Этим утром не царит обычная напряженная подготовленность, когда мы высматриваем обстановку в шторах, умываемся, и готовимся к вылазке. Спокойны, но собраны.
Нет, этим утром все иначе. Во-первых, мы не умываемся. Воды едва хватает, чтобы сделать последний раз по глотку перед выездом. Во-вторых, все мои движения больше походят на плохо смазанный механизм. Я путаюсь, делаю одно и то же по несколько раз, зато могу совершенно забыть про другое.
Я четырежды гляжу в щель в шторке, и в итоге чуть не оставляю винтовку на диване. Ее хватает Лили и только тогда я замечаю, что у меня на плече нет ремня от оружия.
Никогда прежде у нас не было такого маленького разрыва.
Сраная пара дней! Мы ездили меньше недели назад, и теперь должны повторить. Более того – теперь так будет постоянно.
Я облизываю сухие губы, провожу пальцами по подбородку. Колется, надо было побриться, но теперь не до этого. Оглядываю комнату, в который раз смотрю в щель в шторе. Потираю винтовку и мы спускаемся вниз. Хватаю, как обычно, две связки ключей – и лишь в последний момент понимаю, что одна из них от гаража.
Зато ключи от тачки остались на столе.
– Проклятье – чертыхаюсь и меняю ключи.
Надо собраться. Нечего делать снаружи, если так и продолжится. Надо быть максимально собранным и внимательным. А о чем говорить, если я чуть не забыл винтовку дома и вместо ключей от машины взял ключи от гаража? Собственно, подумав, возвращаюсь и беру от ключи от гаража.
Они тоже нужны.
Надо добавить бензина. Канистры в багажнике трогать нельзя – они на прозапас. На случай форс-мажора в дороге.
Лили держит в руке свой складной ножик. Мы выходим на улицу, я запираю дверь и иду в гаражу. Не люблю его открывать – он слишком шумит, независимо от моей осторожности. В итоге достаю две канистры и добавляю в бак. Все это занимает чуть больше десяти минут, после чего убираю пустые канистры обратно в гараж и запираю его. Оглядев улицу, сажусь в тачку и завожу ее.
Гляжу в зеркала, потом на Лил:
– Следи в оба.
Она коротко кивает.
Мы выезжаем. Я держу окно открытым, как и всегда, чтобы слышать шумы на улице. Во-первых слышать, насколько громко мы сами едем и надо ли еще больше сбавить скорость. Во-вторых, хотя бы что-то слышать за пределами машины.
Когда мы проезжаем треть пути, мне кажется, что я вижу какой-то силуэт, быстро мелькнувший за угол. Чуть сильнее жму педаль газа, и краем глаза слежу за тем местом, пока оно не скрывается с поля зрения. Раньше бы я подумал, что это точно человек – раз пытается спрятаться.
Но нет.
Они адаптируются к нам намного быстрее, чем мы к Ним. Они подстраиваются и успешно моделируют любое наше поведение – даже то, которое появилось после Их вторжения.
Иной раз они искусно обманывают. Не перестают играть в свои игры, чтобы люди никогда не смогли найти способ опознать своих среди Них. Никогда не смогли найти способ сплотиться.
Через пару часов мы опять подъезжаем к своему месту. В старом мире это заняло бы еще на пару часов больше. Пробки, другие тачки, светофоры, переходы.. Теперь же, когда улицы пусты, а светофоры давно перестали мерцать (что выглядело довольно жутко в контексте пустого города) добраться можно быстрее. Если бы еще можно было гонять, не создавая шума – то на дорогу уходило бы не больше пары часов (с учетом обеих сторон, а не одной).
Я встаю там же, как всегда, среди кучи брошенных машин двора в квартале от магазина. Мы выходим, и я запираю тачку. Накидываю ремень и сжимаю винтовку, опустив палец на спуск. Киваю Лили и мы идем знакомым маршрутом.
В этот раз эхо в торговом центре будто бы стало громче. Сам он будто бы стал мрачнее, и я понимаю, что если не перестану нагнетать, то скоро рехнусь. Должен среди нас быть хоть один адекватный человек, и это точно не тринадцатилетняя девчонка, которая держит складной нож такой стороной, что если решит резко его раскрыть – распорет себе ладонь.
