Кира Оллис
Эффект домино. Грешники
Стоп-стоп, пора остановить этот хаос в своей голове. Так или иначе, у нас снова всё сводится сразу к двум запретным темам: «о нас» и «о прошлом».
– Нет, Кэсси, не принимай на свой счёт, – я резко отстраняюсь и, вернувшись обратно на свой стул, выливаю себе остатки вина. Моя собутыльница почти не пьёт, путешествуя по мне своим испытующим взглядом. – Лучше расскажи, как у тебя успехи в учёбе? Чем планируешь заниматься? – искусно перевожу тему, делая небольшой глоток.
Она подозрительно сужает глаза:
– Ты забыл о том, что Кассандра Агилар, которая получала образование в Аризонском университете, трагически погибла? На неизвестный период у меня нет ни прежнего образования, ни дома, ни имени. Так что давай не будем «о будущем»? Сам же нарушил правило.
Пока не хочу разрушать нашу идиллию той новостью, что этот период будет не просто неизвестным, а вечным. Сейчас меня почему-то тянет только улыбаться. Страшно признавать, но мне дико нравится эта язвительная версия Кэсси. Она повзрослела, похорошела и стала более дерзкой. Конечно, в ней и тогда изредка проявлялись такие черты. Например, когда она метнула в меня нож или запихивала снег за шиворот той девицы в Солт-Лейк-Сити. Но чаще всего она была сдержанной и закрытой. Я всегда принимал эти черты за особенность её темперамента, но, может, я в чём-то ошибся и не разглядел за этим другое? Страх? Почему она оказалась такой слабачкой и пошла к Шейну?
Кассандра, по всей видимости, не выдерживает моего напряжённого взгляда и выбирается из-за стола, по пути взяв пульт от домашнего кинотеатра. Женственно покачивая бёдрами, до середины закрытыми моей рубашкой, она уходит к дивану в гостиной и с комфортом устраивается на нём, подгибая под себя ножки. Она абсолютно не стесняется здесь хозяйничать, и это мне тоже безумно нравится. Выпитое вино делает меня подобревшим до такой степени, что я на секунду представляю её в нашем общем доме совсем на других правах. Глупо, но никто же не узнает об этом кроме меня?
Расслабленно перекинув одну руку через спинку стула, наблюдаю за тем, как Кэсси щёлкает кнопкой пульта, пытаясь выбрать что-то из фильмотеки. Ставлю штуку баксов на то, что она даже не читает названий. Классная у нас игра под названием: «Давай сделаем вид, что не хотим друг друга».
Ухмыльнувшись, выхожу на террасу, чтобы подышать ночным воздухом. Здесь он особенный: прохлада и свежесть, приправленная солью. Убрав руки в карманы, закрываю глаза и делаю глубокие вдохи и выдохи, чтобы продлить такое редкое спокойствие, насладиться несколькими минутами безмятежности и разложить по полочкам свои мысли. Прихожу, конечно же, к неутешительному итогу. Первое: я по-прежнему люблю эту егозу. Второе: она тоже любит меня. И третье, самое пугающее: кажется, мне плевать на то, что было или не было у неё с Шейном.
Видимо, я простоял на улице дольше, чем ожидал, потому что, вернувшись в дом, застаю свою распутную гостью спящей. Неслышно подхожу ближе и приседаю на корточки, оказываясь в опасной близости от её лица. Кэсси лежит на боку, подложив ладошку под щёку, от чего её губки собираются в смешной бантик, так и манящий его поцеловать. Не удержавшись, аккуратно убираю локон, упавший на её лоб, а заодно провожу пальцами по её нежной коже.
– Брайан… – бормочет она моё имя в полудрёме, а я, улыбнувшись, только и надеюсь, что там я не дам ей покоя, как и она не даёт его мне.
Игра «Давай сделаем вид» продолжается.
