Эта книга является художественным произведением. Имена, характеры, места действия вымышлены или творчески переосмыслены. Все аналогии с действительными персонажами или событиями случайны.
Undone by the Billionaire Duke
©2017 by Caitlin Crews
«Строптивый романтик»
© «Центрполиграф», 2018
© Перевод и издание на русском языке, «Центрполиграф», 2018
Элеонора Эндрюс была совершенно уверена: она устоит перед обаянием Хьюго Гровсмура независимо от того, что раньше никому не удавалось этого сделать. В газетах о нем ежедневно появлялись сенсационные статьи. Двенадцатый герцог Гровсмур был ужасно богат и самоуверен, а что хуже того, греховно красив и очень избалован.
– Не драматизируй, – с театральным вздохом сказала младшая сестра Элеоноры Виви, и ее длинные черные кудряшки подпрыгнули, когда она беззаботно тряхнула головой.
А ведь Элеонора просто едва намекнула на беспокойство по поводу своей новой роли гувернантки семилетнего ребенка, оставленного на попечение Хьюго.
Хотя Виви частенько бывала невыносимой, Элеонора не могла не любить ее. Сестра была ее единственной родственницей после того, как их родители несколько лет назад погибли в автомобильной катастрофе. Кстати, в тот день Виви была с ними и тоже чуть не погибла.
– Вообще-то я не драматизирую, – ответила Элеонора. Она не стала уточнять, что разыгрывание драм – удел самой Виви.
Виви разговаривала с Элеонорой, глядя на нее в зеркало в спальне маленькой однокомнатной квартиры, которую они снимали вместе в одном из наименее модных кварталов Лондона. В квартире была всего одна спальня, в которой помещалась только кровать и книжный шкаф; к комнате примыкала скромная кухонька. Виви накладывала третий слой туши на ресницы, чтобы сильнее подчеркнуть красоту своих глаз; один парень назвал их цвет теплым, ярким и золотистым.
Виви опустила кисточку для туши и демонстративно закатила глаза.
– Совсем не обязательно, что ты вообще увидишься с Хьюго, – произнесла она. – Ты будешь гувернанткой его подопечной, которая, давай посмотрим правде в глаза, ему не очень нравится. И неудивительно, учитывая всю эту грязную историю. Зачем ему общаться с тобой?
Пренебрежительный взмах руки Виви словно разогнал непристойные подробности, известные о Хьюго Гровсмуре благодаря публикациям в таблоидах.
Элеонора, как и все умеющие читать, знала три основных момента его биографии. Первый: его драматические отношения и расставание со всеобщей любимицей Изабель Вандерхафен; все были уверены в том, что Хьюго погубил ее своей шокирующей нечестивостью, которую не смогла исправить даже природная доброта Изабель. Второй: Изабель оставила Хьюго, когда забеременела от его лучшего друга, Торкиля; все согласились, что любовь окончательно одержала победу над злом и Изабель заслуживает лучшего. Третий: знаменитый брак Изабель и последующий трагический инцидент на лодке с упомянутым бывшим лучшим другом Хьюго; все это привело к тому, что знаменитый Хьюго стал законным опекуном ребенка, чье появление на свет навсегда разрушило его шансы на счастливое будущее с прекрасной Изабель.
И пока все это происходило, публика насмехалась, аплодировала и плакала, словно знала всех этих людей лично.
– У такого богача, как Хьюго, наверняка куча недвижимости. Нельзя ожидать, что он посетит даже половину своих домов в течение года. Или даже пяти лет, – беззаботно сказала Виви, и Элеонора напомнила себе – ее сестра знает, что говорит.
В конце концов, именно Виви проводит время с людьми из круга Хьюго Гровсмура. Она ходила в шикарные школы, и хотя она училась не слишком хорошо, зато посещала все известные вечеринки Лондона. Сестры были уверены, что однажды Виви очень удачно выйдет замуж.
Виви была моложе Элеоноры на восемнадцать месяцев. Обе сестры были красотками. Виви обладала очень стройным телом, загадочными глазами и пухлыми губами, при виде которых мужчины поголовно глупели. В прямом смысле этого слова. Ее густые кудри наталкивали на мысль о том, будто она только что выбралась из чьей-то кровати. Ее хитрая усмешка намекала на то, что Виви готова к любым приключениям и достанется тому, кто сумеет ее очаровать.