Мы проходим в продуктовые стеллажи и теперь первое, что я хватаю – это бутылки воды. По одной мы выпиваем прямо здесь, жадно прижавшись губами к горлышкам. После чего я хватаю бутылки целыми пачками, чтобы удобнее было нести. Да, они займут чертовски много места в машине.
Проклятье.
Не могу не заметить, что даже здесь воды не так много, как я ожидал увидеть. Видимо, людей в городе выжило несколько больше, чем я думал. В смысле, людей, чьи тачки еще на ходу – раз они до сих пор ездят сюда и растаскивают воду.
Стараюсь брать бутылки максимального объема – чем меньше бутылки, тем их больше, тем больше они занимают места, чем их более большие собратья. Когда прохожу мимо алкогольного стеллажа – задерживаюсь.
Я никогда не брал алкоголь, потому что он нерационален. Даже более того – в нынешнем мире он вреден. Занимает много места, плюс очень тяжелый (почти все бутылки – стекло), да и к тому же после него затуманивается всякая бдительность и осторожность. Но сейчас я смотрю на бутылку любимого коньяка. Да, я не буду тащить его в дом – но что мешает мне чуток отпить прямо здесь, как воду?
Мне просто необходимо немного расслабиться.
Лили замечает, что я остановился, и быстро жестикулирует:
– Тебе еще вести машину. Мы можем попасть в беду, если ты напьешься.
– Напиться и выпить – две разные вещи.
– Ты же сам говорил, что..
Недовольно отмахиваюсь:
– Знаю.
Сильно раздражает, когда меня пытается поучать ребенок. Притом даже не мой ребенок, но еще больше бесит, когда она при этом оказывается права. Разве я сам не знаю, что нельзя пить, тем более здесь? В пути?
Тогда какого черта пялюсь на этот коньяк, который так и манит меня? Я же не настолько отчаялся, как та треклятая дама, которая обдолбалась и ринулась прогуливаться по улицам среди бела дня.
Резко поворачиваюсь и иду к кассам. Лили спешит за мной – правила. Не дальше 20 шагов, постоянно в поле видимости.
У касс открываю табачные стеллажи и достаю пару пачек сигарет, которые обожал курить лет 5 назад. Потом я бросил – решил бегать по утрам, чтобы улучшить здоровье и продлить себе жизнь. Сейчас можно об этом не париться – вряд ли сигареты меня убьют раньше остального.
С ними мороки нет – я быстро распихиваю пачки по карманам джинс, так что они не займут лишнего места. Да и легкие. Так же достаю зажигалку, но не решаюсь закурить прямо здесь. Конечно, все давно отрублено, но кто знает, на чем работала пожарная система в таком большом ТЦ? Что, если она, по везучему случаю, врубится из-за сигареты и выдаст нас?
Мы быстро набираем еды – теперь гораздо и гораздо меньше, чем в прошлый раз. Потому что большинство места занимают пачки с водой. Закончив, быстро возвращаемся прежним путем. Лили тащит корзины, я упаковки. Но когда мы выходим за последний угол, то я резко останавливаюсь.
Лили делает так же.
Медленно опустив бутылки, я снимаю с плеча винтовку. Спасибо боже за тот день, когда я придумал себе правила. И за все последующие, когда я продолжал им следовать. Если бы не моя чрезмерная осторожность, я бы никогда не припарковал машину так, чтобы наш путь через пару ярдов сворачивал за угол, через деревья. Их кроны не дают увидеть наше приближение.
Зато мы отлично можем видеть тачку.
И все, что рядом с ней.
Я прицеливаюсь, палец на спуске. Какой-то черный парень возится с замком водительской двери моей машины. Понятия не имею, Они это или нет, но зато знаю точно, что тачка мне необходима, чтобы выжить.
Лили затаила дыхание, едва заметно показывает:
– Кто он? Он хочет угнать нашу машину?
Ничего не отвечаю. Для жестов заняты руки, для шепота мы слишком близко к нему. Да и не знаю я ответов на ее вопросы.
