Кира Брайан
Птичий глаз
Глава 4. Дети Филина.
«…Не вставай, я сам его укрою,
спи, пока осенняя звезда
светит над твоею головою
и гудят сырые провода.
Звоном тишину сопровождают,
но стоит такая тишина,
словно где-то четко понимают,
будто чья-то участь решена…»
Не вставай, я сам его укрою. Борис Рыжий.
Осенний ветер раздувал листву в разные стороны и поднимал пыль до самой головы. Она попадала в глаза, и Скворец непроизвольно щурил их. Небо покрылось серыми тучами, словно молоко пенкой. С каждой минутой тучи сгущались и вскоре полностью скрыли собой солнце, что так настойчиво пыталось пробиться сквозь эту пелену. Скворец прикрывал лицо рукой, чтобы ветер не дал ему задохнуться. Он жадно хватал воздух, словно тонул. Гул от потока воздуха стоял в ушах, и из-за него Скворец с трудом разбирал слова, что кричала ему Соловушка:
– Сходи в дом еще за одним мешком!
Бросив попытку понять ее на расстоянии десяти метров, Скворец подбежал ближе. Поток ветра сбивал его с ног, и пыль все также бросалась ему в глаза с рвением зверя. Девочка убирала темные волосы за уши, чтобы те не запутались и не лезли в глаза. Она сощурила глаза и схватила мальчика за руку, словно через прикосновение сможет передать ему то, что хотела сказать.
– Принеси еще один мешок из дома. Картошки еще много.
Скворец кивнул ей и помчался в сторону каменного дома. Узкая дорожка была усыпана сухими листьями, но их шорох был не слышен из-за завываний природы. Они почти закончили со сбором урожая, и осталось собрать только картошку. На крыльце стояли ящики с помидорами и два больших кабачка, через которые мальчик ловко перепрыгнул. Это был третий день, который они тратили на уборку участка и подготовку его к зиме. Он заскочил в дом, и теплый воздух приятно окутал его в свои объятья. Скворец еще постоял пару минут, а после крикнул на весь дом.
– Дрозд, принеси еще мешок!
Из кухни послышались тяжелые шаги, и вскоре в проеме появился Дрозд, который за год стал еще выше. За год Дрозд стал еще больше напоминать немецкого аристократа, а еще через пару лет сошел бы и за вампира из готического замка. Скворец думал, если бы они не жили взаперти дома, то Дрозд бы определенно стал любимчиком у местных девочек. Впрочем, Скворец не был уверен в этом. Возможно, даже за стенами этого дома Дрозд пытался бы окутать Соловушку заботой и братской любовью. Он оперся на косяк и посмотрел на Скворца из-под полуприкрытых ресниц.
– А сам сходить ты не можешь? Обязательно так орать?
– Не будь занудным. Мне долго разуваться, – он указал на свои кроссовки. – Ну, пожалуйста, мы уже почти закончили.
– Соловушка замерзла? – Дрозд переменился в лице, и пренебрежение сменилось волнением.
– Наверное. Видел, какая там погода? – Скворец кивнул в сторону окна, за которым выла начинающаяся буря.
– Черт, – выругался Дрозд и ушел за мешком для картошки.
Его злило то, что сейчас он был абсолютно бесполезным в сборе овощей. Филин не выпускал его на улицу уже второй день из-за простуды. Под ночь у Дрозда поднималась температура, и он ужасно из-за этого переживал. Сегодня Дрозд даже попытался выйти на помощь, но Филин тут же загнал его обратно и теперь тот занимался приготовлением ужина.
– Давайте быстрее. А то скоро дождь начнется, – он протянул мешок Скворцу.
– Спасибо, – мальчик приподнял уголки губ. – Братец.
– Не называй меня так, – Дрозд кинул мешок прямо в лицо Скворцу. – Ни капельки не меняешься.
Скворец засмеялся, подхватил мешок и уже собрался выбежать на улицу, как Дрозд ухватил его за предплечье. Несмотря на то, что он болел, сил на то, чтобы сжать руку Скворца, у него хватило. Дрозд грозно посмотрел в глаза мальчику и зашипел.
