Кейт Куинн
Код Розы
– Уверяю вас, это так скучно, что и говорить не о чем.
– Но мне-то вы можете доверять! – Миссис Финч явно не собиралась отступать. Хотя ее голос и звучал ласково, в глазах появился опасный блеск. – Хоть намекните. Я вам за это отсыплю чуть побольше сахара с карточек.
– Благодарю, не нужно, – холодно ответила Маб.
– Ах, какая осторожность. – Миссис Финч потрепала Маб по плечу. Нехороший блеск в ее глазах усилился, но с дороги она все-таки ушла.
Маб закатила глаза, глядя на ее удалявшуюся спину. Она не замечала сидевшую в углу кухни с миской нечищеного гороха бесцветную дочку миссис Финч, пока та не подала голос – тихо, почти неслышно:
– Просто скажите матушке что-нибудь, что угодно, иначе она не отстанет.
Маб посмотрела на девушку. Не такая уж и юная, как могло показаться на первый взгляд. Ей было двадцать четыре, и в свободное от беготни по материнским поручениям время она трудилась в Женской волонтерской службе. Но из-за бесцветной кожи, которая немедленно краснела по всякому поводу, и вечно опущенных глаз она казалась совсем еще девчонкой.
– Я здесь не для того, чтобы удовлетворять любопытство твоей матери, Бесс, – отрезала Маб, не скрывая раздражения.
Девушка залилась вишневым румянцем.
– Бетт, – почти беззвучно поправила она.
Она лущила горох, сжавшись, будто щенок, жалкий вид которого так и подзуживает людей определенного склада дать ему пинка. Когда Бетт встала, чтобы отнести миску с горохом к буфету, от Маб не укрылось, что карман ее юбки топорщится из-за спрятанной там книжки.
– Дочитала уже «Ярмарку тщеславия»? – спросила она.
Бетт вздрогнула и стала теребить кончик косы.
– Вы ведь не сказали матушке, правда?
– Да за кого ты меня…
Маб проглотила возмущенную тираду. В ее возрасте уже пора бы перестать извиняться перед матерью за библиотечную книгу. «Отрасти себе характер, – хотелось сказать Маб. – А заодно ополосни волосы водой с лимоном и научись смотреть людям в глаза». Чего Маб совершенно не выносила, так это женщин-тряпок. Женщины в ее семье не были идеалом – да что там, большинство были жесткими, бессердечными бабами, – но, по крайней мере, тряпкой ни одну из них не назовешь.
Бетт вернулась за кухонный стол. Вероятно, она так и собиралась просидеть там до позднего вечера, пока мать не отправит ее спать.
– Иди за своим пыльником, Бетт, – неожиданно для себя произнесла Маб.
– Ч-что?
– Сходи за пыльником, пока я буду переодеваться. Пойдешь со мной на первое заседание литературного кружка Блетчли-Парка.
Глава 8
С камышовой крыши «Бараньей лопатки» можно было надзирать за перекрестком Бакингемской и Ньютонской дороги. Бар постоялого двора был уютным и светлым, а отдельная гостиная с ее по-старинному низкими потолочными балками так и манила устроиться поудобнее. Здесь было все, что так пугало Бетт на вечеринках, – теснота, шум, сигаретный дым, быстрый обмен репликами, чужие люди, а также мужчины. Горло ее сдавило от волнения, она безостановочно теребила кончик косы, как будто в этом лежал путь к спасению.
– Так ты прямо тут и квартируешь, Джайлз? – спросил кто-то у худощавого рыжего мужчины. – Черт подери, ну и повезло же тебе!
– И не говори! Миссис Боуден просто сокровище. Карточки ей не помеха – зуб даю, она королева здешнего черного рынка. Я заполучил для нас отдельную гостиную. Берите свои стаканы и пойдемте.
Бетт опомниться не успела, как в ее руке оказалась рюмка хереса. Она не осмелилась даже пригубить напиток – а вдруг мать учует запах спиртного в ее дыхании?