ГЛАВА 8 ЖУЧОК
Брайан
Вчера, укрыв Кэсси пледом, я долго сидел рядом с ней и думал, когда рассказать ей отвратительную правду о том, что по факту её уже действительно не существует, и этот процесс необратимый. В АНБ считают, что она действительно была в той сгоревшей машине, и я просто не успел опередить людей Дона. В нашем деле так бывает, и это вполне штатная ситуация. Программа защиты свидетелей, конечно, проект мощный, но не всегда реализуемый из-за бюрократических проволочек и отсутствия времени.
Достаточно вспомнить несколько таких случаев, когда я выезжал на мафиозные разборки в числе людей Робертса. Во время перестрелки не разбираются, кто – преступник, а кто – случайная жертва, попавшая под раздачу. Участник спецоперации никоим образом не должен выдать себя, поэтому, конечно, никаких холостых патронов, так как в данный момент я такой же член преступной группировки, как и все остальные.
Больше нельзя затягивать с операцией, особенно в нынешних условиях, когда Мэддок начал представлять реальную угрозу. Сегодня возвращается Дон, и мне любой ценой нужно решить вопрос с жучком. И речь не о его кабинете или доме в целом. Прослушка должна быть в непосредственной близости от Ларри Робертса круглые сутки. Я долго думал о том, как провернуть это почти нереальное дельце, но всё оказалось куда проще. Осталось только реализовать мою идею на практике. Как ни странно, на неё меня натолкнула Кассандра.
Я видел в мусорном ведре вскрытую упаковку оттого контрацептива, и, пока вчера пялился на спящую Кэсси, во мне заезженной пластинкой крутились одни и те же вопросы. Почему я не вижу в ней ненависти после своего указа выпить его? Почему я впервые так сильно хочу, чтобы она пошла наперекор мне и ослушалась?
Именно в тот момент меня осенила идея, как и куда засунуть жучок.
Утром я съездил в аптеку, потом на свою секретную квартиру, в которой есть все необходимое для моих махинаций, и немного похимичил как с таблеткой, так и с блистером. Результат меня удовлетворил: никаких вмешательств не видно. Даже если идея окажется провальной, и Дон сожрёт жучок, он ничего не заподозрит. Разве что с расстройством пищеварения сляжет, но это его проблемы.
Он всегда таскает препарат с собой в кармане. Точно помню, что на обеде перед нашим отъездом в Вашингтон Робертс только начал пить новую пачку, поэтому сразу вынимаю 3 лишние таблетки. Осталось самое сложное: подменить блистер ровно в тот момент, когда он вытащит свой.
***
Как только Ханна садится в мой рабочий BMW, немедля перехожу к своей мини-спецоперации. Целую её в губы, одной рукой перебирая длинные волосы, а другой виртуозно просовывая блистер в боковой карман её сумки. Не поверите, чему ещё учат в спецслужбах…
– Ты уже не сердишься на нас с Мэдом? – любопытствует Ханна с настороженностью в глазах.
– Твой брат болен, детка. Какие обиды? – надев солнечные очки, завожу движок и плавно трогаюсь с места.
Да, вчера я вроде как «оскорбился», выставив виноватым Мэддока, а заодно и Ханну, которая осточертела со своими претензиями. Такие способы манипулирования действуют на неё безотказно, и этот раз не стал исключением.
– Прости меня, Брай, – вкрадчиво произносит Робертс, укладывая свою руку на моё бедро.
Что и требовалось доказать: я заставил её чувствовать себя виноватой.
Переплетаю наши пальцы и молча целую тыльную сторону её ладони в знак того, что у нас всё в порядке. Девушка заметно расслабляется и шумно выдыхает с блаженной улыбкой на лице. Мне почти не стыдно. Я решил для себя, что цель оправдывает средства, так что долой сантименты.