– Ты никогда не станешь нам братом, – Дрозд поморщил нос. – Никогда не будешь семьей или кем ты еще себя возомнил. Забудь обо всех этих мечтах. Ты – грязный беспризорник, которого Филин просто пожалел.
Скворец вырвал свою руку из цепкой хватки Дрозда и, схватив мешок, тут же выбежал на улицу. За прошедший год у Скворца и Дрозда так и не вышло достигнуть взаимопонимания. Не то, что Скворец слишком старался для этого, но даже нейтральными их взаимоотношения назвать было сложно. Если Соловушка была расположена к Скворцу всей душой и сердцем, но Дрозд излишне часто придирался к нему по пустякам. Даже летом, когда они втроем гуляли по полю, Дрозд был слишком строг к Скворцу. На улице стояла жаркая погода, и в пору бы было искупаться в прохладной речке, да только Филин уехал куда-то по делам, а дети решили прогуляться, чтобы не тухнуть в доме. Чуть в сторону леса они нашли пригорок, который в самый раз подходил для того, чтобы скатиться с него на велосипеде. Это было весело, и когда катился Дрозд, то он радостно махал Соловушке и даже проехал пару секунд без рук. Тогда Скворец почувствовал зависть и глупую детскую обиду, потому что Соловушке это понравилось. Она восторженно завизжала и начала прыгать на месте, словно выиграла в лотерею. С кипящим желанием доказать Соловушке, что он может куда лучше, Скворец поехал на велосипеде следующим. Он обернулся на девочку и оторвал руки от руля, ожидая восхищения и в свой адрес. Но вместе радостных вскриков он увидел, как Соловушка закрыла глаза руками. А потом он скатился с пригорка вместе с велосипедом, волочясь по земле и царапая себе колени и руки.
Когда шквал пыли после падения слег, Скворец с трудом сумел поднялся на ноги. Стертые места на коже ужасно горели, и он едва сдерживал себя, чтобы не расплакаться не столько от боли, сколько из-за обиды. Дойдя на велосипеда, Скворец заметил, что из-за падения цепь слетала, а рама погнулась, и теперь на нем было не покататься. Через минуту подбежал Дрозд. Он мельком оглядел руки и ноги Скворца, убеждаясь, что тот ничего не сломал, а затем поднял велосипед и покатил его в сторону дома.
– И стоило оно того, чтобы выпедриваться? – пренебрежительно посмотрел он на Скворца. – Только дурью маешься, придурок.
Слова Дрозда стали эхом, назойливым отголоском в голове. Каждый раз, когда он что-то говорил Скворцу, оставалось послевкусие обиды и злости. Сколько бы он не старался быть полезным, для Дрозда он словно кость поперек горла. Скворец мог бы и сейчас разозлиться на Дрозда и ответить ему что-то колкое, но ему куда больше хотелось поскорее помочь Соловушке, увидеть ее улыбку и снова прикоснуться к ее руке. Дрозд для Скворца остался лишь незначительным препятствием, чтобы добиться любви Соловушки и Филина, поэтому тратить на него свое время он счет бесполезным. Он снова перепрыгнул через кабачки и, проскользив по влажной траве, метнулся в сторону картофельного поля к Соловушке. Девочка сидела на корточках и искала картошку в уже раскопанных лунках.
– Мешок добыл. Иди, скидывай в него картошку, а в земле я и сам пороюсь. – Скворец сел рядом с ней. – Нечего тебе грязной работой заниматься и руки марать.
– Мне ведь не сложно.
– Я знаю, – улыбнулся он и достал картошку из-под земли. – Но пока я с тобой, то сам все сделаю.
– Благодарю, джентльмен. – Соловушка засмеялась и поднялась с земли.
От улыбки девушки внутри у Скворца разлилось что-то теплое, и сердце затрепетало. Несмотря на то, что он год жил с ней бок о бок, Соловушка все это время была чем-то недосягаемым. Она была его названной сестрой, и Скворец посвящал ей все свои мысли и благородные действия, которые итак давались ему с трудом. Как и сказал Дрозд, Скворец не особо изменился. Он так и остался дворовым щенком, что всюду ходил за домашней кошкой в надежде получить ее внимание. Мальчик снял с себя куртку, которую отдал ему Филин, и отнес Соловушке.