– Да ты отпей, – подбодрила ее Маб.
– Ч-что-о?
Бетт уставилась на собравшихся вокруг стола людей. Вот Озла – она смеется, а какой-то лейтенант зажигает для нее сигарету… Вот нескладные тощие мужчины, по виду типичные университетские преподы, как щенята, завороженно таращатся на Маб… Вот Джайлз с черноволосым великаном – тому даже пришлось пригнуть голову под потолочной балкой… Все они работают в загадочном Блетчли-Парке. А что здесь делает она, Бетт? Она не могла разобрать, что это за люди. Некоторые носили до того потрепанные твидовые пиджаки с заплатами, что ее мать приняла бы их за бродяг, однако при этом не оставалось сомнений в их отличном образовании и высоком происхождении; если честно, она едва понимала, что они говорят.
– Расслабься, – сказала Маб. Она держала бокал пива, с непринужденной элегантностью закинув ногу на ногу. – Мы просто пришли поговорить о книжках.
– Мне нельзя здесь быть, – прошептала Бетт.
– Это литературный кружок, а не бордель.
– Мне нельзя оставаться. – Бетт поставила херес на стол. – Моя мать устроит скандал.
– Ну и что?
– Это ее дом, ее правила, и мне…
– Но также и твой дом. И вообще ты живешь в доме своего отца!
Слова застряли у Бетт в горле. Она не могла объяснить, насколько незаметным был ее отец в семействе Финчей. Он никогда не настаивал на своем. Не таким он был мужем. Не таким отцом.
«Лучший из мужчин», – с неизменной гордостью отзывалась о нем мать Бетт, когда другие женщины жаловались на чересчур властных супругов.
– Мне нельзя оставаться, – повторила Бетт.
– «Жесточайшие мучители женщин – женщины», – процитировала Маб. – Ты уже дочитала до этой фразы в «Ярмарке тщеславия»? – Она изогнула бровь и обратилась к сидящим напротив мужчинам: – Ну так что, как будем выбирать книжку месяца?
– Общим голосованием, – заявил один из тощих ученых. – Не то барышни заставят всех читать романтический кисель.
– Романтический кисель? – возмутилась Озла, втискиваясь за стол слева от Бетт. – Последняя книга, которую я прочла, была «Ярмарка тщеславия»!
– Так это же про девчонок, разве нет? – возразил Джайлз.
– Но автор-то мужчина, так что все в порядке, – ядовито парировала Маб.
– Почему мужчины начинают колебаться, едва им предложат нечто, написанное женщиной? – возмутилась Озла. – Вроде бы уже целый век прошел с тех пор, как бедняжке Шарлотте Бронте пришлось подписываться «Каррер Белл», чтобы ее напечатали!
Подали истекающую жиром жареную рыбу и картошку фри. Бетт и тут не осмелилась притронуться к своей порции. Приличные девушки не едят в пабах, приличные девушки не курят, не пьют, не спорят с мужчинами…
«Но ведь Озла – девушка приличная», – подумала Бетт, собирая впрок аргументы для разговора с матерью. Маб ни при каких обстоятельствах не заслужила бы одобрения миссис Финч, а вот Озла – совсем другое дело. «Ее ведь представили ко двору; вы не можете утверждать, что она не леди, матушка!» Сейчас эта самая Озла хрустела треской в кляре, хлестала херес и спорила с Джайлзом об «Алисе в Зазеркалье» Льюиса Кэрролла – словом, развлекалась вовсю.
Бетт подумала, что и аргумент с дворцом может не убедить мать. Для нее важно одно: Бетт ушла из дому без спросу.
– Я голосую за Конан Дойля, – сказал крупный брюнет, сидевший справа от Бетт. – Кто же не любит Шерлока Холмса?
– Да ты ведь уже прочел каждую строчку, написанную Конан Дойлем, Гарри…
Имя «Гарри» ему совсем не подходит, подумала Бетт, украдкой глядя на поклонника Шерлока Холмса. Мало того, что он настоящий великан – почти на голову выше Маб и такой крупный, что в дверь протиснулся боком, – но еще черноволосый и смуглый, почти темнокожий.