А ведь после аварии врачи сомневались, что она снова будет ходить!
Элеонора редко бывала на вечеринках, потому что постоянно работала. Если козырем Виви была ее красивая внешность, то Элеонора отличалась разумностью. И хотя двадцатисемилетняя Элеонора изредка украдкой мечтала о том, чтобы быть такой же обаятельной, как ее сестра, на самом деле она уже смирилась со своей ролью в жизни. Сестры потеряли своих родителей, и Элеонора не могла их вернуть. Также она не могла забыть многие годы лечения и операций, которые пережила Виви. Но она могла взять на себя роль матери Виви. Поэтому Элеонора работала и оплачивала их счета.
Вернее, счета Виви. Потому что только она покупала себе роскошную дорогую одежду, чтобы развлекаться на вечеринках с подружками и кавалерами.
Работа гувернанткой у самого ненавистного человека в Англии принесет Элеоноре максимальную прибыль. Именно поэтому она уволилась из архитектурной фирмы, где работала менеджером. О том, что Гровсмуру требуется гувернантка, узнала Виви. Информация пришла от ее богатеньких друзей, потому что такие люди, как герцог, уж точно не расклеивали объявления в местных пабах о вакансиях. Гровсмур был готов заплатить гувернантке кругленькую сумму.
– Ходят слухи, что он уволил всех бывших гувернанток менее чем через неделю работы. По-видимому, они были слишком красивыми…
Виви пожала плечами, но Элеонора не поверила, что ее сестра сожалеет. Маленькая грудь Виви безупречной формы слегка подпрыгнула под очень тонкой тканью короткого шелкового платья, в которое она нарядилась для вечеринки.
– Но ты идеально ему подойдешь! – заявила Виви.
Кадровое агентство, очевидно, было одного мнения с ней, поэтому вскоре Элеонора уже паковала вещи для поездки в дебри йоркширских болот, где находилось самое величественное поместье Англии. Гровс-Хаус уже много веков располагался на обширной территории мрачных болот.
– Гувернантка – второстепенный член домашнего персонала, Элеонора, – продолжала Виви. – Не гость. Очень маловероятно, что ты вообще встретишься с Хьюго Гровсмуром.
Элеонора с радостью бы на это согласилась. У нее не было звездной болезни или обостренного самолюбия. Она твердила себе об этом следующим утром, сидя в скоростном поезде, направлявшемся в Йоркшир.
Она не бывала на севере Англии с детства, когда еще были живы их родители. У Элеоноры остались смутные воспоминания о стенах, окружающих древний город Йорк, укрытый холодным туманом. Тогда она еще не знала, как быстро все изменится.
Но теперь бессмысленно раскисать. Она одернула себя, ожидая на октябрьском холоде электричку на железнодорожной станции Йорка. Жизнь продолжается.
Прибыв на крохотную железнодорожную станцию в отдаленной деревне Гровсмур, Элеонора ожидала, что ее встретят, как и планировалось. Но платформа оказалась пуста. На ней была только Элеонора, буйный октябрьский ветер и остатки утреннего тумана. Не совсем обнадеживающее начало.
Элеонора мрачно посмотрела на чемодан, в который она упаковала то, что, по ее мнению, понадобится ей в первые шесть недель в Гровс-Хаус. Этого ей было достаточно. А вот Виви путешествовала с кучей чемоданов, и у нее был полный шкаф одежды. У Элеоноры таких проблем не было. Через пару секунд она загрузила карту на своем мобильном телефоне и выяснила, что до поместья Гровс-Хаус двадцать – тридцать минут пешком.
– Вперед, дорогуша, – пробормотала она себе под нос.
Элеонора повесила тяжелую сумку на плечо, взялась за ручку чемодана на колесиках и уверенно зашагала вперед.
Через некоторое время она поняла, что должна идти в противоположном направлении.