– Надень, а то будешь вместе с Дроздом болеть, – Соловушка не пререкаясь, накинула на плечи куртку.
– Я закончила. Идем домой?
Скворец кивнул ей и, взвалив на себя мешок картошки, направился к крыльцу. С неба начинали падать капли, и от ветра они становились похожими на маленькие стеклышки, что резали кожу. Соловушка накинула куртку на голову и частью этой куртки прикрывала голову Скворцу. Оказавшись на крыльце, мальчик с облегчением скинул мешок с плеч и, схватив Соловушку за руку, побежал вместе с ней в дом. Девочка вскрикнула от неожиданности, а после рассмеялась. Ее свободная рука провела по макушке Скворца, сбрасывая на пол капли дождя.
– Заходите греться, – Дрозд их встретил таким же холодным взглядом.
Он помог Соловушке снять куртку и снова удалился на кухню. Девочка посмотрела на Скворца и улыбнулась. Если дворовый щенок выбрал для себя роль антагониста в борьбе с Дроздом за заботу и любовь домашней кошки, то Соловушка выбрала для себя роль медиатора между этими двумя обозлившимися детьми. Родной и названный брат были для нее опорой, где без одного разрушилась бы эта устойчивая конструкция семьи. Задолго до появления Скворца Соловушка чувствовала, что им не хватает кого-то, кто может быть самим собой, не страшась прошлого и не сбегая от него раз за разом в своих снах.
– Почему он меня так ненавидит? – тихим голосом спросил Скворец.
– Он не ненавидит тебя. Просто ты можешь быть тем, кем он не может себе позволить быть.
– Что? – Скворец нахмурился, так и не поняв ответа.
Соловушка лишь пожала плечами и пошла следом за Дроздом. Он сидел на кухне и читал одну из книг Филина. На плите стояла кастрюля с супом и уже начинала закипать. Заметив Соловушку, Дрозд слегка улыбнулся и отложил книгу. Он прикоснулся кончиками пальцев к ее ледяным рукам и тут же отдернул, словно его поразило разрядом тока.
– Как ты себя чувствуешь? – она положила ладонь ему на лоб.
– Лучше, – он, не отрываясь, смотрел на сестру, чьи щеки покраснели от холода.
– Где папа?
– Филин уехал за сеном для Антонины, – Соловушка села напротив Дрозда. – Скоро должен вернуться, и будем обедать.
Не отводя взгляда от брата, Соловушка облокотилась на колени и обхватила свое лицо руками. Она слегка наклонила голову набок и, сощурив глаза улыбнулась. Дрозд вопросительно вскинул брови и придвинулся чуть ближе.
– Что случилось?
– Не будь букой.
Дрозд натянуто улыбнулся и закатил глаза. Он хотел снова вернуться к чтению книги, так как этот разговор обычно не заканчивался ничем хорошим. Но Соловушка выхватила ее у Дрозда из-под носа. Его рука так и осталась висеть в воздухе над местом, где только что лежала книга. Он понял, что бесполезно пытаться улизнуть, ведь Соловушка снова его настигнет, как и было множество раз до этого.
– Я пытался объяснить Филину, что вот из-за «этого» все плохо кончится, – Дрозд фыркнул, указывая в сторону гостиной. – Но он даже не слушал меня. Я не хочу, чтобы ты привыкала к нему. Если нам снова придется бежать, то…
– Прекрати. Скворец теперь тоже наша семья. И если бежать, то всем вместе.
Дрозд лишь вздохнул и покачал головой. Он больше ничего не ответил, а продолжил читать вернувшуюся в его руки книгу. Соловушка еще сидела напротив и не отводила взгляд. Она понимала, с чем связана осторожность Дрозда, но сейчас она верила в то, что все осталось позади.
– Отец пообещал, что нам здесь ничего не страшно, и я ему верю, – она встала со стула и направилась к выходу. – Ты больше не должен быть взрослым. Тебе не обязательно защищать меня. Теперь у нас есть Филин. Дрозд, пожалуйста, стань мне братом, а не нянькой.
