Кир Булычев
Царицын ключ

4

Утром Вениамин проснулся первым. Солнце только встало и било в маленькое оконце. На соседней кровати, такой же, как у Вениамина, с блестящими шарами на спинке, на высокой перине безмятежно спал Андрюша. Было очень тихо, лишь опоздавший улететь на покой комар жужжал под темным дощатым потолком.

Вениамин поглядел на часы. Половина шестого. Неладно, подумал он. Слишком тихо. Должны кричать петухи, лаять собаки, мычать коровы… Странная деревня. Что означал вчерашний вопль? Он как будто нес в себе послание, смысл которого мог открыться лишь Вениамину. Но почему Вениамину?

Додумать Вениамин не успел. Раздался глухой короткий удар, словно выстрелила пушка.

Андрюша, не поняв, что его разбудило, вскинулся, сел в постели и растерянно спросил:

– Что? Где?

Вениамин не ответил. Он слышал другое: удар оказался сигналом, открывшим дверь утренним звукам – закричал петух, откликнулся другой. Отчаянно забрехала собака, замычали коровы, и запели птахи.

Андрюша замотал головой и нырнул под одеяло.

Вениамину уже не хотелось спать.

Он поднялся, нашел свое полотенце, зубную щетку и пошел искать, где бы умыться. Все житейские удобства он отыскал в нежилой половине дома, откуда вела лестница вниз, к хлеву, в котором зашевелились, увидев его, овцы. Кто-то открыл загородку, выпуская овец, и Вениамин спрятался за углом, потому что был в майке и стеснялся своих тонких бледных рук. А когда он уже в рубашке и брюках, причесанный и цивилизованный, вышел на двор, там было пусто.

Калитка громко скрипнула, выпуская Вениамина на улицу.

Улица была широкой, зеленой, и посреди нее, будто ручей, струилась пыльная дорога. Дома стояли вольно, обнесенные высокими заборами. Но чтобы никто не подумал, что здесь живут замкнутые и скучные люди, наличники окон, коньки крыш и даже столбы ворот и калиток были резными, а кое-где и раскрашенными.

Улица сбегала к реке и на полпути пересекалась с другой. На перекрестке темнела купа лип, и Вениамин подумал, что такая купа для деревни нетипична. Туда он и направился.

Но остановился на полдороге.

Из купы деревьев не спеша вышел бурый медведь, огляделся, наклонил морду, отгоняя собачонку, выскочившую из-под забора, потом медленно затрусил в сторону, вскидывая задом.

Вениамин замер. Дальше идти нельзя. Медведь мог подстерегать его за углом. Но что-то надо было делать, ведь в деревне женщины и дети, не подозревающие о страшном звере…

Вид узкой спины Вениамина, которая неуверенно покачивалась в проеме калитки, насторожил проснувшегося и также вышедшего на разведку Андрюшу.

– Эй, – сказал он, дотрагиваясь до плеча аспиранта, – ты что?

Вениамин странным образом подпрыгнул и обратил к Андрюше дикий взор:

– Там ходят медведи.

– Где ходят медведи? – удивился Андрюша.

– По улице. Я сам видел.

– Надо принимать меры, – сказал Андрюша и побежал к дому.

Он еще вечером обратил внимание на ружье, висевшее над диваном в горнице, и теперь сорвал его со стены, подхватил патронташ, сломал ружье о колено, вогнал в оба ствола по патрону. Элла Степановна заворочалась за занавеской, и Андрюша на цыпочках выбежал из комнаты.

Вениамин все так же покачивался в калитке, не зная, что делать. Он отступил в сторону, пропуская Андрюшу, и побежал следом, говоря на бегу:

– Это же чужое ружье! Разве можно брать без разрешения?

– Некогда размышлять, – отвечал Андрюша. – Медведи и волки покоряются только грубой силе!

Из калитки дома поновее других, покрашенного желтой краской, с голубыми наличниками и красной крышей, выбежали двое мальчишек лет по семи. Они замерли, увидев, как по улице несется приезжий человек в голубых залатанных штанах и майке с изображением гитары, длинные его патлы развеваются по ветру, а в руках ружье. А вслед за ним второй приезжий, поменьше ростом, в городском костюме, с очками на кончике острого носа. Мальчишки присоединились к бегущим.

