Кейт Клейборн
Любовь с первого взгляда
«Кампанию». Он представил, как стоит на пустом дворе без деревьев и смотрит на балкон на третьем этаже. Сердце стучит, в ладонях погрызенные помидоры.
Но это было глупо, ведь он уже не ребенок.
К тому же. Это. Была. Не. Она.
– Вы уже говорили с кем-то в доме? – спросила Салли.
Он кашлянул.
– Э, немного. Я общался с женщиной с третьего этажа сегодня утром. – «В золотой час», – бесполезно вставил внутренний голос.
– Постойте, не надо, – сказал Уилл, увидев, что Салли снова печатает. Искать ИП было одним. Но выискивать подробности жизни людей в доме было неправильно, особенно девушки на балконе. – Вам не обязательно…
– Элеанора ДиАнжело Кларк, – произнесла Салли, не дав ему закончить.
Сердце Уилла екнуло, руки дрогнули. Но в области сердца он тереть не станет.
Имя было красивым. Элеанора.
Салли не обратила внимания, но это к лучшему. Да и какое значение имело ее имя?
– То есть предположительно. Другой житель третьего этажа – мужчина по имени Джона. Так что Элеанора, видимо, та девушка.
Будь проклято это еканье. В медицине против него так и не появилось средства, хотя у него и был совсем другой случай.
– В любом случае, – сказала Салли, – Джеральд сообщил мне – неохотно, честно говоря, но вы ведь его знаете, – что все здесь вами очарованы. Вы сможете пустить в дело этот докторский шарм! Улыбка и умение убеждать, пока прибираетесь, – и у вас все готово!
Уилл покряхтел и выпрямился на стуле. Верно. По сути, две недели. Это было ему по силам. И все были им очарованы! Взять хоть бы его кофейные шутки или как его всегда звали утешить плачущего ребенка. Или взрослого… Это ему по силам. Собрать волю в кулак, привести квартиру в порядок, достать денег, выкинуть Донни из головы. Девушка с балкона тут ни при чем.
Просто надо сконцентрироваться.
Салли захлопнула чехол планшета и улыбнулась ему так, будто они только что совершили сделку.
– Будь я вами, – произнесла она радостно, – я бы начала с Элеаноры.
Глава 3
– Он назвал тебя мисс Кларк!
Нора поджала губы и стала молить о выдержке, пока в толпе распространялись недовольные шепотки. Это собрание жильцов проходило совсем не гладко.
Уже второе подряд. Нора не то чтобы считала, да и предыдущее было, по сути, коллективным скорбным плачем по Донни, но это о чем-то говорило. Этим утром – собравшись впопыхах – соседи Норы на вид были столь же потрясены и ошеломлены, как и в прошлый раз. Привычные дела: отчеты о жилищном обслуживании, бюджет, график мероприятий – все это перенеслось на будущее.
Все из-за молодого человека на балконе и его отвратительного письма.
Его письма!
– Мэриан, – сказала Нора, стараясь не выдавать голосом своего возмущения. – Может, вернешь мне пока что письмо?
– Мисс! – ответила Мэриан, подчеркивая слово, восклицая – Ми-и-и-исс! – и точно еще не собираясь возвращать письмо Норе. Женщина смотрела на него сквозь очки, словно пытаясь воспламенить его взглядом. – Даю балл за отсутствие предубеждений в отношении тебя, Нора, но вообще все это не по-соседски!
– Верно, – сказала Нора, стоя у стиральных машин и протягивая руку за письмом. – Если бы только…
– Чужие, – произнесла тихо Эмили, тряся головой. – Здесь.
– Не понимаю, как это должно работать, – вмешался Джона, скрестивший руки поверх тощей груди. – Люди въезжают и выезжают. Это типа отеля?
– Ага, – ответил Бенни, тоже скрестив руки. Они с Джоной всегда сидели вместе; Бенни, будучи чуть младше и тише, уже давно пребывал в неизменном восхищении от громких заявлений восьмидесятилетнего Джоны.