Дрозд поднял взгляд на Соловушку и поджал губы. Уколола в самое сердце. Много лет он не позволял себе снова стать ребенком, и мысль о том, что сейчас эта возможность снова доступна ему, приводила его в ужас и восторг одновременно. Дрозд был похож на натянутую струну, что вздрагивала от каждого шороха. Если эта струна однажды ослабнет, то перестанет быть такой сильной и молниеносной. Всю жизнь оставаться в таком напряжении было безопасно, но очень больно и страшно.
***
За окном продолжала выть буря, шел сильный дождь. Филин сидел на диване, обхватив руками гитарный гриф. Рядом с диваном сидели Дрозд, Соловушка и Скворец. Был слышен треск дров в печи, и этот звук был самым успокаивающим на свете. Казалось, что буря за окном уже ничего не значит, и сейчас имеет смысл только этот дом, который скрывает своими стенами и защищает ото всех проблем. Филин закончил настраивать гитару и окинул взглядом своих детей. Они, словно настоящие птенцы, сидели у его ног и, вскинув головы, глотали каждое его слово, будто единственную пищу, приносящую насыщение.
– Милая, споешь нам? – он положил руку на плечо Соловушки.
Девочка улыбнулась и едва заметно кивнула. Она выпрямилась и убрала непослушные волосы за уши. Филин начал играть, перебирая грубыми пальцами податливые струны. Музыка разлилась по комнате, словно теплое молоко, и окутала в свои материнские объятья. Закончив с вступлением, Филин кивнул девочке, чтобы она начинала петь.
– Под небом голубым есть город золотой. – Ее высокий мелодичный голос выводил слова, будто кто-то писал текст размашистым каллиграфическим подчерком. – С прозрачными воротами и яркою звездой.
Скворец смотрел на девочку, раскрыв рот от изумления. Раньше он не слышал, как она поет, и теперь жалел, что никогда не просил ее спеть ему одному. В своих фантазиях он уже вообразил, как Соловушка поет те строчки, но наедине, когда они рядом ближе дозволенного. Впервые он задумался о происхождении ее клички. В какой-то момент ему показалось, что он слушал песню небольшой птички, что своей трелью завораживала и окутывала присутствующих в сон и забвение. Соловушка сложила ладони и, приподняв подбородок, прикрыла глаза, наслаждалась собственным пением.
– С ними золотой орел небесный, чей так светел взор незабываемый.
Пальцы Филина продолжали перебирать струны, и Соловушка умело ловила ритм. Их песня звучала как подготовленный номер на концерт. Когда они закончили свое выступление, Скворец еще пару секунд сидел, обвороженный этим мелодичным голосом девочки. Но когда Дрозд начал хлопать Филину и Соловушке, Скворец с радостью подхватил его.
– Пап, почитаешь нам? – девочка расплылась в улыбке.
– Конечно, милая. Пойду, выберу книгу.
– Можно с вами? – Скворец подскочил со своего места.
Филин кивнул и пошел в комнату с книгами. В кабинете Филина стояли большие шкафы с огромным количеством различных книг. Среди них было много классики, детской литературы и огромные сборники стихов и рассказов. Филин запрещал детям находиться в своем кабинете без него, но с удовольствием заходил сюда вместе с ними, особенно если те проявляли интерес к книгам. В основном литературой интересовался Дрозд, но чтобы лишний раз поговорить о чем-то с Филином, Скворец тоже делал вид, что ему интересно читать. На деле он не прочитал ни одной книги. Ему больше нравилось слушать чтение Филина, ведь тогда он мог почувствовать себя причастным к чему-то большему. Тогда он чувствовал себя частью этой семьи.
– Что будем сегодня читать? – Филин обернулся к Скворцу, как только они вошли в кабинет.
– Алиса в стране чудес, – мальчик ухватился за первую книгу, название которой успел прочитать на полке. – Я хотел спросить у вас кое-что.
– Спрашивай.
– У Соловушки такая кличка, потому что она хорошо поет?
– Верно.
– А у меня?
Филин улыбнулся и потянулся за большой книгой на одной из верхних полок. Когда он показал книгу Скворцу, тот прочитал: «Птицы. Детская энциклопедия». Скворец вскинул брови и поднял взгляд на Филина. Тот лишь мягко улыбнулся ему и указал на три разноцветные закладки.
– Открой на зеленой закладке. А после на желтой.
