Кевин Андерсон
Дюна: Орден сестер
Когда они еще дальше углубились в запретные туннели, появилась престарелая сестра в белых одеждах колдуньи. Она поздоровалась с посетительницами.
– Преподобная Мать, это новая ученица, которую ты решила привести ко мне?
Ракелла кивнула.
– Сестра Валя достигла больших успехов в учебе и доказала свою преданность, помогая Кери Маркес в ее фармацевтических исследованиях. – Она подтолкнула молодую женщину вперед. – Валя, сестра Сабра Хублейн была в числе создателей базы данных во времена эпидемий, задолго до того как я появилась на Россаке.
– Генеалогические записи следует сохранять, – сказала пожилая женщина. – И изучать.
– Но… я не ментат, – напомнила Валя.
Сабра отвела обеих в пустой туннель и осмотрелась, желая убедиться, что их не видят.
– Есть другие способы помочь нам, сестра Валя.
Они остановились у поворота туннеля, и Ракелла встала перед сплошной каменной стеной. Она оглянулась на молодую женщину.
– Ты боишься неизвестного?
Валя сумела слабо улыбнуться.
– Люди всегда боятся неизвестного, говоря откровенно. Но я в силах справиться со своим страхом.
– Хорошо. Иди за мной. Ты вступаешь на очень мало исследованную территорию.
Валя в смятении посмотрела на нее.
– Ты хочешь, чтобы я стала следующим добровольцем и приняла изменяющий яд? Преподобная Мать, не думаю, что я готова…
– Нет, это нечто совершенно иное, хотя не менее важное. Я стара, дитя. Это делает меня более циничной, зато я научилась доверять своему чутью. Я внимательно наблюдала за тобой, видела результаты твоей работы с Кери Маркес – и хочу, чтобы ты стала частью этого плана.
Валя не казалась испуганной и держала вопросы при себе. «Отлично», – подумала Ракелла.
– Глубоко вдохни и успокойся, девочка. Тебе предстоит узнать самую охраняемую тайну ордена. Мало кто из членов ордена это видел.
Взяв молодую женщину за руку, Ракелла подвела ее к, казалось бы, сплошной стене. Сабра встала за Валей; они шагнули прямо внутрь камня – голограммы – и оказались в новом помещении.
Они трое стояли в небольшой прихожей. Моргая от яркого света, Валя пыталась скрыть удивление, используя свою подготовку, чтобы сохранить внешнюю невозмутимость.
– Сюда.
Преподобная Мать провела спутниц в большой, ярко освещенный грот, и глаза у Вали округлились от неожиданного зрелища.
Помещение заполняли гудящие и щелкающие машины. У стен до самого потолка ярусами стояли запрещенные компьютеры. Их соединяли спиральные лестницы и деревянные мостки. Несколько одетых в белое колдуний ходили туда-сюда; воздух вибрировал от гула аппаратов.
Валя, запинаясь, произнесла:
– Это… это… – Она словно не могла сформулировать вопрос, но наконец выкрикнула: – Мыслящие машины!
– Как ты сама сказала, – объяснила Ракелла, – ни один человек, даже подготовленный ментат, не может хранить данные, которые поколениями накапливали женщины на Россаке. Многие поколения колдуний тайно использовали эти машины, а некоторые самые доверенные члены нашего ордена учатся обслуживать и ремонтировать их.
– Но… зачем?
– Это единственный способ хранить такую огромную базу данных и делать необходимые генетические прогнозы относительно будущих поколений; без строжайше запрещенных компьютеров тут не обойтись. Теперь ты понимаешь, почему следует хранить в тайне существование этих машин?
Внимательно наблюдая за Валей, Ракелла заметила, каким задумчивым взглядом та обвела помещение. Валя, казалось, была поражена и заинтересована, но не испугана.
– Ты очень многому должна научиться, – сказала Сабра. – Мы годами исследовали генеалогические данные и опасаемся, что скоро подлинные колдуньи исчезнут. Нас остается мало, и времени тоже. Возможно, это единственный способ понять, что происходит.