Бетт представила себе шепотки местных кумушек («Интересно, он черномазый или итальяшка?»), но говорил он без иностранного акцента – тот же интеллигентный выговор, что и у остальных.
– Мальтиец, араб, египтянин, – сказал он, поймав любопытный взгляд Бетт.
– Что? – От неожиданности она чуть не подпрыгнула.
– Семья моего отца происходит с Мальты, а родители матери – египетский дипломат и дочь багдадского банкира, – ухмыльнулся он. – Не стесняйтесь, всем любопытно. Кстати, меня зовут Гарри Зарб.
– Вы очень хорошо говорите по-английски, – с трудом выдавила она.
– Ну… та ветвь нашего рода, к которой принадлежу я, живет в Лондоне уже третье поколение, крещен я в англиканской церкви, а учился в Кингз-колледже в Кембридже, как и дед, и отец. Было бы весьма неловко, если бы после всего этого я не очень хорошо владел английским.
– П-простите, – прошептала Бетт, сгорая от стыда.
– Когда выглядишь как я, все думают, что ты родился в шатре среди песчаных дюн, – равнодушно пожал он плечами, но Бетт так устыдилась своих вопросов, что не смогла продолжать разговор.
Она перестала прислушиваться к общей беседе. На соседнем столике обнаружилась брошенная кем-то газета, и Бетт тут же принялась за кроссворд. Он был наполовину заляпан жирными пятнами, но это ее не остановило. В кармане нашелся огрызок карандаша.
– Ты пронеслась по нему, как победитель на скачках, – рассмеялась Озла, но Бетт лишь молча уставилась в пол. Когда же закончится этот вечер?
Стоило Бетт увидеть мать за кухонным столом – в руках Библия, на щеках горят два красных пятна, – и она затряслась всем телом.
– Только не хмурьтесь, миссис Ф, – начала Озла, сияя своей неотразимой улыбкой, как только они вошли в кухню, – Бетт совсем не виновата!
– Это мы ее заставили, – добавила Маб. – Серьезно…
– Не пора ли вам спать, девушки? – Миссис Финч посмотрела на кухонные часы. – Через двадцать минут я гашу свет.
Им не оставалось ничего другого, как отправиться наверх. Миссис Финч сморщила нос, унюхав сигаретный дым, пиво, херес.
– Простите, матушка, – только и успела пролепетать Бетт, как мать схватила ее за руку.
– Завтра о тебе поползут слухи. Об этом ты не подумала? – Миссис Финч не кричала, а говорила с горечью, что было еще невыносимее. – Какая неблагодарность, Бетан. Какой позор. – Она протянула Бетт открытую на Книге Второзакония Библию и начала цитировать: – «Если у кого будет сын буйный и непокорный, неповинующийся голосу отца своего и голосу матери своей, и они наказывали его, но он не слушает их…»
– Матушка…
– Или ты думала, что к дочерям это не относится? «И скажут старейшинам города своего: “сия дочь наша буйна и непокорна, не слушает слов наших, мотовка и пьяница”»…[31]
– Да я ни капли не выпила!
Миссис Финч печально покачала головой, продолжая протягивать дочери Библию. Бетан взяла тяжелый том в вытянутые руки, глядя сквозь слезы на страницу Книги Второзакония. Однажды ей пришлось держать книгу целых полчаса, тридцать мучительных минут. Но ведь сейчас так поздно, мать не станет…
– Ты разочаровала меня, Бетан.
Библия начала опускаться, и мать больно ущипнула Бетт с внутренней стороны предплечья. Она снова заговорила, негромко порицая дочь. Бетт повела себя самым бесстыдным образом. Она опозорила мать, которая заботится о ней, слишком тупой и рассеянной, чтобы самой о себе позаботиться. Бетт следует радоваться, что она никогда не выйдет замуж и не родит детей, ведь тогда она не узнает, как дети разбивают сердце родителям… Пятнадцать минут спустя Бетт захлебывалась от рыданий, слезы ручьем текли по ее горящим щекам, руки дрожали, мускулы одеревенели от усилия удержать книгу на уровне глаз.
