Кевин Джетер
Ночь морлоков
Тейф грубо ухватила меня за плечо и отбросила к одной стороне траншеи. Несколько мгновений я не понимал, что происходит, потом увидел, как она прыгнула на гранату, резко поднялась в полный рост и бросила ее обратно в руины, откуда та прилетела. Граната преодолела в воздухе несколько ярдов и взорвалась.
Яркая вспышка света и глухой звук взрыва ударили меня в голову и живот. На меня обрушился дождь из комьев земли и глинистой жижи, поднятый осколками, но в то место, куда меня отбросила Тейф, металлические осколки не залетали.
Однако в тот момент, когда взорвалась граната, она все еще стояла с поднятой рукой – а теперь лежала на дне траншеи, и из ран на ее голове и шее струилась кровь.
Я подполз к ней и как мог исследовал ее повреждения. Она потеряла сознание, но все же дышала. Я вздрогнул, заслышав вокруг нас различные звуки. Они доносились со всех сторон – взрыв явно привлек внимание других морлоков. Шуршание и скрежет шагов доходили до меня с двух сторон, и наконец я увидел их воочию.
Я в спешке отодрал подкладку со своего пальто, сложил ее в несколько слоев и прижал к самой большой ране Тейф под челюстью. Плотно прижимая одной рукой материю к ране, другой рукой я не без труда поднял женщину. Каблуки ее ботинок оставляли две канавки в жиже на дне траншеи, когда я тащил ее из опасной зоны.
В конце траншеи я остановился и прислушался. По звуку осторожных шагов морлоков я сделал вывод, что они вышли из развалин и теперь наводнили траншеи в надежде отыскать нас. В зданиях по эту сторону скрещения дорог стояла тишина. Я выполз из траншеи, таща Тейф за собой, а когда понес ее в сторону ближайшей пустоглазой кирпичной коробки, за моей спиной раздался выстрел, и слякоть, покрывавшая землю, разлетелась брызгами в нескольких дюймах от моих ног. Следующие выстрелы пришлись в полуразрушенную стену, за которую я затащил Тейф.
Медленные целенаправленные шаги из траншей переместились ближе к тупичку, где я присел на корточки, прижимая к себе тело Тейф, которая так и не пришла в сознание. Ее винтовка и мой пистолет остались в траншее после взрыва гранаты. Мелкие ранения на теле Тейф уже не кровоточили, кровь с грязью запеклась на них, но обрывок материи, который я прижимал к ее шее, продолжал пропитываться кровью. Моя собственная кровь жарко и лихорадочно пульсировала у меня в висках.
Я смотрел на свою грязную руку, кровь на ней еще не засохла и потому поблескивала в лучике лунного света, проникавшего в руины, смотрел и ждал нападения на нас морлоков. Шум за горой расколотых кирпичей. Кровь и грязь.
3. Сигары и хорошее пиво
– Ну, же, Хоккер, просыпайтесь. Все не так плохо, как вам кажется.
Кто-то довольно грубо коснулся меня носком ботинка. Я открыл глаза, которые, как я думал, закрылись навсегда на моем последнем земном видении, и увидел доктора Амброза. На его мертвенно-бледном красивом лице гуляла натянутая улыбка.
– Вы! – воскликнул я, поднимаясь на локтях. – Исчадие ада! Что за богопротивные трюки вы со мной проделываете?
Я бы встал на ноги и ухватил его за горло, если бы не серебряный наконечник его трости, прижатый к моей груди.
– Держите себя в руках, Хоккер. – Улыбка исчезла с его губ. – Воистину трюки! Если человек с завязанными глазами шел по краю пропасти, а потом кто-то сорвал повязку с его глаз, вы бы назвали это трюком? Господи милосердный, Хоккер, вы должны быть благодарны, а не выплескивать на меня раздражение, будто вы и на самом деле пострадавший. Ну-ка, вставайте и возьмите себя в руки. Все получит свое объяснение. А пока выпейте это. Поможет прочистить голову.
