Кейси Эшли Доуз
Предание Темных
Который даже не пьет.
На вид ему не больше тридцати. На нем идеально сидит серый (явно недешевый) костюм, светлые волосы причесаны назад. На правом запястье часы, на стульчике рядом кожаный деловой портфель.
Странный выбор кафе для человека, который прибыл сюда по делам. А если он прибыл не по делам – тогда странный выбор костюма для утреннего завтрака. Но самое странное – что он пялится на меня. Еще до того, как повернуться, я заметила это боковым зрением.
Но едва поворачиваюсь – парень тут же тушуется, чересчур резко опускает голову вниз и делает вид, что пристально изучает содержимое своей полной чашки чая.
Возможно, конечно, что я ему просто понравилась и он загляделся на меня, думая, как бы познакомиться.. но почему-то мне резко становится неуютно.
К тому же, я уже доела, поэтому с радостью ретируюсь из кафе. Вспоминаю, что для работы над полотнами мне необходимы кое-какие инструменты, и достав телефон, вбиваю нужный запрос. Дойду куплю, раз уж все равно выбралась на улицу. С радостью обнаруживаю, что в квартале отсюда есть нужный магазинчик с товарами для художников, где я и найду нужные кисти для работы.
Проложив в мобильнике маршрут и стараясь верно ему следовать (что непросто с моим хроническим топографическим кретинизмом), я довольно быстро достигаю своей цели.
Подобные магазинчики для меня, равно что книжные – я могу прийти за одним, а в итоге зависнуть здесь на долгое и долгое время. Сдается мне, что следует уже начать ставить таймеры при входе в подобные заведения, чтобы не обнаружить, что в их стенах я провела целый день. Собственно, учитывая, в чьих стенах я провела весь вчерашний день – это будет не самый худший расклад.
Я хожу между стеллажей вновь одна-единственная, не считая кассира, что едва ли не спит на своем месте. Очевидно, он пришел немногим раньше меня, чтобы открыть магазин, и уж точно не подозревал, что кого-то сюда занесет раньше полудня. Впрочем, в этом есть своя прелесть раннего пробуждения – куда не пойди, почти везде окажешься единственным посетителем.
Словно в насмешку этому суждению, в следующее мгновение я слышу ненавязчивый звон колокольчика.
Такой же прозвенел, когда в магазин зашла я.
Значит, теперь я уже не единственный любитель художеств ранним утром в Румынии. Беру две кисточки и перехожу к другим стеллажам. В магазине слишком тихо, потому я четко слышу стук твердой подошвы. Возможно, небольших плоских каблучков.
И они приближаются.
Я инстинктивно оборачиваюсь как раз в тот момент, когда ко мне подходит уже знакомый парень. Тот же серый костюм, те же причесанные волосы (будто ветра для них и не существует), те же часы на запястье и тот же кожаный портфель, только теперь уже в руке, а не на стульчике в кафе.
Этот тип не похож на художника, и к тому же направляется он совсем не к товарам. Если только я за это время не успела стать собственностью магазина.
Решив, что лучшая защита – это нападение (тем более, покуда я в магазине, а не где-нибудь один на один в безлюдном переулке), я делаю шаг вперед и скрещиваю руки на груди:
– Вы следите за мной?! Кто вы? Я видела вас в кафе!
Кассир, кажется, даже подпрыгивает от столь резкого и громкого нарушения тишины. Он странно поглядывает в нашу сторону. Однако, мой собеседник, остановившись на расстоянии вытянутой руки, даже бровью не ведет.
Он чуть склоняет голову, но ни единая светлая прядь не рискует выбиться из общей картины его прически.
Выглядит неестественно.. и даже жутковато.
– Мисс Бёрнелл.. – произносит он.
Его голос приятно тянется, а не режет ухо, как обычно бывает с незнакомцами. Но несмотря на это я резко делаю шаг назад, точно от ядовитой змеи:
– Откуда вы знаете меня?
Легкая нагловатая улыбка скользит на его губах. Она будто бы говорит «о, я многое о тебе знаю, а вот ты не знаешь совершенно ничего».
– Простите, что вынужден отвлекать вас.. но я не отниму у вас много времени.
