Кейти Нанн
Дом шелка
Глава 5
1768 год, Лондон
Лепестки цветов были усыпаны бисеринками росы, в которых, если приглядеться, все отражалось в перевернутом виде, точно иллюзия фокусника. Мэри-Луиза Стивенсон сидела за столом у окна в гостиной, устраивая в вазе только что собранный букетик и аккуратно развязывая тугой узел, чтобы не повредить и не стряхнуть оставшуюся росу.
Этим утром она вызвалась сходить на рынок, находившийся через несколько коротких улочек от их дома в Спитал-Ярд, и, купив репы и моркови, по дороге собрала немного полевых цветов, в изобилии росших вдоль канав. Они нравились ей больше всех, и тем лучше, ведь из-за мизерного дохода им с сестрой редко удавалось позволить себе даже мясо, не говоря уже об изумительных розах, пышных пионах и лилиях, от аромата которых она чуть не теряла сознание, проходя мимо цветочной лавки. Позже ее сестра Фрэнсис, добавив воды и горстку зерна, приготовит из купленных овощей суп на ужин, в дополнение ко вчерашнему хлебу. С должной осмотрительностью они смогут растянуть нехитрое кушанье до конца недели.
Не обращая внимания на тянущее чувство голода, Мэри переворачивала цветы и так, и эдак в поисках наилучшего ракурса для солнечно-желтой мать-и-мачехи и ярко-лиловых диких фиалок. Она думала использовать эту противоположность цвета и формы в узоре, добавив еще несколько оттенков. Сначала она рисовала цветок, а затем составляла схему узора для вышивки на ткани. С иглой она управлялась не так хорошо, чтобы искать работу в этой области, да и оплата была совсем невысокой: семь пенсов за день, при этом вышивальщицы начинали трудиться на рассвете и порой не заканчивали до поздней ночи. Но так она могла показать, как узор мог выглядеть, вытканный на шелке. По крайней мере, она на это надеялась.
Это ее сестра Фрэнсис посоветовала Мэри обратить ее любовь к рисованию во что-то более доходное. Они жили на окраине ткацкого квартала, в самой дальней его части. На этих запутанных улочках почти в каждом доме на верхнем этаже находился ткацкий станок, за которым работал подмастерье или сам ткач, и воздух гудел от перестукивания и треска дни напролет, не стихая даже ночью. Там ткали шелка и дамаст с пышными броскими узорами из цветов, экзотических фруктов и листьев. Среди тканей встречалась и блестящая тафта, и рубчатый шелк, и плотные шелка в полоску; в самые дорогие из них вплеталась тонкая золотая или серебряная нити. Узорчатый шелк стоил вдвое дороже, чем простой однотонный: чтобы соткать такое, требовалось куда больше навыков.
– Пара лишних шиллингов были бы для нас подарком судьбы, – сказала тогда Фрэнсис. – Не знаю, как мы сможем платить ренту в будущем году. – Она утверждала, что Мэри столь же талантлива, как и любой ткач, тем более что уже и рисует, и вышивает. – Бьюсь об заклад, только ты научишься – в мастерстве им с тобой не сравниться.
Создание узоров для ткани, как и многие другие интересные, да и более высокооплачиваемые занятия, обычно были, как казалось Мэри, прерогативой мужчин. Художники по тканям, ткачи и торговцы шелком вели себя как любовники, собственнически защищая свою работу и близко не подпуская к ней чужаков. За последние десятилетия была только одна женщина, сумевшая пробиться в этой среде, легендарная Анна Мария Гартуэйт, но ее уже пять лет как не было в живых. Мэри мечтала однажды занять ее место.
Сестрам повезло, что покойный муж Фрэнсис, Сэмюэль, работал у ткача, так что у них были друзья среди этого сонма ремесленников, заполнявших все окрестные улицы. Фрэнсис обратилась к одному из них, Гаю Ле Мэтру, гугеноту, чей отец бежал из Лиона от преследований, и попросила посвятить их в тайны ткачества. Однажды утром он привел их к себе на чердак – светлую комнату под скатами крыш с длинными окнами в наклонных стенах. Там он продемонстрировал им работу рамных шнуров и батана[3], иголок на направляющих пружинах, показал, как укладываются поперечные и основные нити, используя в качестве шаблона узор на квадратике бумаги.
