выдачи Штатам Лански. И он сдался. Облетев полмира, где ни одна страна его не принимала, вновь оказался в Америке.
В аэропорту Рио-де-Жанейро Меира арестовали агенты ФБР и доставили в Штаты. Несколько месяцев длился в Майами процесс против Лански, обвиняемого властями в неуплате налогов. В итоге бывшего «босса боссов мафии» оправдали: никаких улик против него не обнаружили. Но лишили паспорта и права выезжать за пределы США.
Он поселился в Майами в кондоминиуме «Империал Хаус», на самой набережной. Скромный пенсионер, прогуливавшийся каждое утро с собакой вдоль океана по Коллинз-авеню, скончался 15 января 1983 года от рака легкого в госпитале «Маунт Синай», в кругу родных и близких. Последними словами, которые услышала от Меира Лански его жена, были:
– Отпусти меня! Отпусти!
Приехавшие к уходящему в мир иной отцу дети и Тедди, вторая жена Меира, удивленно переглянулись, не ожидая от Лански такого странного прощания.
А это был отрывок из апокрифической молитвы царя Манассии. Согласно Ветхому завету, он, грешивший всю жизнь, истово молился Богу и нашел спасение только перед смертью. За свое раскаяние он получил прощение, а род его – право править Иудеей… Впрочем, в Еврейской Библии текста этого нет как нет.
Что скрывалось за последними словами «хитрого Меира»? Обида на Израиль, столь грубо отвергнувший его? Раскаяние в совершенном за бурные годы? Или просто-напросто тягостная усталость от жизни старого, больного человека?
Заметки на полях
Жаргонное слово «мусор» для обозначения представителя закона является сегодня прямым оскорблением, за публичное его произнесение можно получить наказание. Однако оно вовсе не всегда звучало как оскорбление. Оно возникло еще в дореволюционной России и являлось всего лишь рабочей аббревиатурой сыскной полиции Москвы: Московский Уголовный Сыск – МУС. Сыскное отделение в Москве существовало с 1866 года, и его агенты так и представлялись: «МУСор Иванов», «МУСор Сидоров»…
После Февральской революции 1917 года МУС был расформирован. Появилась новая организация: Московский уголовный розыск. Но на слуху у граждан так и осталось МУС, и – соответственно – «мусор» для обозначения хранителя порядка.
В лексиконе это слово сохранилось еще и потому, что в преступной среде, жаргон который формировался на рубеже девятнадцатого и двадцатого веков, в значительной степени в Одессе, слово «мусор» уже существовало. На иврите «мосэр» (с ударением на второй слог) или «мусер» на идише обозначает доносчика, кляузника. Из еврейского воровского жаргона пришли, кстати, и многие другие слова, прижившиеся сперва в блатной «фене», а затем и в нашем общедоступном языке. Скажем, «ништяк» (хорошо), «бугор» (начальник), «фраер» (ненадежный человек), «шмон» (обыск) и другие. Не секрет, что в советской милиции и в российской полиции нередко пользовались и пользуются услугами осведомителей. Не удивительно, что слово «мосэр» превратилось в «мусор» и стало соотноситься и с самими представителями правопорядка.
«Мусору» есть и синоним, который тоже расценивается в наши дни как оскорбительный, хотя употребляется часто в разговорной речи. Это «мент». Слово происходит из польского языка. В Польше, входившей в состав Российской империи, тюремные надзиратели носили специальные плотные плащ-палатки. Их называли «ментиками». Постепенно название одежды перенесли на людей, ее носивших. Российской воровской среде оставалось лишь это слово позаимствовать, несколько его укоротив.
Глава 6
Первый русский рэкетир
Слово «рэкет» (от итальянского ricatto – «шантаж»), возникшее в Америке в двадцатых годах прошлого столетия, вошло в наш лексикон на рубеже восьмидесятых и девяностых. Но, кроме историков, мало кто знает, что систематическое вымогательство, принимающее формы организованной преступности с применением угроз, пыток и взятия заложников, практиковалось в России еще в начале восемнадцатого столетия. Связаны эти преступления с личностью Ваньки-Каина. Персонажа спорного, но по-своему легендарного. Летописцы российского преступного мира обычно создают его биографию на основе мемуаров самого Ваньки-Каина, написанных им на каторге. И – по большому счету – никто толком не знает, где в них правда, а где вымысел.