Скворец подхватил книгу и сел на кресло, что стояло в углу комнаты. Он ухватился за зеленую ленту и открыл книгу на пятьдесят первой странице. На ней была большая фотография темной птицы в крапинку и подпись: «Скворец». На страницах было что-то написано о месте обитания, внешних характеристиках и особенностях поведения. Мальчик пробежал по ним вскользь, а после перелистнул на желтую закладку. Фотография почти не отличалась от предыдущей фотографии, но подписана она была как Дрозд. Скворец изумленно поднял взгляд на Филина.
– Я не понимаю.
– Вы с Дроздом и правда, очень похожи, – прежде чем Скворец возмутился, Филин продолжил. – Но это только на первый взгляд. На деле вы абсолютно разные. И ваша схожесть объясняет то, почему вы недолюбливаете друг друга.
– Это не правда, – Скворец опустил взгляд.
– Попробуй понять его, и тогда, может, он тоже поймет тебя.
Скворец нахмурился, но так ничего и не сказал Филину. Он не понимал Дрозда и даже понятия не имел, как это сделать. Скворцу нравилось дразнить его и выводить из себя, но он ни разу и представить себе не мог, что они вдруг поладят. Они забрали с полки книгу и вышли в гостиную к остальным. Дрозд с Соловушкой сидели в тишине, не переглядываясь друг с другом. Заметив Филина со Скворцом, Дрозд передернулся плечами и выпрямил спину, словно в нее уперся пистолет.
– Какую книгу выбрали?
– Алиса в стране чудес, – Скворец приземлился рядом с ней на ковер.
– Мне нравится эта книга, – девочка улыбнулась и склонила голову на плечо Скворцу.
Когда Филин занял свое прежнее место, то кончиком указательного пальца двинул очки ближе к глазам и прокашлялся. Комнату снова окутал треск дров в печи и низкий и глубокий голос мужчины, что перебирал слова в книге, словно струны гитары.
– То ли колодец был очень глубок, то ли падала она очень медленно, только времени у нее было достаточно, чтобы прийти в себя и подумать, что же будет дальше. Сначала она попыталась разглядеть, что ждет ее внизу, но там было темно, и она ничего не увидела. Тогда она принялась смотреть по сторонам. Стены колодца были уставлены шкафами и книжными полками; кое-где висели на гвоздиках картины и карты.
Скворцу на мгновение показалось, что он сам летит вниз по колодцу. Это падение было мягким и свободным. Оно позволяло ему расслабиться, прежде чем он разобьется о холодные камни на дне. Он никогда не видел дна колодца, но сейчас ясно представлял, как будет больно лежать на этих камнях и смотреть вверх, на свет. Туда, где он сидит в гостиной и слушает сказку Филина.
Глава 5. Гнездо.
«…А ты по холоду идёшь
в пальто осеннем нараспашку.
Ты папиросу достаёшь
и хмуро делаешь затяжку.
Но снова ухает труба.
Всё рассыпается на части
от пункта Б до пункта А.
И ты поморщился от счастья…»
Времена и пространства. Борис Рыжий.
– Встаем на пробежку. – Кто-то, словно сквозь пелену, сказал это и сразу же исчез.
Щегол предпочёл отнестись к этому как к наваждению или странной навязчивой мысли. Он обхватил двумя руками одеяло, натягивая его на себя с головой, и уткнулся лицом в подушку. Раскладушка противно скрипнула, но этот скрип, также как, и голос провалился в тишину. Щегол выбрал бы весь день провести лежа на раскладушке под одеялом. Его мышцы все еще болели после многократных подъемов на чердак, хоть и прошло уже несколько дней, но каждое движение отдавало неприятным спазмом. Он протяжно выдохнул, подготавливаясь к новому сну, где он снова в родном городе. Но тут одеяло внезапно стянули со Щегла, оставляя его в одних трусах и футболке.
– Что происходит? – Его голос был схож со скрипом раскладушки.
– Ты слышал приказ, – над ухом прозвучал голос Чижа.
– А теперь поторопись, не то достанется. – Сизый подхватил его под руки и поднял с раскладушки. – И тебе, и нам.