– Типа отеля! – ужаснулась Эмили, Мэриан мягко похлопала жену по руке в знак поддержки. Однако сейчас ее внимание было разделено между утешением и возмущением, поскольку она все еще смотрела на письмо.
– Он уже подал заявку на регистрацию! – возопила она обиженно, и Нора с точностью поняла, что та чувствовала.
Мужчина с той утренней встречи, в конце концов, ничего не понимал про этот дом.
Все дни после их встречи Нора проводила золотой час у себя на балконе, слушая его движения внизу. Сначала она убедила себя, что ждала лишь возможности закончить разговор, рассказать, почему он обязательно влюбится в этот дом так же, как она. Но правда в том, что она в тишине предрассветных сумерек ждала не только этого – она ждала его нежной улыбки, его шепота.
Она была убеждена, что он вернется.
Но его не было.
Он лишь прислал письмо.
Она сделала шаг вперед, движимая новой волной возмущения от такого предательства, и потянула письмо из рук Мэриан, надеясь, что оно утратило часть своих сил с тех пор, как она открыла его прошлым вечером. Тогда, стоя у кухонного стола, Нора осознала – словно в голове завыла сирена, – что пока она (наверняка от дефицита в окружении мужчин ее возраста) поддавалась какому-то балконному гипнозу, очаровавший ее парень строил свой коварный план. Заявка на регистрацию была понятна, но ведь он задумал еще и какие-то, как он написал, «небольшие улучшения», которые «не сильно потревожат» других «квартирантов» (квартирантов! У Норы чуть мозг не вскипел). Он планировал начать с понедельника. Планировал, что это не займет больше двух недель. Планировал, что помещение (помещение! Возмутительно) будет готово к сдаче в краткосрочную аренду уже в начале июня.
А она пока что спланировала только это экстренное собрание.
Нора прокашлялась.
– Я сделала распечатки с сайта, которым он собирается пользоваться, – объявила она, потянувшись к стопке бумаг на стиральной машине. Не самое духоподъемное решение использовать стиральную машину в качестве кафедры, но ситуация экстренная. – Как вы видите, минимальный срок аренды у них три дня, а максимальный – полтора месяца.
В этот момент Нора уловила, как постепенно побледнела Эмили, сжимая только что полученный листок. Эмили всегда была очень восприимчивой, склонной к переживаниям, но после небольшого инфаркта пару лет назад – он и стал причиной ее преждевременного ухода на пенсию – все обострилось, и это даже до смертей Нонны и Донни. Дважды в неделю Нора покидала рабочий стол, чтобы пообедать с Эмили; эту обязанность они чередовали с мистером и миссис Салас. Она считала, что Эмили надо обратиться к психотерапевту, но пока что все ненавязчивые советы Норы воспринимались в штыки.
– Три дня – это плохо, – сказал мистер Салас. – Это те, кто приезжает на выходные. Напакостят и уедут, а я сомневаюсь, что парень будет ухаживать за квартирой, будто это хороший отель.
Эмили передернуло, и Нора внутренне поморщилась оттого, что мистер Салас все усугубил, но он ведь был прав. Нора видела адрес отправителя на конверте. Уилл Стерлинг (и снова предательство: фамилия была не Пастернак! Зато у него было имя врача из сериала «Главная больница», что Нора нашла крайне оскорбительным) жил довольно далеко, в южной части города, и регулярные поездки сюда доставляли бы много хлопот, особенно учитывая его режим работы. Он мог или забросить квартиру, или нанять кого-то для поддержания порядка, а это значит больше людей, больше суеты.
Суета не в правилах этого дома. Или не была в них до недавнего времени.
– Нора, мы можем этому помешать? – спросила миссис Салас. – Изменить устав?
Нора, словно пристыженная, сглотнула. Если бы она лучше старалась, то изучила бы жилищный устав сразу после смерти Нонны. Она бы внимательнее отнеслась к тому, что, по сути, его не обновляли с тех пор, как Нонна попыталась перевести здание в кондоминиум. Она бы сделала всю необходимую уборку и ремонт, пока Донни был жив, чтобы не возникло таких ситуаций, как сейчас.