– И найти выход, – добавила Ракелла. – Такой, как создание новых Преподобных Матерей.
Она очень старалась, чтобы в ее голосе не прозвучали ни отчаяние, ни надежда.
Подошла одна из колдуний, работавших с компьютерами, о чем-то недолго поговорила с Саброй и снова отошла, с любопытством взглянув на Валю.
– Сестра Эстер-Кано – самая молодая из наших чистокровных колдуний, – сказала Ракелла. – Ей нет и тридцати. Следующая по возрасту на целых десять лет старше. Сейчас у естественных дочерей телепатические качества колдуний появляются крайне редко.
Сабра продолжила:
– В генеалогической базе школы собрана информация о людях с тысяч планет. Наша база данных обширна, а цель – как ты уже знаешь – улучшить человечество путем нашего личного участия и селективного размножения. С помощью компьютеров мы можем моделировать взаимодействие генотипов и прогнозировать возможности рождения у почти бесконечного количества пар.
Первый мимолетный приступ ужаса сменился у Вали напряженным интересом. Она осмотрела помещение и деловито заметила:
– Если батлерианцы узнают об этом, они сотрут с лица земли школу и перебьют сестер.
– Да, – согласилась Ракелла. – Теперь ты понимаешь, насколько мы тебе доверяем.
Я уже отдал гораздо больше, чем мой вклад в историю. На протяжении двух с лишним столетий я воздействовал на события и сражался с врагами, на которых мне указывали. Наконец я развернулся и ушел. Я хотел одного: чтобы обо мне забыли. Но история распорядилась иначе.
Вориан Атрейдес. Дневники наследия. Кеплеровский период
Возвращаясь с одинокой охоты в холмах Торнбрайар, Вориан Атрейдес неожиданно увидел в небе столбы дыма. Этот дым поднимался над деревней, где жила его семья, и над окрестными полями.
Он бросился бежать.
Вориан провел пять дней вдали от своего дома, от жены, от большой семьи и соседей. Ему нравилось охотиться на нелетающих больших гранатовых птиц; одной такой птицей семья могла кормиться целую неделю. Гранаты жили высоко на засушливых хребтах, в стороне от плодородных заселенных долин и укрывались в кустах с острыми, как бритва, колючками.
Но больше, чем охотой, Вори наслаждался одиночеством, возможностью ощутить в душе мир и спокойствие. Даже один, в дикой местности, он мог пробудить личные воспоминания длиной в несколько жизней, вспомнить завязанные и прерванные отношения, то, о чем можно сожалеть, и то, чему можно радоваться… друзей, тех, кого любил, и врагов. И часто по прошествии времени это оказывался один и тот же человек. Его нынешняя жена Мариелла прожила с ним в счастливом довольстве несколько десятилетий; у них большая семья: дети, внуки, правнуки.
Вори, особенно памятуя о своем прошлом, вписался в эту буколическую жизнь на планете Кеплер поначалу неохотно, как человек, надевающий старое, привычное поношенное платье. Много десятилетий назад у него было на Каладане два сына, но между ними всегда существовали отстраненность, отчуждение, и после битвы при Коррине он не видел ни их, ни их семей.
Когда-то очень давно отец, знаменитый киборг генерал Агамемнон, открыл ему тайну продления жизни, не догадываясь, что Вориан решит сражаться против мыслящих машин. Десятилетия кровопролития утомили его физически и изъели душу. Когда герой войны Файкан Батлер создал новую империю, Вори почувствовал, что его это не интересует. Он получил от императора щедрое вознаграждение, взял свой корабль, отвернулся от Лиги благородных и направился на фронтир.
Но через несколько лет блужданий он встретил Мариеллу, снова влюбился и поселился здесь. Кеплер – планета спокойная, умиротворяющая, и Вори тратил время на создание нового дома, места, где он хотел бы остаться. Он вырастил трех дочерей и двух сыновей, все они вступили в брак с другими жителями Кеплера и подарили ему одиннадцать внуков и более двух дюжин правнуков, которые теперь уже достаточно выросли, чтобы завести собственные семьи. Он наслаждался простыми радостями, тихой жизнью. Сменил фамилию, но теперь, полстолетия спустя, не слишком старался сохранить свою тайну. Какое это имеет значение? Он ведь не преступник.