– Опасность! Все по домам! – крикнул им Вениамин.

Мальчишки по домам прятаться не стали, но крик Вениамина встревожил деревню, и к окнам вдоль всей улицы тут же прилипли женские и старушечьи лица.

Андрюша выбежал на перекресток, и в этот момент из углового дома с надписью «Магазин» вышел бурый медведь. Он зловеще облизывался, и Андрюша с отчетливым замиранием сердца понял, что опоздал – зверь уже успел кем-то полакомиться.

Поднявшись на задние лапы, словно пританцовывая, медведь надвигался на него. Андрюша нащупал курки и нажал на них. Ружье сильно отдало.

Медведь схватился лапами за грудь и, заметавшись, повалился назад, уселся в пыль. Он заревел тревожно и глухо.

Андрюша старался вспомнить, куда он засунул запасные патроны. Тщетно! Тогда он перехватил ружье за дуло, чтобы действовать им как дубиной. Тем временем медведь снова поднялся, шерсть на груди была опалена выстрелом. Он грозно надвигался на студента. Андрюша понял, что надо бежать, но не успел.

Тяжелые когтистые лапы обхватили его.

Короткая и в целом счастливая жизнь промелькнула перед его глазами, начиная с первых детских воспоминаний о купании в ванночке и кончая последним, не очень удачным экзаменом по латинскому языку… Андрюша потерял сознание. Медведь, заграбастав охотника, прижал его к широкой бурой груди и, подвывая, понес через площадь.

Увидев его спину, Вениамин понял, что не может оставить товарища в смертельной опасности. Он бросился за медведем и, догнав его, ударил кулаком в спину. Топтыгин даже не обернулся. Он тащил Андрюшу к старому покосившемуся дому с шестью колоннами, сделанными из вековых бревен и когда-то покрашенными в белый цвет. На ступеньки этого дома медведь и бросил свою жертву.

Вениамин оглянулся, чтобы призвать на помощь людей или отыскать какое-то оружие, но в этот момент со стороны леса послышался громкий треск, и к дому подкатил мотоцикл с коляской, которым управлял мальчик лет двенадцати в больших темных очках, закрывавших ему пол-лица. В коляске сидела грузная пожилая женщина в черной шали.

Медведь, услышав, как тормозит мотоцикл, обратил к нему оскаленную морду и заревел оглушительно и обиженно.

Грузная женщина выбралась из коляски, обвела взглядом собравшуюся толпу, к которой присоединился уже встрепанный, в пижаме Эдуард, затем остановилась перед медведем.

– Ну! – сказала она. – Нельзя уехать на день! Чего натворил?

Медведь продолжал стонать, завозил лапами у груди, показывая женщине на рану.

– Погоди, – сказала женщина. – Не кричи на всю деревню. Не маленький.

Медведь замолчал, лишь его частое дыхание разносилось над площадью.

– Кто тут нахулиганил? – спросила женщина и перевела взгляд с распростертого Андрюши на Вениамина, сделавшего шаг вперед.

Мальчишка, которого аспирант недавно прогонял, спасая от зверя, вынес ружье и протянул грузной женщине.

– Вот, тетя Глафира. Они с ним бегали, – он показал на Вениамина, – и стреляли.

– Мое ружье, – сказала женщина. – Где взяли?

Андрюша шевельнулся, приоткрыл глаза, медведь покосился на него, и он поспешно смежил веки.

– Все ясно, – сказал Эдуард Олегович. – Это даже изумительно. Это просто великолепно. Я несу полную ответственность. Разрешите представить, Глафира Сергеевна, экспедиция из Свердловска. Приехали собирать народные песни. Интеллигентные, милые люди, фольклористы… Остановились у вас.

– Милые, говоришь? – удивилась грузная женщина. – Утащили ружье, стреляют на улицах. Фольклористы! Ни минуты больше я их здесь не потерплю!

– Простите, – сказал Вениамин, стараясь обойти медведя так, чтобы приблизиться к Андрюше, о котором все забыли. – Это недоразумение. Мы увидели хищника и бросились спасать. Вокруг женщины и дети, как же вы не понимаете?

