Кирилл Бенедиктов
Политическая биография Марин Ле Пен. Возвращение Жанны д‘Арк
Путь к успеху
В 1972 г. в своей первой программе Национальный Фронт объявил себя «социальной, народной и национальной правой партией», призванной найти альтернативу как голлизму, так и коммунизму и проложить третий путь «между классовой борьбой и господством монополий». По словам французского политолога Ж.-И. Камо, эта программа была следствием компромисса между националистами-революционерами и консерваторами[56].
В дальнейшем влияние «националистов-революционеров», иными словами, экстремистов ультраправого толка, в партии неуклонно сокращалось, а влияние консерваторов, наоборот, росло. Но первые шаги НФ еще отмечены некоторой двойственностью: в первой его программе, например, лишь мельком упомянуты два сюжета, которые очень скоро станут ключевыми для идеологии партии: иммиграция и ситуация с рождаемостью. Иммиграция вообще упоминалась постольку, поскольку она наносила вред здоровью французской нации. Никаких указаний на связь между иммиграцией и безработицей – главная тема пропагандистской машины НФ в течение последующих десятилетий – в этом документе не найти. Французские политологи объясняют это влиянием идеологов «Нового порядка», которые никогда не придавали проблеме иммиграции слишком большого значения[57].
Лозунгами НФ в это время были – «Прогоним воров от кормила государства» и «Преградим дорогу Народному Фронту». Выступая на многочисленных митингах по всей Франции, Ле Пен неизменно подчеркивал, что НФ будет действовать только законным путем, что его цель – борьба с коммунизмом, ослабление голлистов и правящего большинства.
Однако стремление президента НФ к респектабельности и его приверженность исключительно парламентским методам борьбы не на шутку раздражали лидеров «Нового порядка» (в первую очередь Алена Робера), мечтавших о создании массовой неофашистской партии. Ле Пен, в свою очередь, был недоволен экстремистскими замашками генерального секретаря партии и ее вице-президента, отпугивавшими широкие массы избирателей от Национального Фронта. То, что эти опасения были небеспочвенны, подтвердилось на первых же выборах, в которых участвовал НФ: парламентских выборах в марте 1973 г. На них Национальный Фронт с трудом набрал 1,3 % голосов в среднем по стране. Сам Ле Пен получил в 15-м округе Парижа 5,2 % голосов, и это стало высшим достижением новой партии в ходе выборов 1973 г. Крайне правые напугали избирателей и остались маргинальным движением[58].
Поражение на выборах усилило наметившийся раскол в руководстве Национального Фронта. Робер и его сподвижники из «Нового порядка» требовали возвращения к «жесткой и чистой» изоляции и освобождения от рыхлого и бесполезного, по их мнению, балласта. В противоположность им Ле Пен обращался к «священному союзу» правых – националистам, последователям Шарля Морраса, католикам-интегристам: «Воздвигнем вместе дворец Взаимопомощи!» На третьем съезде НФ (1973 г.) группа сторонников «Нового порядка» оказалась в меньшинстве; значительную роль в этом сыграло решение Ф. Дюпра и А. Рено поддержать политику сплоченности и объединения. Ле Пен мог торжествовать: побеждала его линия на преодоление сектантского подхода, осуществлялась мечта о сплочении всех крайне правых сил в единый железный кулак. Однако в реальности до «железного кулака» было еще далеко: НФ все еще оставался рыхлой структурой, пусть и стремящейся к превращению в организацию с жесткой дисциплиной. Он был, по сути дела, первой организацией в истории послевоенной Франции, объединившей вокруг себя все течения в националистическом движении страны, модулем, к которому могли присоединяться все группы, представляющие национальную оппозицию, и в этом заключалась одновременно и его сила, и его слабость.