Повернув в правильном направлении, Элеонора зашагала по одинокой проселочной дороге сквозь туман и мрак. Она так долго жила в суматошном Лондоне, что почти забыла об особой деревенской тишине.
В конце концов она увидела на далеком холме Гровс-Хаус. Он выглядел величественным и массивным. При виде его у нее почему-то подступил к горлу ком. Вероятно, ее растрогали теплые огни его окон, мерцающие в этой мрачной полутьме.
Элеонора обнаружила, что не может отвести от здания взгляд.
Дом не выглядел гостеприимным. Честно говоря, он вообще не выглядел как дом. Здание казалось слишком большим и мрачным. И все же он, выделявшийся на фоне осеннего пейзажа, будто разрывающий темноту, показался Элеоноре привлекательным.
Она не знала, почему с трудом переводила дыхание, когда снова зашагала по склону со своим багажом.
И тут Элеонора услышала стук конских копыт.
Его светлость герцог Гровсмур, известный своим немногочисленным друзьям под именем Хьюго, обнаружил, что в последнее время совсем не радуется жизни. От выпивки у него трещала голова. Экстремальные виды спорта уже не дарили острые ощущения теперь, когда его смерть могла положить конец родовой линии Гровсмуров и его герцогство перешло бы алчным дальним родственникам.
Даже беспорядочный секс утратил для него свое очарование. Каждая его так называемая «неосмотрительность» описывалась в прессе до того, как остывали его простыни после страстной ночи. Злой и бездушный Хьюго был излюбленным персонажем светской хроники. Истории о нем всегда были одинаковыми и чертовски скучными.
Сегодня он ехал верхом на своем лучшем жеребце. Так ему, по крайней мере, сказали на конюшне. Между ним и конем сразу возникла неприязнь, поэтому Хьюго не ехал, а скакал по болотам как сумасшедший, словно герой глупого романа восемнадцатого века.
Ему не хватало только развевающегося у него за спиной плаща.
Но независимо от того, как далеко он отъезжал от дома, на душе у него все равно было неспокойно.
Хитрый жеребец явно это чувствовал. Вот уже несколько недель он отказывался ему подчиняться, поэтому Хьюго приходилось объезжать его, катаясь по всему поместью в Йоркшире.
Поэтому, когда Хьюго увидел фигуру, направляющуюся в сторону Гровс-Хаус, он почти обрадовался тому, что пейзаж впереди изменился.
Он очень хотел, чтобы в его жизни изменилось хоть что-нибудь, но у него не было такого шанса.
Хьюго был двенадцатым герцогом Гровсмуром, нравилось ему это или нет, и титул был для него важен. Если бы его отец не обанкротил свои поместья и не лишился титула или не умер бы из-за переживаний о собственном сыне, Хьюго стал бы обычным герцогом в бесконечной веренице герцогов с такой же фамилией. Отец всегда утверждал, что титул приносит ему утешение. И покой.
Хьюго не находил в титуле ни утешения, ни покоя.
– Если вы вор, то зря сюда притащились, – сказал он, приблизившись к незнакомцу. – Хотя вы все-таки должны попытать счастья, конечно. Но тогда вы зря расхаживаете по дороге, даже не пытаясь скрыться.
Он придержал коня и увидел, что вор – женщина.
Необычная женщина.
Хьюго славился своими многочисленными любовными связями. Проклятая Изабель стала, конечно, позором всей его жизни. Впрочем, как и все остальные его любовницы. До Изабель и после нее. Но они были одинаковы в одном: все они считались красотками и всегда были рядом с ним под объективами фотографов. У них были силиконовые груди, отбеленные зубы, нарощенные волосы, длинные накрашенные ногти, яркая помада и накладные ресницы. Вот уже много лет он не видел женщину в ее естественном виде, если только она не работала на него. Например, его маленькая старая экономка, миссис Реддинг. Она переживала всякий раз, когда о Хьюго писали в таблоидах.
Так же, как когда-то писали о его отце.