– У нас челнок роликовый, – рассказал он, указывая на ручной ткацкий станок и небольшой предмет на колесиках, формирующий двусторонний узор. – Теперь можно ткать полотно шире, чем размах руки. Большая экономия.
Мэри кивнула, одурманенная сухим насыщенным запахом мотков шелковых нитей и молниеносными движениями челнока.
– Но это не столько ткачество, сколько тонкая вышивка, – заметила она, осторожно подходя ближе к станку. – Как это возможно?
– Детали, – пояснил мастер. – Самые затейливые узоры можно и несколько недель устанавливать.
Мэри непонимающе нахмурилась, но по мере объяснений кивнула.
– Этот конкретный узор, видите, на ткани повторяется часто, будь то жилет или бальное платье.
По всей комнате были расставлены бобины шелков самых разных насыщенных цветов: ярко-желтых, точно лютики, малиновых, как цветы шиповника, персиковых, алых и пурпурно-голубых, в точности как лепестки ириса, и Мэри залюбовалась.
– Если деталей больше, узор смотрится как живой, но и ошибку допустить легче, ту же нить уронить. Поэтому нужен баланс, – пояснил он. – При составлении рисунка необходимо иметь представление о геометрии и пропорциях, как и об искусстве.
– А сколько ткани одного узора вы делаете? – спросила Мэри, хотя Фрэнсис, молча стоявшая рядом, уже успела многое рассказать ей о том, как все устроено. Мэри уже выбрала тактику, решив польстить самолюбию месье Ле Мэтра, его чувству собственной значимости, чтобы он стал общительнее.
– Обычно всего наряда на четыре, столько, сколько заказал торговец и сколько он может продать. На каждое платье уйдет от девяти до шестнадцати ярдов[4] ткани.
– Получается, всего от тридцати до шестидесяти ярдов одного узора, – быстро посчитав в уме, подвела итог Мэри.
Мастер в удивлении вытаращился на нее, не ожидавший такой быстрой реакции, но уже через секунду лицо его приняло прежнее непреклонное замкнутое выражение.
– А сколько времени на это уходит?
– Несколько месяцев.
– Понимаю, ни одна леди не захочет увидеть на ком-то такое же платье, – пробормотала Мэри. – И цена оправданно высокая.
– Именно так.
– А кто решает, какие будут цвета? И узор? Как вообще выбирается схема?
– Иногда ткач заказывает орнамент у художника, в других случаях торговец делает заказ и решает, какая ткань нужна. Должен, однако, признать, – проворчал он, – что порой художник не имеет ни малейшего представления о наших станках, что можно на них выткать, а что нет, и порой нам приходилось останавливать работу и ждать, пока не поменяют весь рисунок. Иногда даже весь заказ шел в утиль.
– Могу представить, сколько это стоило времени и материалов, – согласилась Мэри.
Гай кивнул, с виду такой же невозмутимый, несмотря на все ее расспросы.
– Торговец дает нам заказ, хотя можно выткать отрез и надеяться самим найти покупателя, – продолжил он. – Простаивать станок не должен.
– Наверное, непросто перенести рисунок в схему, да? – спросила Мэри.
– Это поначалу, – признал он. – Но вот, поглядите на эту саржу…
Тем вечером Мэри вышла из дома ткача с кружащейся головой, представляя, как она может превратить свои наброски трав и полевых цветов в узоры, которые когда-нибудь будут украшать наряды знатных дам и господ, возможно, даже королевских кровей, замечталась она.