– Конечно же, я прощаю тебя, Бетан. Можешь опустить Библию. – На сей раз мать просто потрепала дочь по бессильно упавшей руке, а не ущипнула. – От всего этого у меня вот-вот разыграется головная боль…
Еще не осушив глаза, Бетт кинулась за мокрым полотенцем и скамеечкой для ног. Спать ее отпустили лишь через полчаса. Ее руки висели, как вареные макаронины, мускулы горели. Наконец-то осмелившись потереть нежную кожу на сгибе локтя – у миссис Финч были сильные пальцы, и щипала она очень больно, – Бетт дошла до лестничной площадки и услышала голоса за дверью Озлы и Маб.
– …Бедная Бетт, – донеслись до нее слова Озлы.
– Пусть вырабатывает характер, – резко ответила Маб. – Попытайся моя мать напасть на меня вот так в моем возрасте, уж я бы ей показала.
– Но она – не ты, королева Маб. В жизни не видала более полного и безнадежного воплощения Фанни Прайс. (Маб вопросительно хмыкнула.) Ну, помнишь, та тряпка, героиня «Мэнсфилд-парка»? Выглядит как чучело и мешает людям развлекаться. Только не говори, что ты не читала Остен…
Бетт не стала дожидаться, что будет дальше, и проковыляла в свою комнату. От этого нового унижения она вспыхнула и снова расплакалась. Какой глупой, какой жалкой она себе казалась – поверила, что если девушки из Блетчли-Парка бросили ей пару добрых слов, как кость собаке, это значит, она им хоть чуточку нравится. Еще глупее и жальче было думать, что если кирпичный особняк неподалеку стал центром военной деятельности, ее жизнь изменится. В жизни Бетт ничего не изменится. Никогда.
Глава 9
Когда июнь плавно перетек в июль, Озла поняла, что у нее руки чешутся взяться за какое-нибудь дело. Работа постоянно шла в лихорадочном ритме, однако в интеллектуальном смысле она оставалась на уровне игры в крестики-нолики. «Мне нужна задача, – подумала Озла, помогая мисс Синьярд записывать незнакомые немецкие коды, определять которые предстояло уже другому отделу. – Точнее, она мне понадобится, когда я вернусь в дневную смену…» Смена с девяти утра до четырех была еще ничего, но когда выпадала очередь работать с четырех до полуночи, Озле стоило большого труда не скатиться в полное уныние. Одно дело ввалиться домой за полночь, потому что ты веселилась в «Кафе де Пари», и совсем другое – в изнеможении упасть на кровать в час ночи, после того как допоздна занималась подготовкой на случай вражеского вторжения.
– Мы планируем организовать мобильный отдел ГШКШ, – деловито, без сантиментов сообщила девушкам из своего отдела мисс Синьярд. – Сотрудницы отдела немецкого флота, которых для этого отберут, получат специальные паспорта, чтобы быть наготове сорваться с места в любой момент.
«А потом окопаться на холмах и продолжать сопротивление, когда все здесь оккупируют немцы», – подумала Озла, ощущая мерзкий ком в желудке. До сих пор она довольно отвлеченно размышляла о возможной оккупации своей родины, словно о черной туче, маячившей где-то далеко на горизонте, однако сейчас видеть, как всерьез готовятся к тому дню, когда немецкие танки покатятся по улицам Блетчли…
Сообщи мисс Синьярд эту новость в дневную смену, Озла, пожалуй, гордо вскинула бы голову и подумала: «Не нужен нам никакой мобильный отдел ГШКШ, не побежим мы на холмы, потому что ты никогда не сможешь высадиться на наш остров, герр Гитлер. Только через мой труп и трупы всех прочих жителей Британии!»