Женщина, которая с изумлением смотрела на него сейчас снизу вверх, выглядела растерянной. Ее темные волосы были затянуты в тугой пучок, при виде которого у Хьюго заныла голова. Ему было трудно понять, что она за человек. Даже ее челка была подрезана с военной точностью. На ней была громоздкая, пухлая куртка, которая закрывала ее от подбородка до середины икр; в ней она выглядела как один из старых, корявых дубов, растущих в его поместье. Незнакомка мертвой хваткой вцепилась в большую черную сумку, висящую у нее на плече, и чемодан на колесиках. Ее щеки покраснели от холода; у нее был тонкий прямой нос, которому позавидовали бы многие предки Хьюго. Дело в том, что у него в роду все обладали так называемым «гровсмурским клювом», и это очень огорчало женщин Гровсмур.
Но сильнее всего его поразило выражение лица незнакомки.
Она смотрела на него почти неприязненно.
А это в принципе невозможно, потому что он – Хьюго Гровсмур, и женщины, как правило, хотят с ним познакомиться и все время ему улыбаются.
Эта женщина выглядела так, будто она скорее умрет, чем одарит его хотя бы мимолетной улыбкой.
– Я не вор, а гувернантка, – резко произнесла она. – Если бы меня встретили на железнодорожном вокзале, мне не пришлось бы полчаса идти пешком в гору.
Хьюго услышал в ее тоне раздражение.
Он нашел это восхитительным. На него никто никогда не сердился. Его ненавидели и называли сатаной, но никогда на него не сердились.
– По-моему, я должен вам представиться, раз уж вы рыскаете по моему поместью, – бодро сказал он, когда чертов жеребец весело затанцевал под ним.
Женщина, похоже, не догадывалась об опасности, потому что стояла слишком близко к тяжелым копытам породистого коня. Или, скорее, ей было все равно, поскольку она пыталась выдержать взгляд Хьюго.
– Я не рыскаю, – решительно ответила она.
– Меня зовут Хьюго Гровсмур, – сказал он ей. – Не надо реверансов. В конце концов, я всемирно известный злодей.
– Я не собиралась делать реверанс.
– Я предпочитаю называть себя антигероем. И я, несомненно, заслуживаю поклона. Или небольшого кивка?
– Меня зовут Элеонора Эндрюс, и я последняя в длинной веренице гувернанток, как мне сказали, – произнесла женщина из глубины своей чудовищной стеганой куртки. – Я намерена работать у вас, а для этого я должна держать с вами дистанцию.
Хьюго привык к подобным заявлениям от женщин. «Вы ужасный человек», – говорили они. «Мне надо держать с вами дистанцию», – говорили они. Обычно это заканчивалось долгими ночными прогулками наедине.
Но, как ни странно, Хьюго сразу понял, что эта женщина, в отвратительном пуховике, с выпяченной челюстью и хмурым лицом, на самом деле не шутит.
– Ваша светлость, – пробормотал он.
– Прошу прощения?
– Вы должны называть меня ваша светлость, особенно когда о чем-то мне сообщаете. В противном случае будет считаться, что вы проявляете ко мне подчеркнутое неуважение.
Если Элеонора Эндрюс и устыдилась того, что не обратилась к высокопоставленной особе и своему новому боссу как полагается, то и бровью не повела. Казалось, она лишь глубже зарылась в свой широкий стеганый пуховик, откуда продолжала хмуро смотреть на Хьюго.
– Тысяча извинений, ваша светлость, – резко сказала она, словно нисколько его не испугалась. – Я ожидала поездки с железнодорожного вокзала, а не прогулки по прохладной сельской местности.
– Физические упражнения тренируют ум и тело, как мне говорили, – бодро ответил Хьюго. – Я сам благословлен высоким метаболизмом и острым интеллектом, поэтому мне никогда не приходилось унывать. Но не всем так везет.
Ее глаза замечательного медового оттенка яростно сверкнули. Он не понимал, почему это так его шокировало. Должно же быть в этой женщине что-нибудь мягкое и доброе?
– Вы полагаете, что мне не так повезло, как вам? – спросила она с едва сдерживаемой яростью, которую Хьюго ожидал услышать разве что от женщины, которую бы назвал жирной.
– Если только вы считаете, что легендарная жизнь избалованного герцога – результат удачи и обстоятельств. А не судьба.
