Кирилл Ликов
Надежда
– Чем огорчишь? – спросил Илья Иосифович, встречая гостя.
– Почему же сразу огорчишь, – попытался пошутить Александр Эдуардович, – вдруг наоборот порадую?
– С такой мордой как у тебя радовать не приходят…
– Рак, – каркнул доктор Булычёв.
Удар молнией меньше бы повлиял на Можейко, чем данное слово. Это был приговор. В те времена онкологические заболевания только открыли, о них теперь знали, но лечить еще не умели. Обычно такой приговор оканчивался смертью. Врачи, конечно, говорили, что это не так, что это можно выселить, даже ходили легенды про излечившихся. С медициной инциденты выздоравливания никто не связывал. Кто-то рассказывал по большому секрету, что его дедушка, по рассуждениям его бабушки, тоже болел этой болезнью, и жить ему определили считаные месяцы. Но он пил по секретной рецептуре водку с маслом и прожил ещё десять лет. Кто-то, говорят где-то, вылечился, принимая соду, а кому-то помогло мумие. Ну, и, конечно же, самым распространённым вариантом было причастие и покаяние, а так же каждодневные заказанные службы в церквях, также пожалована им же собственность, а то и состояние. Но Илья Иосифович все же был врачом практикующим, хоть и стоматологом и знал, ни один такой случай чудесного исцеления не описан в медицинской литературе и даже не подтверждён. А вот смертей описано было много.
Если бы не язва желудка, он бы запил. Мозг понимал, что язва не успеет раньше рака и можно пить, но уже выработавшаяся привычка не давала. И вот с этим всем, на трезвую голову приходилось жить. А точнее умирать, так как спасения не предвиделось.
– Сорок восемь лет, – твердил он, смотря в стену, – слишком не большой возраст для смерти.
Первым же делом он вызвал нотариуса и написал завещание. Заказал себе гроб и купил небольшой участок на местном кладбище. Свой кабинет он отдал старшему сыну, тоже стоматологу, ранее ассистирующему Илье Иосифовичу, а сейчас, получается, продолжавшему дело ещё не покойного, но готовящегося к этому отца. Родственники стали боятся подходить к нему, так как разговоры на любую тему заканчивались всегда одним и тем же. Вам не понять, я скоро умру, а вы еще будете жить.
У человека отняли надежду, и это было страшно. Мы все когда-нибудь умрем, люди это знают, но у всех есть надежда, что именно с ним этого не случиться. А вдруг к этому времени изобретут эликсир бессмертия? Все знают, что нет, но есть надежда. По крайне мере, есть надежда, что это случиться не сегодня, не в этом году, не в этом десятилетии. Но, увы, у Ильи Иосифовича эту надежду забрали. Ты умрешь и это факт, причем скоро. И на любой вопрос теперь был один и тот же ответ. Зачем тебе это, ты всё равно скоро умрешь!
Работать в стоматологии и зарабатывать деньги?
Зачем тебе это, ты всё равно скоро умрешь!
Любить жену и дарить ей счастье?
Зачем тебе это, ты всё равно скоро умрешь!
Стараться для детей?
Зачем тебе это, ты всё равно скоро умрешь!
Любое дело упиралось в этот ответ. Надежды на иное не было.
От Можайского отвернулись друзья. Нет, они так же его уважали и ценили, как и прежде, но общаться с человеком, который только и говорит, что о своей скорой кончине было тяжело. Сразу начинаешь чувствовать себя виноватым, что это случилось не с тобой. Сразу не хочется видеть, как человек мучается, а ты спокойно живешь и строишь планы на ближайший год.
И тут появился он. Нет, не так. И тут появился ОН.
В один из вечеров, когда все ужинали, а хозяин дома смотрел в стену и размышлял о будущей смерти, в дверь позвонили. Мадам Можейко собственноручно открыла дверь. На пороге стоял невысокий гость.
– Что вам угодно сударь? – поинтересовалась она.
– У меня деловое предложение к Илье Иосифовичу Можейко.
– Он не принимает гостей.
Глядя на гостя, женщина была уверенна, что перед ней какой-то коммивояжёр, торгующий всякой разной ерундой. Слишком тот неряшливо выглядел этот персонаж. Небольшого роста, пузатенький, больше похожий на шарик с ножками и ручками, чем на человека, с большой плешивой головой, узкими, но европейскими глазами и большими мясными губами. Одет он был в пятый клетчатый костюм, а в руках имел потертый старенький портфель большого объёма. Ну, какое у него может быть дело к Илье Иосифовичу?