Все часы Мэри теперь проводила над рисунками, с карандашом и красками, пока огарки свечей уже не расплывались в лужицах воска, пальцы не немели и перед глазами все не расплывалось. Она рисовала примулы и крокусы, а потом, когда весна уступила место лету – васильки, наперстянки и лесной купырь. Затем Мэри переводила узоры на ткань, вышивала, пока они не начинали казаться объемными, и потом уже пыталась рисовать схему на канвовой бумаге, как показывал Гай, которую ткач смог бы использовать как лекало. Первые попытки закончились разочарованием: ей никак не удавалось перенести завитки на схему, но она не сдавалась, наконец создав несколько вариантов, которые могли подойти.
– Очень живой и милый рисунок, – похвалила Фрэнсис, когда Мэри показала ей папку с работами. – Я была бы рада надеть платье с таким изящным узором, очень красивые цветы.
– Но они так отличаются от работ других, – с сомнением протянула Мэри, неожиданно задумавшись, не потратила ли она время впустую с настолько простыми растениями. Вдруг на роскошном шелке они будут смотреться смешно, как и в виде рельефного узора на дамасте, вытканные золотом и серебром? Цветы с обочины дорог и тропинок, которые все пренебрежительно считают сорняками? В высшем обществе господствовала мода на более броские цветы: розы, лилии, камелии и тому подобное. Нет, строго напомнила себе она, ее тщательно собранные полевые по-своему прекрасны. Она убедит мастеров выткать ее узоры.
– Моя работа будет выделяться своей оригинальностью, – решительно объявила она.
– Очень надеюсь, что ты права, – вздохнула Фрэнсис все с тем же обеспокоенным выражением. – У нас осталось всего несколько фунтов, надолго их не хватит.
Мэри не могла позволить мысли о деньгах отвлечь ее от цели: подготовить папку с набросками и схемами, которые можно выткать на шелке. Как красиво такие наряды смотрелись бы на леди и джентльменах из высшего общества!
Только уже перед рассветом сомнения начинали терзать ее кипящий разум, не давая уснуть, а там уже и с мелодичным щебетанием первых птиц начался новый день. Кто она такая – старая дева, получившая образование в доме священника, – чтобы думать, будто сможет пробиться в мире мужчин, не говоря уже о том, чтобы преуспеть?
Глава 6
Сейчас
Тея не сразу вспомнила, где находится. Плохо понимая, что происходит, она дотянулась до очков и неуверенно выбралась из кровати. Пошатываясь, дошла до окна, раздернула занавески и выглянула на улицу, плавно извивающуюся по холму. В сером утреннем свете виднелись очертания крыш Оксли-колледжа, а за ними зеленели площадки для игр. По другую сторону улицы тяжело прогрохотали несколько грузовиков, скрипя тормозами на ведущем к подбрюшью города спуске.
Когда ночью выключилось электричество, Тея уже собиралась ощупью спуститься вниз, но тогда свет снова загорелся – и вновь погас, и так несколько раз, пока наконец напряжение не стабилизировалось. Списав все на сомнительную проводку старого дома, а пробирающий до мурашек скрип – на запертую внутри кошку, ей все же не удалось избавиться от тревожного ощущения. Поэтому, несмотря на тяжелый день и крайнюю усталость, уснула она не сразу.
Отойдя от окна, Тея взглянула на часы: до встречи с директором еще полно времени. Найдя телефон, она нажала на кнопку включения, но экран решительно не хотел оживать. Тея проверила зарядку и провод: ничего. Может, розетка не работала или ночью снова отключали электричество? Она выругалась про себя: надо было проверить почту – еще не хватало пропустить что-то в первый же день. По дороге в душ ей попался на глаза комок одежды в углу комнаты, в котором Тея узнала куртку, хотя могла поклясться, что повесила ее за дверь. Должно быть, вчера она устала больше, чем ожидала. На полу рядом валялась обертка из-под шоколадки, все-таки не попавшая в мусорную корзину, и Тея решила, что после душа первым делом позавтракает, желательно не в компании дамы Хикс. Перед встречей с этой загадочной женщиной ей нужно было подкрепиться.
Кухня оказалась большой, чистой до стерильности и, к счастью, пустой. Часы на стене показывали без четверти двенадцать – они давно остановились, даже проверять не нужно. Тея огляделась в поисках батареек; хотя, вероятно, следить за часами было обязанностью дамы Хикс.