Объявленный хищником медведь заревел так, что Веня отступил снова, а Андрюша сжался в комок.

– Отойди, – сказала Глафира медведю. – Думать нужно, чужие люди, фольклористы, и пристрелить могут. – Медведь отходить не стал, но замолчал. – Эдик, у тебя мазь от ожогов есть? Займись зверем.

– Я не ветеринар, – ответил Эдуард. – На это Ангелина есть. Миша, заходи в дом, фельдшер тебе рану промоет.

– Боишься? – спросила Глафира Сергеевна.

Медведь глубоко вздохнул и, переступив через Андрюшу, пошел в дом.

– Я подчиняюсь силе, – сказал Эдуард.

– Подчиняйся, – сказала Глафира Сергеевна. – И учти, что Миша пострадал на работе.

– Бюллетень выписывать не буду, – буркнул Эдуард, запахнул пижаму и пошел вслед за медведем.

Андрюша, поняв, что опасность миновала, сел и схватился за голову. Голова гудела.

– Что? – холодно спросила Глафира Сергеевна. – Ранен? Тоже помощь нужна? Погоди, сначала Мишу починят, потом тебя.

– Нет, – сказал Андрюша, – спасибо.

Он встал. Его майка с гитарой была разорвана.

– Поймите, – сказал Вениамин, – мы действовали из лучших побуждений. Мы совершили естественный благородный поступок.

– Ладно, – сказала Глафира Сергеевна, – дома разберемся.

5

Элла Степановна узнала о драматических событиях только за чаем, который пили впятером: Глафира Сергеевна Полуехтова, бригадир колхоза, фактически руководительница деревни Полуехтовы Ручьи, ее внук Коля, тот, что приехал с нею на мотоцикле, и члены фольклорной экспедиции.

– Ну как, – повторял Вениамин, – как мы могли догадаться, что медведь ручной?

– Не ручной, – возразила Глафира Сергеевна. – Он на работе.

Она налила чаю в блюдце, шумно потянула.

– На нем не написано. – Андрюша уже оправился от потрясения, но аппетит к нему еще не вернулся, потому он сидел на диване и штопал джинсы. – Кем же он работает?

– Из пушки стреляет. Больше некому, – сказала Глафира Сергеевна. – Мужиков в деревне недобор, все на работе, а традиции, сами понимаете, надо поддерживать.

– Вы хотите сказать, что у вас есть пушка? – Элла Степановна почему-то не так удивилась необычной работе медведя, как действующей пушке в далекой деревне. – Настоящая? Это же опасно.

– Без пушки мы, простите, не можем, – сказала Глафира, с наслаждением хрустя рафинадом. – Пушка у нас уже двести лет стреляет.

– А если вы в кого-нибудь попадете?

– Холостыми стреляем, – возразила Глафира Сергеевна. – Нам общество охотников выделяет черный порох. По безналичному расчету.

– А почему медведь? – спросил Вениамин. – В других деревнях тоже все заняты…

– В других деревнях с пушками плохо, – сказал Андрюша, перекусывая нитку. – Очень мало пушек в других деревнях. – Он обернулся к Глафире Сергеевне. – А пушка старая?

– Пушка старая, – сказала Глафира Сергеевна. Андрюша ей не нравился. Неопрятен, не пострижен, бегает по деревне с чужим ружьем. – Из пушки за двести лет ни в кого не попали, а ты, голубчик, в первый же день медведя покалечил.

Элла Степановна достала блокнот.

– Глафира Сергеевна, – сказала она, – пожертвуйте еще пять минут. Вы утверждаете, что традиция уходит корнями в глубокое прошлое. В легендарное прошлое…

– Не в легендарное, а в историю. Майор Полуехтов постановил сигнал давать, вот и тянется… Вы уж простите меня, в правление пора, звонка ожидаю из района. Совещание по льноводству в области, на кого хозяйство оставлю?

Глафира выпрямилась, развела широкие плечи, свела к переносице соболиные брови.

– Я пошла, а вы уж больше не самоуправничайте, мало ли чего натворите, фольклористы.