Но она не постаралась, в этом уж точно. Она разбиралась с переездом и работой, с документами на квартиру Нонны. Она скорбела.
Нора прочистила горло.
– Нет, не можем. Когда вы им занимались, то поставили условие, что любое решение, касающееся здания, должно приниматься единогласно всеми жильцами, без исключения.
Нора всегда любила это в истории дома – обещание, данное жильцами друг другу много лет назад, официальная печать, подтверждающая, что они стали друг другу семьей. А теперь – пока Уилл Стерлинг строит где-то там свои планы – Норе пришлось признать, что все это было, как сказала бы Нонна, очень некстати!
– И поэтому теперь нам нужен племянник Донни, – сказала миссис Салас, качая головой.
На несколько мгновений все затихли, и сердце Норы сжалось. Они были в шоке от случившегося: у Донни все это время был кто-то, о ком он ни разу никому из них не сказал. И это само по себе было похоже на предательство.
– Ужасный поступок с его стороны, – произнес Джона сурово, и Нора не сразу поняла, что он вовсе не о своем усопшем друге, – превратить эту квартиру в номер отеля.
Эмили всхлипнула, и Мэриан снова мягко похлопала ее по руке.
Миссис Салас спросила:
– Как он может так поступить с Донни?
Все затихли, в этот раз больше с грустью, нежели в удивлении, и Нору вдруг охватило желание заступиться за своих соседей, за Нонну и Донни. Если Уилл Стерлинг появится здесь еще на одно утро (Он сказал: «Увидимся!»), вот что она должна сказать ему. И вот за это она любила этот дом – за то, как люди, не связанные кровным родством, заботились друг о друге, словно семья.
Она уловила какую-то перемену, все разом подняли на нее взгляд, будто внезапно всерьез отнеслись к вопросу миссис Салас. И что это значило? Теперь было не важно, как именно предал ее Уилл Стерлинг, ради Нонны и всех соседей Нора обязана была пресечь его планы по сдаче квартиры в аренду. В конце концов, никто и глазом не моргнул, когда Нонна попросила Нору сменить ее. Никто не усомнился, потому что они доверяли Нонне и верили, очень верили в Нору.
Она выпрямилась, ободренная этой их верой.
Она со всем справится. Она обязана.
– Он не поступит так с Донни, – твердо произнесла она. – Я не позволю.
И тут она осознала, что на самом-то деле все смотрели не на нее.
– Здравствуйте, – сказал кто-то сзади.
♥ ♥ ♥
Голос она узнала сразу.
Это было другое «здравствуйте», не мягкий осторожный вопрос с балкона Уилла – нет, Донни; она из принципа будет считать это балконом Донни. Это «здравствуйте» он произнес во весь голос, уверенно. Даже не обернувшись, она поняла: он улыбается. Или усмехается. Это «здравствуйте» говорило, что он стоял прямо там в тот момент, когда она необычайно уверенно заявила о его будущем в этом доме.
От этого «здравствуйте» она в ужасе обернулась.
На долю секунды, смущенная и ошеломленная, она приняла ту же позу, как когда уронила растение: замерла, как статуя, зажмурив глаза и задержав дыхание. Все настолько походило на то утро несколько дней назад, что ей пришлось напомнить себе, в чем разница: в прачечной пахло пылью, в руке она держала письмо, Бенни многозначительно, хотя и запоздало кашлянул, а еще она была полностью одета.
Она открыла глаза и повернулась к нему.
И… так.
Итак!
Он был выше и стройнее, чем казалось раньше, – ракурс, с которого она смотрела на него в первый раз, искажал пропорции. Лицом к лицу казалось, будто он заслонял собой весь коридор. Рельеф груди отчетливее виднелся под футболкой с длинными закатанными рукавами, и ни одной из рук он не схватился за неиспуганное сердце. Он держал их в карманах широких потускневших джинсов, все в положении его тела выдавало, что ему привычно и комфортно.