У Щегла оставалась уйма вопросов по поводу внезапной пробежки на пятый день нахождения в Гнезде, но сил с утра хватило лишь на то, чтобы наспех надеть на себя одежду и выбежать на улицу за парнями. Гостиная непривычно пустовала, и все Гнездо было наполнено вязкой утренней тишиной. За дверьми первого этажа раздавался тихий храп, и Щеглу стало даже обидно от этого. Оказавшись на улице, он поежился от холодного воздуха и обхватил себя руками. Там их равнодушным взглядом встретила Ласточка. Она делала что-то наподобие разминки и лишь вскользь посмотрела на парней.
– Бежим за мной, – не дожидаясь ответа, она легким бегом направилась вглубь леса.
Ласточка бежала впереди, а Чиж, Сизый и Щегол бежали следом за ней. Влажные листья перемешались с песком и налипали грузом на кроссовки. По земле струился легкий туман, и прохладный ветер звенел в ушах. Холодный воздух обжигал ноздри, и Щеглу приходилось дышать ртом, несмотря на обветренные губы, готовые треснуть в любой момент. Щегол поравнялся с Чижом и Сизым, надеясь поговорить с ними.
– Что вообще происходит?
– Ласточка вернулась. – Сизый усмехнулся, слегка сбавляя темп.
– Теперь так будет каждое утро? – с ужасом спросил Щегол.
– Только пока они с Соколом в ссоре. – Чиж подключился к их разговору.
– Я ничего не понимаю.
– Что непонятного. – Чиж устало выдохнул. – Ласточка бегает каждое утро. Обычно она делает это вместе с Соколом. Иногда между ними что-то происходит, и она тащит на пробежку нас. Обычно это один или два дня, но один раз мы бегали с ней неделю.
– А они с Соколом…? – Щегол побоялся продолжить, так как не был уверен, что Ласточка их не слышит.
– Мы думаем, что они брат и сестра. Они постоянно ходят друг с другом, живут вдвоем в одной комнате, но каких-то открытых разговоров мы никогда между ними не видели.
– А почему мы, а не Сорока или Глухарь?
– У Глухаря больные ноги, а с Сорокой ты и сам видел, – заметив пристальный взгляд Ласточки, Чиж ускорился, оставляя позади Щегла с Сизым.
– Почему Ласточка и Сорока ненавидят друг друга?
– Не неси чушь. Здесь никто друг друга не ненавидит. Разногласия есть везде, но несмотря ни на что, мы – семья. – Последние слова Щегол слышал плохо, потому что Сизый убежал вперед следом за Чижом.
Щеглу ничего не оставалось, кроме того, как побежать за ними. Ласточка остановилась на поляне и посмотрела на небо. Оно было затянутым серой пленкой, как и все дни до этого. В лесу слышалось далекое щебетание птиц, которое затихало с каждой минутой. Ласточка задержала взгляд на Щегле и медленно прикрыла глаза.
– Твоя просьба выполнена. Теперь ты повязан с нами кровью.
Словно тонкой проволокой Щегла пронзило с головы до кончиков пальцев. Он был бы рад, если бы она ничего не говорила, и эта информация осталась бы для него приятной интригой. Анисимов мертв. Это утверждение казалось таким логичным и уместным, в отличие от того, что он мертв из-за Щегла. Липкое и кислое ощущение образовало ком внутри грудной клетки. Щегол собственноручно наставил прицел на Анисимова, а Ласточка всего лишь спустила курок. Он так и не смог ничего произнести ничего ей в ответ и поэтому лишь кивнул.
***
К моменту их возвращения в Гнездо остальные уже проснулись и приступили к приготовлению завтрака. Глухарь стоял за плитой и варил очередную кашу, а Сорока с Соколом сидели в гостиной. Девушка безумолчно говорила об ужасных сменах в «Раздолье», а Сокол, казалось, даже не слушал ее. Заметив вошедших, Сорока настороженно оглядела всех и замолчала, вскидывая брови и поджимая губы. Сокол же заострил свое внимание лишь на Ласточке и устало вздохнул.
– Раз уж все в сборе, перейдем сразу к делу. – Сокол поднялся с кресла. – Глухарь отправится на охоту, заодно осмотрит лес. Чиж, Щегол, Сизый и Сорока остаются в дома и проводят генеральную уборку. Ласточка со мной в город.