Тея прошла до конца кухни, туда, где короткий коридор вел к черному ходу, и выглянула в сад: тесноватый и вытянутый в длину, он был обнесен по периметру высокой каменной оградой. В центре разместился цветник, вычурно разделенный на части старыми кирпичами и подрезанной живой изгородью: вероятно, аптекарский огород или сад-лабиринт[5]. За ним находился прудик с рыбками. Тея какое-то время смотрела на клумбу, и только через несколько секунд мозг догнал зрение: знакомая фигура, пентаграмма, такая же, как и на тех ключах, что дал ей мистер Баттл. Ветер разбросал по сырой траве остатки листьев, на холодном утреннем воздухе было зябко, и Тея обхватила себя руками.
Вернувшись обратно в тепло кухни, она заглянула в ящики и шкафчики, батареек для остановившихся часов не нашла, зато обнаружила чай, хлеб, джем и разнообразные крупы в картонных упаковках. Два больших холодильника были щедро заполнены припасами, в том числе маслом, молоком, сыром и овощами. В буфетах полки прогибались под тяжестью чашек и тарелок, а столовые приборы были аккуратно разложены в длинном ящике сбоку. Воспрянув духом, Тея поджарила себе хлеб и вскипятила чайник на плите, а затем устроилась в конце одного из двух длинных дубовых столов, греясь в солнечных лучах, заливавших столовую сквозь эркеры.
Только она откусила первый кусочек тоста, как открылась дверь. В дневном свете дама Хикс выглядела не так устрашающе, на ней была похожая на вчерашнюю блузка, но в этот раз с орнаментом из красных ягод. Для первого рабочего дня Тея выбрала серые брюки мужского покроя и простую рубашку и даже добавила непривычный штрих – помаду, но все же по сравнению с нарядом пожилой женщины ее костюм казался мрачноватым. Отложив тост и поспешно проглотив кусок, Тея пожелала ей доброго утра. Нет уж, она не даст себя запугать.
Тишина затягивалась. Тея заметила у дамы Хикс необычную оловянную брошь на воротничке под горлом, круглую, с узором из стрел, почти как на ключах. Заинтригованная, она уже хотела спросить про ее историю, так как брошь казалась старинной, но прикусила язык. Выражение лица настоятельницы не располагало к расспросам, хотя по сравнению со вчерашним голос ее звучал уже мягче:
– Полагаю, вы отдохнули.
– Да, благодарю, я спала как убитая.
Дама Хикс бросила на нее быстрый взгляд:
– Вероятно, до приезда девочек мы могли бы обсудить управление домом и наши обязанности?
Тея кивнула.
– Может, в одиннадцать?
Женщина кивнула в ответ:
– Мне надо проследить за доставкой провизии, персонал на кухню прибудет после ланча, так что времени все проверить будет достаточно. – С этими словами она вышла из комнаты, оставив Тею завтракать.
Уже убирая посуду, Тея услышала скрип двери и последовавший за ним пронзительный мявк. Исида. Кошка тут же начала тереться об ее ноги, выписывая восьмерки вокруг щиколоток. Судя по всему, она, как и дама Хикс, с утра была в гораздо более дружелюбном настроении. Тея наклонилась погладить ее и была вознаграждена раскатистым мурлыканьем.
– Ну что, это ты орала прошлой ночью? Что там случилось? – тихонько и ласково спросила она, оглядываясь, нет ли на полу кошачьей миски. – Лучше мне тебя не кормить, – прошептала она. – А то нарвусь на неприятности в первый же рабочий день.
Она взглянула на часы: восемь тридцать. Куча времени побродить по окрестностям – в первый свой приезд у нее не было возможности осмотреться, тогда после собеседования она спешила на автобус, надо было успеть на поезд, и теперь ей не терпелось погулять по городу. В конце концов, именно по этим улицам ее отец так часто ходил еще мальчиком, боролся за победу на этих футбольных полях, играл в театре, жил в одном из особняков колледжа. Они с сестрой слушали его рассказы о том, как морозным зимним утром он успевал пробежать восемь километров и принять холодный душ до завтрака, как его до крови били по рукам деревянной линейкой за малейший проступок. О том, какие замечательные это были годы, одни из лучших в жизни.