Нора решила, что он и правда усмехался, усмешка подходила его позе и ужасно хорошо выглядела на его все еще красивом лице: встрепанные, будто ветром, волосы, густые, темно-каштановые, дополняли темные брови и ресницы, за которые ей бы пришлось отдать минимум полторы сотни баксов в Sephora, потому что мир несправедлив к женщинам. Может, она бы заметила еще и цвет его глаз, но была слишком озабочена очередным предательством этой трансформации между балконом и прачечной.
На нем не было очков.
Очки очень ей понравились.
– Ты, – сказала она, не подумав, и лицо загорелось от того, как это прозвучало в ее же ушах: единственный слог выражал не столько презрение, сколько нанесенную боль и пронзительное разочарование. Письмо в руках тяжелело, казалось безразмерным.
Он не ответил, только усмешка поколебалась, Нора и сообразить ничего не успела, как он обошел ее, вытянув руку, на лице его появилась широкая, обезоруживающая, совершенно очаровательная улыбка, и она почти застонала, поняв: он точно знал, кому улыбаться, чтобы разрядить обстановку.
– Привет, – сказал он миссис Салас, протягивая руку. – Я Уилл Стерлинг.
– О боже, – ответила она, пожимая ее. Она обожала сериал «Главная больница».
– Вы, должно быть, слышали обо мне, – сказал он, стыдливо улыбаясь. Он как бы устремил всего себя к женщине: ссутулился, что, видимо, было для него естественно, его врачебная участливость напомнила ей о сиделках, которые ухаживали за Нонной в ее последние дни.
Когда он двинулся в сторону мистера Саласа, его поза одновременно осталась такой же и чуть изменилась; он сказал:
– Здравствуйте, я Уилл, – и так поднял брови на крепкое рукопожатие мистера Саласа, что тот и сам мог бы воскликнуть: «О боже!» – польщенный реакцией Уилла.
Норе пришлось сдерживаться, чтобы не закатить глаза.
Он направился к Мэриан с Эмили, и к Норе наконец вернулся голос.
– Я достаточно вас представила, передав содержание письма, – заявила она ледяным тоном, и ее голос прозвенел на весь подвал. Соседи как будто разом вспомнили себя и ее, очнувшись от чар новоприбывшего.
Уилл выпрямился, почувствовав этот холод, а когда посмотрел на Нору, улыбка сошла с его лица. В тесноте помещения если бы он сделал лишь шаг назад от выстроенных полукругом стульев, то оказался бы рядом с ней, будто они напарники по дурацкому школьному проекту, где надо вставать перед всем классом и делать вид, что ты не страдал, делая все сам, пока другой расслаблялся.
Нора прокашлялась, решив продемонстрировать – хотя это была совершенная ложь, – что она была готова спорить.
– Мы…
– Я не хочу причинять никому из вас неудобства, – тут же встрял он, и когда она метнула в него гневный взгляд, он поднял руки – мягко, почтительно и до смешного серьезно сдаваясь. – На самом деле мне даже повезло, что я нашел всех вас сразу, потому что я бы хотел…
– Хотел объяснить, что нашел лазейку в документах и хочешь этим воспользоваться? – отрезала Нора, поднимая письмо.
Мэриан издала негромкий «хм-м!», словно Нора забила очко. В другой ситуации она была бы рада такой поддержке, но, когда Уилл к ней повернулся – с поднятыми как бы в удивлении бровями, но в совершенно спокойной позе, – возникло ощущение, будто он выигрывает. Он знал, что может подловить ее на словах о документах.
– Не вижу здесь никакой лазейки, – сказал он, пожимая плечами. – Жилищный устав не запрещает владельцам сдавать квартиры в краткосрочную аренду. А я владелец.
Если бы он не бесил ее так сильно, она бы подмигнула. У, парень, ты пришел к нам в дом и ведешь себя так, словно Донни вообще не существовал.
– Послушайте, – сказал Джона. Тон у него был приказной, хотя весу в нем было не больше шестидесяти килограммов и указывал он на Уилла шишковатыми, пораженными артритом пальцами, так что эффект был несколько смазан. – Не думаю, что вам стоит общаться с ней в таком тоне. Она здесь главная.