Сочетание нахальства и деланной вежливости режет глаза. Мне хочется поскорее от него избавиться потому я бросаю настолько сухо, что у него от одного этого может обветриться кожа:
– Что вам надо?
– Видите ли.. – пристально наблюдая за моей реакцией, протягивает он – вчера вы забрали кое-что раньше меня, и это очень печально.
Я даже фыркаю.
Господи, Дженна, когда ты успела стать такой подозрительной? Это всего лишь сошка Блума, которая вчера не успела вовремя. Зато я уже за эти пару секунд успела накрутить себя выше крыши.
Лишившись опасений, тут же отмахиваюсь:
– Печально это только для вас.
Вновь возвращаюсь к стеллажам, выбирая последнюю кисть. Однако, настырный парень не отстает и следует за мной, заливаясь соловьем:
– Мы можем договориться. Поверьте, я предложу более, чем достойную сумму, чтобы исправить это недоразумение.
– Мне это неинтересно.
Быстро сунув все выбранное под мышку, я иду к кассе.
– О, я понимаю – продолжает он – мистер Винсент.. но поверьте, сумма, которую предложу вам я, покроет и те финансы, которыми вы окажетесь обязанной перед вашим боссом, и оставит за вами еще в пять раз больше. Вы не прогадаете.
Кассир в это время отбил все мои товары и, рассчитавшись картой, и оборачиваюсь к парню:
– Послушайте.. передайте мистеру Блуму, что картины не продаются. А если вы будете продолжать меня преследовать, то я буду вынуждена обратиться в полицию – сжав губы, добавляю ледяным тоном – до свидания.
Однако, когда я выхожу из магазина и быстрым шагом направляюсь в сторону отеля, то первые минут пять все еще оглядываюсь через плечо. Парень не производит впечатления психопата, готового порвать за работу, но все-таки не хочется знать, насколько сильно разозлил его мой отказ.
Если Блум лично послал ко мне своего человека и был готов отвалить настолько больше нужного – значит, для него это важно. Может, не следовало ему грубить?
Хотя, если на то пошло – он вообще преследовал меня. А это подсудное дело. А я даже «кретин» не сказала. Просто отказала. В общем, пройдя половину пути я уже окончательно успокаиваюсь и в голове даже трижды прокручиваю наш диалог, вставив местами более грубые ответы.
Теперь, когда он не стоит напротив, мне уже кажется, что отвечала я слишком мягко, мямлила и вообще выглядела тряпочкой, именно поэтому и он докучал мне до самой кассы. Неужели я и правда произвожу впечатление человека, на которого можно надавить?
Размышляя надо всем этим я слишком поздно обращаю внимание на торопливые шаркающие шаги позади себя. Слишком поздно понимаю, что людей вокруг меня совершенно нет и что, вероятно, у раннего безлюдного утра все-таки обнаружились свои минусы.
Я резко оборачиваюсь и в паре шагов от себя вижу явного маргинала. Какая-та кепка на лысоватой голове, дешевая сигарета в зубах. На плечах вроде бы костюм – но в купе с какой-то грязной зеленой футболкой под ним смотрится это совершенно не притягательно. Будто бы мальчик надел юбку, убежденный, что теперь его никто не отличит от девчонок.
Наши глаза встречаются лишь на миг, словно у ковбоев дикого Техаса, но этого хватает, чтобы мужчина все понял.
– А ну стой!
Он времени зря не теряет. Тут же срывается с места и в пару быстрых шагов догоняет меня. Хватает за руку и, не давая вырваться, крепко сжимает запястье. Я чувствую, как саднит кожу и начинаю кричать. Свободной рукой наотмашь бью его по лицу (надеясь, что повезет, как с Лео), а коленом пытаюсь попасть в пах. Но промазываю и там, и там, и он лишь раздражено выругивается, но хватка не ослабевает.
– Отпусти! – я кричу, что есть дури, но теперь он хватает и вторую мою руку, потому повторить свое нападение у меня не получается.
Мои ноги безвольно бьют воздух, когда вдруг мои запястья освобождаются и, от неожиданности, я по инерции падаю вперед. В последний момент успеваю выставить руки, потому царапаю ладони, а не нос.