Ясно одно: похождения Ваньки-Каина ни в чем не уступают авантюрам самых прожженных зарубежных негодяев. Матвей Комаров, популярный русский писатель восемнадцатого столетия, создавший первое литературное описание приключений Каина, предварил свое сочинение словами:
«…Ныне любезные наши граждане… во чтении всякого рода книг упражняются, с которыми я, имея нередкое обхождение, слыхал, как некоторые из них молодые люди, читая переведенную с немецкого языка книгу о французском мошеннике Картуше, удивлялись мошенническим его делам, говоря притом, будто у нас в России как подобных ему мошенников, так и других приключений, достойных любопытного примечания, не бывало. Что не справедливо сие мнение, о том разумным и знающим дела своего отечества людям довольно известно, а прочим в доказательство скажу следующее. Когда Россия по географическому исчислению одна обширностью превосходит все европейские государства вместе совокупленные, то нельзя статься, чтоб в такой пространной империи не было таких же и приключений… Ибо натура всех людей равным образом на свет производит, как французов, немцев и прочих, и потому во всяком народе добродетельных и порочных людей сыщется довольно».
Назвать Ваньку-Каина «добродетельным» не решится на белом свете ни одна живая душа, а вот «порочным» – запросто.
В 1718 году в селе Ивашево Ростовского уезда у крепостного крестьянина купцов Филатьевых Осипа Павлова родился сын Ивашка, которому, понятное дело, по отцу дали фамилию Осипов (по другой версии, будущий вор родился в деревеньке Болгачиново на реке Суход).
Итак, будущего бандита звали Иваном Осиповым. Ему было на роду написано стать или землепашцем, как его предки, или пойти в рекруты, как его старший брат Порфирий. Но Ивашка принадлежал к породе везунчиков: купец Петр Филатьев, торговавший сибирской пушниной, решил «омоложать» свою челядь и взял Ивана в качестве прислуги в московскую усадьбу, находившуюся в Китай-городе, на Ильинке. Огромный город понравился пареньку. Но сколько соблазнов в Москве! Ивашка промытарился в челяди у купца четыре года и ударился в бега, предварительно прихватив с собой господское платье и большую сумму хозяйских денег. К тому времени парень, шустрый и жадный, сумел познакомиться с немалым числом московских «лихих людей». Один из них – Петр Романов Смирной по кличке Камчатка (видимо, он побывал уже на самой дальней российской каторге) – и поджидал семнадцатилетнего Ивана за воротами купеческого оазиса. Опытный Камчатка и стал наставником будущего московского бандита номер один.
Товарищи сделали своей базой развалины, оставшиеся на городской окраине после жуткого пожара в Москве в 1737 году. В ту пору Первопрестольная была самым опасным городом в империи. Особенно – зимой. Каждое утро на перекрестки – по-московски: «крестцы» – центра города под звон колоколов привозили на санях и сваливали в снег десятки трупов, для опознания погибших. По ночам «лихие люди», в другое время года «шалящие» в окрестных лесах, а зимой перебирающиеся поближе к теплу, в город, грабили купцов и торговцев, приезжающих на базары и ярмарки, «глушили» загулявших прохожих. Жили разбойники, порой со своими подругами – проститутками-маркитантками, – в пещерах, которые вырывали в заросших диким малинником откосах многочисленных рек и речушек. Отсюда и появилось в воровском арго слово «малина» для обозначения воровского схрона (по другой версии, «малина» – производное от «мелуна», в переводе с идиша – «ночлег»).
Не христианское это дело – кучковаться на пожарище. И Ивашка с Камчаткой примкнули к одной из орудующих в Белокаменной многочисленных воровских ватаг. Обосновалась она аккурат под Большим каменным мостом. Жизнью притона заправлял дворянин, опустившийся до вора и скупщика краденого, Степан Болховитинов. И вот незадача: едва пошли подельники на первое ограбление, как Ивана узнал на улице дворовый мужик купца Филатьева. Сгреб тщедушного Ивашку в охапку и поволок к хозяину. Тут Осипову все припомнили: и воровство, и, главное, наглость несусветную. Ведь мерзавец, грамотей чертов, уходя с добычей, написал на воротах: «Пей воду, как гусь, ешь хлеб, как свинья, а работай – черт, а не я».