Отец описывал им и рынок, открывавшийся два раза в неделю прямо посреди широкой главной улицы города: «Третьей по ширине в Англии, – убеждал он. – Специально задуманной так, чтобы могла развернуться карета с шестеркой лошадей». Он описывал незнакомую им с сестрой еду: пряные пироги со свининой, яйца по-шотландски размером с голову ребенка, кексы на сале, усыпанные смородиной и апельсиновой цедрой.
Поглощенная воспоминаниями, Тея вышла из дома прямо на центральную часть улицы и всего через пару метров заметила булочника, чей прилавок ломился от кишей и тартов, эмпанадас и да, яиц по-шотландски и пирогов со свининой. Она не могла сдержать улыбку, и если бы не завтрак, еще и с добавкой, шансы поддаться соблазну были бы велики.
Пару минут спустя, проходя через арку к территории колледжа, она заметила других женщин и мужчин разных возрастов и комплекции, спешащих к главному дому. Ее внимание привлекла женщина в летящей юбке, перехваченной широким поясом, и в яркой красно-оранжевой, как мандарин, блузке, которая уверенным широким шагом шла по дороге с пачкой бумаг под мышкой.
– А я и не поняла, что мы все будем на собрании, – окликнула ее Тея, узнав коллегу по гуманитарным наукам, Клэр МакГаверн, которая водила ее по школе перед собеседованием.
– О, привет! – искренне обрадовалась Клэр. – Да, мы все получаем приглашения на собрание в первый день семестра. Ну, вообще-то первый день завтра, но ты поняла. В любом случае добро пожаловать! Не скрою, я очень рада, что ты получила эту работу, ты бы видела других претенденток! – понизив голос, поделилась она, наморщив нос, будто унюхала что-то особенно неприятное. Тея не могла не рассмеяться. Возможно, школа окажется не такой пугающей, как поначалу показалось.
– До сих пор не уверена, что готова к этому, – призналась она шепотом.
– Не волнуйся, в наше время никакого битья, травли и содомии – говорят, что, если учитель поднимет указку выше плеча, его оштрафуют. Думаю, это все-таки выдумка, – подмигнула ей Клэр, говоря быстро, под стать походке. – Пойдем, – поторопила она, чуть притормаживая, чтобы Тея могла ее догнать. – Директор терпеть не может, когда опаздывают.
Повезло, что кабинет директора был большим, так как Тея с Клэр оказались в числе последних, и они еле поместились в комнате, где уже собралось больше десятка коллег. Зал гудел, присутствующие обменивались новостями после долгих летних каникул, но вскоре с появлением директора Фокса гул стих. Тее пришлось вытянуть шею, чтобы рассмотреть его за головами впередистоящих. Для директора такой школы он был достаточно молод, лет сорока пяти, а улыбка его словно освещала комнату, и охватившее Тею дурное предчувствие немного ослабло.
Полгода назад Тея и не думала искать новую работу, не то что переезжать из Мельбурна, да и вообще из Австралии. Она преподавала в государственной школе в предместьях города. Школа была прогрессивной и мультикультурной, и несмотря на прискорбную нехватку финансирования, ограниченные ресурсы и постоянные интриги в учительской, Тея любила свою работу. Но возможность приехать и работать здесь притягивала ее как магнит. Независимо от того, что здесь учился ее отец, Тея считала, что Оксли-колледж идеально подходит ей для продолжения исследований и получения степени доктора наук. Недолго думая, она подала заявление через сайт, а через месяц или позже с удивлением получила приглашение на собеседование и тут же забронировала билеты в Англию.