– Что тебе от нее нужно, ублюдок?! Говори!
Женский голос доносится буквально из-за моей спины, потому я резко оборачиваюсь и подскакиваю на ноги. Однако, на меня никто не смотрит. Девушка, очевидно выбежавшая откуда-то сзади на мои крики (так как я ее не видела) лихо скрутила руки маргинала и прижала его лицом к стене, словно какой-то женский Рембо.
– Что тебе было нужно?! – повторяет она и вжимает его коленом. Нападавший стонет и выпаливает:
– У нее наши картины!
Картины? Боже, опять картины! Сколько же они взаправду стоят, что из-за них такой сыр-бор американских ценителей даже в Румынии?! Они бы хоть перерыв между собой делали больше пары минут. А то один в магазине, второй по пути из магазина..
Но не успеваю я ответить и слова, как девушка, услышав его слова, поворачивается ко мне.
Мне кажется, что мы одновременно узнаем друг друга. Только вот я испытываю шок, а она, судя по исказившимся губам – ярость.
– Ты?! – она тут же отпускает руки мужчины – это ты вчера украла мое такси!
Черт, все-таки существуют тотальные неудачники и я в их числе. Какова была вероятность, что девица, которая была первой в моей жизни, у кого я в принципе перехватила такси – окажется единственной, кто на следующий день ринется спасать меня от сошки Блума?
Все-таки у судьбы отменное чувство юмора.
– У меня такси, а у него картины?! – теперь она уже нависает надо мной – да ты настоящая воровка!
Ее темные волосы, собранные в хвост, уходят за спину. Зеленые глаза горят, брови угрожающе изогнуты. Она и без того выше меня, но платформа ее ботинок делает меня перед ней ровно какой-то мелкой собачонкой.
Если бы при этом она была полной, то в знойный день я бы вполне могла без проблем укрыться в ее тени.
– Нет, ты не так поняла! – я рефлекторно выставляю руки вперед.
Вот так влипла, черт возьми!
– Картины я купила! Точнее босс мой купил.. короче, я не воровала их! Картины я купила, просто успела раньше него, вот он и злится!
(..какая-та сумасшедшая, злится что я купила у нее перед носом последнюю блузку, езжайте..)
– Ага, прямо как я из-за блузки! – фыркает девушка. Ее голос становится все более враждебным, и теперь я уже не знаю, кого мне больше опасаться – ее или мужчины, что, освободившись, озадаченно пялится на нас.
Но я не делаю и шага назад, а напротив смотрю мимо нее на того мужика:
– Да он уже второй! Их босс не успел, и теперь шлет ко мне своих шестерок в порядке очереди. Один деньги предлагал – не прокатило. Этого послал, видимо, методы повнушительнее проверить!
То, что я обращаюсь мимо нее к нападавшему – слегка озадачивает Александру (так ее назвал тогда таксист) и она перестает наступать. Пользуясь этим, я продолжаю, бросив ему уже более уверенно:
– Вы облажались, теперь это наши картины. И я уже сказала первому, что не собираюсь продавать их Блуму.
Поняв, видимо, что его миссия все равно провалена, мужчина не пытается ничего отрицать, а лишь хмурит брови:
– Какому первому? В этой стране на Блума работаю только я.
-7-
На мгновение я замолкаю, после чего презрительно фыркаю:
– Ну как же! А я тогда Святая Дева Мария!
Не знаю, откуда вдруг во мне появилось столько напора, но я чувствую что теперь готова самолично линчевать этого ублюдка. А потом вернуться в магазин и оторвать яйца тому, кто был послан перед ним. А потом позвонить Винсенту и попросить адрес Блума, чтобы раздать по заслугам и ему.
Наверное, это из-за Александры.
Как в магазине с кассиром. Пока рядом кто-то есть – я чувствую себя Терминатором. Но как только оказываюсь один на один – превращаюсь в минипута Артура, главная защита которого в уповании на то, что такую мелочь как он просто не смогут разглядеть.