Филатьев в гневе скомандовал воришку примерно наказать. Ивана посадили на цепь рядом с медведем, которого держали в усадьбе для забавы, и приказали топтыгина не кормить. Осипов прекрасно понимал, что при таком соседстве земные дни его сочтены. Но и на этот раз повезло: дворовая девушка, убиравшая в клетке зверя, – женщины всегда Ивашку любили, – кинув ему тайком кусок сырого мяса из медвежьего рациона, поведала домашние сплетни. Оказывается, на днях холопы Филатьева убили в пьяной драке караульного солдата и труп его сбросили в заброшенный колодец. Это был единственный, последний шанс спастись, понял Ивашка.
Едва слуги купца пришли поутру, чтобы по приказу хозяина искалечить Ивана (почуяв свежую кровь, медведь быстрее бы соседа сожрал), Осипов заорал: «Слово и дело!» Челядь растерялась и побежала к Филатьеву. Купец, за которым числилось немало грешков, обмер: он понимал, что после такой кодовой фразы люди Тайной канцелярии графа Салтыкова – так называемого «Стукалова приказа» – явятся к нему. А там уж как фортуна повернется: или арестуют самого доносчика за ложный навет, или тех, на кого он укажет, представив доказательства их вины. Замолчать донос, сокрыть его невозможно, это тяжкое преступление, причем – против государства. Сыскари залезли в старый колодец, нашли труп солдата, и оправдываться за расправу над государевым человеком пришлось уже непосредственно купцу. Как Филатьев из скандала выпутался, мы не знаем, а вот Ивашка вышел из тенет Тайной канцелярии свободным человеком. Более того – с «вольным письмом», дарованным ему за верный извет.
И вновь тут как тут Камчатка! В шайке, что из-под Большого Каменного моста рядом с Кремлем, Иван Осипов быстро становится одним из главных. (Трупы ограбленных сбрасывали в воду, отсюда и пошло выражение «концы в воду»). В Ивашке просыпается талант профессионального преступника. Наглый, изобретательный, умеющий преображаться, он мыслит нестандартно: придумывает такие кунштюки, на которые не способен никто, кроме него, находчивого до невероятности. Он не просто крадет, а делает это красиво!
Так, Ивашкину шайку однажды настигла погоня после ночного ограбления. Чтобы избавиться от улик, Иван приказал товарищам выбросить весь улов в глубокую лужу, которых было достаточно в тогдашней Москве. Стражи порядка, догнавшие злодеев, ничего у воров не обнаружили и ушли восвояси. А наутро горожане увидели богатую карету, которая застряла в той самой луже. Более того, у кареты отлетело колесо, и все вещи, бывшие в накренившейся повозке, вывалились в воду. Барыня, возмущенная безалаберностью лакеев, хлестала их по щекам, а они средь бела дня ныряли в грязь и доставали оттуда выпавшие ценности… Зеваки потешались над нежданным спектаклем, а Ивашка, стоя в сторонке, наблюдал, как его подельники возвращают себе награбленные трофеи. Еще мгновение – и починенный экипаж, угнанный Осиповым два часа назад, умчался с воровской добычей в неизвестном направлении.
А вот еще история. Ивашка задумал ограбление богатого гос-подского дома. Для этого требовалось предварительно выяснить, как войти в хоромы, как распланирован хозяйский двор и, главное, где хранится добро. И тогда Осипов превратил в разведчика… ворованную курицу! Запустил напуганную чуть ли не до смерти наседку во двор и принялся неуклюже ловить ее. Пока бегал и ползал за курицей на пузе по усадьбе, рассмотрел, что ему было нужно, обращая особое внимание на замки и засовы. Не прошло и двух суток, как дом был благополучно ограблен. Вынесли всю «казенку» – глухую комнату для хранения добра, – непонятно как лиходеями обнаруженную.