– Да, сэр, – ответил Уилл. – Я в курсе, что она президент вашей ассоциации, поэтому и написал ей первой. Но, понимая, что все вы прожили здесь настолько дольше…
– Вы о чем вообще говорите? – почти закричала Мэриан. – Нора с нами уже двадцать лет!
Даже не взглянув, Нора ощутила, что Уилл повернулся к ней. От его взгляда у нее весь правый бок обдало жаром.
На несколько секунд все затихли и ждали, пока Уилл ответит. С Мэриан Гуднайт разговор такой: если она задает вопрос, ты отвечаешь, и быстро. Все это знали.
Все, кроме Уилла Стерлинга.
– Я думал, вы сказали, что переехали в прошлом году, – сказал он с пылающего правого бока Норы.
– В прошлом году! – воскликнул Джона. – Да она жила здесь с пеленок!
– Она не жила здесь с пеленок, – поправила миссис Салас. – Ты путаешь с Бенни.
Джона почесал лоб, посмотрел на Бенни, который и в самом деле провел в этом доме добрую часть детства. Лет сорок назад.
– Она появилась тут, когда ей было девять, помнишь, Джона? – спросил мистер Салас. – У нее была стрижка под горшок.
Джона нахмурил тонкие седые брови, а затем, хлопнув по колену, рассмеялся.
– Точно! Я тогда все лето звал ее Ринго.
Бенни рядом с ним фыркнул.
– Хорошо, что ты отрастила волосы.
Теперь правый и левый – словом, оба – бока горели от смущения. Не коснуться своего хвоста, чтобы убедиться в его наличии, казалось гераклическим усилием. Прямо сейчас ей было столь же неловко, как и в девять лет, когда она стояла у этого дома с родителями на горячем асфальте с новым чемоданом и ужасной тревогой.
– Вы жили здесь с девяти лет? – спросил Уилл, не как в золотой час, но все же мягче и тише. Она посмотрела на него.
Карие глаза. У него были карие глаза, на оттенок или два светлее волос и бровей. Они так сфокусировались на ней, что разглядеть оттенок было легко.
– Эм-м. Это сложно.
– Сложно, – повторил он. Ее ошеломили его взгляд и томный голос, так что на секунду она даже забыла о своей публике. И даже о том, зачем они тут собрались.
Но тут Джона закричал:
– Что они говорят?
Она снова посмотрела на своих соседей.
– Ничего. Это не важно.
Краем глаза Нора уловила движение Уилла, но не повернулась, чтобы рассмотреть, что он делает. «Он уходит», – подумала она, стараясь испытать от этого облегчение. Коли на то пошло, она по крайней мере остановила каток его шарма до того, как он тронулся. Сейчас он уйдет, а она продолжит думать, как все решить.
Она ждала, глядя вперед, что он хотя бы вскользь попрощается с ними.
Но нет.
– Мисс Кларк, – обратился к ней Уилл, прямо как в своем кошмарном письме. – Мы можем поговорить снаружи?
♥ ♥ ♥
Он не стал ее ждать.
Нет, он вышел из подвала, словно палку проглотил, что было совсем не похоже на ту расслабленную, очаровательную манеру, с которой Уилл здесь появился. Когда Нора, со вспотевшими ладонями, поднималась по затхло пахнущей подсобной лестнице, она почти надеялась, что он уже ушел.
Несколько минут ушло на то, чтобы не обращать внимания на какофонические последствия его появления в подвале: соседи разразились критикой Уилла Стерлинга («Хам!» – мнение Мэриан, с которым согласились Джона и Бенни; «Какой-то угрюмый», – предложил мистер Салас, ему возразила более приветливая миссис Салас, сказав: «Наверное, он просто нервничал!»; и наконец, «Очень высокий!» – высказалась Эмили, и, видимо, это был не комплимент). Затем все разом начали высказывать советы и напоминать Норе о личных причинах неприязни к краткосрочной аренде. Выходя с лестницы во двор, она слышала требования и увещевания:
«Нора, ты должна ему объяснить…»
«Ему надо знать, что…»
«Ему придется понять, что…»
Она открыла дверь и вышла в ясный теплый день, а Уилл стоял и ждал ее. По центру двора, скрестив руки на груди, уставившись вниз на черный кованый железный стол, бывший общей собственностью всех соседей.