Мужчина раздраженно хмурится:
– Говорю те, на старика Блума здесь работаю только я. На кой черт ему слать двоих? – он трет подбородок и недовольно скалится на Александру – а ты че шустрая такая, коп что ль?
Девушка тут же как-то тушуется, словно ее спросили о размере груди или количестве партнеров, и отмахивается:
– Нет.. я просто.. – но вновь суровеет – я просто терпеть не могу ублюдков, нападающих на слабых.
Мужик сплевывает на землю:
– Вот зря влезла. Я всего-то припугнуть хотел, работу свою сделать. Короче – теперь оборачивается опять ко мне – босс мой готов отвалить тебе кругленькую сумму за эти картины. Не знаю уж, че они ему так сдались. Винсент его на хрен послал, и короче он предлагает теперь в обход его продажу. Ну и на остатке, собсна, сама же наживешься. Всем ладно, а?
Я тру саднящие ладони, но больше всего меня беспокоит, что я не могу уловить и намека на ложь в голосе и жестикуляции этого кретина.
– Точь-в-точь тоже самое мне предлагал другой парень несколько минут назад – медленно говорю я – один в один. И ты хочешь сказать, что не знаешь его?
– Да мать твою, я те говорю, что у босса здесь только я. И то не по художествам, да пришлось вот..– фыркает он – короче, не знаю кто те че предлагал, но мы заплатим больше них всех вместе взятых.
– Картины не продаются – отрешенно бормочу.
– Ну это.. ладненько, но если вдруг извилины зашевелятся – ты звони.
Он протягивает мне визитку Блума, которая при его внешнем облике смотрится совершенно неуместно, но не дождавшись от меня никакой реакции – недовольно бормочет что-то под нос и уходит.
Но если тот парень в костюме с кожаным портфелем и правда был не от Блума, то от кого он тогда был? Кто еще мог знать про картины, если старик в музее заявил, что по настоянию дарителя позвонил лишь в две галереи – Винсента и Блума?
Как кто-то иной мог узнать о картинах, о том, кто в итоге их купил, а главное о том, где и когда окажусь я?
Из мыслей меня вырывает язвительный голос девушки:
– Да что ты, брось, не стоит благодарностей.
Я тушуюсь и тут же виновато бормочу:
– Ой, прости. То есть спасибо. То есть и прости и спасибо.
Я тру переносицу, поудобнее перебросив ремешок сумки с покупками на другое плечо:
– Прости за то, что вчера перехватила твое такси. И спасибо за то, что помогла мне с этим типом.
– Ага.
Но тон ее не смягчается, и она все так же скептично на меня глядит. Почему она вообще все еще стоит и не уходит?
– Правда, прости – вздохнув, повторяю я – если честно, я вообще впервые в жизни перехватила чье-то такси.
– А, ну это многое меняет – фыркает она – приятно быть первой. С почином тебя.
– Да нет.. я в том плане, что я так не делаю.. но эти типы хотели перехватить картины, а ты же видела.. их..
Я гляжу в ту сторону, где уже давно скрылся человек Блума.
– Смогли бы они дать ума картинам? Просто перепродали бы черт знает кому подороже. Я была обязана спасти эту редкость.
То, что среди прочих причин была и личная заинтересованность, я решила промолчать. Если скажу – вновь выставлю себя в эгоистичном свете. А так вроде даже благородный образ получился – так спешила спасти искусство, что впервые в жизни поступилась принципами и пошла на подобный поступок.
– Могла бы и объяснить –цедит она, не особо впечатлившись – я не торопилась и сама бы уступила тебе машину.
– Ну, я же не знала. А вдруг бы торопилась?
Прикусываю язык я слишком поздно. Глаза Александры вновь искрят:
– А, то есть если бы я торопилась, то твоя спешка оказывается куда важнее и можно забирать чужие машины? Твои дела важнее дел остальных?
Спорить у меня нет ни сил, ни желания. Есть проблемы поважнее девушек, которые так обозлились за такси.
– Нет.. просто я не так выразилась. Хотя, черт возьми, я выразилась именно так. Картины были очень важны. И если бы ради их получения пришлось повторить – я все бы это повторила без малейших раздумий. Но мне жаль, прости.