На вилле Робертса всё по стандарту: Ханна ждёт рядом, пока я прохожу досмотр, и мы вместе двигаем в гостиную, куда нас провожает личный консьерж Дона. Сегодня с нами и Генри Купер, как обычно, одаривающий меня презрительным взглядом. Ему сорок пять, но по примеру Дона выглядит, как забальзамированный труп. Каменная маска, еле шевелящийся рот, и лишь глаза выдают его эмоции: меня он точно терпеть не может. Боится, что я займу его место? Не удивлюсь, если именно он – инициатор перепроверки судмедэкспертизы в морге.
Его присутствие здесь мне совсем не нравится. На наши семейные обеды его обычно не приглашают. Из этого следует, что сегодня предстоит какой-то внеплановый сбор.
– Ханна, посиди пока здесь до обеда. У нас мужской разговор, – подтверждая мои догадки, хрипит Робертс своей дочери и показывает мне рукой в сторону кабинета.
Подойдя к Ханне, целую её в щёку, ненароком проводя ладонью по её сумочке, и следую за своими боссами.
Зайдя внутрь, мы с Купером ждём, пока Дон усядется на свой трон, и только потом садимся напротив. Последний раз я был здесь в тот день, когда получил приказ устранить Кассандру. Кажется, как будто это было целую вечность назад.
– У нас проблема, господа. В семье завелась большая и жирная крыса, – без всяких прелюдий начинает Робертс, переводя изучающий взгляд с меня на Генри и обратно.
Я пока терпеливо молчу, ожидая дальнейших слов, чтобы понять, к чему он клонит.
– Откуда информация? – первым интересуется Генри, вертя большим пальцем печатку с чёрным камнем. Его неизменное украшение. Вот кого я бы точно проверил на вшивость. Перстни и часы – самые популярные места для установки жучков, поэтому их не позволено носить никому из подчинённых, стоящих в иерархии ниже подручного.
– Вчера на передаче крупной партии фараоны устроили облаву. Моих солдат повязали, и одному уже успели развязать язык.
А вот эта новость меня уже заставляет подобраться. Какого хрена?
– Кому? – спрашиваю озабоченно. Дон любит, когда переживают за семейные дела.
– Вот сегодня и узнаешь. Я отвалил за эту шкуру приличную сумму. Его держат в нашем ангаре в Пасадене. Поедешь сегодня туда с Генри. Мне нужно знать, кто его заказчик и что он знает ещё.
– Меры? – задаю волнующий меня вопрос.
– Крайние, – кривит он свой рот в усмешке.
***
Обед проходит в привычном тягостном молчании. Обычно мне это нравится, но не сегодня, потому что в тишине все мои мысли заняты только предстоящим кровавым мероприятием. Раз Купер едет со мной, исход уже предрешён, а это значит, что на мне будет висеть ещё одна смерть. Да, солдаты сделают всю грязную работу, но моя задача куда сложнее, чем пустить пулю. Мне нужно разговорить человека, а для этого используются очень неприятные методы.
Как только в столовую заходит Кэнди, несущая поднос с графином, я быстро мобилизуюсь, чтобы провернуть запланированный фокус. К тому моменту, когда Дон достаёт таблетки из внутреннего кармана своего пиджака, я уже вооружился ножом для масла, размазывая его по своему тосту. Девушка, как обычно, встаёт рядом со мной, плотно прижимаясь бедром к моему предплечью. Нож будто случайно соскальзывает и проходится прямо по моему пальцу. Я рефлекторно вскидываю руку с ножом, задевая ей графин, стоящий прямо на подносе, и он, конечно, валится на бок. Вода расплёскивается частично на меня, частично на стол, но я сразу подрываюсь на ноги:
– Какого чёрта ты трёшься об меня своим задом, идиотка? – рявкаю я на Кэнди, выхватывая поднос из её руки, и сразу же ставлю его на стол поверх блистера, который Дон успел выложить на стол.
Подмену никто из присутствующих не замечает, обращая внимание только на то, как я отчитываю несчастную девушку, жестикулируя перед её носом другой рукой, из которой сочится кровь.
– Ладно-ладно, Хоук, уймись! – всплёскивает руками Дон. – Иди лучше сходи палец перебинтуй, а то своей кровью тут всё заляпаешь.