Он едва ли заметил, как она подошла, и даже не дернулся, когда Нора встала совсем рядом. Нахмурившись, он не сводил взгляда со стола, как будто высматривал что-то в нем. И ей почему-то страсть как захотелось присоединиться к высматриванию. Должно быть, они выглядели, будто склонились в печали над гробом или могильной плитой, а не над столом, где Джона с Бенни на прошлой неделе устроили весьма постыдное соревнование в поедании картофельных очистков.
– Вы сказали, в прошлом году. – Он наконец нарушил молчание, Нора посмотрела на него, но он не ответил тем же. Он как-то прицепился к столу и определенной, совершенно неважной точке ее биографии.
– Это отчасти правда. Я переехала сюда в прошлом году. А ребенком я… каждый год я проводила здесь лето. И часто приезжала по праздникам. Вот что Джона имел в виду, когда сказал про двадцать лет.
Руки у него шевельнулись, напряглись. Но он промолчал.
Ее раздражало это сердитое молчание. И чего он ждал – что она расскажет ему всю биографию за несколько минут их предрассветного разговора? Хотя и сам ни словом не обмолвился об этом ужасном плане по аренде квартиры. Это ей следовало его отчитывать! Она бы начала с его выходки в подвале. Да, она хотела его ухода, но то, как он вышел, было грубо. Она бы так и сказала. Она бы указала ему на его манеры! Нонна так бы и поступила.
Но когда она повернулась к нему и открыла рот, все ее негодование превратилось лишь в…
– Я думала, вы носите очки.
Она тут же снова уставилась на стол, под который ей в этот момент очень хотелось спрятаться. Он к тому же отлично подошел бы в качестве надгробия ввиду ее преждевременной смерти от стыда.
Уилл рядом прокашлялся. Он заговорил, возможно, опять с усмешкой, – Нора не знала, она была поглощена своей новой могилой.
– Ношу иногда. Но у меня есть и контактные линзы.
– Ах да. Конечно. Наверное, очень удобно.
Повисла долгая пауза. Во время нее он, без сомнения, пытался подавить смех.
– Мисс Кларк, – произнес он наконец, и лучшим в этой фразе было то, что она подожгла в ней желание вновь заговорить; или хотя бы напомнила о его письме и о том, зачем они вообще здесь собрались.
Они повернулись друг к другу, Уилл опустил руки и сунул их в карманы. С каким бы хмурым и обескураженным лицом он ни покинул подвал, сейчас оно смягчилось. Само собой, этому помогло нелепое замечание по поводу его очков, и девушка мысленно щелкнула себя по носу за то, что дала ему такую фору.
– Необязательно называть меня мисс Кларк, – сказала она, хотя по строгости тона можно было подумать, что к ней следует обращаться именно как к мисс Кларк. – Можете звать меня Нора.
– Тогда Нора, – ответил он спустя секунду, и оказалось, лучше ей от этого не стало: во-первых, потому, что ей чересчур понравилось, как он это произнес и как посмотрел на нее в этот момент.
Словно он знал ее.
Под футболкой ей вдруг стало тепло от… раздражения? Да, она точно назвала бы это раздражением. Никакие другие варианты чувств к этому мужчине не были доступны.
– Вам надо уяснить, – начала она, потому что при мысли о советах соседей спадало… раздражение, – что это здание вряд ли подходит для организации того, что вы описали в своем письме.
– Не вижу никакой проблемы. У меня есть квартира, в которой я не намерен жить. У меня есть разрешение сдавать ее в аренду на краткосрочной основе. Здесь все подходит.
Ладно, вот теперь он раздражает, совершенно откровенно раздражает.
– Дело не в вашей… вашем помещении. – Щеки у нее загорелись. Почему слово «помещение» прозвучало так пошло? Загадка! Она поспешила продолжить:
– Дело в людях, что живут здесь. Мы не подходим для этого.