Ожидаю, что это взбесит ее еще больше, но губы ее наоборот чуть заметно смягчаются в саркастичной ухмылке:
– Ну теперь хотя бы честно.
С какой она планеты? Нормальные извинения, которые бы заставили оттаять любого – ее бесят, а когда я прямо говорю, что повторила бы этот поступок вновь, она успокаивается.
Неловко топчусь, после чего заявляю:
– Ладно, еще раз спасибо. Я пойду.
Она недовольно цокает:
– Далеко идешь?
– Отель «прибежище вампира», тут пару кварталов.
– Ладно, доведу тебя. А то смотрю, ты популярна. День только начался, а к тебе прицепились уже двое.
Словно объясняя свой жест, она добавляет:
–Не хочу, чтобы одна девчонка-любительница испортила криминальную статистику целому Бухаресту на год вперед. У нас мирный городок, но перекупленные картины и безлюдные улицы могут соблазнить всяких ублюдков.
Теперь уже я задаюсь тем же вопросом, что человек Блума – не коп ли она? Но она сказала ему, что нет. Однако, и то, как ловко она его скрутила, и прочее заставляет усомниться в ее словах.
Хотя, вряд ли бы она стала врать, будучи копом. С жетоном и пистолетом в руках гораздо проще решить конфликты. И законнее – никто слова не скажет.
– Спасибо – только и отвечаю я.
Выглядит ее жест, конечно, немного странно и заметно натянуто, но компаньон до отеля мне точно не помешает. Она верно подметила – утро только началось, а моя копилка неприятностей уже полна.
Первые несколько минут мы идем молча. Потом я пытаюсь завязать разговор, выходит коряво, она отвечает чопорно и неохотно. Но когда я называю ее «Александрой», она закатывает глаза:
– О нет, не Александрой. Так меня только отец называл, когда злился.
– Как тогда?
Она скептично косится на меня, и я жму плечами. Пытаюсь повторить невинную и беспечную манеру общения Лео:
– Да ладно, забудем уже это такси. Меня, кстати, Дженна зовут. И нет, моя профессия – не находить неприятности на причинное место, как могло показаться.
Не получаю ответной улыбки, но удостаиваюсь именем:
– Сандра. Так можно звать.
Потихоньку эта ледяная леди оттаивает и наш разговор начинает завязываться. Она спрашивает, откуда я и по какой причине в Румынии, и как вообще оказалась так рано шатающейся одна по улицам.
– Вот козел – с чувством заявляет она – позвать в кафе, а потом смотаться!
– Да нет, ты не так поняла..
– Да все я так поняла. Если бы не он, то ты бы одна так рано на улице не оказалась. Все мужики ублюдки.
– Лео не такой – принимаюсь оправдывать его я – на самом деле, мы мало с ним знакомы, но он очень мне помог. С сестрой, да и вообще.. Уверена, причина реально была веская. Он очень извинялся.
– О, они все извиняются. А еще заливают, что у тебя единственной глаза похожи на рубины. Но важен ведь по итогу лишь результат в действиях, а не эта пустозвонная трепотня.
Я молчу, поняв, что переубедить Сандру сейчас не выйдет, но не соглашаясь при этом с ее мнением. Если бы она просто пообщалась с Лео хотя бы минуту – поняла бы, что он адекватный классный парень, и в том, что так сложились обстоятельства виноват не больше, чем я в том, что ко мне прицепились люди Блума.
Точнее, один человек Блума, а второй черт знает кого.
Наш разговор становится все более свободным, эмоциональным и дружеским, и к тому моменту, как доходим до отеля, мы с Сандрой уже вовсю смеемся над этой комичной ситуацией с такси – совсем так же, как смеялись с Лео над недоразумением с Носферату.
Останавливаюсь возле парадного входа, уже собираясь прощаться. Как Сандра грациозно упирает руку о бедро:
– Выходит, ты туристка, а я местная и должна проявить гостеприимство.
– Ой, не хочу тебя напрягать..
– Забей – смеется она – я просто пытаюсь найти менее навязчивый предлог потусить нам вместе.