– Простите, – сказала Элла. – Мальчики хотели творить добро.

Глафира Сергеевна надела сапоги, старый мужнин китель и ушла в правление. В доме остался Коля, смышленый, синеглазый, белобрысый.

– Хотите, про пушку расскажу? – сказал он.

– Нам бы лучше услышать это от твоей бабушки, – сказала Элла Степановна. – Ближе к источнику.

Коля прошелся по комнате, остановился у лавки, на которой лежал фотоаппарат Андрюши.

– Светосила вас устраивает? У этих «Юпитеров» она маловата.

– Чего? – спросил Андрюша. – Ты откуда знаешь?

– Я «Канон» предпочитаю японский, – сказал мальчик. – С «Никконом» резковато получается.

– Ага, – согласился Андрюша. – Резковато, значит? И откуда у тебя «Канон» и «Никкон»?

– Ясное дело, из Японии, – сказал Коля. – Легенду-то о пушке будете записывать? А то мне идти пора.

– Запишем, – сказал Андрюша. Мальчик ему понравился. Живой ребенок, не стесняется, водит мотоцикл…

Андрюша включил магнитофон. Коля покосился на кассету, откашлялся и медленно заговорил, придавая голосу басовитость…

– Дело было еще до революции. Здесь стояла крепость, которая охраняла Россию от викингов и французов.

Вениамин отложил учебник португальского языка, протер очки.

– Как же сюда викинги добрались? – спросил Андрюша.

– Не перебивай, пленку зря тратишь, – сказал Коля. – С моря добрались, через тундру, тайгу, рвались к Свердловску. Во главе крепости стоял майор Полуехтов, мы тут полдеревни Полуехтовы в его честь. Это был отважный офицер, гвардеец, птенец гнезда Петрова, и он сюда попал за то, что был участником героического восстания декабристов.

Голос Коли окреп, он ходил по комнате и махал руками.

– И вот однажды, когда весь гарнизон спал, утомленный борьбой со стихией, в разгар бури к крепости подкрались фашисты. Примерно полк фашистов из дивизии «Мертвая голова».

– С танками? – спросил Андрюша.

– Еще одна перебивка, и я кончаю рассказ, – пригрозил Коля. – И вам никогда не узнать, чем все кончилось.

– Молчу, – сказал Андрюша.

– Так вот… Фашисты тихо подкрались к крепости, только поляна отделяла их от гарнизона. Еще один бросок – и путь на Свердловск открыт. Но в этот момент раздался залп пушки! Майор Полуехтов вскочил с походной раскладушки и бросился во двор. Солдаты за ним. И что же они видят? В воротах еще дымится пушка, а подле нее бурый медведь. Сотни фашистов валяются замертво. Тогда Полуехтов закричал: «Эскадрон, сабли наружу! За мной!» И бросился в атаку. Бой был неравным, и все защитники крепости пали смертью храбрых. Только и фашисты все погибли. Вся дивизия «Мертвая голова». Вот и все.

– Как все? – удивился Андрюша. – А как же пушка и медведь?

– Пушку оставили как память о Полуехтове. Можете поглядеть, она в деревьях стоит на площади. И постановили, чтобы медведь с тех пор каждое утро приходил и стрелял в честь подвига майора. Но это не сказка, а уже в самом деле.

– Как слабо здесь поставлено преподавание истории, – сказала Элла.

– Мифотворчество, – сказал Вениамин. – Современное мифотворчество. Майоры, фашисты…

– Что же я, не понимаю, что мифотворчество? – обиделся вдруг мальчик. – Я не хуже вас знаю, что фашистов здесь не было. Разве это что-нибудь значит?

– К сожалению, ничего не значит, Коля, – согласилась Элла Степановна. – Спасибо тебе за интересный рассказ.

– Пожалуйста, – успокоился Коля. – Я пойду. У меня дел много.

Он достал из-под лавки большую спортивную сумку с надписью «Олимпиада-80», перекинул ее через плечо, от дверей сказал:

– Обедать если будете, то к двенадцати тридцати как штык.

Андрюша сменил кассету.

– Чепуха, – сказал он. – Ребенок нас разыграл.