Хотя Вори физически почти не старел, годы начали сказываться на Мариелле. Больше всего она любила быть с семьей, но отпускала Вори в холмы на охоту, когда он хотел. Прожив двести лет, он умел о себе позаботиться. Он редко думал об империи, хотя его забавляло, когда попадались старые имперские монеты с его портретом.
Однако сейчас, возвращаясь с охоты и увидев дым над фермами, он почувствовал, что буря распахнула дверь в его прошлое. Выбросив из рюкзака двадцать килограммов свежего птичьего мяса, он побежал вниз по тропе, прихватив с собой только старинное ружье, заряжаемое патронами. Перед собой Вори видел чересполосицу полей зерновых, но ряды растений пожирало оранжевое пламя. На полях, а не на посадочной площадке космопорта, приземлились три больших корабля – не боевые, но грузовые, торпедообразные, с большими трюмами, предназначенными для груза. Это означало нечто очень скверное.
Один большой корабль поднялся в воздух. Вслед за ним, выбрасывая дым и пламя, поднялся второй. Вокруг третьего суетились люди, готовясь к взлету.
Хотя Вори никогда не видел на Кеплере кораблей такого типа, он из долгого опыта знал, как выглядят корабли рабовладельцев.
Он бежал вниз по холму, думая о Мариелле, о своих детях, внуках, об их супругах, о соседях – эти места стали его домом. Краем глаза он видел ферму, в которой прожил столько лет. Крыша дымилась, но ущерб был не таким значительным, как у других домов. Пристройки вокруг дома его дочери Бонды пылали; маленькая поселковая ратуша превратилась в огненный ад. Поздно – слишком поздно! Он знал всех этих людей, был связан с ними кровью, браками, дружбой.
Он задыхался и поэтому не мог кричать. Ему хотелось приказать работорговцам прекратить, но он один, и его не послушают. Грабители не знают, кто такой Вориан Атрейдес, а может, спустя столько времени им все равно.
Оставшиеся работорговцы загнали свою добычу на борт третьего корабля, подтащили неподвижные фигуры. Даже из такого далека Вори по прическе, длинному «конскому хвосту» и по пурпурной рубашке узнал своего сына Клара. Очевидно, Клара оглушили выстрелом из станнера; его втащили на борт. Один работорговец оставался сзади, а четверо его спутников по трапу затащили последних пленников в трюм.
Подбежав на расстояние выстрела, Вори опустился на одно колено, поднял ружье и прицелился. Хотя сердце колотилось и дышалось с трудом, он заставил себя успокоиться, сосредоточился и выстрелил в самого первого работорговца, опасаясь попасть в кого-нибудь из своих. Он думал, что прицелился точно, но работорговец только дернулся, осмотрелся и что-то крикнул. Его товарищи забегали в поисках источника выстрела.
Вори снова прицелился, выстрелил, но и второй выстрел вызвал только панику, но не причинил никакого вреда. Тогда он понял, что на тех двоих личные щиты, почти невидимые барьеры, отбрасывающие пули. Сосредоточившись, он повернул ружье к тому, что держался позади, прищурился, снова выстрелил – и попал мускулистому работорговцу в спину. Тот упал ничком. Значит, щиты не у всех.
Едва только прогремел третий выстрел, Вори вскочил и побежал к кораблю работорговцев. Товарищи упавшего принялись стрелять в разные стороны. Вори на бегу поднял ружье и снова выстрелил, на этот раз не очень целясь. Пуля отскочила от металлического корпуса возле люка, и работорговцы закричали. Вори снова выстрелил и попал в открытый люк.
За свою жизнь Вори не раз убивал людей при разных обстоятельствах, обычно по веским причинам. Сейчас он не мог придумать лучшего оправдания. И гораздо больше жалел об убитых накануне птицах.