– По-вашему, это так? – спросила она.
Хьюго чуть не улыбнулся. Он не мог сказать почему. Его интриговали ее сверкающие глаза и сердито поджатые губы.
– В любом случае, я ценю, что вы заботитесь о моем благополучии, – произнесла она удивительно спокойно и добавила: – Ваша светлость.
Хьюго ухмыльнулся, глядя на нее сверху вниз, надеясь, что он не выглядит сильно рассерженным.
– Честно говоря, я не знал, что прошлая гувернантка ушла, хотя меня это не удивляет. Она была слишком… чувствительной, я полагаю. Она постоянно рыдала в восточном крыле дома, как мне сказали. Понимаете, у меня аллергия на женские слезы. Но я развил хорошую интуицию. Когда рядом со мной плачет женщина, я мгновенно телепортируюсь на другую сторону планеты.
Элеонора внимательно взглянула на него.
– Я не плакса, – сказала она.
Хьюго ждал.
– Ваша светлость, – прибавил он, потому что она явно не собиралась этого говорить. – Я бы не стал настаивать на такой формальности, но, похоже, вас это раздражает, не так ли? Вы ведете себя как республиканец. Кстати, Элеонора, вы не можете рассчитывать на успех в воспитании молодого поколения, если сами не готовы просто любезно ко мне обращаться. Как будто вы никогда не встречались с герцогом.
Она моргнула:
– Я с ним и не встречалась.
– Я не очень хороший представитель своей династии. Как я уже говорил, я слишком скандален. Возможно, вы слышали обо мне. – Хьюго рассмеялся, увидев, что она приложила немало усилий, чтобы не скривиться. – Я вижу, вы обо мне слышали. Несомненно, вы горячая поклонница таблоидов и их ежедневных отрыжек о моих многочисленных грехах. Остается только надеяться, что я хотя бы наполовину оправдываю их ожидания.
– Мисс Эндрюс, – произнесла она.
Хьюго удивленно моргнул.
– Что?
– Я предпочитаю, чтобы вы называли меня мисс Эндрюс. – Она едва заметно кивнула. – Ваша светлость.
Внезапно Хьюго понял, что вот-вот потеряет самообладание.
– Позвольте мне кое-что прояснить с самого начала, мисс Эндрюс, – сказал он, пока конь под ним продолжал артачиться. – Я не просто отвратителен, как обо мне говорят. Я намного хуже. Я разрушаю жизни одним щелчком своих пальцев. На моем счету столько жертв, что удивительно, как эта страна все еще существует. Если вас что-то не устраивает, миссис Редцинг с радостью найдет вам замену. Вам надо просто сказать об этом.
Если его слова и повлияли на взбесившую его женщину, то она спрятала свою реакцию за воротом пуховика.
– Я уже говорила, что намерена у вас работать.
Непонятно почему, но ему явно не понравилась ее преувеличенная терпеливость.
– Однако, если вы хотите меня заменить, то это, конечно, полностью зависит от вас.
– Конечно. – Он выгнул бровь. – Я ненавижу воров.
Она оглядела его так, словно он был ее подопечным.
– Поступайте, как вам угодно, ваша светлость. Но логика подсказывает, что вам надо посмотреть, как я общаюсь с ребенком, прежде чем прогнать меня.
Ребенок. Его подопечная.
Хьюго было крайне неприятно думать о чьем-либо благополучии, потому что он не заботился даже о себе. Сказать, что живущая в его доме девочка беспокоит его, значило не сказать ничего.
– Отличная идея, – пробормотал он. – Она будет ждать вас в большом зале. До дома осталось пять минут быстрой ходьбы.
– Вы шутите?
– Справедливо, – сказал он. – Десять минут ходьбы, поскольку ваши ноги короче моих.
– Ваше гостеприимство действительно вдохновляет, ваша светлость, – спокойно ответила она, выражение ее лица было равнодушным.
Ему это не понравилось.
Точно так же, как ему не нравился тот факт, что еще никому не удавалось так задеть его за живое.
– Это моя единственная цель, – ответил он.