Смотрю на свою руку и, покорно кивнув, удаляюсь в уборную, в глубине души ликуя от проделанной работы.
***
До Пасадены мы с Купером едем каждый на своей машине. Солдаты уже должны быть в ангаре, поэтому нам оставалось заехать только за инструментами на базу клана. В специальном чёрном чемоданчике есть всё необходимое для выбивания информации практически из любого человека, который не сможет что-то сказать только в двух случаях: он изначально немой, ему отрежут язык, или он профессиональный шпион, который лучше сам себе откусит язык, чем что-то скажет. Второе обычно у нас любит делать садист Купер своими руками как истинный последователь своего босса. Я, как правило, начинаю с психологического давления. В некоторых случаях это бывает гораздо эффективнее физической силы и срабатывает быстро. Особенно, когда есть, на какую больную мозоль давить: почти любому человеку есть что терять, даже если своя жизнь кажется никчёмной.
Но когда мы переступаем порог ангара, мой железобетонный настрой даёт ощутимую трещину, потому что той самой шкурой, которую Робертс выкупил у копов, оказывается Халк.
ГЛАВА 9 ПАЛАЧ
Брайан
В воздухе витает металлический запах крови, пота и затхлости, к которому в моём сознании обычно примешиваются ещё и осязаемые оттенки чёрного. Да, даже у этого цвета я различаю разнотон. Каждый раз, когда я задействован в какой-либо боевой операции, моя психика, будто по щелчку, переключает цвет транслируемого изображения.
Это защитная реакция организма на вторжение извне, которая запускается уже автоматически, помогая мне сохранять хладнокровие. Таким трюкам нас обучали на спецподготовке в течение длительного времени. Единственное, со мной проходило не всё гладко: я прекрасно осознавал, что с нами делали.
Будущих агентов по очереди усаживали перед экраном, на котором транслировались слайды с фотографиями из разнообразных тематик. Так, после серии снимков леса, моря или гор могла появиться карточка с изображением расчленённого или обезображенного трупа. За весь сеанс демонстрировалось больше тысячи снимков, разбавляемых в определённый момент чёрной вспышкой. Её длительность такова, что мозг здорового человека просто не в состоянии её зафиксировать, но я, похоже, отличился ещё в момент своего рождения, потому что видел её каждый долбаный раз.
Я не мог так просто сдаться из-за своего «дефекта». Мне нельзя было выделяться на фоне остальных курсантов, иначе я получил бы пинок под зад.
Когда стало очевидным, что я не поддаюсь никакому внушению, научился самостоятельно включаться в эту игру с разумом, пока не довёл приём с чёрным цветом до автоматизма, представляя его в виде банальной ассоциативной связи. Смерть окрашена в цвет тьмы. Это простейшая маска, которая позволяет скрыть за собой всё, что угодно, и выглядит она в моём мозгу примерно, как часть засвеченной плёнки для старого фотоаппарата. Вроде бы знаешь, что за этим пятном что-то было, но уже не помнишь, что именно. Боец, чутко воспринимающий кровь на своих руках, рано или поздно свихнётся, поэтому так важно возводить подобные заслоны.
Мама рассказывала, что из-за недоношенности мне пророчили слабоумие или инвалидность, но даже здесь я поступил по-своему и наперекор всем прогнозам стал опережать своих сверстников по развитию. Не считаю себя долбаным гением, но странности в своём мышлении то и дело подмечал. Складывание, деление и умножение многозначных чисел в уме? Легко. В семь лет? Без проблем. Но в школе я всё равно выписывал в тетради решения столбиком, чтобы оставить этот секрет при себе. Куда больше мне нравилось познавать истинную сущность людей через свои дотошные наблюдения. А это было возможно только в одном случае: я непременно должен был стать лидером, чтобы собрать вокруг себя толпу. Мне нравилась эта игра: быть своим среди чужих.