Он прислонил к стенке свою трость, наклонился, ухватил меня за руку и поставил на ноги, но те попросту подогнулись из-за слабости. Почувствовав, как он поднес к моим губам маленькую серебряную фляжку, я сделал глоток, другой, третий и по вкусу понял, что это бренди, притом хороший, хоть и с незнакомым мне послевкусием. Тепло алкоголя разлилось по моим жилам и странным образом остановилось у меня на затылке. Головокружение и звон в ушах исчезли, а усталые ноги перестали дрожать.
Амброз забрал у меня почти пустую фляжку и сунул ее в свой карман.
– Ну что, пришли в себя? – спросил он.
Я кивнул, потом обвел взглядом открывающийся нам вид. Новая волна разочарования захлестнула меня.
– Бог мой! – воскликнул я. – Ничего хуже я не видел! Что здесь случилось? Что случилось с городом?
Город лежал, освещенный холодным серым светом, какой иногда можно увидеть во время ложных восходов солнца и не являющих собой ни вечер, ни настоящее утро, когда мир и все его содержимое кажутся всего лишь сгустками тумана, созданными тщетными надеждами и желаниями… Если человек пробуждается после беспокойного сна в такое время, то он может только сесть у окна и думать о тех, кого потерял, о тех, кто последовал за его родителями в холодные и бессердечные области ниже травы, безмолвные и темные. В конечном счете наступает утро, и мир вновь обретает материальность, но в сердце человека навсегда остается еще одна тоненькая ниточка льда.
Таким был свет, в котором я увидел руины Лондона. Но теперь они казались не свежими ранами войны, а руинами, заметенными ветрами прошедших веков. Горы обломков утратили свои когда-то острые кромки, они были скрыты мхом и чахлыми сорняками. Дорога изобиловала рытвинами, словно земля под ней просела от времени. Пока я оглядывал этот ужасный ландшафт, маленькое, похожее на саламандру существо с глянцево-черной спиной стрелой взобралось на вершину одной из невысоких груд, посмотрело на нас глазами, похожими на игольчатые лучики света, и исчезло. Потом появилось другое существо, но с чернильного цвета крыльями летучей мыши, оно выпорхнуло из одной из трещин в земле, а потом скрылось, заложив вираж на прохладном ветерке с запада.
– Не самое приятное зрелище, верно, Хоккер? – Амброз взял свою трость и показал ею в сторону горизонта. – Это единственный оставшийся путь к океану и всем землям за ним.
– Бог мой, – сказал я. – Куда вы меня перенесли? Это что – какое-то будущее, когда на Земле не осталось ни людей, ни морлоков? Бога ради, скажите уже мне, что после?
– Вообще-то после этого – ничего, – поспешил вставить Амброз. – И до этого – тоже. Вашего доброго, уютного тысяча восемьсот девяносто второго года, как и всех других лет правления Виктории, да и всего остального существования Земли, начиная с ее газообразного младенчества до финального огненного рывка назад в солнце, больше нет. То, что вы видите вокруг, есть камни и мелководья вечности после того, как Море Времени было осушено до дна. Таков конечный результат всех этих игрищ с путешествиями во времени.
– Вы же не хотите сказать, что… – Я замялся. – Конечно же нет – нет, это не конец всего.
Открывшийся мне мрачный вид все тяжелее и тяжелее давил на мои плечи.
– Мой дорогой друг, – мягким тоном сказал Амброз. – Это не конец всего, это и есть всё. Альфа и Омега существования Земли. Ничего, кроме этого, во все времена, в прошлом и настоящем, если только эти слова еще что-то значат.
– Но каким образом? – Я ухватил его за предплечье. – Как это могло случиться?
– Вы же сами обедали с человеком, который построил машину времени, вы слышали его рассказ. Даже такое маленькое, пустяшное путешествие являло собой факт столь вопиющего нарушения естественного порядка вещей, существующего во вселенной, что далекие галактики сошли со своих орбит! Тот факт, что подобная власть оказалась – пусть и непреднамеренно – в руках простого смертного, еще не давал ему права воспользоваться ею в реальности. А вы можете вообразить себе, что случилось потом, когда морлоки получили доступ к машине времени и стали отправлять целые армии из своего века в ваш и обратно? Время попросту схлопнулось! Наш маленький кармашек вселенной выброшен в эту темную неизменяющуюся бездну из потока времени.