С этими словами Хьюго развернул жеребца и ускакал, предоставляя проблемной мисс Элеонор Эндрюс шанс самой найти дорогу к его дому.
И к его подопечной.
Через пятнадцать минут Элеонора наконец подошла к парадному входу в особняк.
Ведущая к нему лестница была вымощена гладкими камнями, между которыми виднелись отцветшие растения. Приближалась зима.
Это казалось плохим предзнаменованием. Хотя Элеонора не позволяла себе верить в подобную глупость.
Чем ближе она подходила к дому, тем чаще задавалась вопросом, почему она согласилась работать гувернанткой. Неужели ей в самом деле необходимо изолировать себя в этом жутком старом поместье? Неужели деньги действительно стоят того, чтобы приехать в Йоркшир к мужчине, с которым она никогда не предполагала встретиться?
И почему, в конце концов, Виви не желает изменить собственную жизнь?
Но такие мысли заставили Элеонору чувствовать себя предательницей. Ей стало тошно. Виви едва не погибла в той ужасной аварии. А потом она долго боролась за выживание. Элеонора – единственная, кто не пострадал.
Иногда она чувствовала себя виноватой за это, словно яркий шрам красовался на ее собственном теле.
– Перестань жалеть себя, – бодро произнесла она. – Ты уже получила работу.
Она позвонила в красивый колокольчик, висящий у двери. Его звон был долгим, низким и глубоким. Элеоноре казалось, что она попала в Средневековье. Она почти ожидала, что дверь ей откроют рыцари в сияющих доспехах.
И все только потому, что она встретила хозяина этого дома. После их встречи у Элеоноры не на шутку разыгралось воображение. Не облегчило ситуацию и то, что он оказался намного привлекательнее, чем на фотографиях. Кроме того, он остроумный и язвительный. При одном воспоминании о нем у Элеоноры дрожат колени.
Несмотря на ожидания, дверь дома открыл не печально известный герцог Гровсмур, а ребенок. Элеонора уставилась в яркие голубые глаза своей будущей подопечной, которая недоверчиво смотрела на нее.
Перед ней была девочка с шелковистыми рыжими волосами, заплетенными в две косички, и очаровательными веснушками на носу. Элеонора затаила дыхание – девочка была копией своей покойной матери, Изабель Вандерхафен. Покойная женщина обладала лучезарной улыбкой и рыжими локонами и походила на натурщицу с полотен Тициана.
– Мне не нужна гувернантка, – сразу и категорично заявила девочка.
– Конечно нет, – согласилась Элеонора, и девочка удивленно моргнула. – Кому нужна гувернантка? Но тебе повезло, потому что у тебя она все-таки есть.
Маленькая девочка на секунду задумалась, потом выпятила нижнюю губу.
– Я Джеральдина. Но вы, наверное, знаете об этом.
– Конечно, я знаю твое имя, – оживленно произнесла Элеонора. – Я не смогла бы устроиться на работу, не зная имени своей воспитанницы, ведь верно?
Элеонора понимала, что этот ребенок будет держать ее на пороге дома до конца времен, если она сама ничего не предпримет. Поэтому она открыла дверь свободной рукой и прошла мимо Джеральдины, которая смотрела на нее с удивлением и любопытством.
– Обычно они командуют, пишут текстовые сообщения и воюют со мной, – ответила девочка.
– Кто «они»? – Элеонора с трудом закрыла за собой тяжеленную дверь.
Джеральдина продолжала недоверчиво смотреть на нее.
Гровс-Хаус выглядел мрачным снаружи, но внутри казался наполненным светом. Элеонора не знала, что тому причиной: позолота на стенах, люстры, картины, элегантная мебель или остальные вещи, которыми обычно загромождаются холлы домов богачей.
– Все знают мое имя, – сдержанно произнесла Джеральдина. – Иногда они орут на меня на всю деревню. Вы пятнадцатая гувернантка. Вы знаете об этом?
– Нет.
– Миссис Реддинг говорит, что я непослушная.
– А что думаешь ты? – спросила Элеонора. – Ты непослушная?
Джеральдина немного опешила от ее вопроса.
– Может быть.
– Значит, ты можешь измениться, если захочешь.