Но самую большую странность я ощутил в день встречи с Кассандрой. У меня будто открылся третий глаз, которым я стал видеть то, что скрывалось от меня раньше: присутствие родственной души. Я не знаю, как иначе назвать то сверхчувственное восприятие, которое стало преобладать во мне с появлением этой девушки в моей жизни. С ней мой мир цветной, без неё – нет…Пожалуй, только недавно я осознал, что без Кэсси я находился во внушённом двадцать пятом кадре длиною в восемь лет.
Присутствие в этом месте пыток для меня не ново, но, когда предстоит убить того, кому смерти совсем не желаешь, все навязанные самому себе установки летят прахом. Вот и сейчас мой рассудок снова играет со мной злую шутку, не подключая привычный «зомби-цвет» и лишая меня необходимой сейчас агрессии и ненависти. Такой, при которой одним взглядом можно подкосить человека и заставить его обоссаться от страха.
Бен достоин большего, чем стать частью засвеченной плёнки на кадрах моей жизни. В этом кроется ответ моего провала.
Он сидит на стуле с опущенной головой. Грязный, в равной одежде, с многочисленными кровоподтёками на лице и ссадинами на руках. Его уже начали «готовить» к нашему приезду. Широким уверенным шагом подхожу к столу, который стоит перед Халком и кладу на него тот самый кейс. Купер остаётся стоять в паре метров от нас в качестве наблюдателя, а ещё пятеро упырей кучкуются в углу, организовав там курилку.
Не знаю, чего ожидать от нашей «беседы», и, по большому счёту, настраиваюсь на то, что прямо сейчас Бен меня заложит. Завалить всех? Нет ничего проще, когда у тебя в нижнем отделении «чемоданчика смерти» есть взрывчатка, тротилового эквивалента которой будет достаточно, чтобы разнести к чертям всё здание. Увы, вместе со мной.
Страшно ли мне умирать?
Нет.
Есть, правда, несколько сожалений, касающиеся одного человека…
– Объяснишь сам или мне сразу перейти к неприятным вещам? – Сцепив ладони в замок, деловито укладываю их на столешницу.
Когда Халк поднимает ко мне своё окровавленное лицо, мои сомнения вмиг рассеиваются. Он не выдаст меня. Смирение в его проницательном взгляде кричит о том, что он готов к тому, что будет происходить дальше, ведь он не раз и сам присутствовал при подобных «процедурах».
– Мне нечего сказать, – спокойно отвечает он. – Делай, что должен, Хоук. – И, дерзко ухмыльнувшись, смачно плюёт в меня.
Показательно медленно вытираю его плевок со лба рукавом, состроив каменное лицо. Прекрасно знаю, что он сейчас делает: облегчает мне работу, давая добро на мои дальнейшие действия. Выпрямившись во весь рост, с подчёркнутым спокойствием достаю свой револьвер из левой кобуры, и, не тратя времени на долгие раздумья, стреляю Халку в ногу. После затухания эха громкого выстрела в ангаре слышно только его сдавленное мычание.
Пристёгивать на заданиях две кобуры с оружием стало моей неизменной привычкой, которая сегодня очень пригодилась. Выпущенная в Бена пуля покрыта растворимой оболочкой с ударной дозой мощного анестетика. И сейчас это меньшее, что я мог для него сделать в надежде, что он хотя бы не почувствует того, что последует потом. Мне самому ни разу не приходилось прибегать к такому обезболиванию, но первоклассный оперативник, который натаскивал меня на огневой подготовке, настаивал на нём. «Когда знаешь, что загнан в тупик, лучше засади себе пулю сам».
Из раздробленного бедра хлыщет кровь, на лице гримаса боли, а всё, что сейчас в моей власти– это потянуть время до того, как подействует наркоз. Если бы выстрелил сразу в голову или сердце, было бы ещё проще, но тогда меня бы не понял Купер. Здесь так не принято. Изощрённые и длительные пытки – вот визитная карточка клана Робертса.