Его язык и манеры речи стали более резкими, прорвались через то хладнокровие, с каким он обращался ко мне поначалу. Вид Земли, забытой временем – и богом? – явно повлиял на него сильнее, чем ему хотелось демонстрировать.
– Тогда что нам делать? – воскликнул я. – Если времени более не существует, неужели мы тогда обречены бесконечно долго оставаться здесь?
Я не мог представить себе безрадостного ада хуже, чем заточение в этом ужасном месте.
– Итак, мистер Хоккер. – Доктор Амброз снова улыбнулся. – Из всех вопросов, которые могут задавать люди, этот нравится мне более всего. Что нам делать? И в самом деле, наилучший вопрос, какой можно задать. Потому что вы должны понять, что делать, прежде чем сможете это сделать. Верно? Или вы так не считаете, мой добрый Хоккер?
– Бога ради, зачем вы мучаете меня этими загадками? – Ярость и негодование наполняли мою грудь, поскольку я чувствовал, что он потешается надо мной. – Если вы знаете, как покинуть это безрадостное место, то научите меня. Я почти с ума сошел из-за всего, что вы сделали со мной. Со мной и с Тейф! – Чувство вины пронзило меня, когда я понял, что начисто позабыл о своей спутнице, которая спасла мне жизнь. – Где она? – спросил я. – Что с ней?
– Успокойтесь, Хоккер. Она в полной безопасности. Я обработал ее раны и уложил в теплую кровать в другом месте. Вам придется рассказать мне обо всех ваших совместных приключениях.
– В другом месте! – Я схватил его за плечи и грубо развернул лицом ко мне. – В другом месте! Вы лжете без конца. Значит, то, что мы видим, не есть окончательная судьба Земли?
– Окончательная, Хоккер. – Он небрежно сбросил мои руки со своих плеч. – Такой станет Земля, когда время прекратит для нее существовать. Но вы спрашивали про выход? Быть может, Хоккер, быть может. Не то чтобы настоящий выход, но… превентивная мера. Недопущение.
– Что вы имеете в виду?
– Если это, – сказал Амброз, стукнув своей тростью по земле, – и есть то, что останется, когда Море Времени – давайте будем называть его так, это хорошая метафора, – когда Море Времени, как я уже говорил, будет осушено до дна, то очевидное действие состоит в том, чтобы вернуться назад во времени и заделать дыру, через которую все вылилось. Да? Разве вам не приходила в голову такая мысль?
– Не знаю. – Я вдруг почувствовал усталость. – Я уже ничего не понимаю. Столько всего случилось. Я ужасно устал…
– Это объяснимо, – утешающим голосом проговорил Амброз. – Но почему вы тогда не спите?
– Я бы поспал, – пробормотал я. Небо над нами, казалось, потемнело.
– Тогда просто закройте глаза. Вот так. – Его голос зазвучал немного тише. – И не бойтесь – не упадете. На самом деле вы ведь сейчас не стоите в полный рост, верно?
Я смутно почувствовал, что лежу на кровати. Мягкий желтоватый свет газовый лампы с секунду проникал под мои не до конца сомкнутые веки, потом исчез.
– Где Тейф? – пробормотал я.
– Вверх по лестнице. – Голос Амброза доносился до меня теперь откуда-то из далекой дали. – Не волнуйтесь за нее. Просто поспите, Хоккер. Очень скоро вам понадобится вся таящаяся в вас сила!
Последнее, что я слышал, – это хлопок закрывшейся двери.
Проснулся я со спокойным, отдохнувшим сердцем, хотя меня мучили кошмары. Видения черных фигур, двигающихся в темном мире, смутно теснились за моими сомкнутыми веками.