Теперь мы уже смеемся обе и она кивает:
– Приходи вечером в одно веселое место. Расслабишься да отдохнешь.
– Звучит заманчиво. Только я сестру с собой возьму, а то неловко получается – затеяла все это ради нее, а в итоге оставлю в номере скучать.
– Конечно, зови – Сандра улыбается – учитывая ее богатое воображение, мы с ней подружимся.
Немного подождав, добавляю:
– И.. Лео, скорее всего, тоже пойдет с нами, не против? Просто они с Милли большие друзья, он брат ее подруги, и уверена она все равно его пригласит.
Сандра чуть хмурится и я быстро добавляю:
– Но он классный, вот увидишь. Одно только то, чтобы ты изменила о нем мнение, стоит вашей встречи! Через пять минут общения ты сочтешь его самым забавным парнем – теперь уже я обещаю.
Сандра смеется и в итоге соглашается:
– Ладно, бери их всех. Чувствую, ночь будет жаркой.
Сандра начинает диктовать мне адрес, но телефон тупит и потому я захожу в заметки лишь с третьего раза. Не успеваю я записать и название улицы, как из отеля выходит очень эффектная женщина. Она статная и высокая, как Сандра. Яркое красное платье бросается в глаза и выгодно оттеняет ее шикарные рыжие волосы. Вырезы в нужных местах подчеркивают все достоинства ее фигуры. А недостатков она, кажется, лишена.
Серьги, что украшают ее уши, кажется стоят дороже всех тех зарплат и премий, что я получила за всю свою жизнь. А неестественная правильность всех черт лица заставляет задуматься о грамотном вмешательстве пластической хирургии.
Проходя мимо, она на мгновение останавливается и задерживается взглядом. Сандру будто не замечает, зато за меня ее зоркие серые глаза зацепляются таким любопытным взглядом, словно я диковинная зверушка, о которой она давно и много наслышана, но впервые видит воочию.
Ничего не сказав, женщина лишь слабо дергает уголком губ, смазанных ярко-красной помадой под тон платью, и проходит дальше. Садится в шикарную черную машину на заднее сиденье. Очевидно, транспорт снабжен личным водителем. Едва она закрывает дверь – машина плавно и почти бесшумно уезжает.
А мне вновь становится не по себе, как когда я в кафе увидела того странного незнакомца в сером костюме.
* * *
Когда я возвращаюсь в номер, Милли уже не спит. Более того – она заказала себе еду и теперь завтракает на балконе. Когда я сажусь напротив, она довольно урчит. Кажется, ей стало намного лучше со вчерашней ночи, хотя сложно пока говорить наверняка.
– Ты даже не удивилась, что я ушла? – шучу я.
– Если бы ты не оставила записку, я бы меньше удивилась – неожиданно заявляет она с набитым ртом.
– Почему?
–Потому что решила бы, что ты, как всегда, сорвалась по работе или чему еще. А тут Лео и кафе – это что-то новенькое. Тут я реально удивилась.
–Милли! – возмущенно фыркаю, но тут же смеюсь – с этого момента и до конца отпуска обещаю: никакой больше работы.
– О, где-то я это уже слышала.
– Но теперь точно! Как на счет какой-нибудь экскурсии?
На моих глазах лицо Милли бледнеет буквально за пару секунд. Мне даже кажется, что она сейчас грохнется без чувств. От былой улыбки не остается и следа. Видимо, все-таки она еще далеко не до конца пришла в себя.
Спустя мгновение она выдавливает из себя измученную улыбку и говорит:
– Давай сегодня без экскурсий, можем же себе позволить? Не особо хочу куда-нибудь тащиться.
Жму плечами:
– Конечно. Тем более, на вечер у нас уже есть планы. Не помешает хорошенько отдохнуть перед бессонной ночью.
– Бессонной ночью? – осторожно уточняет она.
– Ну да, я познакомилась с одной девушкой, она приглашает нас вечером в бар. Я сказала, что вас с Лео возьму с собой.
Поняв, что речь идет об обычном баре и музыке, Милли на глазах веселеет:
– Да, конечно, это будет круто. Я попробую текилу или..
– Или лимонад – перебиваю я – иначе мне придется попробовать маминых нравоучений.