Работорговцы по своей природе трусы. Закрытые щитами, они бросились внутрь и задраили люк, оставив упавшего товарища. Двигатели большого корабля с грохотом заработали, и последний корабль работорговцев поднялся в воздух, унося груз – рабов. Как бы ни бежал Вори, он не мог вовремя успеть к кораблю. Он вновь поднял ружье и дважды в бессилии выстрелил в брюхо корабля, но тот уже поднялся над полями и домами.
Вори чувствовал в воздухе дым, видел горящие дома, знал, что погибли люди. Всех ли захватили или убили? И что с Мариеллой? Ему хотелось побежать к дому, найти всех… но нужно было освободить захваченных. Пока корабли не скрылись, нужно было узнать, куда они летят.
Вори остановился возле человека, в которого попал. Работорговец лежал на земле, его руки дергались. Голова была закутана в желтую ткань, а от левого уха к краю губ была вытатуирована тонкая черная линия. Изо рта вместе со стоном выплеснулась струйка крови.
Он еще жив. Хорошо. С такой раной он долго не протянет.
– Ты скажешь мне, куда увезли пленных, – сообщил Вори.
Человек застонал и пробормотал что-то вроде проклятия. Вори не счел это удовлетворительным ответом. Он поднял голову, посмотрел на горящие крыши домов.
– У тебя мало времени на ответ.
Встретившись с сопротивлением, Вори понял, что делать дальше, и ничуть этим не гордился, но работорговцы стояли в самом конце списка тех, кому он мог бы сочувствовать. Он достал длинный нож для потрошения.
– Ты все мне скажешь.
Получив необходимые сведения и убедившись, что человек умер, Вори пробежал мимо пристроек своего большого дома, сзывая тех, кто мог оставаться в живых. Его руки были в крови – и после потрошения птиц, и после допроса работорговца.
Снаружи он обнаружил двух стариков – братьев Мариеллы, которые каждый год помогали убирать урожай. Оба с трудом приходили в себя. Вори догадывался, что работорговцы перед высадкой накрыли весь поселок излучением станнеров; жители потеряли сознание, и тогда налетчики утащили всех с виду молодых и крепких. Братья Мариеллы в их число не вошли.
Более здоровых кандидатов: его сыновей, дочерей, внуков и соседей – всех вытащили из домов и погрузили на корабли. Теперь многие дома в округе горели.
Но сначала жена. С криком: «Мариелла!» Вори вбежал в большой дом. К своему огромному облегчению, он услышал наверху ее голос. Она, опираясь на балку под потолком, тушила из огнетушителя крышу над гостиной второго этажа. У Вори закружилась голова, когда, вбежав в комнату, он увидел ее состарившееся, но прекрасное лицо – морщинки и серебро волос. Он так обрадовался, что она жива и здорова, что едва не заплакал, но огонь требовал внимания. Вори отобрал у жены огнетушитель и стал через окно тушить пламя. Огонь пробежал по краю крыши, но еще не охватил весь дом.
– Я боялась, что тебя забрали с остальными, – сказала Мариелла. – Ты выглядишь молодым, как наши внуки.
Огонь гас под струями пены. Вори бросил огнетушитель и прижал к себе жену, как делал уже полвека.
– А я тревожился о тебе.
– Я слишком стара, чтобы заинтересовать их, – сказала Мариелла. – Ты бы сам это понял, если бы остановился и подумал.
– Если бы я остановился и подумал, не успел бы до отлета кораблей. А так я смог убить одного работорговца.
– Они забрали всех способных заниматься физическим трудом. Кое-кто сумел спрятаться, нескольких они убили, но как мы… – Она покачала головой и посмотрела на свои руки. – Это невозможно. Их нет.
– Я верну их.
Мариелла ответила печальной улыбкой, но он поцеловал любимые губы, которые так долго были частью его жизни, его семьи, его дома. Она была очень похожа на его предыдущую жену Леронику Тергит с другой планеты, на женщину, с которой он тоже прожил много лет, которая родила ему детей, состарилась и умерла, а сам он совсем не изменился.