– Говори, Халк, – угрожающе продолжаю я, прицеливаясь в другое бедро. – Ты же знаешь, что легко не будет.
– Легко не будет при любом раскладе, – скалится он, обнажая зубы, обагрённые кровью.
– Кому ты слил партию оружия? Имя.
Мы оба знаем, кто знал об этой передаче, но он точно не признается. Особенно теперь. Халк понимает, что он – не жилец, а я единственный, кто заинтересован в крахе клана. Если замочат нас обоих, то его личная вендетта так и не будет доведена до конца.
– А ты угадай, – цедит Бен.
– Не вижу повода для ненужных церемоний, Хоук, – вмешивается Купер, вставая рядом, и опускает мою руку с пистолетом. Как на зло, именно сегодня он решил включиться в дело раньше.
С маньячным оскалом он достаёт из кармана медицинские латексные перчатки и, надев их, нажимает на защёлки кейса. Открыв крышку, разворачивает его в сторону Халка, и злорадно предлагает:
– Выбирай, с чего начать.
Мой приятель сидит, сжав челюсти, и храбро смотрит в его глаза. Упрямо молчит.
– Что ж… – не дождавшись ответа, Купер, машет отморозкам, стоящим в углу.
Те сразу подходят в ожидании дальнейших инструкций, а внутри меня начинает разрастаться леденящее чувство – предвестник неминуемой смерти. Но я продолжаю стоять и смотреть с застывшей маской такого же урода, как и они.
– Руки на стол, – командует Генри, и двое солдат кидаются исполнять его приказ.
Они развязывают пленника и прижимают обе его руки к столу, но надобности в этом точно никакой нет. Он не сопротивляется.
Купер достаёт из кейса нейлер и, не прицеливаясь, двумя нажатиями пригвождает ладони Халка к столешнице. Он опускает голову и не издаёт ни звука. Надеюсь, он не испытывает мук и просто закрыл глаза, думая о чём-нибудь хорошем. Генри подходит к нему и, вцепившись в волосы, откидывает его голову назад.
– Смотри сюда, сука! Кто ещё с тобой? Или ты думаешь, мы такие кретины и не в силах понять, что одному такую аферу не провернуть?
Халк распахивает глаза и начинает громко хохотать в лицо злющему Куперу. Я усаживаюсь на край стола вплотную к нему, делая вид, что крайне озабочен этим унизительным допросом.
– Лучше бы тебе заговорить, – скрежещет зубами Генри.
– А то что?
– Твоя смерть наступит быстрее, идиот! – мой голос гремит на весь ангар пустым звуком. Это не требование, а возможность дать ему ещё хотя бы полминуты.
– Предпочитаю продлить удовольствие. – Бен слегка растягивает речь. Значит, анестезия подействовала…
Злобно выпятив нижнюю челюсть, Генри молча хватает из кейса топорик и по-варварски наносит один размашистый удар, отсекая сразу несколько пальцев на ладони Халка. Он зажмуривается, а у меня покрываются наледью все внутренние органы разом. Какая же он мразь.
– А так, гадёныш? – орёт подручный.
Не дождавшись ответа, он повторяет то же самое с другой ладонью. Мой напарник шумно дышит через нос, так и не открывая глаз. Не смотри, Халк. Не смотри.
Следом Купер выуживает из кейса металлический обруч и, грубо насадив на голову Халка, затягивает его на одну ступень. Генри, как заведённый, продолжает задавать один и тот же вопрос, но, так и не дожидаясь ответа, затягивает обруч всё туже и туже. Постепенное сдавливание черепа должно вызывать невыносимую боль, и я очень надеюсь, что эта пытка быстро прекратится из-за потери сознания.
Бен начинает оседать на стуле. Его тело сдаётся раньше, чем он сам, а я продолжаю смотреть в глаза чужой смерти, снова и снова напоминая себе цель своего нахождения в этом гадюшнике. В нос ударяет тошнотворный запах крови, но я не имею права отворачиваться.
Пусть Халк знает, что я был с ним до самого конца.