Видя мое лицо, Лили обеспокоенно хмурится:
– Как он здесь оказался? Почему из всех машин выбрал именно нашу?
Мне тоже это интересно.
Вернее, меня тоже эти вопросы очень сильно напрягают, но нет времени думать.
Сначала прицеливаюсь в голову.. но нет. Если выстрелить в голову – его мозги заляпают мне все водительское стекло, над которым он склонился, и лишат нормального обзора, который необходим для возвращения обратно домой. Подумав, прицеливаюсь ему в спину как раз в тот момент, когда что-то щелкает.
Он смог открыть замок.
Не даю ему времени, чтобы открыть дверь.
Три-два.
БАМ!
В прошлом мире никто бы и никогда не назвал Дейва приличным гражданином Штатов. Да даже просто приличным. Но старый мир давно канул в небытие, а в «дивном новом» таланты Дейва оказались на вес золота. В какой-то момент Дейв даже размышлял над тем, как иронична жизнь и как могут поменяться карты.
Кто был шутом – станет королем, а кто был королем – бросят свои короны в ноги шутам.
В старом мире Дейв считался преступником. Воришкой, жуликом и в целом мерзким, на их лад, типом. В новом мире Дейв – Выживший. Человек, у которого всегда есть еда, который может открыть любой замок и достать припасы оттуда, откуда никому другому без ключей не под силу.
Он умеет быть ловким, тихим, бесшумным. А главное – еще со старого мира он постоянно привык быть «на стреме». Его очень сложно цапнуть за задницу – и это стало большим преимуществом, когда появились Они.
Но даже у Ахиллеса была «пята поражения». «Пяткой» Дейва стала его мать.
Дейв обожал свою мать столько, сколько себя помнил. Его папаша заделал его и свалил в закат, поэтому Дейв его никогда не видел. Но мать старалась воспитывать его, как могла. Да, она не была из тех, про кого говорят «приличная женщина». Дейв постоянно с детства помнил вокруг нее ухажеров, но она никогда не давала им в обиду своего «маленького Дейви». Если хоть кто-то смел поднять на него руку – он немедленно выметался из их дома.
Потому когда Дейв вырос – они с матерью, как шут с королем, поменялись местами. Теперь он охранял ее от всех невзгод жизни, которые встречаются небогатым черным на их пути, и старался сделать ее жизнь максимально беспечной.
У его мамы была лишь одна проблема. Но в старом мире она не была проблемой, легко и недорого решалась, и потому Дейв и подумать не мог, что когда-нибудь это сильно все усложнит.
У его матери был сахарный диабет 1-го типа. Та дрянь, при которой нужен постоянный инсулин. Долбанные инъекции, без которых не прожить. В этом нет ничего сложного, если только это не заброшенные города с разграбленными аптеками, где можно только брать и брать, но куда никогда не приходят новые поступления.
Рано или поздно запасы кончатся.
В одной, в другой.
Дейв грабил много аптек. Когда все их запасы иссякли, он стал обирать всевозможные дома Мемфиса. Это был риск – чертовски большой риск. Бродя по домам, по городу – проще простого попасться Им. Но Дейв не дурак – он имел свои лазы, постоянно осматривался, никогда не заходил с парадного, и трижды все проверял прежде, чем сунуть свой нос в щель.
Где-то он находил инсулин, но диабетиков (мертвых) было не так много в Мемфисе, чтобы жить на их запасы его матери постоянно.
В какой-то момент кончились и они.
Но тогда у него появилась новая надежда.
Сам Дейв никогда бы этого не услышал. Он был не из тех, кто любят радио, джаз или дорожную музыку. Он слушал рэп в наушниках, и то это не случалось слишком часто. И уж точно его мать была не из тех, кто стала бы разбираться с антеннами.
Попал на это вещание Дейв случайно. Он забрался в очередном дом в поисках инсулина для матери. Наверху он услышал, как кто-то болтает, и уже хотел делать ноги. Откровенно говоря, он здорово и сам наложил в штаны. Он все проверил, и был уверен, что в доме никого нет. Как он мог так попасться?