– Я знаю, куда они полетели, – сказал Вори. – Корабли увезли их на рабский рынок Поритрина. Это мне сказал работорговец.
Вместе с братьями Мариеллы он обошел дома в поисках уцелевших. Они нашли несколько человек и организовали тушение пожаров, заботу о раненых, подсчет исчезнувших. Из нескольких сотен жителей поселка осталось около шестидесяти, большинство старые или больные. Десять человек оказали сопротивление и были убиты. Вори отправил в другие поселки на Кеплере предостережение: опасайтесь работорговцев.
Вечером Мариелла достала снимки детей, их семей, внуков и разложила на столе и на полках. Столько лиц, стольких необходимо спасти…
Вори она нашла на задымленном чердаке. Он открывал старый чемодан. Оттуда он извлек старый выглаженный и сложенный военный мундир, алый с золотом – цветов Армии Человечества, ранее именовавшейся Армией Джихада.
Много, много лет никто не разворачивал этот пакет.
– Я отправляюсь на Поритрин, чтобы вернуть наших людей.
Он поднял китель и погладил рукава, думая о том, сколько раз приходилось его штопать и сколько крови с него смыть. Тогда он решил больше не участвовать в битвах. Но теперь был особый случай.
– А когда я их спасу, я должен быть уверен, что это больше никогда не повторится. Я найду способ защитить планету. Дом Коррино передо мной в долгу.
Легко оглянуться назад и обвинить других, но гораздо труднее посмотреть вперед и принять ответственность за свои решения и за будущее.
Гриффин Харконнен. Последнее письмо с Арракиса
Зима на Ланкивейле была трудной, но Харконнены ее выдержали. На несколько поколений – с изгнания Адулурда Харконнена за «трусость» в битве при Коррине – некогда могущественному семейству пришлось забыть о своем прошлом на планете Салуса Секундус.
И большинство его членов действительно все забыло.
Целыми днями шел безжалостный снег с дождем, а по ночам он замерзал, превращаясь в сплошной лед. Деревянные дома теснились на берегу фьорда, и каждое утро местным жителям приходилось оттаивать и с трудом открывать дверь, чтобы выйти на жгучий холод. Нередко они, взглянув на бурную воду и на затянутое тучами небо, снова закрывали дверь, полагая, что чересчур опасно выходить в море. Флот охотников за китовым мехом целый месяц простоял в порту, и жители не могли добывать то единственное на планете, что ценилось в империи.
Рыбацкие лодки, плававшие только недалеко от берега, не рисковали выходить на глубоководье, и добычи почти не было. Приходилось есть прошлогоднюю соленую рыбу и консервированное китовое мясо. Сравнивая это со славой и богатством прежних дней, Харконнены понимали – у них нет будущего.
Гриффин Харконнен, сын Верджила, официального представителя Лиги ландсраада на Ланкивейле, ненавидел эту планету не меньше, чем его младшая сестра Валя. Вдвоем они разработали план, надеясь избавить семью от жалкого существования, которое она влачила из-за ошибок их прадеда Адулурда и предательства Вориана Атрейдеса. Родители и остальные члены семьи не разделяли этих притязаний, но уступили решимости брата и сестры и позволили Гриффину и Вале, несмотря на их молодость, попробовать что-то предпринять.
Пока Валя отсутствовала, пытаясь возвыситься с помощью ордена сестер (и тем самым вернуть Дому Харконненов силу и влияние), Гриффин пытался закрепить коммерческий успех семьи, расширить вложения и избавиться от изолированности. Ежедневно он много часов проводил в трудах, изучая семейное дело и стараясь повысить стандарты жизни на своей отсталой планете. Планета для жизни была не очень приспособлена, но Гриффин не желал мириться с этим и вместе с сестрой намеревался восстановить богатство и влияние семьи в империи. Его частью амбициозного общего плана было управление семейными активами, правильное их инвестирование и создание бизнес-плана сверх ограниченных целей выживания в трудных погодных условиях.