Слабость была обусловлена наличием множества разнородных движений, мешавших выработке единого политического курса и по-разному проявлявших свою активность. Особенно ярко это выявилось в деятельности «Нового порядка», который, хотя и был истинным «отцом» Национального Фронта, довольно быстро превратился в оппозиционную фракцию внутри партии. После поражения на выборах 1973 г. сторонники А. Робера все чаще стали возвращаться к методам уличной борьбы, устраивая шумные стычки с голлистами и леваками. В июне 1973 г. после одной из таких стычек «Новый порядок» был распущен специальным правительственным указом, повторив тем самым судьбу группы «Запад». Лидеры «Нового порядка» оказались перед выбором: переформатировать в очередной раз свою организацию или раствориться в рядах Национального Фронта. Ален Робер и его группа предприняли попытку захватить власть в партии, но Ле Пен, опираясь на Ф. Дюпра и А. Рено, объявивших себя сторонниками единства, легко отбил их атаку. Робер пытался найти союзника в лице того самого Ж.-Ф. Гальвэра, которого не так давно сместил с поста лидера движения; совместно с Паскалем Гошоном он основал газету «Противостояние», которую, правда, очень быстро пришлось переименовать в «Сопротивление» (Faire Front)[59]. В конце концов, после обструкции, которую члены «Нового порядка» устроили Ле Пену на собрании генеральной ассамблеи НФ (где президент партии выступал с речью об опасности иммиграции!), произошел окончательный разрыв между двумя группами. Ле Пен, проявив недюжинные способности к аппаратным интригам, сместил Робера с поста генерального секретаря НФ, поставив на этот пост Доминика Кабоша, своего старого соратника еще по движению Пужада и «Комитету Тиксье-Виньянкура». С этого момента – осени 1973 г. – и начинает отсчет эпоха «Национального Фронта Жан-Мари Ле Пена», которая будет продолжаться до января 2011 г., когда престарелый президент НФ уйдет со своего поста, уступив его своей дочери Марин.
Столь подробный рассказ о первых этапах становления партии понадобился нам для того, чтобы понять, чем на самом деле был Национальный Фронт до эпохи Марин Ле Пен и чем он не был. Не был он, вопреки расхожим журналистским штампам (особенно любимым левой французской прессой), неофашистским движением, хотя в движении «Новый порядок», породившем НФ, действительно можно найти характерные черты неофашистской идеологии. Однако именно борьба с «родимыми пятнами» «Нового порядка» – выразившаяся, в частности, в отказе от экстремистских методов политической борьбы и приверженности парламентаризму, – позволила НФ стать той силой, которая спустя сорок лет будет претендовать на роль самой популярной партии Франции.
Путь НФ к успеху вовсе не был легким. Поначалу Ле Пена ожидали на нем серьезные разочарования. Он выставил свою кандидатуру на президентских выборах 1974 г., ожидая, что разрыв с Робером и размежевание с экстремистами «Нового порядка» принесет ему поддержку избирателей. Однако в первом туре выборов Ле Пен набрал лишь 0,74 % голосов – во всей Франции за него проголосовало немногим более 190 тысяч человек. Это была катастрофа. Особенно на фоне того, что Ален Робер вместе со своей группой «Сопротивление» основал Партию Новых Сил (PNF – Parti des Forces Nouvelles), в которую, помимо его старых соратников Франсуа Бриньо и Паскаля Гошона, перешли «диссиденты» из Национального Фронта, разочаровавшиеся в лидере-«неудачнике» (Ролан Гошо, Жан-Клод Жакар). И первое время казалось, что ПНС, воплотившая в себе все крайности, которых старался избегать Ле Пен, добивается определенных политических успехов, в то время как НФ, выглядевший по сравнению с ней бойскаутской организацией, терпел провал за провалом. Отчасти дело было в «борьбе поколений» – после разрыва с Робером остались молодые и необузданные студенты, склонные к силовым методам решения политических споров (боевики в синих и красных мотоциклетных шлемах, вооруженные бейсбольными битами и бутылками с коктейлями Молотова – так выглядели активисты ПНС в 1974 г.), а Национальный Фронт представлялся вотчиной взрослых, серьезных и потому скучных аппаратчиков. Кроме того, общественные настроения во Франции в это время не способствовали успехам крайне правых. В начале 1970-х годов произошло сближение коммунистов, социалистов и левых радикалов, была принята совместная правительственная программа левых сил. Парламентские выборы 1973 г. также продемонстрировали значительный сдвиг французских избирателей влево: всего левые партии и движения получили 45 % голосов (около 11 миллионов избирателей).
Все это создавало неблагоприятные условия для развития и усиления правых, а особенно крайне правых партий. Относительные (по сравнению с НФ) успехи ПНС в это время были вызваны, прежде всего, гибкой тактикой этой организации, позволявшей ей блокироваться с классическими правыми партиями оппозиции. Показательно, что во время президентской кампании 1974 г. Робер и его «Сопротивление» поддержали кандидата умеренных правых Валери Жискар д’Эстена: помимо всего прочего, они предоставили ему (за хорошую плату) пятьдесят мотоциклистов «службы безопасности», которые сопровождали кортеж кандидата в президенты во время его поездок по стране и обеспечивали порядок на митингах.