А если это Их ловушка?
Но тут сквозь трепотню он услышал странные помехи. Довольно быстро сообразил, что кто бы не болтал сверху – это не человек. Не что-то живое. Странно, ведь телеки давно повырубались, электричество, телефоны..
Какая-та запись болтала наверху?
Дейв нацелил пушку и пошел наверх. У него никогда не было пушки, но когда все встало вверх дном он первым делом покусился на оружейный магазин. Набрал столько, что не унести. Теперь никому не было дела до лицензий, его условок и прочего дерьма, не позволяющего ему даже смотреть в сторону той пушки, которую он заряженной теперь постоянно таскал с собой.
Поднявшись, Дейв быстро обнаружил предмет трепотни. Радио. Старое радио стояло на кухонном столе. Его антенны были причудливо перевязаны какой-то лентой. Он болтало и сквозь треск Дейв с трудом смог различить слова:
– …повторяю, у нас безопасно. У нас нет Имитационных. Здоровые люди. Выжившие. Мы готовы дать вам еду и кров, безопасность и защиту. Если нас кто-нибудь слышит, повторяю, у нас нет Имитационных. Наши координаты…
Дейв удивленно вскинул брови. Не убирая пушку за пояс, он все же опустил ее и подошел к радио. Почему его бросили здесь вот так? Куда подевались жильцы, что даже не вырубили радио?
Очевидно, они не планировали уходить. Может, были менее ловкими, чем Дейв, или их застигли одним днем прямо здесь.
Никто не был защищен от Них.
Просто кому-то, как Дейву, везло больше. А кому-то меньше.
– …мы готовы дать вам еду и кров, безопасность и защиту. Если нас кто-нибудь слышит, повторяю, у нас нет Имитационных. Наши координаты…
Дейв принялся быстро искать любой листок с ручкой в доме. Долго искать не пришлось – нашел блокнотик с какими-то детскими рисунками. Очевидно, когда-то здесь жил ребенок. Чувствуя себя сам ребенком, Дейв начертил цветным маркером на чистой стороне листа координаты. Дома он достанет старую материнскую карту из подвала и постарается выяснить, куда они ведут.
Группа людей, у которых есть защита.
Убежище.
Наверняка, в таком месте должны быть медики. Военные. Кто-то, гораздо сообщеннее их, кто нашел способ не просто выжить, но и выявлять Имитационных. Наверное, там гораздо больше запасов, чем в брошенных городах. Вероятно, там точно будет инсулин, необходимый его матери. Надлежащий медицинский уход. Защита.
Дейв подумал взять радио с собой, но решил не делать этого. Он мог случайно дернуть не ту антенну и сигнал бы пропал. А мог наоборот не так повернуть в дороге, и оно бы заголосило на всю округу. Да и к тому же, оно слишком большое. Нет.
Все необходимое он записал и сунул лист себе в карман джинс.
Само радио ему ни к чему. Он подождал еще пару повторений, но убедился, что говорится одно и то же.
Интересно, а это вообще запись? Может, она была сделана давным-давно, это убежище давно разорено и настигнуто Ими? И нет никакого смысла надеяться на «чудесное безопасное место»?
Проверив все шкафчики и аптечки этого дома, Дейв так и не нашел инсулина. Дело дрянь. Он уже пятый день ни находит ни единой штуки. Без инсулина его мать умрет.
Он должен узнать о каком таком безопасном месте говорилось по радио.
* * * * *
Дома Дейв врет матери, что принес ей еще две капсулы, так что дела их отличны. Он не хочет ее огорчать. Как и она в детстве, когда у них не было денег на сладости, всегда говорила, что у нее в тайничке осталось для ее «маленького Дейви» пара конфет. И откуда-то она в нужный момент их правда доставала.
Но Дейв подозревал, что когда она об этом говорила, утешая своего сына, на деле их не было. Просто она потом что-то придумывала. Так намеревался сделать и Дейв. Понятное дело, он найдет инсулин. Найдет чертову дюжину, сотню или тысячу капсул. Сколько понадобится. И вовремя протянет их матери, когда кончатся остальные.