На маленьком столе рядом с моей кроватью – а где, скажите на милость, находится это место, уже задавал вопросы мой освеженный разум – я нашел коробок спичек и свечу. Вскоре я увидел свою одежду, которая висела на резной спинке кровати в ногах. Ей каким-то чудом вернули ее первоначальное состояние, и теперь она была чистой и целой.
Я быстро оделся и поспешил из спальни на гул далеких голосов по короткому коридору к широкой лестнице. Теплое сияние газовых ламп виднелось из комнаты у основания лестницы. Я потушил свечу и стал спускаться.
Внизу за тяжелым дубовым столом сидели доктор Амброз и какой-то молодой мужчина. И, только подойдя к кромке стола, я признал в нем Тейф, облаченную в мужской костюм и рубашку. Элегантный покрой и уверенность, с какой она держалась в этом одеянии, надежно скрывали ее пол от любого, кто не знал, что она женщина. Она вытащила толстую черную сигару изо рта и подмигнула мне сквозь облако табачного дыма. Единственным свидетельством ее недавних ранений была белая линия под челюстью, похожая на давно заживший шрам.
– Хоккер, – радушно встретил меня Амброз. – Рад видеть вас в добром здравии. Впереди великие события, и я хочу, чтобы вы участвовали в них в полную меру ваших возможностей. Садитесь.
Я вытащил стул из-под стола между двумя его резными ножками в форме грифонов и присоединился к Амброзу и Тейф. Амброз пододвинул ко мне тарелку с ростбифом, над кроваво-красной серединкой которого поднимался парок, и с хлебом из муки грубого помола, а еще – кружку темного лагера.
– Впереди долгие объяснения, – сказал он, – а на пустой желудок они лягут плохо.
Что говорить – я умирал с голода, и убеждать меня не пришлось. Амброз долил пива в мою кружку, когда я выпил всего половину.
– Из одной маленькой пивоварни на беркширских болотах, – сообщил он, засовывая пробку в горлышко бутыли. Тейф откинулась к спинке стула и довольно затянулась сигарой с видом человека, легко предающегося новообретенным удовольствиям.
– М-м-м. Да. Прекрасный ростбиф, – сумел проговорить я с набитым ртом. – Вы тоже наверняка не откажетесь перекусить?
– Мы уже поели, – сказал Амброз, показывая на две тарелки на другом конце стола. – Мисс Тейф – или мистер Тейф, как следует говорить ради ее небольшого маскарада – и я заждались вас.
– Извините, что заставил вас ждать, но я устал, как никогда в… – Я замолчал, уставившись на свою тарелку, чувствуя всю абсурдность ситуации. Совсем недавно я боролся за жизнь среди руин города, ставшего полем боя, на котором я оказался трудами этой таинственной личности, показавшей мне душераздирающий вид Земли, что прекратила свое существование, а теперь я в тепле его дома наслаждался благами цивилизации со спокойствием человека, приглашенного приятно провести уик-энд. Это говорило в первую очередь о способности человеческого мозга вести себя, как это делают коты, которые в незнакомой ситуации пытаются извлечь из нее максимальную пользу для себя. Да и кто бы отказался от хорошего эля и мяса, даже если бы его подавал сам дьявол? Я решил выслушать объяснения моего хозяина и уже на их основании вынести суждение о том, на чьей он стороне – добра или зла.
Амброз, весь излучавший дружеское гостеприимство, протянул над руинами ростбифа сигары – такую же курила и Тейф. Я взял одну, отодрал бумажную полоску с какими-то похожими на арабское письмо завитушками на ней. Вскоре все мы втроем туманили воздух дымом стального цвета.
– С чего начать? – задумчиво протянул Амброз, подняв взгляд на устремляющееся к потолку колечко дыма. – Действовать всегда проще, чем объяснять. Посмотрите сюда, Хоккер. – Он направил на меня тлеющий кончик сигары. – Вам не кажется… немного подозрительным имя «доктор Амброз»?
– Мой дорогой сэр, – холодно ответил я, стряхивая в тарелку пепел с сигары, – в вас все подозрительно. Если бы я не знал на собственном опыте ваши способности, то считал бы вас либо шарлатаном, либо психопатом. Зная о вас то, что знаю я, я бы все же предположил, что вы можете оказаться мошенником или величайшим преступником, но таким, выдающиеся достижения которого заслуживают уважения.