НФ всегда отвергал тактику заключения союзов с классическими правыми; его свобода маневра была ограничена лишь крайне правыми движениями и организациями, и когда во втором туре президентских выборов Жан-Мари Ле Пен отдал свои голоса д’Эстену, он сделал это с демонстративной неохотой, объясняя свой поступок тем, что должен был предотвратить победу кандидата левых Франсуа Миттерана[60].
Была, однако, еще одна причина, предопределившая длительный период неудач Национального Фронта – он очень сильно отличался от «Нового порядка» или «Партии новых сил» по своей природе. Вынесенные на гребне революционной волны 1968 г. организации типа «Нового порядка» хотя и тяготели к объединению всех ультраправых, но были, по сути дела, жесткими структурами сектантского толка. А Национальный Фронт с самого момента своего возникновения представлял собой принципиально новую ступень развития политических объединений крайне правых. Можно сказать, что приблизительно до 1978 г. НФ был своего рода эмбрионом крайне правой организации нового типа – федеративной по своему организационному признаку, способной включать в себя достаточно разнородные элементы, интегрировать их, а самое главное – опираться на по-настоящему массовую поддержку в разных слоях общества.
В 1978 г. произошло событие, серьезно повлиявшее на смену курса НФ. 18 марта в собственной машине был взорван теоретик и идеолог партии, близкий друг Жан-Мари Ле Пена, историк Франсуа Дюпра.
Смерть Дюпра изменила политическую линию Национального Фронта. На место представителей фракции «националистов-революционеров», унаследовавших экстремистскую риторику Нового порядка (Ф. Дюпра, Пьер Буе, Ален Рено, Пьер Поти и др.), пришли гораздо более умеренные «солидаристы» во главе с Ж.-П. Стирбуа. Основными установками солидаристов, проповедовавших идеологию «третьего пути», были антикоммунизм и борьба с иммигрантами-арабами. В отличие от «националистов-революционеров» солидаристы рассматривали Израиль как союзника Франции в борьбе с мусульманской опасностью. К концу 1979 г. солидаристы захватили в партии все ключевые позиции.
Изменение баланса сил в партии спровоцировало серьезный внутренний кризис. Произраильская позиция Ж.-П. Стирбуа привела к разрыву Национального Фронта с многими группами крайне правых, в частности, с последователями Шарля Морраса. Рушился с таким трудом созданный конгломерат националистических сил, трещала по швам и ходила ходуном вся система НФ. Пьер Поти, бывший редактор первого официального печатного органа партии «Боец», опубликовал на страницах журнала «Наша Европа», издаваемого Федерацией национального и европейского действия (ФАНЕ), статью под названием «Фронт умер».
«Испытывая отвращение к талмудическим проискам команды солидаристов, я покинул Фронт, – писал Поти. – Жан-Мари Ле Пен, отдаешь ли ты себе отчет в том, что стал игрушкой в руках сионистов?»[61]
Раскол между старой и новой командами предопределил фиаско Ле Пена на президентских выборах 1981 г. Незадолго перед выборами сложил с себя полномочия генерального секретаря партии последний из фракции «националистов-революционеров» Ален Рено. Многие из верных сторонников Ле Пена усомнились в его верности идеалам и принципам крайне правых. В результате Жан-Мари не сумел даже собрать необходимого количества подписей поручителей для выдвижения своей кандидатуры на выборах![62]
«Мы не были поняты, – с горечью констатировал Ле Пен. – Но мы еще придем, чтобы дать бой социализму!»
Унизительное фиаско не сломило его, как не сломили и прошлые поражения, и будущие удары судьбы – вплоть до последнего удара «ножом в спину», случившегося весною 2015 года. Национальный Фронт провел перегруппировку сил; сотрудничество Ле Пена и солидаристов привело к выработке политической программы, наиболее цельной и логичной за все предыдущие годы существования партии. Ле Пен встал в оппозицию как к левому правительству, так и к правым парламентским партиям. Политику НФ определяла сплотившаяся вокруг него группа, «мозг партии», куда, помимо опытного аппаратчика Ж.-П. Стирбуа, входили убежденный антикоммунист Мишель Коллино по прозвищу Барбаросса, советник по экономическим и социальным вопросам Жан-Мари Ле Шевалье, масон высокого ранга Жан-Пьер Шенарди, чрезвычайно преданный Ле Пену («за Ле Пеном я последую даже в ад», – говорил он), и Ролан Гоше – единственный человек в руководстве партии, представлявший жесткую линию бывшей группы Дюпра. Этот «коллективный разум» разработал новую программу НФ, с которой Ле Пен вернулся в большую политику весной 1983 г. «Нам нельзя называться крайне правыми, – заявил он. – Нас куда точнее характеризует термин „национальные правые“»[63].