Сорока наигранно вздохнула, но больше никто не высказал претензий. Завтракать в тишине, казалось, было привычным для Птиц. Вот только Щегол затылком чувствовал, что один неверный вздох – и они переубивают друг друга. Что бы Сизый ни говорил о семье, Щегол видел это только по вечерам, когда включался магнитофон и приносилось пиво. Он попытался оправдать все тем, что это всего лишь утро, и напряженность вполне приемлема, но что-то подсказывало ему, что это не так.
Ровно в такой же тишине Глухарь взял ружье из своей комнаты на первом этаже и позвал за собой Плюшу. Собака поднялась с ковра и, кряхтя, последовала за своим хозяином. Когда они ушли, легче заканчивать завтрак не стало. Ласточка следующей поднялась с кресла и, подхватив связку ключей, ушла заводить «Буханку». Все проводили ее взглядом до двери и взглянули на Сокола. Мужчина смотрел на захлопнутую дверь, а после отставил нетронутую кашу на столик и последовал за Ласточкой. Только после этого атмосфера в гостиной приобрела приятный знакомый оттенок, что был едва уловим.
– Распределим обязанности! – Сорока встала ногами на диван и прокашлялась. – За мной будет гостиная, за Чижом остается второй этаж, за Сизым пусть будет кухня, а Щегол пусть крыльцо подметает. Потом разойдемся по комнатам. – Сорока посмотрела на Щегла и сморщила нос. – Надеюсь, с веником справишься.
– А куда он денется. – Сизый собрал тарелки. – Включишь что-нибудь на фон?
– Что предпочитаете? – Сорока направилась к коробке с кассетами. – Сплин, Кино, Скорпионы или Модерн Токинг.
– Выбирай на свой вкус, – Чиж включил магнитофон. – Были бы деньги, я бы пополнил арсенал музыки. А то эту уже наизусть знаю.
– Увы, – Сорока лишь развела руками. – Гранатовый альбом или двадцать пятый кадр?
– Нет! – Сизый вылетел с кухни, намереваясь выхватить у нее кассеты. – Не смей опять его включать. Я из-за тебя скоро его возненавижу.
– Сами сказали, что на мой вкус. – Сорока вставила кассету «Гранатовый альбом» в магнитофон. – Приступаем к уборке!
Магнитофон закряхтел, а потом запел ту самую песню, которую Щегол раньше никак не смог узнать. После раздались знакомые для всех ноты, и Чиж с Сизым переглянулись и тяжело вздохнули. Сорока подняла руки вверх и, заливаясь смехом, принялась танцевать:
– Я умираю со скуки, когда меня кто-то лечит! – Она кричала громче магнитофона и Щегол невольно вздрогнул.
Чиж закатил глаза и поспешил подняться на второй этаж, чтобы не слышать ее завываний. Сорока намеренно пела громко и плохо, прыгая на диване, как на батуте, и только когда все разошлись по назначенным местам, сама начала убираться. Щегол даже с крыльца слышал ее пение и боялся представить, каково находится в доме Чижу и Сизому.
***
– Почему ты не сказала, что вы вернулись? – Сокол выжал сцепление и притормозил на повороте, выезжая на асфальтированную дорогу.
– Ты спал. Мы вернулись поздно, – Ласточка смотрела в окно, провожая взглядом каждое встречное дерево.
– Как все прошло? – мужчина повернулся в сторону девушки.
– Нормально. Как и всегда.
Сокол подпер рукой подбородок. Пальцем он коснулся повязки на правом глазу и поморщился. Еще раз он мельком взглянул на Ласточку, но так и не нашел ответного взгляда. Ласточка чувствовала затылком его тяжелый взгляд, но поборола желание посмотреть в ответ. Спустя пару минут показались здания города, и вскоре на трассе они заметили табличку о въезде. По этой дороге Сокол мог проехать с закрытыми глазами и с первого раза попасть во все повороты и объехать каждую кочку. «Буханка» устало закряхтела, когда он сбавил скорость.
– На днях Щегол и Сизый выяснили, что в Восточном районе промышляют наркотиками, и какие-то непонятные дела ведут центральные. Выясним у участкового.