Придумает что-нибудь.
Незачем говорить ей о том, что пока что они почти на мели.
Его мать опять читает какую-то драматичную книгу, как будто ей не хватает драмы на улицы. Дейв все еще помнит, как это начиналось. В начале они с матерью даже не верили в это. До последнего не верили – считали это идиотскими проделками «белых», которым жрать не дай, так повеселиться на весь мир.
Власти, заговоры, его мать приплетала к этому даже Билла Гейтса и 5G, но в основном они были единогласны. Это пустозвонная паника, как с Эболой или НЛО. Сделав деньги, все утихнут, и выяснится, что это была ошибка, или просто какие-то старые счеты, застигнувшие всех в один момент.
Впервые их упертость пошатнулась, когда мамина подругу убил ее собственный муж. Это случилось, кажется, день на третий. Тогда копы еще работали, и задержали его. Он будто рехнулся – мать рассказывала ему, что глаза у того были стеклянные. Он будто даже не узнал лучшую подругу своей жены, которую убил. Кажется, он никого не узнавал и не замечал. Сними с него наручники – и он убьет еще кого-нибудь.
– Это все пойло – заявила Дейву вечером мать не очень-то убедительно – он пил, как слепая лошадь. Вот и пропил все извилины. Съехал с катушек, я слышала, такое часто случается с алкоголиками. Сколько ток-шоу про это снимают..
Дейву было плевать, по большому счету, за что одну жирную шлюху грохнул ее муженек. Дейву никогда не нравились подружки матери, но он никогда не говорил ей этого в лицо. Потому что его мама никогда не говорила вслух своего мнения о друзьях Дейва, каждый второй из которых если не сидел, то был на верном пути к этому.
У них с матерью всегда была идиллия.
Но повторно его упертость пошатнулась уже на следующий день. Его лучший друг – Стив, перерезал половину их компании прежде, чем его застрелил из общий друг Тобито.
– Он рехнулся – заявлял Дейву потом Тобито – он просто словно спятил. Он не слышал меня, шманал их, как спагетти. Я никогда не видел у него такого бесстрастного взгляда. Он совершенно ничего не боялся. Такое чувство, что он даже нихрена не думал в тот момент.
– Старые счеты? – предположил Дейв.
– О чем ты, чувак? – фыркнул Тобито – мы с ним были корешами, но он кинулся и на меня. Если бы он был псиной, я бы решил, что у него чертово бешенство.
Дейв дружил со Стивом с самой школы. Он был безбашенный, но никогда бы не принялся нападать без причины. Тем более на Тобито – у них и правда не было никаких счетов, он это знал. Что на него нашло?
С каждом днем становилось все понятнее, что вряд ли колокола звонят просто так. Даже мать Дейва, словно бы невзначай, старалась реже выходить из дома. Когда обстановка стала накаляться все сильнее, распустили всех рабочих. Тогда отправили с вахты и отчима Дейва.
Люк Спенсер работал шахтером. Они с матерью Дейва не были женаты официально, но уже три года жили вместе в их доме. Дейву Люк нравился. Он был славный мужик. Зарабатывал, постоянно баловал его мать, а главное – заставлял ее смеяться и чувствовать себя самой счастливой. Иначе говоря, Люк выполнял ту же работу, что Дейв, только с другого ракурса.
У матери было много ухажеров, но только с Люком Дейв сошелся и потому тот переехал к ним. Вначале они просто ладили как отчим с пасынком (хотя вряд ли это актуально, ведь Дейву на тот момент уже было 23 года), но потом сошлись уже более дружески. Они болели за одну баскетбольную команду и любили одно пиво.
В день, когда Люк должен был приехать, он позвонил Дейву.
– Дейв, дружище – попросил он – можешь встретить меня в аэропорту? А то тут такой бедлам, я такси в жизни не дождусь.
– Конечно, старик – ответил Дейв.
Он взял ключи от тачки матери, завел ее и поехал в указанный аэропорт. Припарковался, как всегда, чуть подальше – чтобы не платить за чертову стоянку аэропорта, на которой драли столько, словно оставляешь тачку на попечение самому Иисусу.