Со временем Ивашка стал авторитетом среди московских воров. Начав сначала с ограблений с верным другом Камчаткой, Иван решил перейти на карманные кражи – примкнул к ватаге лучшего московского карманника Сашки по кличке Мыза. В компанию также вошли Кувай, Легаст, Жузла… Ванька стал «мошенником» – карманным вором: от слова «мошна» – мешочек для хранения денег. «Щипал» обывателей на переправах через Москву-реку, на торжищах и ярмарках. И тут случилась незадача: Ивашку задержали с поличным. Он вновь выкрутился, братья-разбойники скинулись и выкупили Осипова. Однако вся шайка оказалась «засвеченной», надо было срочно менять диспозицию. И Камчатка с Иваном рванули на Волгу, сначала в Нижний Новгород с его богатыми ярмарками, а потом вступили в банду атамана Михаила Зари.
Такого крутого поворота судьбы даже Иван Осипов не ожидал. Разбойники жили в лесу, в землянках, в голоде и в холоде. Когда же выходили на добычу, грабили всех подряд и старались свидетелей не оставлять. Ивашка был вором на доверии, карманным щипачем, грабителем – кем угодно, но только не «убивцей». Вынужденный несколько раз сходить на «мокрые» дела, он понял, что надо с бандитизмом кончать. Тем более что «батьку Зарю» и его опричников, крепко наследивших в Поволжье и проливших реки крови, власти обложили со всех сторон. После очередного боя бандитов со стражами порядка Иван сбежал в Москву, где ему в который раз улыбнулась Фортуна.
Новая императрица Елизавета Петровна, придя к власти в 1741 году, подписала указ по которому все дела, закончившиеся вынесением смертного приговора, были переданы на рассмотрение в Сенат. Здравствуй, новая жизнь! Иван Осипов с высоко поднятой головой явился 28 декабря в Сыскной приказ и в «покаянной челобитной» предложил свои услуги для борьбы с преступностью. Дескать, он, по-христиански раскаиваясь в бесчисленных своих преступлениях, просит власти дать ему шанс «ко исправлению» и «во искупление» содеянных им злодейств – и готов выдать полиции своих товарищей. Князю Якову Кропоткину, главному судье Сыскного приказа, идея Ивашки понравилась, но чиновник не очень-то поверил в повинную вора и предложил ему на деле доказать «верность Государыне Императрице». Осипов согласился и привел солдат к пещере в Зарядье. В ней был задержан вор Алексей Соловьев.
Любопытно, что арестован он был, когда при свете огарка составлял список известных ему московских злодеев, включая и Осипова. Скорее всего, Соловей готовился явиться с повинной, однако Иван его опередил. Арест Соловьева представили в приказе как задержание «отъявленного злодея», на самом деле он был лишь воришкой, кравшим зипуны и портянки в московских банях.
Заметки на полях
Сыскной приказ, главный следственный орган тогдашней Москвы, отвечал за ведение татийных[15], разбойных и убийственных дел и вынесение приговоров. Он занимал целый квартал на нынешнем Васильевском спуске, на не сохранившейся сегодня Москворецкой улице. Преступники, пойманные городской Полицмейстерской канцелярией, приводились в приказ для проведения следствия, вынесения решения и назначения наказания, оттуда их и отправляли на каторгу. На небольшой территории приказа (всего 30 саженей[16] в длину и 20 – в ширину) одновременно могли находиться до шестисот (!) «колодников». Так по традиции называли заключенных, хотя вместо деревянных колодок уже использовали ручные и ножные кандалы. А также – до полусотни чиновников и более ста караульных солдат и офицеров. На государственном обеспечении состояли лишь те арестанты, кто проходил по государственным, особо важным, делам. Обвиняемые в частном порядке питались за счет заявителей. Прочие просили на пропитание на центральных улицах – с исполосованными плетьми спинами, в окровавленных рубахах, в кандалах, закованные попарно «двушейной цепью» и в сопровождении караульных. Приказ перевели на окраину, в Калужский житный дом, только в 1750 году, где тюрьма просуществовала до 1785 года. До тех пор, пока не была возведена Бутырка.