Он кивнул, скромно скрывая удовольствие, которое доставила ему моя лесть.
– Но скажите, – проговорил он, жестикулируя рукой с сигарой, – что вы думаете об имени Амброзиус? Вспомните раннюю британскую историю.
Я нахмурился, погрузившись в размышления.
– Я достаточно образованный человек, – сказал я наконец, – но в данный момент единственное, что приходит мне в голову в связи с Амброзиусом, – это Гальфрид Монмутский, который дал это имя в качестве альтернативного легендарному Мерлину…[8]
– Именно этого я и ждал от вас, – прервал меня Амброз.
– Что ж, доктор Амброз, если вы решили взять себе псевдоним мифического волшебника, то должен признать, что в данном случае вы ничуть не ошиблись.
– Мифического! – Он смерил меня недовольным взглядом. – Легендарного! Сэр Гальфрид мог перепутать кое-какие даты, но, по крайней мере, все, что рассказал ему я, было правдой. Нет-нет, не говорите всякие глупости. – Он отмел сигарой все мои возражения. – Я не стану более длить ваше невежество. Я называю себя Амброзом, потому что мне не нравится упадочнический латинизм Амброзиуса, но на самом деле я и есть Мерлин! Что вы на это скажете?
Его голос достиг возбужденного пика, когда он сделал театральный жест сигарой.
Я пыхтел своей сигарой, не в силах произнести ни слова, так как был совершенно ошарашен. Ха – Мерлин. Да он просто сумасшедший. И все же…
– Я вам верю, – благодушно объявила Тейф.
– Это потому, моя дорогая, – сказал Амброз, – что вы выросли в грубом и жестоком мире, где один тот факт, что человек продолжает жить день за днем, уже считается чудом. Вы способны принять истину, в какой бы личине она вам ни явилась. А наш друг Хоккер настолько пропитан высокомерным рационализмом своего времени, что может мысленно осудить вдруг появившегося перед ним мастодонта лишь за то, что тот не носит галстук.
– Вообще-то говоря, – сказала Тейф, – я просто подумала – почему бы и нет? В этом не меньше смысла, чем в каких-нибудь других вещах, с которыми мы уже сталкивались.
– Но послушайте! – взорвался я. – Как это вообще возможно? Даже если такая личность, как Мерлин, и существовала много веков назад, то как вы-то можете быть Мерлином? Я имею в виду… прежде всего вашу наружность.
– А с какой это стати человек, наделенный таким могуществом, как я, должен стареть? Я уже был стар, когда Англия представляла собой всего лишь голые скалы, омываемые морем. – Взгляд Амброза, казалось, пронзал меня насквозь и уходил куда-то в громадное хранилище памяти. – Верьте моим словам. Я – тот самый, кого называют Мерлином, хотя и это имя не является моим старейшим и вернейшим. И перестаньте сверлить меня этим вашим скептическим взглядом – что еще вам нужно увидеть, чтобы принять истину?
Басовитая напряженность в его голосе деморализовала меня. И разве было у меня какое-то иное объяснение того нераспутываемого клубка, в котором я оказался? Не было у меня никакого другого объяснения, кроме разве что моего собственного неожиданного сумасшествия.
– Я соглашусь с достоверностью ваших утверждений относительно вашей личности, но условно, – сказал я. – Хотя бы в качестве обоснования вашей истории.
Он еще раз окинул меня своим пронзительным взглядом, после чего откинулся на спинку стула и продолжил.
– Существует некая духовная сила, – начал он спокойным голосом, – присущая английской крови и почве. Воплощение наивысших западных ценностей. Эту силу, конечно, время от времени искажают или очерняют. Масса этой шовинистической дряни, совершаемой от имени империи, ничуть не украшает английское племя. И все же это всего лишь временный провал в памяти. Власть сохраняется, пусть она при этом шлифуется или подвергается небрежению. И у меня есть интерес, назовем это так, сохранить эту власть. Потому что, если она умрет, мир станет темнее и погрузится в насилие. И я останусь в одиночестве на лике Земли. А сегодня, как и не раз в прошлом, этой духовной силе грозит уничтожение.