Трижды созвонившись, Дейв все-таки смог отыскать Люка. Они встретились в главном зале возле третьей стойки. Тут и правда был бедлам.
– Рад тебя видеть – Дейв протянул Люку кулак.
Это был их приветственный жест. Ударяются кулаками, распахивают их, после пальцами, пять, сжимают и теперь уже касательными стенками, после чего обнимаются. Люк увидел такое в одном фильме, попытался показать Дейву. Тот сказал, что он от старости совсем поехал.
Но как то часто бывает – самая идиотская вещь в итоге прижилась у них теснее всего.
Люк мгновение озадаченно смотрит на кулак Дейва, после чего с улыбкой делает так же. Дейв распахивает ладонь для продолжения, и тогда Люк совсем теряется. Он хмурится и просто отбивает Дейву сверху пять.
Совсем не так, как надо.
Люк будто забыл, как надо. Такое чувство, что он вообще не понимает, что от него Дейв сейчас хочет.
Дейв, как сторожевая собака, всегда быстрее прочих чувствовал когда пахнет жаренным. Он с готовностью улыбается и кивает, будто Люк сделал все верно. Люк заметно расслабляется, и Дейв, хлопнув его по плечу, говорит:
– Пока ехал в такую пробку встрял, чуть не обоссался. Я быстро отолью, жди здесь, не потеряйся.
– Так точно – смеется Люк – давай быстро только, уже все ноги отнялись к чертовой матери.
– Окей.
Дейв быстро бежит в сторону туалетов, но смешавшись с толпой, быстро заворачивает за угол. Пару коридорчиков, и он выходит другим выходом из аэропорта. Быстро, нацепив капюшон на голову, стремится к своей машине. Хорошо, что он припарковал ее не на парковке, где Люк мог увидеть его.
Заводит мотор. Уезжает.
Матери он говорит, что Люка убила на его глазах какая-та женщина в аэропорту. Мать рыдает, но подробностей не просит – к тому моменту уже никого не удивляло, что люди без причин убивают друг друга.
Больше Дейв Люка никогда не видел.
По одной простой причине – по которой Люк и набрал его контакт, подписанный «Дейв дом», и попросил встретить его с аэропорта.
Он не помнил адреса дома, в который ему надо попасть.
* * * * *
К вечеру Дейв при помощи матери разбирается со старой картой. Он рассказывает ей, что значат эти координаты, которые они выискивают, и что он слышал по радио. Для матери не новость, где и как он ищет ее долбанные капсулы.
В итоге выясняется, что место, о котором говорилось по радио, находится в Филадельфии.
– Воу – свистит Дейв – далека птичка, да мам?
Его мать как-то скептично глядит на то, как палец сына скользит от Мемфиса, в котором они сейчас находятся и где прожили всю свою жизнь, до Филадельфии на другом краю страны.
– ..но в целом.. – Дейв глядит на города, которые лежат между ними – думаю, добраться можно. Что скажешь, мам? Уверен, там тебе дадут все, что нужно. Я уверен, там есть медики. Есть лекарства..
– Ты же не предлагаешь в самом деле туда ехать, Дейви? – уточняет его мать.
Дейв хмурится:
– А почему нет? Это наш шанс – его мать поджимает губы и тогда Дейву приходится сказать все, как есть.
Он выкладывает матери, что на самом деле уже почти неделю не находит новых ампул инсулина, а тех что есть осталось не так много. И что если они ничего не предпримут, дела их довольно дерьмовые. И в целом припасы в городе начинают кончатся.
Пришло время что-то решать – и по мнению Дейва путь в убежище, о котором толкуют по радио, самое рациональное решение.
– Нет, Дейви – заметно осунувшись (когда услышала правду об инсулине), отвечает мать – это не для меня. Ехать к черту на рога, через всю Америку, только потому что ты по радио услышал, что где-то есть место, где все живут мирно и счастливо, как прежде?
– Это единственный шанс.
– Я никуда не поеду. Это не для меня.