Ивану Осипову поверили и выделили ему наряд из трех служивых: «Доносителю Каину велено дать для сыску воров и разбойников гарнизонных солдат». Эксперимент Сыскного приказа удался на славу. За короткий срок перевертыш Ивашка «сдал» властям до двух сотен коллег по лихому ремеслу, а позднее – еще за сто. Тогда-то и появилась его кличка: Ванька-Каин. Напомню, Каин – первый рожденный на Земле человек. Имя Каин стало нарицательным для злобного, завистливого субъекта, способного на любую подлость по отношению к самым близким людям. Осипова сделали официальным «доносителем» Сыскного приказа. А Ванька-Каин зачищал одну «малину» за другой, одни названия этих оврагов говорили о многом: Страшный, Бедовый, Греховный… С военной командой он вынюхивал врагов по притонам и постоялым дворам, получая за свои труды весомые премии.
Пошли к нему в руки деньги, и немалые. Каин обзаводится собственным выездом, скупает «чужеземные мебеля». Ставит иконы в золотых окладах, приобретает парсуну[17] Петра Великого… Модное платье, парик по моде, дорогущий перстень с настоящим алмазом, выигранный в карты у отставного аудитора флота… И даже редчайшая по тем временам бильярдная. На праздники устраивались такие гуляния, что поглазеть на них собиралась вся Первопрестольная. Скажем, на масленицу Ванька соорудил «позади Мытного двора снеговую гору, украся оную елками, можжевельником, статуями, и в некоторых местах обвешал красными сукнами, на которую во всю ту неделю собиралось для катания премножество народа, и происходили разные веселости…». Гору эту назвали, естественно, Каиновой.
Хороший организатор, Ванька-Каин нанял в Зарядье дом, где устроил собственную контору. В ней спали и столовались приписанные к тому, кого начали называть во властных сферах «главным московским сыщиком», солдаты, прозванные в народе «Каиновой командой». Здесь Ваньку-Каина посещали чиновники, секретные агенты, многочисленные просители… В подвале содержали пойманных Ивашкой преступников, судьбу которых зачастую решал он сам. Параллельно была организована игра в кости и в карты, большим любителем которых он являлся. Жалобы на Ваньку-Каина, развернувшего преступную деятельность буквально в версте от Кремля, текли во властные структуры ручейком, но он объяснял кляузы происками врагов. Слишком ценным сотрудником стал вчерашний вор. Невероятно: в 1744 году деятельность оборотня на пять лет была защищена… особым сенатским указом! Властям предписывалось в обязанность оказывать Каину всякое содействие. «Каину в поимке злодеев обид не чинить и напрасно на него не клеветать». Ванька-Каин превратился в неприкасаемого. С этой охранной грамотой он сделался некоронованным королем криминальной Москвы.
Ванька-Каин был изощренным дипломатом. Прежде всего старался угодить сильным мира сего. Скажем, у приближенной к власти персоны сбежавшие лакеи украли дорогую ему памятную вещицу. Полиция медлительна и формальна, а он, Ванька, действует безотлагательно. Имеет первую информацию благодаря созданной им целой армии мелких жуликов, барыг, шулеров… Каин знает, что, где и как перепродают на барахолках. Ему по плечу любые сыскные работы. Хотите найти беглых крестьян, укрывшихся в Москве? Пожалуйста! Вам нужно собрать компромат на купца-конкурента? И это мы можем… Однажды обнаружилось, что к преступлению причастен Камчатка, когда-то задушевный друг, но Каин и его арестовал, пытал, самолично бил кнутом и отправил на каторгу. За семь лет пребывания в приказе Ванька доставил туда восемь сотен преступников разного ранга.
Каин ввел на любую услугу специальный прейскурант. Пойманные им лиходеи получали свободу за определенную мзду. Но главной статьей дохода Ваньки стал рэкет. Слова такого на Руси еще не существовало, но явление было и процветало. Негодяй специализировался на шантаже торговцев из числа старообрядцев, считавшихся в империи людьми второй категории. Каин мог взять в заложники богатых старообрядцев, даже пытать их и отпускать после получения от родственников весомого выкупа. То же самое делал и с христоверами, так называемыми «хлыстами». Ванька знал все о всех. И о торговцах, не плативших налогов с оборота, и о производителях спиртного, торговавших халтурной водкой, и об иностранных негоциантах, приехавших в Белокаменную… Периодически устраивал «инспекции» на рынках, больше похожие на бандитские налеты. Для этого создал собственную банду из отъявленных душегубов с большой дороги. «Старая гвардия», люди проверенные: Шинкарка, Баран, Чижик, Монах, Волк, Тулья… Навскидку человек сорок. Начал «крышевать» торговцев на рынках, мануфактуры купцов.