– Вы имеете в виду морлоков, – вставил я. – Значит, они существуют в реальности?
– Я видела их, – сказала Тейф.
– Верно, верно, – кивнул Амброз. – И в этом главным образом и состояла цель ваших жестоких испытаний. Я не мог придумать никакого другого способа убедить вас в том, что дела обстоят именно так, как я рассказывал вам во время нашего первого разговора в тот вечер в тумане. Машина времени существует, и она попала в руки морлоков.
– А наш хозяин в тот вечер? – спросил я. – Изобретатель машины времени?
– Боюсь, он мертв. Он думал, что винтовки и коробка спичек будет достаточно, чтобы утвердить свою волю в далеком будущем. К несчастью, как я вам уже говорил, первые морлоки, с которыми он столкнулся, были самыми неустрашимыми из этого племени.
– А сейчас они втайне захватывают наш сегодняшний Лондон и всю Англию. – Хотя внешне я оставался спокойным, за моим спокойствием таились страх и отвращение, которые были вызваны в моем сердце этими словами.
– Все так, – сказал Амброз. – Создатель машины времени разбирался в своем изобретении куда хуже, чем ему думалось. Переместившись из нашего времени во времена морлоков, он создал канал, выйти из которого теперь невозможно. Морлоки, обзаведясь этим новым устройством, могут путешествовать только в наше и ни в какое другое время. Они могут предпринять вторжение через эту единственную точку в их прошлом – в наш тысяча восемьсот девяносто второй год.
– Постойте, – прервал его я, нахмурившись и пытаясь осмыслить его слова. – Что-то тут не так… Ага, понял. Если морлоки возвращаются назад во времени в свое собственное прошлое и устраивают в нем такое разорение, то не ставят ли они под угрозу дальнейшую цепочку событий, не ставят ли под сомнение собственное существование? Послушайте, ведь они побеждают и поедают собственных предков! И таким образом уничтожают собственные негодные жизни за десятки поколений до собственного рождения!
Такая вывернутая наизнанку логика на короткое время лишила меня способности к размышлению, и я принялся исступленно пыхтеть своей сигарой.
Амброз снисходительно наклонил голову:
– Меня восхищает ваша проницательность, Хоккер. Не многие из ваших современников в силах следовать вашей логике, я уж не говорю об их способности делать такие умозаключения. Это и в самом деле нарушение естественного хода вещей во вселенной. Боюсь, сама мысль о путешествии во времени страдает космическим святотатством. Лучше принимать время таким, какое оно есть, год за годом в его последовательности, а не валять дурака и не носиться туда-сюда, чтобы узнать, что нас ждет впереди. Пусть будет то, что будет. Парадокс морлоков, пожирающих собственных далеких предков, относительно невелик в сравнении с той катастрофой, которая грозит Земле в случае всего лишь использования машины времени. А эта катастрофа – разрушение самого времени, которое вы, Хоккер, видели, прежде чем я доставил вас сюда. Тысяча восемьсот девяносто второй год стал той дырой, через которое опустошается Море Времени. Пока мы сидим здесь, события до и после этой даты перетекают в наше время. Если этот процесс не остановить и не обратить вспять, то вскоре все время от начала существования Земли сожмется в один год, а потом сплющится в один день, в одну минуту, секунду, а потом – то, что мы видим! Мир перестанет существовать. А на его месте останется лишь темная пустыня вне времени, которую вы имели несчастье наблюдать.
– Господи боже! – воскликнул я. – Если так оно и есть…
– Так оно и есть.
– …то, что мы можем сделать, чтобы предотвратить это? Если, как вы говорите, морлоки уже проделали эту дыру в космосе, то как мы можем ее перекрыть? – Леденящая кровь мысль поразила меня. – Или уже слишком поздно, и вы хотите только ужаснуть нас этим видением конца света?