Элеонора смотрела на мятежное личико Джеральдины, но не видела в нем непослушания. Она увидела одинокую маленькую девочку, потерявшую своих родителей; эту девочку отправили жить в чужой дом.
Наклонившись к Джеральдине, Элеонора прошептала:
– Знаешь, не имеет значения, плохая ты или хорошая. Я уже могу сказать, что мы с тобой подружимся, а значит, так и будет. Друзья не меняют свое мнение друг о друге только потому, что между ними возникло небольшое недопонимание.
Джеральдина несколько раз удивленно моргнула. Элеонора начала расстегивать свой объемный пуховик.
– Она такая же непослушная, как любые другие дети, – послышался мужской голос. – Ей семь лет. Давайте не будем сажать ребенка в клетку так быстро, хорошо?
Элеоноре потребовалось время, чтобы найти Хьюго в головокружительно сверкающем и ярко освещенном фойе. Он вышел из комнаты в направлении парадной двери.
Элеонора мрачно подумала, что он не выглядит как герцог. С засунутыми в карманы джинсов руками он выглядел как предводитель шайки жуликов из американских трущоб. На нем была футболка с разрывами, подобные которой Элеонора видела в шикарных магазинах, предпочитаемых Виви. Хьюго не лгал о своем метаболизме. Перед Элеонорой был великолепный образчик мужской красоты.
С широкими плечами и узким торсом, он выглядел так, словно собирался участвовать в олимпийском марафоне. Его карие глаза имели оттенок виски, а темные волосы были взъерошены, словно он только что вылез из постели. Хьюго едва заметно усмехался.
Элеонора насторожилась.
– Ребенок уже в клетке, – не подумав, ответила она и быстро оглядела огромное фойе. – Но клетка довольно большая.
Хьюго остановился в нескольких футах от нее. Все трое неловко замерли перед большой входной дверью.
От его близости Элеонора чувствовала себя уязвимой и неуверенной. Она злобно посмотрела на него, словно это помогло бы ей успокоиться.
Она сказала себе, что покраснела только потому, что до сих пор не сняла пуховик. Ей просто жарко. И высокомерный Хьюго тут ни при чем.
Он посмотрел на Джеральдину:
– Ну?
Маленькая девочка только пожала плечами, выражение ее лица было угрюмым.
– Нет смысла нанимать эту женщину, как всех остальных, если позже ты будешь жаловаться. – Голос Хьюго смягчился.
– Прошу прощения, – сказала Элеонора. – Мы обсуждаем мое трудоустройство?
Хьюго лениво посмотрел на Элеонору.
– Да. – Он поднял темную бровь. – А вы нас подслушиваете.
Элеонора разжала стиснутые зубы, когда они заныли.
– Я подслушивала бы, если бы пряталась за цветочной композицией или старалась слиться с декором. – Она заставила себя улыбнуться, но это было непросто. – Поэтому ваше замечание крайне неуместно.
– Вам не кажется, что не следует швырять обвинения невинному ребенку? – лениво спросил Хьюго, и Элеонора подумала, что он ее дразнит.
Но зачем герцогу Гровсмуру дразнить кого-либо? Особенно такую незначительную особу, как гувернантка, которую он, по-видимому, уже передумал нанимать.
– По-моему, мы все прекрасно понимаем, с кем я говорила. – Элеонора посмотрела на девочку и искренне ей улыбнулась: – Я не обижусь, если ты захочешь, чтобы я ушла, Джеральдина. И я не против того, чтобы ты сказала мне об этом в лицо. Но герцог совершенно сознательно ставит тебя в положение, в котором ты можешь поддаться его плохому настроению, а это несправедливо.
– Жизнь вообще несправедлива, – мрачно пробормотал Хьюго.
Элеонора пожалела, что не может легко игнорировать его.
– Ты даже можешь ничего мне не говорить, – сказала она Джеральдине. – Мы с тобой встретились пять минут назад. Я не против того, чтобы ты подумала подольше и уже потом приняла решение.