– Но она же не узнает! – канючит сестра.
– Лимонад.
Она фыркает и возвращается к завтраку.
Закончив, Милли расстилается на кровати в своей комнате с телефоном, а я, имея в запасе время до самого вечера, решаю испробовать свои приобретения. С нужными кисточками работа по очистке полотна должна пойти куда быстрее.
Я избавляю от известки головной убор Хасана, и даже успеваю трижды над собой посмеяться (провалилась в прошлое за работой, ну конечно – и почему тогда сейчас эта машина времени вдруг сломалась?).
Пару раз Милли выходит поглядеть на полотно. Она спрашивает кто это и связан ли он как-то напрямую с Дракулой (ведь именно из-за этого вчера она согласилась меня пустить), но узнав, что нет, разочарованно уходит обратно, потеряв к портрету всякий интерес.
Я уже почти заканчиваю с верхней частью полотна, когда тиканье часов в комнате вновь становится каким-то знакомо-приглушенным. И даже когда я отпускаю кисточку из рук, чтобы постучать по уху, эффект продолжает накрывать меня. Цвета становятся все менее насыщенными и я с ужасом понимаю, что уже знаю, чего ожидать дальше…
-8-
1444 год, Османская империя.
Дворцовая школа.
– Лале-хатун..
Лале изумленно поднимает голову. У нее ощущение, будто бы она вынырнула из-под воды. Ходжам Мустафа озабоченно глядит на нее и она понимает, что упустила что-то очень важное.
– Так и каков ваш ответ, Лале-хатун? – повторяет учитель.
Видимо, он все еще надеется, что Лале просто задумалась, как бы лучше сформулировать ответ. Девушка сокрушенно вздыхает и признается:
– Простите.. я не услышала вопроса.
И словно подводя черту в этой унизительной ситуации – раздается смешок Нурай-хатун. Лале никогда на нее не злится, хоть подобное происходит и часто. Она знает, что Нурай делает это не из злобы – просто у нее свой взгляд на мир и вещи, и глупо обижаться или злиться на это за человека.
– Ходжам Мустафа, будьте снисходительнее – заявляет Нурай-хатун, ослепительно улыбаясь – девичий ум не столь гибок и остр, как мужской. Наше предназначение – лишь украшать мир благородных мужей, и на этих уроках в том числе.
Словно подтверждая это, Нурай-хатун, как и всегда, щеголяет своими пышными рыжими волосами, вся увешенная украшениями, словно любимая супруга падишаха.
Ходжам Мустафа смеряет ее недовольным взглядом:
– Не судите по себе, Нурай-хатун.. Мой урок окончен. Готовьтесь к следующему.
Ученики начинают вокруг собираться и уходить, и в общей движении учитель незаметно подходит к Лале и чуть склоняется, чтобы его обращение не было слышно всем прочим ушам. Его голос низкий и доверительный, и Лале ни на мгновение не сомневается в искренности того, что говорит учитель:
– Лале-хатун, не думайте, что я ничего не понимаю.. Мне тоже очень не хватает шехзаде Хасана.
Лале опускает взгляд. Разве не о Хасане она как раз и думала, когда учитель задал ей вопрос, а она не смогла на него ответить попросту оттого, что не услышала? Со смерти кузина все мысли Лале были заняты лишь им. Она ни раз задумывалась о том, виновата ли она в его смерти? Что было бы, если шехзаде не увидел их с Асланом, не принял это как личное оскорбление?
Тогда он мог бы предложить ей поискать гончую вместе. Вполне возможно, тогда она могла бы как-то повлиять на исход, уберечь его, спасти.. а может, они бы вдвоем даже смогли быстрее найти собаку еще до начала грозы?
Эти вопросы, на которые она теперь никогда не найдет ответа. А следовательно, которые будут ее нескончаемо преследовать до конца дней.
Виновна ли она в смерти Хасана?
Учитель вновь перебивает ее мысли, в которые Лале успела погрузиться в завидной скоростью:
– .. но вы знаете, как сложно было добиться, чтобы вам и Нурай-хатун позволили учиться в этой школе. Вы первые – и от вас зависит, откроется ли этот путь другим девушкам.