– Ты меня не слышала, мам? – начинает злится Дейв – в Мемфисе больше нет инсулина. А если я что и найду – оно не вечно. Нам все равно придется отсюда уехать. Так лучше хотя бы попытать удачу, чем просто бродить от города к городу, пока бензин не кончится.
– Я не в том возрасте, чтобы встревать в такое, Дейв.
Дейву не нравится, каким серьезным голосом говорить это мать. Обычно, когда она боится – то упрямится. Это тон, граничащий с недовольством, но который, если дать нужную аргументацию, можно переубедить.
Серьезный же тон говорил о том, что мать прекрасно все обдумала и черта с два что-то заставит поменять ее свое решение.
– Что значит «в такое», мам? Весь мир, мать твою так, уже встрял в самое «такое», и мы вместе с ним. О чем ты вообще говоришь?
– Оглянись, сынок. Мир сошел с ума. В доме небезопасно, но за его пределами выжить точно смогут только молодые или сообразительные. Или чертовски везучие. Но точно не дряхлые старушки, носящиеся со своими ампулами. Если что произойдет в дороге – у тебя будет шанс дать деру, как я тебя учила. Или что-то придумать. Я же стану просто мертвым грузом. Не хочу умереть от Этих тварей. Хочу остаться в своем доме, в котором я прожила без малого 30 лет. На своей кровати, мягкой простыни. Со своим любимым романом.
– Рано ты собралась помирать, ма – злится Дейв и вскакивает с дивана – знаешь что, ты можешь думать об этом что угодно. Но завтра я запасусь продуктами и мы поедем в Филадельфию, хочешь ты или нет. Я усажу тебя в чертову тачку и мы поедем в гребанную Филадельфию, вот что я тебе скажу. И можешь думать об этом, что хочешь.
Дейв был уверен, что даже если его мать в самом деле решит сопротивляться, у него хватит сил усадить ее в машину. А у нее хватит мозгов не голосить, когда они все-таки выедут на дорогу. Мать считает, что станет ему грузом – и если он не может убедить ее словами, то просто запихает в тачку.
В убежище ей помогут. Может, по пути в городах он найдет еще пару капсул. Он обязан довести ее до Филадельфии.
Довести ее до безопасного места, если оно хотя бы в теории осталось где-то в мире.
Должен попытаться.
У него обязано это получится.
Однако, на следующее утро Дейв обнаруживает свою мать с вскрытыми венами. Нет, не в ванной, заполненной душистой водой. А на диване. Когда он ушел спать она, очевидно, притащила тот самый кухонный нож, который валяется подле нее, и вскрыла себе вены.
Дейв не знает, сделала она это ради него или ради себя. Ради того, чтобы ему, как она считала, было проще в поездке – или ради того, чтобы она, как и хотела, умерла в своем доме. Видимо, она совсем не верила в то, что сможем пережить эту поездку.
Вначале и Дейв не верит, что его мать действительно могла так с ним поступить и запросто покончить с собой. Когда в доме еще столько долбанных капсул, которые он ей доставал, каждый раз рискуя своей жизнью.
Он пытался сделать все, чтобы она жила – а в итоге она САМА взяла и вынесла себе смертный приговор.
Этим днем Дейв не выходил из дома, но уже на следующий решил, что не откажется от своего плана. Его мать сделала так, как считала нужным для себя. Что ж ладно. Теперь он остался один и вправе сам решать, что считает нужным делать уже для себя.
Даже без матери в Мемфисе скоро кончатся продукты – он не врал ей. Отсюда пора делать ноги.
Он заберет столько, сколько сможет – и рванет в Филадельфию. Доедет или нет, найдет там что-то или нет – но он хотя бы попытается. Дейв не привык сдаваться без боя, даже если толком не знает, с Кем именно борется.
На следующее утро он забредает в ближайшую автомастерскую, добывает хороший глушитель (а не то дерьмо, которое на тачке сейчас), и – хвала богу, он дал ему нормальные руки – заменяет его, уменьшая шум. После ставит заглушку на выхлопную трубу. Теперь тачка почти не шумит при той же работе. Забивает ее продуктам и едой, какими может, и заправившись на заправке у выезда из города, навсегда покидает Мемфис.