Но в жутковатой атмосфере душной темной ночи объявление мисс Синьярд и то, что оно предполагало, просочилось в душу Озлы, как медленный яд. Если уже готовят документы и отдают приказы, значит, немецкого вторжения ожидают со дня на день.
«Дорогой Филипп, если от меня вдруг перестанут приходить письма…»
– По крайней мере, нас пока не посылают в ночную смену, – зевнула одна из коллег Озлы, заметив, что та давно молчит. – А вот наши умники трудятся еще и с полуночи до девяти утра, потому что в полночь фрицы меняют все шифры и настройки.
– Интересно, как они это делают – в смысле, шифры взламывают? – И может ли она, Озла, этому научиться, если добьется перевода от подшивок и дыроколов на работу посложнее? Такую, где ее ум будет слишком занят делом, чтобы переживать из-за вторжения. – У меня, конечно, и мысли нет спрашивать; капитан Деннистон наверняка велит затащить меня за особняк и расстрелять за такое. Но все равно ведь любопытно. Должно быть, эти парни ужасно умные.
– А там не только парни.
«Вот так новость!» – подумала Озла.
– У Нокса в отделе хватает и девушек, – продолжала соседка. – Знаешь флигелек около конюшен? Его называют гаремом, потому что Нокс старается брать к себе исключительно женщин.
– Дай угадаю – все как на подбор красотки, и всем меньше двадцати? – Спасибо, должность такого рода Озлу не привлекала, как бы она ни стремилась к по-настоящему полезной работе.
– Вовсе нет, совсем не тот случай. Помню, Хинсли бесился с месяц назад, потому что Нокс забрал к себе девушку с хорошим немецким, а Хинсли рассчитывал заполучить ее в наш отдел. Джейн ее зовут. Так вот, видала я эту Джейн, у нее нос как у утки. Человек, который стремится набить свой отдел красотками, в жизни бы ее не отобрал. Зато она умная. Умные девушки попадают к Дилли Ноксу. Понятия не имею, чем они там занимаются.
Это было характерно для Парка: сплетни текли рекой, но никто ничего не знал наверняка.
Настала полночь, и под безоблачным темным небом зевающая Озла вышла из Четвертого корпуса. Дешифровщики и переводчики спешили домой, а на их места заступали другие растрепанные ученые и девушки в крепдешиновых платьях. Им предстояла ненавистная ночная смена, и они уже сейчас выглядели измученными.
– Если миссис Ф снова постучится к нам в шесть утра, я ей устрою, – проворчала Маб, догоняя Озлу на тропинке. – Мне надо как следует выспаться. Перед завтрашней сменой меня пригласил на обед Эндрю Кемптон.
– Это какой же по счету мужчина зовет тебя на свидание, королева Маб? Третий?
– Четвертый. – Маб не хвасталась, просто выдавала информацию. – Родился в Уитстейбле, изучал немецкую философию в Кембридже, родители умерли…
– Заодно уж пощупай ему бабки и проверь зубы. А на восхитительного Гарри Зарба ты тоже нацелилась?
– Он женат, – с досадой признала Маб. – По крайней мере, сразу об этом сказал. Большинство мужчин сообщают, что женаты, только после того, как уже попытались получить от тебя сама знаешь что.
– Женат, какая жалость. У вас бы родились самые высокие в мире дети. – Разговоры о браке навели Озлу на мысли о вечной старой деве в доме Финчей. После ночных леденящих кровь размышлений о предстоящем вторжении ей еще сильнее захотелось взяться за какую-нибудь задачу. – Надо как-то помочь Бетт. Кошмарная миссис Финч совершенно ее застращала.
– Невозможно помочь человеку, который отказывается сам себе помогать. С того вечера на литературном кружке она на нас глаз не смеет поднять.
Озла была вполне уверена, что после того вечера – прошло уже две недели – видела синяки на предплечье Бетт, с внутренней стороны. Такие отметины получаются, когда сильные пальцы щиплют нежную кожу на сгибе локтя, будто птица клюет спелую сливу. Как внести в унылую жизнь Бетт немного радости и развлечений, не прогневив ее мать, – вот задача, которой стоило заняться.