Гриффину было двадцать три. Атлетически сложенный, он обладал уравновешенным характером и прагматичным мышлением. Из них двоих сестра была более порывистой и склонной к переменам, ей казалась нестерпимой жизнь на Ланкивейле, он же был куда спокойнее, как капитан, который ведет свой корабль по ледяным водам и знает, что впереди, за облаками, обязательно будут спокойное море и солнце.
Несмотря на молодость, Гриффин хорошо знал историю, математику, коммерцию и управление и намеревался когда-нибудь стать мудрым и успешным управляющим всей планеты… и тем самым проторить будущим поколениям Харконненов дорогу к возвращению влияния в империи.
Уже сейчас Гриффин лучше отца разбирался в торговле китовым мехом, лучше понимал соотношение прибыли и расходов и знал законы империи. Несмотря на унаследованный титул, Верджил Харконнен попросту не интересовался ничем таким и всю тяжелую работу и планирование оставил сыну. Верджил был доволен своим влиянием, сопоставимым с властью мэра небольшого города, а не руководителя ландсраада. Но он был хорошим отцом и много внимания уделял младшим детям Дэнвису и Тьюле.
Гриффин и Валя оказались гораздо честолюбивее, хотя притязания на ведущую роль в семье были только у них. Однажды, во время особенно напряженного тренировочного боя на качающемся плоту в холодной воде гавани, Валя сказала брату, что считает их двоих единственными Харконненами на планете.
Валя была на год моложе брата, и мать питала некоторые («реалистичные», как она говорила) надежды на ее будущее: девушка выйдет замуж за местного жителя – возможно, хозяина одного-двух китобойных судов, родит ему детей и будет довольна такой жизнью. Но Валя, поговорив с сестрой-миссионеркой, набиравшей молодежь для ордена и побывавшей на Ланкивейле пять лет назад, нашла возможность покинуть планету и с другими послушницами отправилась учиться на Россак. Однако сначала у нее с братом состоялось несколько серьезных разговоров, и они договорились о том, что и дальше постараются укреплять положение семьи.
Сейчас отец подошел к Гриффину, который расшифровывал параграфы, написанные на запутанном бюрократическом языке, вдобавок убийственно сухом. Молодой человек работал с документом, как старательный хирург, рассекая отдельные параграфы, чтобы понять суть правительственного распоряжения.
Верджила позабавил озабоченный вид сына.
– В молодости я изучал историю, и дедушка Абулурд многое мне рассказывал, но я ненавидел изучение официальных данных Коррино о нашей семье. И решил просто продолжать жизнь. Лучше не воскрешать прошлое.
Гриффин указал на документ.
– Я достаточно читал о нашем прошлом, отец, но сейчас анализирую нечто гораздо более масштабное. – Он погладил подбородок. У него были светло-каштановые усы и бородка того же цвета. Гриффин считал, что растительность на лице придает ему более зрелый вид, вид человека, с которым нужно считаться. – Я изучаю структуру ландсраада. Хочу пройти испытания и стать официальным представителем Совета ландсраада на Ланкивейле.
Верджил усмехнулся.
– Но у нас уже есть такой представитель. Тебе незачем лететь на Салусу Секундус для встречи с ним.
Гриффин подавил раздражение и желание резко ответить отцу.
– Я изучил торговое соглашение, подписанное нашим представителем. Оно распространяется на девяносто две планеты, включая Ланкивейл, и поверь мне, нашей планете оно невыгодно. Ланкивейлу и восьмидесяти четырем другим планетам придется платить дополнительные налоги, в то время как восемь самых богатых планет получают дополнительные реальные преимущества. Мне кажется, нашего представителя просто подкупили.
– Ты не знаешь этого наверняка. Я встречался с Нельсоном Треблхорном, и мне он показался приличным человеком.
– Он обаятелен – да. Но не может успешно отстаивать наши права. Отец, первый шаг к восстановлению уважения к нашей семье – свой представитель в ландсрааде. Я намерен отправиться на Салусу Секундус, явиться в Зал ландсраада и посмотреть в глаза своему любимому кузену, императору.