– Успокойтесь, Хоккер. – Амброз еще раз стряхнул пепел с сигареты в тарелку. – В чем тогда смысл подобной жестокости, в которой нет ни малейшей нужды? Если бы зло нельзя было предотвратить – а в особенности это конкретное зло, – я не стал бы терять время на разговоры с такими людьми, как вы.
Я почувствовал, как краска злости хлынула мне в лицо.
– И что же нужно сделать? – спросил я. – Я приму все, что вы сказали к этому моменту, если вы закончите сказанное планом действий.
– Вот слова настоящего англичанина, Хоккер! Жажда крови и насилия – качества, достойные восхищения.
– Речь не об этом, – осторожно сказал я, нащупывая путь среди собственных мыслей. – Все дело в том, что зло очень сильно.
Амброз кивнул, лицо его посерьезнело.
– Да, – тихим голосом сказал он. – Нечто столь огромное, как то, с чем мы имеем дело… Во время нашего первого разговора – а он состоялся, кажется, целую вечность назад – вы сказали кое-что. Не помните, что именно?
– Откровенно говоря, нет, не помню.
– Вы сказали, что для того, чтобы изгнать саксонцев в пятом веке, потребовался такой герой, как король Артур. Чтобы сражаться с такими демонами, как морлоки, потребуется герой такого же масштаба. И где нам взять такого Артура Воскресшего? Это были очень глубокие слова, Хоккер. Интуитивное осознание ситуации. Воистину нам нужен Артур Воскресший. Хорошо сказано.
– Ну-ну, – сказал я. – Я хорошо знаю истории про короля Артура и его возвращение из мертвых во времена, когда Англии грозит исчезновение, но все это мифы и легенды. И… хм…
– Мифы и легенды. – Амброз лукаво улыбнулся. – Такие же легенды, как про Мерлина? Я польщен, чувствуя, что вы готовы признать мое происхождение, но почему тогда отказываетесь признать всю правду?
Я перевел взгляд с его лица на лицо Тейф – она бесстрастно слушала наш разговор, – потом снова на Амброза:
– Король Артур жив?
– Можете не сомневаться.
– И вы знаете, где он?
– Конечно, – сказал Амброз. – Наши судьбы взаимосвязаны. Я всегда знаю, где он.
– И… – Мои мысли метались в поисках возможностей. – И он готов вести некий экспедиционный корпус на бой с морлоками?
– Не совсем так. Ввиду некоторых, так сказать, затруднений.
Сквозь густой, многослойный туман сигарного дыма я рассматривал загадочную фигуру напротив меня. Неужели все, что он говорит, – правда? Какая надежда останется, если все его слова обернутся ложью? Король Артур жив…
– Мы можем посетить его? – сказал я. – Увидеть Артура?
У меня все еще оставалось немало вопросов, многие моменты я не понимал, но был готов оставить эти проблемы на потом.
– Давайте возьмем кеб, – сказал Амброз, поднимаясь со стула. – Артур здесь, в Лондоне.
Выйдя из дома доктора Амброза, я впервые увидел Лондон после тех кошмарных сцен разрушения и отчаяния. Мое сердце радостно забилось, когда я увидел на фоне заходящего солнца знакомые контуры зданий, целых и невредимых. Повсюду загорались уличные фонари, чтобы огромный город предстал перед жителями во всем блеске своей мощи. Но если слова Амброза отвечали действительности, то прямо сейчас в сгущающихся тенях могли скрываться темные существа. Они, можно сказать, выбили почву у нас из-под ног…
Вскоре доктор Амброз остановил кеб, назвал кучеру место у реки, потом помог сесть мне и Тейф.
– Я встречу вас в пункте назначения, – сказал он, стоя на тротуаре. – Обстоятельства требуют, чтобы я добрался до этого места другим путем. – Он закрыл дверь кеба, дал знак кучеру на его высоком сиденьи, и кеб пришел в движение.