– Это не так и важно, – сказал Вениамин. – Зато мы присутствуем при рождении фольклора.

– Меня волнует другое, – сказал Андрюша. – Пушка существует, а медведь из нее стреляет. И это не легенда.

– Нет, не легенда, – согласился Веня. – Помочь тебе джинсы зашивать?

– Зачем? Лишняя дырка им не помешает.

Дверь скрипнула, возник Эдуард.

– Доброе утро, – сказал он радостно. – Должен вам сообщить, что Мишка в полной безопасности. Я промыл ему раны. С риском для жизни. Вы слышали, Элла Степановна, о событиях сегодняшнего утра?

– Слышала, – сказала Элла. – Простите нас.

– Я тому Мишке не доверяю, – сказал Эдуард. – Это зверь большой хитрости и коварства. У него взгляд преступника.

– Но все-таки из пушки стреляет, – сказал Андрюша.

– Элементарная, простите, дрессировка. Я сам видел, как зайцы в цирке стреляют. Там шнур висит, а Мишка за него и дергает. Вот и вся тайна.

– Нет, Эдуард Олегович, – сказала Элла, – я не согласна с вашим отношением к этому животному. Это красивая и древняя традиция. А традиции надо беречь.

– Да какая там древняя! Приблудился медведь, может, из зоопарка сбежал. А если бы он, простите, задрал вашего молодого сотрудника? Что бы вы сказали в Академии наук?

– Она бы промолчала, – ответил за Эллу Андрюша. – Потому что иной участи я не заслуживаю.

– А я в вашем поступке усмотрел благородство, – не согласился Эдуард Олегович. – Так вы не забыли, что нам пора с деревней познакомиться? Как, Элла Степановна, не возражаете?

– Я не пойду, – сказал Андрюша.

– Это еще почему? – удивилась Элла Степановна.

– Мне пленки разобрать надо.

– Молодому человеку стыдно выходить на улицу. И я его понимаю, ох как понимаю, – закручинился Эдуард, и Андрюше стоило больших усилий не ответить.

6

Элла Степановна шла посередине. Справа Эдуард, слева Вениамин. Андрюша поглядел им вслед в окно и подумал о том, что Элла, к сожалению, в присутствии Эдуарда расцветает, хотя фельдшер явно того не стоит. При внешних и душевных качествах начальницы экспедиции можно отыскать себе поклонников интереснее.

Андрюшин недобрый взгляд не смог пронзить оконное стекло, и потому Эдуард ничего не почувствовал. Он описывал местные достопримечательности, элегантно поводя руками и стараясь показаться более осведомленным, чем был на самом деле. Эдуард попал в Полуехтовы Ручьи всего полтора года назад в поисках тихого места, где можно передохнуть от приключений бурной и не всегда счастливой жизни. И хоть он устроился здесь надолго, даже собирался откупить дом у тех Полуехтовых, от которых в деревне осталась только бабка Федора, хоть хор, которым он руководил не без энтузиазма, выезжал уже на районный смотр самодеятельности и получил там диплом, все же он оставался в Ручьях чужим не только потому, что местные жители считали его таковым, но и потому, что в жизнь деревни он не особо вглядывался, истории ее не знал и ею не гордился. Однако перед приезжими Эдуард показывал себя старожилом и единственным в деревне интеллигентом.

– Дома у нас вековые, – говорил он. – Бревна с возрастом только крепче становятся, а резьбу, обратите внимание, давно собираюсь переснять и зарисовать – специалисты будут взволнованы. Не правда ли, изумительные узоры, восхитительные!

– Резьба требует сравнительного анализа, – сказал Вениамин.

– Правильно. Вот и центральная площадь. Условно. Возникла от пересечения двух улиц деревни.

– А сколько их всего? – спросил Вениамин.

– Две. Тридцать два двора. Магазин, правление бригады, тут же клуб, тут же медпункт.

Остановившись на углу, Эдуард Олегович показал на давешний дом с колоннами. Видимо, строитель хотел создать нечто фундаментальное и обязательно белокаменное: и колонны, и ступени – все было деревянным, беленым. Лишь два небольших льва по сторонам лестницы были из камня, точно такие же, как на лесной дороге. Только там они сидели, а здесь мирно легли, хоть и продолжали скалиться.