Несколько поколений назад Харконнены и Батлеры-Коррино были одной семьей, но теперь руководители империи считали неудобным упоминать имя Харконненов и никогда этого не делали. Гриффин знал, как его сестра стремится смыть позорное пятно, оставленное Ворианом Атрейдесом. Гриффин тоже ощущал тяжесть несправедливости, постигшей его семью, и оба они планировали свое участие в восстановлении ее репутации. Вдобавок к деловым целям Гриффин старался расширить политическое влияние; однажды он отправится на Салусу Секундус и потребует своего законного места в Зале ландсраада. Он намерен добиться уважения для Харконненов.
Сегодня все планеты Лиги и все те, что не вступали в Лигу, объединены, охвачены единой сетью империи; в составе империи более тринадцати тысяч планет. Но невозможно вести дело, если все представители такого количества планет вынуждены пройти все бюрократические инстанции, прежде чем отдать свой голос. Представители, которых назначал император Сальвадор, принимали под свой единый «зонтик» десятки разрозненных и слабо связанных планет и голосовали от имени всего населения этих планет. Это считалось удобным (позволяло получать имперские субсидии и другие преимущества), но не обязательным, и из этого правила делались исключения – за счет некоторых привилегий. По мнению Гриффина, то, что получал Ланкивейл за согласие иметь единого с другими планетами представителя, было настолько незначительно, что словно и не существовало.
На Салусе Секундус Гриффин намеревался выступить от лица своей планеты и своей семьи. Выступить лично. Валя станет одной из сестер-искусниц и будет представлять на Россаке влиятельный орден, он сам – интересы планеты, станет официальным ее представителем в ландсрааде и в то же время продолжит заниматься семейным бизнесом. И будущее Дома Харконненов представлялось ему светлым.
– Что ж, я уверен, что это верное решение.
Верджила как будто забавляли грандиозные идеи сына. Хотя Гриффин взял на себя все управление бизнесом и принятие решений, отец все еще считал его наивным юношей.
Для поддержки честолюбивых планов, которые Гриффин обсуждал с Валей, он попросил своего дядю Уэллера облететь несколько планет, представляя семью и заключая контракты на поставку китового меха. Уэллер был отличным торговцем, и все его любили, но ему не хватало деловой хватки, а его брата Верджила еще меньше интересовали важные проблемы, касающиеся семьи. Но дядя Уэллер по крайней мере понимал коммерческую тактику и цели и готов был поставить на службу семье свое время и способности; Верджил полностью отказался от этого. Если в молодости у отца Гриффина и были какие-то амбиции (в чем Гриффин сомневался), сейчас они определенно исчезли.
В прошлые годы, занимаясь инвестированием и готовясь к расширению рынка, Гриффин рассылал на сотнях кораблей единственный товар, который способна была производить планета. А потом заключил с недорогой в расценках компанией «Селестиал транспорт» соглашение о полетах дяди Уэллера с грузом на планеты всей империи.
Главной транспортной компанией Лиги был космический флот «Венхолдз». Безопасность полетов в этой компании была безупречной, ведь ее корабли пилотировали загадочные (кое-кто утверждал, будто это уже не люди) навигаторы, которые предвидели опасности и случайности. Но цены на полеты были очень высоки, а семья Харконнен основную часть семейных средств вложила в предстоящее расширение рынка. Гриффин не мог позволить себе дополнительные расходы: пусть полеты компании «Селестиал транспорт» длились дольше и компания не использовала навигаторов, цены у нее были умеренные. И вот дядя Гриффина улетел с большим грузом шелковистого китового меха, надеясь увеличить спрос и заключить выгодные сделки с другими планетами.
Тем временем Гриффин погрузился в учебу, чтобы пройти испытания и стать официальным представителем своей планеты на Салусе Секундус.
Он посмотрел на отца.
– Я должен закончить работу. Результаты хочу отослать следующим кораблем.
Верджил Харконнен, желая подбодрить сына, сделал ему сомнительный комплимент:
– Ты все сделаешь верно, сынок.
И вышел, оставив Гриффина одного.