Дистанцировавшись от пугавших избирателя правых экстремистов, с их приверженностью насильственным методам ведения политической борьбы, с их антисемитизмом, их симпатиями к нацистской символике и ритуалам, Национальный Фронт начал стремительно обретать популярность. Конечно, достижения 1983–1984 гг. не сравнить с успехами первой половины 2000-х, и все же для ютившегося в гетто маргинального движения, каким был несколькими годами ранее Национальный Фронт, это было колоссальный рывок вперед.
На муниципальных выборах в марте 1983 г. в 20-м округе Парижа Ле Пен получил 11,3 % голосов. А в июне того же года в Париже прошла демонстрация полицейских из Профессиональной независимой федерации полиции. Появившийся перед Дворцом Правосудия Ле Пен был встречен аплодисментами и криками «Ле Пен – президент!»
В сентябре 1983 г. на повторных муниципальных выборах в г. Дре Национальный Фронт получил 16,7 % голосов. Кампанию здесь проводил Ж.-П. Стирбуа.
А в июле 1984 г. на выборах в Европарламент партия Жан-Мари Ле Пена получила 11 % голосов и 10 депутатских мандатов.
Начиналась эпоха «эффекта Ле Пена» – эпоха, в которой Национальному Фронту суждено было играть роль «злодея» на политической сцене, чудовища, безобразного и внушающего ужас, но при этом являющегося неотъемлемой частью политического бестиария Франции.
«И тут появился Ле Пен. Надо было видеть его в 1984 году во время первого выступления по телевидению в передаче „Час истины“, благодаря которой он прописался в гостиных у французов. Он вступает в схватку с журналистами, которые берут у него интервью. Он занимает всю сцену и царит на ней, как тореадор на арене. Долго добивался он, чтобы ему позволили выйти на площадку телестудии. Пришлось даже написать жалобное письмо Миттерану о том, что государственное телевидение игнорирует его. Хитроватый президент шевельнул пальцем, и… Это было самым большим везением Ле Пена. Бывший устроитель скандалов в Латинском квартале, бывший член Национального собрания, где он возглавлял микроскопическую группку, Ле Пен, только что разменявший шестой десяток лет, попал-таки на голубой экран. Тот день 1984 года был днем его триумфа.
Что же увидели телезрители? Они увидели живого типа с острым языком, самоуверенного и антипатичного. Но – он говорил о том, о чем говорить было не принято. Вот он стоя объявляет минуту молчания в память о жертвах коммунизма. Думаете, он первым придумал это? Вспомните, как в свое время Понятовский, друг Жискара, предрекал советские танки на площади Согласия в случае победы левых на выборах! Старый мир с его фантазмами не исчез, и Ле Пен реанимировал его. Он говорил громким голосом о том, о чем другие говорили чуть ли не шепотом. Это стало его лозунгом. Он нравится. Благодаря своей воинственности он стал феноменом телевизионной ярмарки тщеславия. О нем говорят, как о чем-то исключительном. Но это было грубой ошибкой: пойдя по такому простому пути, невозможно понять политическую подоплеку персонажа и того, что он несет с собой»[64].
Какое-то время над Ле Пеном можно было подтрунивать, даже смеяться (и либеральные журналисты никогда не отказывали себе в этом удовольствии), но когда на президентских выборах 1988 г. за него проголосовало почти 4,5 миллиона французов (14,36 % голосов избирателей), стало ясно, что Национальный Фронт – это всерьез и надолго.
А за два года до этого – в 1986 г. – партийный билет Национального Фронта получила юная студентка университета Пантеон-Асса Марин Ле Пен.
Глава третья
Изгнание старых демонов
Если в середине 80-х Ле Пен был еще «феноменом», то в 90-х он превратился в постоянного игрока на поле французской политики, чья роль становилась год от года все более важной. Предвыборные кампании НФ делали упор на коррупции, которая разъедала «большие партии» – социалистов и Объединение в поддержку Республики. «Все прогнили, кроме НФ», – утверждали идеологи партии. Пропагандистская машина Фронта убеждала избирателей, что между левыми и правыми нет большой разницы (собственно, именно здесь следует искать корни излюбленной «шутки» Марин Ле Пен про «партию UMPS» – то есть Союза за народное движение (UMP) и социалистов (S), сливающихся в одного послушного воле Брюсселя монстра).