Сколько веревочке не виться, а кончику, как известно, быть. Погорел Ванька на любви к «слабому полу». Большой ценитель клубнички, Каин соблазнил пятнадцатилетнюю Аграфену, дочь некоего Федора Тарасова Зевакина. Похитил девушку для «плотских утех» и убил потом, спрятав труп с концами. Этого можно было бы и не заметить, учитывая знаменитость Ваньки в Москве, но несчастный отец юной красавицы, отставной солдат – в России таких людей, отличившихся на ратном поприще, ценили – обратился с жалобой напрямую к генералу-полицмейстеру Санкт-Петербурга Алексею Даниловичу Татищеву, который с тайной миссией императрицы оказался в Москве. Любимец царицы и толковый администратор, тот давно скептически наблюдал за деятельностью московского Сыскного приказа и императрице об этом докладывал: «С ворьем надо разобраться!». В 1749 году Татищев лично занялся делом Осипова.
Алексей Данилович, старый служака, был всегда скор на расправу. Самым надежным методом борьбы с преступностью считал клеймение лица. Однажды его спросили:
– А что делать с клеймом, если человек раскаялся и исправился? Как он будет всю жизнь носить надпись «ВОР»?
Татищев мгновенно ответил:
– Тогда надо выжечь перед словом «ВОР» еще две буквы: «Н» и «Е».
Допросив нескольких задержанных московских воров и мошенников, Татищев, бывший денщиком еще у Петра Великого и подчинявшийся непосредственно его дочери-императрице, решил разогнать московский Сыскной приказ. И для начала арестовал Ваньку. Попав за решетку, тот прибегнул к старому, некогда проверенному им приему – крикнул: «Слово и дело!» Но весьма быстро выяснилось, что доносить ему нечего. И без него было ясно, что Ваньке покровительствовал коррумпированный им почти в полном составе Сыскной приказ. И тогда, чтобы спасти свою шкуру, Каин пошел сдавать одного за другим московских чиновников. Но отнюдь не разжалобил этим Татищева, тем более что московским функционерам никакого доверия с его стороны больше не было, и императрица Елизавета учредила особую комиссию по расследованию сего дела. Ее сформировали из представителей Юстиц-коллегии, Вотчинной коллегии, Канцелярии конфискации и других санкт-петербургских ведомств.
«При Сыскном приказе для сыску воров и разбойников доноситель Иван Каин под видом искоренения таковых злодеев чинил в Москве многие воровства, и разбои, и многие грабежи, и, сверх того, здешним многим же обывателем только для одних своих прибытков немалые разорении и нападки», – сообщал Елизавете Петровне генерал-полицмейстер.
Следователи, специально прибывшие из северной столицы, выяснили, что Ванька-Каин, вылавливая преступников мелких, покровительствовал крупным. Что серия московских пожаров, состоявшихся в 1748 году, была организована его доверенными лицами, которые при тушении огня занимались циничными грабежами. Что Осипов под видом разоблачения злодеев нередко обирал состоятельных честных людей, после чего делился прибытком с чиновниками Сыска… Практически все они находились у вора-рецидивиста на содержании. Взятки и подарки из числа воровских конфискатов получали от него и в московской полиции, и в Раскольничьей комиссии, занимавшейся старообрядцами, и даже в канцелярии Сената…
В ответ на доклады Татищева в московском сыскном приказе потребовали, чтобы ему предоставили Ваньку-Каина для «допроса с пристрастием» и более детального рассмотрения дела. Татищев отказал в просьбе: прекрасно понимал, что при таком раскладе негодяй не протянет в камере и двух часов – Осипов слишком много знал. В ответ на это генерал взял под стражу наиболее видных чиновников и усилил вдвое охрану Каина. Впрочем, отдать под суд покровителей Ваньки Татищеву не удалось. Все взяточники хором утверждали, что ничего знать не знали и слухом не слыхивали о преступлениях Каина. Если же и принимали от него подарки, то это были сущие безделицы. Чепуха несусветная: чепчики, зонты, перчатки… Татищев вынужден был ограничиться тем, что уволил лишь наиболее одиозных функционеров-подельников вора.