Озла и Маб уже вошли в поселок Блетчли и свернули за угол – они шагали посередине дороги, чтобы избежать грязи в выбоинах по краям, – когда за спиной у них вспыхнули автомобильные фары. Взвизгнув, Озла прыгнула в придорожные кусты, а Маб, оступившись, очутилась в глубокой луже. Автомобиль со скрежетом затормозил. Из кабины выскочил водитель.
– С вами все в порядке? – Крепко сбитый, с непокрытой головой мужчина. При свете фар он легко извлек Озлу из куста. – Я вас заметил лишь на повороте.
– Отчасти мы и сами виноваты, – признала Озла, переводя дыхание. – Маб?..
Ее подруга с трудом встала на ноги. Озла сочувственно поморщилась. В направленном вниз свете прикрытых шторками фар[32] можно было разглядеть, что накрахмаленное ситцевое платье Маб заляпано грязью от ворота до края подола. Девушка наклонилась, сняла левую туфлю и изучила сломанный каблук. Даже в темноте Озла увидела, как омрачилось ее лицо. Как бы ни уставала на работе Маб, она каждый вечер начищала перед сном свои дешевые туфли, добиваясь зеркального блеска, будто они куплены на Бонд-стрит[33].
– Я уверена, что каблук можно починить… – начала Озла, но лицо Маб уже разгладилось. Она размахнулась и метнула испорченную туфлю прямо в грудь едва не сбившего их мужчины.
– Только последний идиот входит в поворот на такой скорости! – заорала она. – Ослеп ты, что ли, ненормальный придурок?
– Судя по всему, да, – согласился мужчина, на лету поймав туфлю. На полголовы ниже Маб, на лоб падает рыжеватая челка. Он заслонил глаза ладонью от света и посмотрел на нее: – Приношу свои извинения.
– Надо все-таки признать, что мы шли прямо посередине дороги, – справедливости ради заметила Озла, но Маб, стоя одной ногой в грязной жиже, продолжала на чем свет стоит поносить незнакомца. Он не возражал и слушал скорее восхищенно, чем возмущенно.
– Да еще и покрышку себе пробили, – закончила Маб, окинув автомобиль испепеляющим взглядом. – Теперь вам придется лезть в болото и менять колесо.
– Если бы умел, непременно полез бы, – ответил незнакомец. – Оставлю машину здесь и пойду на станцию. Вы не в курсе, поезда еще ходят в этом часу?
Маб скрестила руки на груди. Ее щеки все еще горели от возмущения.
– Проще поменять, если у вас найдутся инструменты.
– Не имею ни малейшего понятия, как это делается.
Сдернув уцелевшую туфлю, Маб решительно сунула ее незнакомцу, в одних чулках прошлепала по грязи к багажнику и подняла крышку.
– Обещайте как следует починить мои туфли, и я сменю ваше треклятое колесо.
– Договорились. – Он с улыбкой наблюдал, как Маб деловито достает из багажника инструменты.
– А откуда ты знаешь, как меняют колеса? – удивилась Озла. – Вот я в этом ни бум-бум.
– У меня брат работает в авторемонте. – Маб подоткнула подол, чтобы не запачкать его еще больше, и взглядом заверила незнакомца, что его ожидает медленная мучительная смерть, если он посмеет пялиться на ее ноги. – Фонарик у вас найдется? Посветите, не то я не увижу, что делаю.
Все еще улыбаясь, он поставил испорченные туфли на капот и включил фонарик.
– Вы обе служите в БП? – поинтересовался он.
Озла вместо ответа лишь вежливо улыбнулась – неподходящая тема для разговора с незнакомцем посреди дороги.
– А вы, мистер?.. – начала она.
– Грей. Нет, я работаю в одном из лондонских отделов.
«В разведке, – подумала Озла, одобряя эту неопределенность. – Или в министерстве иностранных дел».