– Вам не придется ничего делать. Как и написал, я займусь уходом за квартирой и сделаю все возможное, чтобы…
– Вы не сможете этого делать. Вы живете на другом конце города и все время работаете. Сами так сказали.
Челюсть у него дрогнула.
– Я не хочу причинять никому вреда.
– Но уже причиняете. Поймите…
«Отлично, – подумала Нора, – помнишь реплики».
– …поймите, что этот дом особенный. Все его жильцы живут здесь уже очень давно, и мы…
– Точно. Вы здесь уже двадцать лет, да?
Она прищурилась.
– Пусть так… Да! Двадцать лет, хотя не понимаю, почему для вас это так важно. В любом случае я знаю об этом месте все, чего не знаете вы, и, уверяю, из-за вас у жильцов будет немало проблем.
– Но это неправда.
Она недоуменно моргнула.
– Что неправда?
– Что вы знаете все. Например, вы не знали, что дома нет в реестре запрещенных к сдаче в краткосрочную аренду зданий.
Ладно, два очка уходят к нему, если надо будет сообщить счет Мэриан. Он был прав – вот что было хуже всего. Он был совершенно прав.
И все же. Все же. Двадцать лет! Нельзя забывать, что Нора знала множество неизвестных ему вещей.
И намерена была их использовать.
– Я помню, вы сказали, что плохо знали своего дядю, – сказала она, и его взгляд тут же переменился. Уверенность пропала в одно мгновение, сменившись сначала опаской и уязвимостью, а затем, когда она договорила, твердостью и решительностью.
– А я знала его хорошо. Он бы этого не хотел. Он любил эту квартиру.
Он уставился на нее. Далеко не тем мечтательно-звездным взглядом, как в их утреннюю встречу.
Совсем не тем взглядом.
– Наслышан, – отрезал молодой человек.
– Просто мы, – сказала она, даже радуясь, что в голосе просочились умоляющие нотки, – мы семья.
На секунду ей показалось, что это сработает. Он потупил взгляд в землю и переступил с ноги на ногу. Ей показалось, он даже кивнул.
Но если и так, то не в знак согласия.
– Что ж, Нора, – ответил он (и ей! не понравилось! как!), встретив ее взгляд своими глазами без очков и всяких признаков понимания. – Я не член вашей семьи. Так что.
Так что?
Это «так что» прозвучало как заявление. Как бы дружелюбно ни началось их общение на балконах, вернуться к нему невозможно. Теперь они по разные стороны баррикад.
Во дворе было непривычно тихо, недвижно, и у нее возникло ощущение, будто за ними наблюдают, будто все разошлись по квартирам и теперь сквозь задние двери наблюдали с любопытством и озабоченностью, как Нора разрешит ситуацию.
Так что, думала она, присваивая это заявление себе. Первой она не сломается. Она не сдвинется с места, где воздух между ними словно становился все более разреженным, а тело гудело от странного, сковывающего смятения: смеси гнева и притяжения, досады и радости.
Первой она не сломается.
Когда его телефон пиликнул снова, она не дрогнула. Но стоило ему потянуться за устройством в карман и взглянуть на экран, она позволила себе с облегчением выдохнуть. Победа по умолчанию – это все еще победа.
– Мне надо идти, – сказал он, но было ясно: ему очень не хотелось первым покидать поле боя.
«Отлично», – подумала она, лелея мысль, что все соседи увидят его уход. Когда он развернулся и пошел к задней изгороди, в ней вдруг проснулась безрассудная, незаслуженная уверенность.
– Трудности я вам обеспечу! – крикнула она ему вслед.
Он застыл. Затем развернулся и, кажется, посмотрел мимо нее, на здание, на балконы. Ей стало интересно, видит ли он наблюдающих за ними соседей. Улыбка – нет, усмешка – снова заиграла у него на лице, и она подумала (поверить не могла, что подумала!), что было бы неплохо украсть эту усмешку поцелуем.
– Раз так, хорошо! – прокричал Уилл через двор. – Хорошо, что к трудностям я привык!