– Прошлые вернулись? – Ласточка так и продолжала смотреть в окно.
– Нет. Сизый уверен, что это другие. Много нестыковок со старыми.
– А почему Красиков не рассказал? – Ласточка, наконец, взглянула на Сокола.
– Возможно, сам не в курсе, поэтому и заглянем к нему.
Ласточка задержала взгляд на Соколе. Ее маска безэмоциональности раскололась на кусочки, и теперь она выглядела до ужаса расстроенной. Поджав тонкие губы, девушка вернулась к созерцанию города в окне. Что-то в грудной клетке сильно болело и ныло, не предвещая ничего хорошего. «Буханка» повернула направо, с крупной улицы на более мелкую дорогу и начала подпрыгивать на кочках. Проехав около сотни метров, машина затормозила перед серым зданием с покосившейся вывеской адреса. Ласточка ухватилась за ручку, но помедлила, переводя взгляд на Сокола.
– Ты винишь меня? – почти шепотом спросил мужчина.
– За что?
– За все это. До сих пор? – Сокол повернулся к ней лицом. – Прошло ведь столько времени…
– Ты не хочешь услышать мой ответ. – Кусочки маски срослись воедино. – Идем уже.
Ласточка вышла из машины и направилась к серому зданию. Спустя несколько секунд и Сокол последовал за ней. За дверью был классический коридор с отслаивающимися обоями и треснутым линолеумом. Ласточка застегнула куртку, чтобы скрыть наличие кобуры, и свернула к кабинету участкового. В небольшом помещении стоял лишь компьютерный стол и старенький диван, обивка на котором сильно испортилась.
– Добрый день. Мы к капитану Красикову. – Ласточка окинула взглядом помещение и посмотрела на парня, сидевшего за столом.
– Здравствуйте, капитан Красиков ушел на пенсию. – Парень улыбнулся. – Я новый участковый – Павел Викторович Огинский, – он протянул руку Ласточке, но та лишь разгневанно обернулась на Сокола.
Он стоял в дверях, не решаясь сделать шаг в кабинет. С Красиковым они сотрудничали уже двенадцать лет. Он всегда давал информацию Птицам и по необходимости доставал разрешение на оружие. Красиков знал, что нужно Птицам, а Птицы знали, что нужно Красикову. И на этом сотрудничестве они прекрасно выживали. Первым делом возникла мысль поехать сразу домой к бывшему участковому, но Сокол тут же отбросил ее, ведь на пенсии они друг другу совершенно бесполезны. Сокол всегда знал, что нужно делать, как поступать и куда бежать в случае отступления, но только в том случае, если обстоятельства оставались прежними. Когда менялась хоть одна деталь механизма, что прекрасно работал, то ломалась и вся система. Теперь понадобится время, чтобы все починить. Ласточка заметила разочарование на лице Сокола и, бесцеремонно ухватившись за рукав его куртки, потащила его на выход.
– Стойте! – Огинский подскочил со своего рабочего места. – Если вы те, о ком я думаю, то Красиков мне все доложил.
Ласточка снова задержалась в дверях, а после, вернувшись в кабинет, закрыла дверь. Она села на диван напротив стола участкового и закинула ногу на ногу. Сокол остался стоять рядом с диваном, не сводя взгляд с Огинского.
– Капитан Красиков говорил, что периодически приходят люди. Они приносят информацию, выполняют мелкую работу и требуют взамен то, что им нужно. – Он оглядел их с ног до головы. – Я так понимаю, с вами мне придется сотрудничать?
– Придется – слишком громко сказано. – Ласточка прищурилась. – Красиков делал это по доброй воле и не жаловался.
– Я ничего не имею против. – Он вскинул руки. – Просто не совсем понимаю род вашей деятельности.
– Считай нас благодетелями.
Огинский усмехнулся, приподняв левый угол губ. Он перевел взгляд с Ласточки на Сокола и, подперев подбородок рукой, расплылся в улыбке.
– Это дело хорошее. Ну, раз Красиков сотрудничал с вами, значит, доверял. – Участковый поднялся с кресла и обошел кабинет. – Вам что-то нужно или мне?
– Героином кто-то промышляет у вас. Есть идеи? – Ласточка следила взглядом за Огинским, словно кошка за мышью.