Ходжам Мустафа печально вздыхает:
– Пока большинство родителей против. Но скоро будет научный конкурс для молодежи. Я хочу предъявить вас там как удачный пример моей системы. Но для этого нужно собраться и много работать.
Лале заправляет прядь волос за ухо и рассеянно поправляет платье. После чего, чуть придя в себя, отвечает:
– Конечно, ходжам Мустафа. Я очень хочу учиться и постараюсь не подвести вас. Я возьмусь за учебу серьезно.
Из-за задержки Лале опаздывает на следующий урок и приходит позже остальных. Но это не так важно, потому что живопись ее любимый предмет, а молодой учитель-грек Димитрис считает ее своей самой способной ученицей. Он с пониманием отнесся к ее небольшому опозданию и заметно повеселел, когда она наконец появилась.
Потому что Лале единственная, кому приходится по душе живопись. Остальные ученики скучающе болтают, мнут кисти, и делают что угодно, но только не слушают учителя. Потому Лале единственная, с кем Димитрис действительно может позаниматься и даже наблюдать результаты ее трудов.
Урок проходит как и всегда – только сегодня Лале сама толком не понимает, что она рисует. Несмотря на обещание, только что данное ею ходжаму Мустафе, она вновь улетает мыслями к Хасану и сейчас, по большому счету, ничем не отличается от остальных учеников, которые лишь имитируют собственную увлеченность (а некоторые и этого не делают).
Однако, уже к концу урока во дворике появляются несколько слуг. Они несут чьи-то сундуки и баулы с вещами. Внимание скучающих учеников тут же обращаются к ним, как к единственно динамичному действу – а их усиленные шептания отвлекают и возвращают к реальности саму Лале.
Она провожает взглядом слуг, и замечает, что следом за ними идет Ходжам Мустафа. Но он не один – учитель ведет за собой двух мальчиков. Один, кажется, чуть старше Лале. Второй же значительно младше – вряд ли мальчишке больше семи лет. Он кажется напуганным и растерянным.
Второй же не выражает никаких эмоций, но Лале кажется, что даже отсюда чувствует исходящие от парня электрические разряды. Воздух вокруг них словно осязаемо становится более вязким и удушливым.
– Поднимайтесь наверх, там две свободные комнаты в конце коридора –бросает слугам Мустафа и следом за ним отправляет младшего мальчика. Тот сопротивляется и озирается на того, что старше – вероятнее всего, на своего брата.
Второй становится еще мрачнее, но никак не реагирует – и тогда младший, уже более усиленно подталкиваемый учителем, все же подчиняется и понуро бредет следом за слугами.
Когда ходжам Мустафа убеждается, что от младшего ждать сюрпризов не приходится, он манит за собой старшего и подводит его к классу. Шептания разом замолкают и на мгновение Лале кажется, что она просто потеряла слух.
Но голос учителя, слышимый весьма отчетливо, опровергает ее опасения:
– Дорогие студенты, принимайте нового ученика нашей школы – Влад Басараб Дракула, сын правителя Валахии.
-9-
Лале внимательно смотрит на парня.
Видеть пленных ей не в первой – а с недавних пор они начали обучаться вместе и уж тогда-то она совсем свыклась с постоянными поступлениями подростков и детей чуждых ей земель.
Но этот парень чем-то отличается от всех предыдущих, хоть Лале и не может сразу понять, чем именно.
Благородный профиль, правильные черты лица, черные, как смоль, волосы, светлая кожа и глаза цвета неба. Только сложно сказать, какого именно оттенка. Когда парень находился чуть дальше, особенно, когда его младшего брата отсылали одного со слугами – Лале казалось, что глаза пленника были темно-темно синего оттенка, как бурлящее в шторм море, либо же небо перед дождем или… грозой.
Но теперь ей кажется, что они намного светлее. Это скорее притягательный светло-голубой оттенок ясного летнего неба. Кажется, такой цвет способен сиять, подобно огням, даже в самую черную ночь. Определенно, Влад Дракула кажется очень привлекательным юношей.. вернее, казался бы.