С каким спокойствием, с какой легкостью приняла все это Тейф! Она была больше чем на поколение младше меня, но свободно сидела в немного устаревшем изяществе кеба и, как ни посмотри, напоминала этакого континентального самца, не обремененного иными заботами, кроме заботы посмотреть Англию в ходе гран-тура[9], организованного состоятельными родителями. Она смотрела в окно кеба на виды города и вечерних пешеходов с живым любопытством, но никаких признаков испуга или удивления я у нее не увидел. Такого рода реакции не были вложены в нее в детстве стремительным и буйным укладом ее собственного времени.
– Скажите, Тейф, – обратился я к ней. – Что вы думаете об этом человеке – об Амброзе? Какую часть из сказанного им вы считаете правдой?
Она повернулась ко мне, ее темные умные глаза горели в мужской оболочке, как у молодой Жорж Санд. Помимо боевого духа, который я уже имел возможность наблюдать, в ней явно имелся острый ум.
– Амброз? – переспросила она. – Вполне возможно, что он нагло врет. Но разве у нас сейчас есть иной выбор, кроме как следовать за ним? Если он говорит правду о морлоках, то мы должны помочь ему в том, что он спланировал. А если он лжет, используя нас для какого-то злого дела – может быть, для помощи морлокам? – то, если он считает, что мы верим ему, у нас будет шанс дать ему более серьезный отпор.
Ее спокойный, бесстрастный анализ заставил меня задуматься. Я погрузился в молчание, в котором обдумывал ее слова под стук копыт лошади, впряженной в кеб, а она тем временем вернулась к созерцанию мелькающего за окном Лондона.
Вскоре, однако, кеб остановился, и мы вышли. Кучер, которому за его работу авансом заплатил Амброз, уже отъехал, протарахтев по щебенке. Я огляделся и узнал здание перед нами. Я несколько раз обращал на него внимание во время моих перемещений по Лондону. Побуждаемый праздным любопытством, я даже заходил в ближайшие магазины и задавал вопросы об этом здании, потому что это был довольно впечатляющий современный дом за металлической оградой и с ухоженным газоном. Но, судя по всему, обитал в нем только престарелый смотритель здания, задача которого состояла в том, чтобы предотвратить проникновение внутрь каких-нибудь мальчишек через окна за ставнями и таким образом исключить их доступ к неосвещенным внутренним помещениям. Среди местных владельцев магазинов ходили слухи, что в доме располагается частная клиника, открытая каким-то богатым иностранным врачом, который еще только собирается приехать и начать практиковать.
Планы явно изменились с последнего раза, когда я проезжал мимо, потому что теперь в окнах горел яркий свет. Пока мы с Тейф оглядывали дом, за одним из нижних окон промелькнул силуэт сиделки в накрахмаленном колпаке.
– Интересно, зачем он отправил нас сюда, – сказала Тейф. – И где он сам?
Таинственного доктора Амброза и в самом деле нигде не было видно.
– Возможно, он задержался, – предположил я. – А задержало доктора то, что вынудило его ехать отдельно от нас.
– Что ж, не можем же мы вечно тут торчать. – И Тейф двинулась вдоль высокой металлической ограды, окружавшей территорию клиники. Я пошел следом, и через несколько шагов мы оказались в темном пространстве, куда не доходил свет фонарей, украшавших улицу перед домом.
– Тс! Хоккер, Тейф – сюда! – Я повернулся и увидел фигуру Амброза, отделившуюся от самой глубокой тьмы у ограды. Он жестом руки поманил нас. – Веселенькое дело, да? – сказал он, когда мы втроем образовали маленький заговорщицкий кружок против металлической ограды.
– Зачем вы нас привезли сюда? – спросил я тихим голосом. – Какое отношение наше дело имеет к какой-то частной клинике?
– Скоро узнаете. – Амброз достал откуда-то из-под пальто цилиндрический предмет – предмет этот оказался медной капитанской подзорной трубой – и быстро растянул его на полную длину. – Посмотрите на это большое окно вон там, – сказал он, протягивая трубу мне.
Я сделал, что он просил, и вскоре уже настроил трубу на стекло окна, указанного Амброзом. Линзы были великолепного – или волшебного? – качества, позволяя рассмотреть комнату за стек-лом во всех подробностях.