* * * * *
Первую четверть пути все идет просто отлично.
Даже слишком отлично, как сказала бы мать Дейва, предупреждая о том, что за любой белой полосой неизбежна следует черная. Хочешь ты ее игнорировать или нет – она все равно придет и поставит тебя перед фактом.
Первые несколько заправок оказываются достаточно неплохи, Дейв находит там бензин, и даже умудряется ни во что не вляпаться. Он парень не промах и знает, что надо делать, что не попасться кому бы то ни было. Раньше он бегал от копов, теперь от Них.
Ставки стали выше, но принцип тот же. Быть тише воды, ниже травы.
Он набирает достаточную скорость, чтобы не ехать до Филадельфии 333 дня, но недостаточную, чтобы на поворотах визжали шины. Глушители не дают машине грохотать, но жженая резина привлечет внимание. Его скорость не гонщика. Но и не 60-летней старушки.
Дейв уверен, что раньше так ездил каждый второй по городу – а у него такая скорость на пустой трассе. Днем он едет, но едва начинает смеркаться – старается припарковать машину где-нибудь подальше от трассы, выключает все фонари, блокирует двери и ложится спать. Заводит будильник и встает чуть позже первых рассветных лучей. Едва солнце вновь освещает путь – он опять отправляется в этот путь.
Но черная полоса не заставляет себя долго ждать. Наступает она сразу же, едва он въезжает в Орегон. Бензина остается мало, а все заправки, куда он суется – пусты и высушены, как пасть после большой попойки. Словно бензин тут пили вместо воды. Дейв решает, что дело в том, что это маленькие городишки, в которых, должно быть, и в хорошие времена ни черта не было.
Он решает, что точно найдет бензин в Портленде (первый крупный город Орегона, который лежит на его пути – миллионников он старается избегать), но когда ему остается до него каких-то пару миль – красный значок бензина перестает гореть. Тачка просто глохнет.
– Проклятье, сука! – в сердцах ругается Дейв – вот дерьмо!
Без бензина летает только ковер-самолет, Дейви – он буквально слышит голос матери над ухом.
Пару минут он сидит молча, думая, что с этим делать. Потом понимает, что вариантов немного. Что еще здесь можно делать? Он оставит здесь тачку (вряд ли на трассе на нее кто-то покусится – он за всю дорогу никого не встретил). Пешком дойдет до Портленда (с его формой быстро управится), наберет бензина у первой заправки и притащит его обратно. Заправит тачку, и уже на ней доедет до любой другой заправки города и добьет бак до полного.
Да, так он и сделает.
Конечно, шагать по трассе, как чертов красный флаг – не лучшая идея, но другой нет. Вряд ли бензин создастся конденсатом из воздуха и его ярости. Проверив пистолет за поясом, Дейв выходит из машины.
Но черная полоса не покидает его и в чертовом Портленде. Он обошел все ближайшие заправки, на какие смог наткнуться – и все они так же пусты. Дейв не может бродить по городу чертову неделю, ему необходимо управится до заката, потому он принимается за привычное дело. Он шныряет по домам, прежде убеждаясь, что они пусты, вскрывает гаражи и ищет бензин прямо в тачках.
Ни черта.
Они его реально, что ли, тут пьют? Или все ставили тачки в гараже, только измотав до нуля?
В одном из гаражей Дейв берет канистру. Обойдя около семи гаражей – он едва ли наполняет ее хотя бы на треть. По пути он обшаривает все встречающиеся ему машины.
Когда солнце перестает напекать – а значит через пару часов начнет темнеть – канистра Дейва полна лишь наполовину. Разным бензином, большую часть из которого он проглотил, пока пытался вытянуть.
Дейв подходит к очередной кучи машин. Вскрывает бак одной, другой – ни черта. Совершенно ни черта.
Третья..
– Мать твою.. – шепчет он, довольно оскалившись.
Бензина в баке столько, что заполняет остаток канистры и еще остается. Дейв решает открыть багажник – может там будет какая емкость, куда можно вылить остатки бензина. И тогда он сможет вернуться к тачке.