– Доброе утро, коллеги, – обратился к собравшимся директор Фокс, прервав ее размышления. – Очень рад приветствовать вас в этот чудесный день, в стопятидесятилетнюю годовщину Оксли-колледжа, и мне не терпится поделиться с вами планами предстоящего празднования.
Тея с трудом переварила фразу про «стопятидесятилетнюю годовщину», но почти все в комнате согласно кивали, будто это что-то очевидное.
– Однако прежде всего хочу горячо поприветствовать наших новых сотрудников. Может, вы поднимете руку, чтобы все увидели?
Робко вытянув руку вверх и украдкой оглядевшись, Тея с облегчением увидела еще три таких же руки: очевидно, она была не единственным новичком. Руки опустились, и Тея заметила коренастого мужчину в нескольких метрах сбоку, чьи ярко-рыжие волосы маяком светили среди моря каштановых и русых волос. Широкоплечий, с узкими бедрами и крепкой фигурой, он явно занимался спортом – она бы поставила на регби. Мужчина перехватил ее взгляд, и Тея, поспешно отвернувшаяся обратно к директору, все же успела увидеть, что глаза у него яркие и обезоруживающе-голубые.
– Итак, отлично, – продолжал тем временем директор. – Как вы все прекрасно знаете, это знаменательный день. Впервые за все сто пятьдесят лет истории нашей школы мы приветствуем в этих стенах учениц.
По залу пробежали шепотки.
– Без сомнения, нам всем понадобится какое-то время, чтобы привыкнуть к изменениям, но я ожидаю, что каждый из вас приложит все усилия, чтобы четырнадцать наших новых учениц старшей школы чувствовали себя как дома.
Еще шепотки, в этот раз громче. Тея заметила выражение лица одного из учителей постарше: он не выглядел особо довольным, и она расслышала несколько слов: «… женщины… перевернут все вверх дном…» и «… в голове не укладывается». Другой проворчал: «Когда же это кончится? Потом у нас будет директриса вместо директора», что вызвало приглушенные смешки.
Тея моргнула, но постаралась сохранить нейтральное выражение лица. Они вообще в каком веке живут? И все же она не удивилась. Естественно, что эти сварливые старики будут сопротивляться изменениям, а поток женщин и девушек для них оказался настоящим землетрясением, иначе не скажешь. Рыжеволосый преподаватель с пронзительным взглядом вновь посмотрел в ее сторону, подняв брови и закатив глаза от такой реакции других.
– Пора бы колледжу шагнуть в двадцать первый век, – прошептала ей на ухо оказавшаяся рядом Клэр.
– Кто это? – тихонько спросила Тея, покосившись в сторону мужчины с глазами-незабудками.
– Гарет Поуп, – проследив за ее взглядом, ответила Клэр. – Физкультура.
– Точно. – Имя оказалось знакомым, им предстояло вместе тренировать хоккейные команды старшекурсников.
Голос директора перекрывал шепотки и бормотание, он описывал достижения прошлого года и ожидания от нынешнего. Уровню успеваемости в колледже уделялось особое внимание, вступительный экзамен считался одним из самых строгих в Англии, но даже Тея была поражена, услышав о количестве оценок «пять с плюсом». Когда директор Фокс отметил также достижения в музыке, рисовании и драматургии, она задумалась, как же ученики справляются с таким давлением и что случается с теми, кто терпит неудачу. Она мельком подумала о ребятах, закончивших эту школу, чей характер, хорошо это или плохо, сформировался здесь: среди выпускников были министры, ученые и исследователи, как и те, кто вел жизнь хоть и более простую, но не менее полезную. Но были также и те, кто сломался под тяжестью этих ожиданий, бесконечного сравнения с теми, кто поднялся выше, добился большего. Такая школа, как Оксли, на всю жизнь накладывала отпечаток, Тея прекрасно знала – отец часто упоминал об этом. Однако долго размышлять о судьбах учеников она не могла, так как директор уже завершил свою речь и кто-то открыл двери, выпуская всех. Тея повернулась вслед за остальными, но тут кто-то коснулся ее локтя.
– Будьте любезны, мисс Раст, задержитесь на минутку.