– Вы говорите так властно, – произнес Хьюго, – словно мы находимся в вашем доме, а не в моем. – Он огляделся, будто впервые увидел свое фойе. – Но нет, – продолжил он, как если бы кто-то спорил с ним. – Это тот самый зал, который я помню с детства, когда гувернантки гораздо строже вас не могли сделать меня порядочным человеком. Портреты моих унылых предков. Родословные. Повсюду одни Гровсмуры. А значит, в этом доме главный я, а не вы, не так ли?
– Забавно, – холодно ответила Элеонора, как ни в чем не бывало выдержав пристальный взгляд Хьюго, словно нисколько его не боялась. – В агентстве удивятся, узнав о том, что в этой ситуации Джеральдина не имеет право голоса.
– Вы так думаете? – Хьюго угрожающе растягивал слова.
Элеонора не знала, что он скажет в следующую минуту. Видя, как он смотрит на нее с вызовом, она затаила дыхание.
– Она мне нравится, – заявила Джеральдина. – Я хочу, чтобы она осталась.
Герцог не сводил глаз с Элеоноры.
– Твое желание для меня закон, моя любимая подопечная, – осторожно произнес он.
Элеоноре казалось, что ее опалило огнем. Она продолжала убеждать себя: ей жарко только из-за того, что она так и не сняла пуховик. Кроме того, Хьюго стоит к ней слишком близко. Он нависает над ней, словно опять сидит на коне.
Хьюго переступил с ноги на ногу и поднял руку. Внезапно в зале появились люди.
Джеральдину увели две кудахчущие няньки. Кто-то взял у Элеоноры сумку и чемодан. А потом к ней подошла очень аккуратно одетая пожилая женщина, которая натянуто ей улыбнулась.
– Миссис Реддинг, я полагаю, – сказала Элеонор, когда женщина к ней приблизилась.
– Мисс Эндрюс. – Женщина заговорила с ней прозаичным тоном, который Элеонора слышала во время их общения по телефону. – Пойдемте со мной.
Идя следом за миссис Реддинг, Элеонора поняла, что герцога нигде не видно. В суматохе он быстро ушел.
Элеонора решила, что может расслабиться.
– Прошу прощения за то, что никто не встретил вас на вокзале, – бесстрастно произнесла экономка. – Это был мой недосмотр.
Элеонора сомневалась, что эта женщина вообще когда-либо ошибается. А она первый день на работе, однако у нее сложилось отчетливое впечатление, что она уже раздражает своего работодателя.
– Я хорошо прогулялась, – ответила Элеонора, решив не жаловаться. – И осмотрела местность. Здесь довольно… интересно.
– Болота есть болота, – с подтекстом заметила экономка, и Элеонора навострила уши. – Остерегайтесь сильных ветров. Они такие пронизывающие, что вы можете легко простудиться.
– Я буду одеваться теплее, – ответила Элеонора.
Они шагали по лабиринту залов, не останавливаясь ни на мгновение. У Элеоноры не было времени, чтобы осмотреться. И она этому обрадовалась. Она боялась, что если остановится, то будет как загипнотизированная рассматривать все несколько дней.
Миссис Реддинг остановилась в дальнем конце коридора.
– Это ваши апартаменты, – произнесла она, махнув рукой на комнаты. – Надеюсь, они вам понравятся. Боюсь, они не такие просторные, как вы, возможно, ожидали. Прежние гувернантки жаловались на тесноту.
Элеоноре хотелось ответить, что она ожидала получить узкую кроватку в подвале. Там, где в прежние времена держали прислугу, но промолчала.
Апартаменты оказались впечатляющими. Квартира, в которой Элеонора жила с Виви, могла легко поместиться в углу большой комнаты. Элеонора не сразу поняла, что у нее есть собственная гостиная. Миссис Реддинг прошла в соседнюю комнату, к которой примыкала гардеробная для кучи одежды, которой у Элеоноры не было.
К спальне примыкала огромная ванная комната, показавшаяся неискушенной Элеоноре спа-центром. В спальне ей сразу бросилась в глаза массивная кровать с балдахином и резными деревянными стойками, словно созданная для королевы; здесь же был камин и диваны.
Приказав себе успокоиться, Элеонора безмятежно улыбнулась миссис Реддинг.