К колоннам были прибиты жестяные таблички с неровными официальными надписями: «Бригада Полуехтовы Ручьи», «Медпункт», «Клуб», «Ансамбль народного танца „Ручьи“», «Кинотеатр».

– Центр культурной жизни, – сообщил Эдуард Олегович. – Здесь я иногда ночую, а уж дни провожу постоянно. Справа начальная школа, на этом краю магазин. Вот и все.

– А пушка там? – Вениамин показал на купу деревьев, из которой выходил медведь.

– Пушка там, – сказал Эдуард Олегович. – Давно пора на металлолом сдать. Когда-нибудь крупно кто-нибудь пострадает. От взрыва. Или от медведя…

Под вековыми деревьями было полутемно и прохладно. Стволы расступились, и внутри, почти невидимая постороннему глазу, обнаружилась небольшая площадка, на которой, вросши до половины колес в землю, стояла старинная бронзовая пушка.

Пахло порохом. Из пушки недавно стреляли.

– А как же медведь время узнает? – спросил Вениамин.

– Бог его знает. Наверное, по солнцу, – сказал Эдуард Олегович. – Хотя этому медведю я не доверяю.

Вениамин раздвинул кусты за пушкой. Там обнаружился каменный столб, скошенный кверху как обелиск. На сторонах его были вырублены двуглавые орлы, над ними надписи: «До Москвы 1386 верст», «До Санкт-Петербурга 1938 верст».

Ногами раздвинув крапиву, Вениамин обошел столб и прочел еще две надписи: «До Екатеринбурга 746 верст», «До Царицыного ключа 9 верст».

Вениамин потер руку, обожженную крапивой, выбрался снова на полянку. Эдуард, нежно схватив Эллу за руку, делал вид, что переживает, но говорил трезво:

– Сегодня же вечером продемонстрируем вам в клубе успехи деревенской самодеятельности. Должен сказать, что наличие целеустремленного человека, душой прикипевшего к народным талантам, является определяющим в их развитии. Вы меня понимаете?

– Эдуард Олегович, – сказал Вениамин, – а что такое Царицын ключ?

– Не знаю, – ответил Эдуард Олегович. – Таким образом, мы с вами, Элла, трудимся на одном, так сказать, поприще.

– Это где-то недалеко, – сказал Вениамин.

На мягкой траве возле пушки были видны продолговатые когтистые медвежьи следы.

– Населенного пункта под таким названием мне не приходилось встречать, – сказал Эдуард. Элла легким движением отобрала у него руку, и Эдуард кинул укоризненный взгляд на Вениамина.

Вениамин пошел вокруг пушки и больно ударился носком о вросшее в землю чугунное ядро. Из пушки когда-то стреляли всерьез, подумал он. В каждом народном предании есть доля правды – может, и в самом деле здесь стояла крепостца и в ней сидел с солдатами майор Полуехтов? Землепроходец? Надо будет поговорить со стариками, а еще вернее – заглянуть в архивы в Свердловске. Людская память куда менее надежна, чем документы…

– Гамияэстомнисдивизаинпаррртистрррес! – раздался страшный переливающийся гортанный вопль.

От неожиданности все замерли.

– Это мне знакомо! – вскричал Вениамин. – Я близок к решению!

Черная тень пронеслась между ветвей, посыпались на землю листья. Показалось, что стало темнее.

Эдуард Олегович сделал хватательное движение руками, надеясь достать эту тень, но движение было незавершенным, словно на самом деле в мыслях фельдшера и не было реального желания схватить страшно кричащее существо.

– Опять? – спросила Элла.

– Тррес, – сказал Вениамин. – Я это расшифрую.

– Просто дикий крик, – сказал Эдуард Олегович. – Пошли, покажу вам нашу сцену и красный уголок. Мы получаем все основные центральные издания, включая журнал «Эстрада и цирк».

Вениамин провел рукой по стволу пушки. Луч солнца упал на темный металл. Божья коровка размером с грецкий орех поползла к солнечному пятну. Было тихо.