Россия такого уголовного скандала ранее никогда не знала. Шесть лет продолжалось расследование дела Ваньки-Каина. Летом 1755 года ему вынесли смертный приговор. Все в Москве гадали, что это будет: усечение головы, четвертование или колесование? Но Елизавета Великая и тут не изменила себе. При восшествии на престол царица дала публичный обет не подписывать смертных приговоров. Вместо этого на Каина «навели красоту»: били кнутом, вырвали ноздри, выжгли на лбу «В», на левой щеке «О», а на правой «Р». После чего, заковав в кандалы, отправили его «в тяжкую работу» на вечную каторгу в Рогервик, ныне эстонский город Палдиски.
И в бараке Каин сумел устроиться с комфортом. Непонятно каким образом умудрившийся сохранить часть ворованных денег, Ванька чухонский дикий камень не долбил и на мол к морю его на тачке не возил, а жил сытно-пьяно в каморке, выгороженной в казарме. Отдельно от арестантских шконок. Пользовался авторитетом у ссыльных и занимался в основном написанием (или, точнее, надиктовыванием, ведь вор был неграмотным) мемуаров.
Жизнеописание Ваньки-Каина почти на целый век стало для поклонников лубковых повествований примером воровских приключений и безудержного удальства. Первоначально появился в 1777 году рассказ «О Ваньке-Каине, славном воре и мошеннике, краткая повесть». Надо сказать, забавный, но малограмотный рассказ. Потом было немало других произведений, посвященных Ваньке-Каину, сгинувшему после Эстляндии в Сибири. В большинстве из них, написанных уважаемыми литераторами, он выступает не только как сыщик-грабитель, но и как благородный герой, настоящий добрый молодец, говорящий байками-прибаутками, никогда не унывающий. Не то Робин Гуд, не то Соловей-разбойник с его Каиновыми песнями, ставшими народными: «Не шуми, мати, зеленая дубравушка…».
В реальной жизни, думается мне, было совершенно иначе. Впрочем, сейчас все равно не узнаем.
Страницы истории
ЗЕКИ
Обозначение «з/к», использовавшееся широко в казенных документах СССР в 20—50-х годах, этимологически восходит к определению «заключенный каналоармеец», но ни в коем случае не «заключенный красноармеец», как утверждают в некоторых источниках. Оно появилось во время строительства «полосатыми комсомольцами» Беломорско-Балтийского канала. Вот и получилось: «зек». Таково название узников сначала сталинского СССР, а затем – и всех заключенных советской исправительно-трудовой системы.
Есть версия о том, что творцом термина «зек» стал Лазарь Коган, заместитель начальника ГУЛАГ (расстрелян в 1939 году). В марте 1932 года во время посещения Беломорстроя Анастасом Микояном, соратником всех советских вождей вплоть до Юрия Андропова, а тогда кандидатом в члены Политбюро ЦК ВКП (б), Коган якобы сказал ему о заключенных:
– Товарищ Микоян, как их называть?.. Вот я придумал слово «каналоармеец». Как вы смотрите?
– Что ж, это правильно. Они у вас каналоармейцы, – согласился Микоян.
Об этом пишет и писатель Георгий Владимов в сноске к повести «Верный Руслан», опубликованной в 1975 г. в эмигрантском журнале «Грани», который выходил в Германии.
Состоялся ли этот диалог на самом деле? По большому счету не имеет значения. Главное, что термин остался и закрепился в языке. Правда, некоторые языковеды видят в нем ссылку на иврит. Ведь на языке еврейского Писания «зек» означает «оковы, кандалы».
Как бы мне хотелось, чтобы понятие «зек» во всех его ипостасях исчезло из нашего современного тезауруса и осталось бы лишь в грустном советском эпосе.
Слушай, Волга-река!
Если рядом с з/к
Днем и ночью на стройке чекисты –
Это значит – рука
У рабочих крепка,
Значит, в ОГПУ – коммунисты.