– Начальство послало меня с кое-какой информацией к капитану Деннистону, – продолжил их собеседник. – Тот припозднился с ответом, вот и приходится ехать за полночь.
Озла протянула ему руку, и он ее пожал поверх выбивавшихся из фонарика лучей света.
– Озла Кендалл, – представилась она. – А та, что проклинает ваше колесо, – Маб Чурт.
– Кто-то должен помочь мне с домкратом, – послышался откуда-то снизу раздраженный голос Маб. – Не ты, Оз. Хватит того, что я испортила чулки, сохрани хоть ты свои.
Озла наблюдала, как помогал мистер Грей. Подсобив с домкратом, он перетащил к Маб запасное колесо, потом передал ей еще несколько инструментов, пока Маб не рявкнула:
– Теперь вы путаетесь под ногами! Просто стойте и держите фонарик.
– Жаль, что вы работаете в Лондоне, а не в БП, мистер Грей, – посетовала Озла, когда он выпрямился. Трудно было разобрать в темноте, но выглядел он вроде бы лет на тридцать шесть – тридцать семь, лицо спокойное, широкое, с глубокими носогубными складками. – В нашем литературном кружке не хватает мужчин.
– Литературный кружок? – У него был мягкий мидлендский выговор. Он говорил с Озлой, но не отрывал глаз от Маб, которая со знанием дела обращалась с запасным колесом. – А я думал, девушки из БП интересуются исключительно математикой и кроссвордами.
Что-то шевельнулось в памяти Озлы. Что-то такое насчет кроссвордов…
– Готово. – Маб выпрямилась, смахивая с грязной щеки прядь волос. – До Лондона должно выдержать, мистер Грей, а там уж залатаете старое колесо. Не забудьте, туфли должны ко мне вернуться как новенькие. – Она подняла брови, подчеркивая сказанное.
– Даю вам слово, мисс Чурт. – Он положил пробитое колесо в багажник. – Я ведь не хочу, чтобы меня нашли мертвым в канаве.
Маб мрачно кивнула и обернулась к Озле:
– Идем, Оз.
Мистер Грей попрощался и запрыгнул в автомобиль.
– Ты иди, – ответила Озла, – а у меня появилась колоссальная идея. – Упоминание о кроссвордах будто что-то включило у нее в голове.
В особняке она была лишь однажды, в день приезда. Даже в полночь главный корпус гудел, как улей, набитый не пчелами, а усталыми мужчинами в одних рубашках. К самому капитану Деннистону Озле было не пробиться, но в оранжерее обнаружился флиртовавший с машинисткой Джайлз. Озла взяла его под руку:
– Джайлз, а ты не знаешь, Деннистон все еще ищет новых сотрудников?
– Еще как! Поток сообщений растет, они едва успевают проверять на благонадежность новых кандидатов.
– Что-то такое я слышала насчет кроссвордов…
– Ну да, есть теория, будто любители кроссвордов, математики и шахматисты подходят для нашей работы. По-моему, бред. Я, например, не отличу ладью от слона…
– Дочка моей квартирной хозяйки – гений по части кроссвордов, – перебила его Озла.
– Та серая мышка, которую ты приводила в «Баранью лопатку»? Ты в своем уме, безмозглая дебютантка?
– Ее зовут Бетт Финч. И больше не называй меня так. – Озла вспомнила, как быстро Бетт решила кроссворд тогда, в пабе. «Озла Кендалл, ты не безмозглая дебютантка, ты гений!» Положим, Бетт действительно требуется осветлить волосы, надеть модное платье и сходить на пару-тройку свиданий с военными летчиками. Но ничего этого она не получит, если не выйдет из дома. А ведь даже сидеть за пишущей машинкой или подшивать ночь напролет зашифрованные сообщения наверняка лучше, чем гнуть спину на жуткую миссис Финч до тех пор, пока фрицы не промаршируют по улицам Блетчли.
– Будь другом, Джайлз, замолви за нее словечко перед Деннистоном. Бетт великолепно впишется в Блетчли-Парк.