«Ни правых, ни левых – только французы!» – возвещал слоган партии на выборах 1995 г. На этих выборах Жан-Мари получил честные 15 % голосов: тогда многим казалось, что это электоральный потолок кандидата от крайне правых. В том же году на муниципальных выборах несколько кандидатов Национального Фронта победили соперников из «больших партий» и стали мэрами ряда больших городов на юге страны – Мариньяна, Оранжа и Тулона. Партия стремилась интегрироваться в низовые структуры французской государственной машины – в советы муниципалитетов, кантонов и департаментов, понимая, что доверие избирателей в регионах – фундамент, без которого невозможно дальнейшее «завоевание» Франции. Броские лозунги НФ привлекали на сторону Ле Пена многих французов, традиционно сочувствовавших крайне правым, – но этого ему было мало. Нужно было во что бы то ни стало выйти из гетто, прорвать блокаду больших партий – а это можно было сделать, лишь выбрав правильную стратегию, которая обеспечила бы Национальному Фронту поддержку тех избирателей, которые раньше голосовали за правых, центристов и даже левых. Борьба за электорат – в сущности, та же борьба за ресурсы; тем, кто приходит к дележу пирога во вторую и третью очередь, не стоит надеяться, что где-то в сторонке лежит, никем не замеченный, лакомый кусочек. Ресурс нужно отнимать у соперников, а для НФ соперниками были все без исключения партии Пятой республики.
Уверенный рост популярности НФ был связан в первую очередь с ростом протестных настроений в широких кругах французского общества. Главная идеологическая «приманка» НФ – борьба с иммиграцией – находила отклик в сердцах все большего количества французов. Поток иммигрантов из Северной Африки и Ближнего Востока в бывшую метрополию достиг уже таких масштабов, что игнорировать эту проблему стало невозможно. Однако «большие партии» как раз этим и занимались – делали вид, что с иммиграцией в стране все нормально. На этом фоне Национальный Фронт был единственной партией Франции, которая не просто придавала большое значение проблеме иммигрантов (особенно мусульман), но и рассматривала ее как ключевую для всей политической повестки.
Но идеи НФ были популярны не только потому, что в них присутствовала простая и понятная идея разделения общества на «своих» и «чужих». Активисты партии все чаще говорили о том, что французскому обществу необходимы перемены: рабочие места и социальная помощь должны в первую очередь предоставляться французам, а не чужакам. Однако речь не шла о разделении на «своих» и «чужих» по цвету кожи или форме черепа: к «французам» причислялись представители любых национальностей при условии, что они разделяют идеалы французской культуры и цивилизации, живут по обычаям новой Родины и ставят интересы ее жителей выше всех остальных (родовых, общинных, религиозных и т. д.). Это была не голая декларация: пример Ахмеда и Сорайи Джеббуров показывает, что представители арабского мира не только могли поддерживать идеи НФ, но и интегрироваться в его организационную структуру.
Однако подавляющее большинство иммигрантов (и особенно нелегальных) рассматривались идеологами НФ как главные виновники роста преступности и безработицы в стране, как балласт, не дающий Франции развиваться экономически и интеллектуально. Последнее обстоятельство подчеркивалось особо: из-за большого количества детей нефранцузского происхождения, плохо говорящих и почти не умеющих писать на языке новой Родины, учителя в школах вынуждены были по нескольку раз объяснять одни и те же вещи; качество обучения – а стало быть, и квалификация выпускников школ – неуклонно снижались…
Таким образом, уже в конце 80-х – начале 90-х годов НФ совершенно сознательно противостоял идеологии «мультикультурализма», которая тогда лишь набирала силу. (В 2010 г. о провале «мульти-культи» объявит бундесканцлер Германии Ангела Меркель – но это никак не изменит иммиграционную политику Брюсселя.)
Левые, разумеется, клеймили «фронтистов» фашистами и расистами: это было гораздо проще, чем вступать с идеологами НФ в серьезную дискуссию о «войне цивилизаций». Между тем, в партии появились серьезные идеологи, спорить с которыми для левых было не всегда комфортно. Самым ярким из них был Бруно Мегре – человек, с именем которого связан наиболее острый кризис в истории Национального Фронта.
