Кеннет Дун
Человек без тени
Глава 5
Проснулся я в ужасе с мыслью, что полностью проспал свою первую смену. Взглянул на часы и обнаружил, что они показывают всего десять минут шестого. Видимо, кресло Мактирни и правда было заколдованным, оно мгновенно усыпляло и будило в урочное время.
Я сходил в служебную уборную, где привел себя в порядок перед зеркалом и прополоскал рот зубным эликсиром, а потом вышел в холл отеля. Сейчас стояли самые короткие зимние дни, поэтому до рассвета было еще почти два часа, фойе освещали электрические лампочки. Мэнни сидел за своей стойкой, отложив учебники в сторону и разглядывал комиксы.
– Я ухожу в шесть, мистер Стин, – сообщил он. – Сюда придет Рамон. На кухне уже работают повара. Некоторые наши постояльцы встают рано и просят первый завтрак к шести. Если хотите, можете попросить, вам приготовят что-то перекусить.
– Не отказался бы от кофе и яичницы. Это можно устроить?
Мэнни гостеприимно махнул рукой в сторону хозяйственных помещений.
– Спросите повара, шефа Оноре. У нас все по высшему разряду. Свежие яйца, собственные булочки, домашняя ветчина, сосиски и тосты. Никаких континентальных завтраков, так говорит мистер Шимански. «Гарнет» должен держать марку. Как прошла первая ночь?
Я честно признался, что уснул. Мэнни пожал плечами, мол, другого он и не ожидал.
На кухню я решил пройти не через подсобный коридор, а прямо через ресторан, где не до конца проснувшиеся официанты в полутьме стелили свежие скатерти и расставляли вазочки со свежими цветами на случай, если кому-то из гостей придет в голову поесть не в собственном номере. Когда я проходил через холл с «шахматным альковом», как я его окрестил для себя, то услышал звук открывающихся дверей лифта и остановился посмотреть, что за пташку принесло в такую рань. На площадку вышел человек в длинном черном плаще и черной шляпе, тащивший двумя руками большой чемодан. Едва взглянув на незнакомца, замершего в проеме освещенного прямоугольника кабины, я вздрогнул. У него была густая черная борода, на фоне которой алели ярко-красные губы. Человек повернул голову в мою сторону и мне показалось, что он усмехнулся, сверкнув необычайно белыми зубами.
Глаза незнакомца в свете электрической лампочки отливали красным. Но больше всего меня поразила его мертвенно-бледная кожа. Каюсь, это было глупо, но я на секунду зажмурился. А когда открыл глаза, черный человек уже исчез. Видимо, он свернул за угол шахты лифта и направился в противоположную от меня сторону к стойке регистрации.
Я тряхнул головой и решил, что мне срочно необходимо подкрепиться и выпить кофе.
Мистер Оноре лично зажарил мне глазунью из двух яиц с восхитительно жирной колбаской и разрешил съесть ее тут же за кухонным столом, пока его помощники нарезали окорок, шинковали грибы и лук, то есть делали все приготовления, чтобы потчевать проснувшихся постояльцев французскими омлетами или английскими яйцами на булочке. Шеф «Гарнета» говорил с преувеличенным грассированием и ударениями на последний слог, но я предположил, что он скорее поляк или румын, сменивший имя для большей благозвучности. Впрочем, не каждый отель в Лос-Анджелесе может похвастаться даже фальшивым французским поваром.
Памятуя о печальном примере Мактирни, кофе я выпил тоже на кухне, а потом вернулся уже через служебный коридор к регистрационной стойке, где Мэнни готовился передавать дела своему сменщику.
– Кто-то сейчас выехал? – спросил я.
– Нет, – покачал головой Мэнни.
– Как так? А человек в черном плаще? С большим чемоданом. Я видел, как он выходил из лифта и направился в твою сторону. Я решил, что это ранний гость выписывается.
– Нет, мистер Стин. Никого не было.
– Ты никуда не отходил?
– Нет, – Мэнни обиделся. – И дверь все еще закрыта. Если бы кому-то надо было выйти, ему бы пришлось вначале спросить меня. А этот человек не мог пойти в ресторан?
– Нет, ведь я как раз туда направлялся, но за мной никто не следовал. Я и видел-то его всего пару секунд, когда он вышел из лифта с большим чемоданом. Разглядел только плащ, шляпу и густую черную бороду, – я решил опустить подробности про исключительную бледность и кроваво-красные губы незнакомца.
Мэнни нахмурился.
– Насколько я знаю, у нас нет таких постояльцев. Во всяком случае, два дня назад не было, когда я работал днем. Человека с густой черной бородой я бы запомнил. А может… – юноша был слишком хорошо воспитан, поэтому я видел, как он мучительно подыскивает формулировку, чтобы уточнить, не приснилось ли мне это.
– Очень может быть, что просто показалось, – согласился я, подумав. – Но открывающийся лифт я же не выдумал.
– Жаль, что у нас больше нет лифтера, – сочувственно сказал портье. – Автоматический лифт поставили всего год назад, жильцы стали жаловаться, что старый слишком громыхал. Но при нем был лифтер, который открывал двери, он всегда мог сказать, кто куда поехал. Хотя, если честно, лифтер ночью не работал. Поздним жильцам самим приходилось открывать двери кабины и многие не могли спать, слыша этот лязг. А вот и Рамон. Мистер Стин, мне пора домой. Приятно было с вами работать.
К стойке портье подошел молодой мексиканец, уже успевший переодеться в форменный бордовый пиджак. Мэнии представил нас друг другу.
– Как прошла первая ночная смена? – задал Рамон дежурный вопрос.
– Без происшествий, – быстро ответил Мэнни.
– Мне вот только показалось, что я полчаса назад видел кого-то, выходящего из лифта. Но потом он будто растворился в воздухе. Мэнни утверждает, что мимо него никто не проходил.
– Интересно, – откликнулся Рамон. Он явно был не против поболтать. – И как он выглядел?
Я повторил свое укороченное описание.
– И такая бледная кожа? – заинтересовался Рамон. – Как будто парень – оживший покойник или был замурован в пещере?
– Да. Я думал, мне показалось из-за освещения.
– Похоже на того постояльца, который заехал позавчера вечером. Имя еще какое заковыристое. Вот, – он ткнул пальцем в регистрационную книгу. Мистер Дюкесни. Жан-Пол Дюкесни из Канады.
Я перевернул к себе страницу. Странная фамилия писалась как Duquesne, рядом значился адрес в Квебеке, в каком-то городке под названием Сен-Фелисьен. Значит, канадский француз. Я не был силен во французском, но вспомнил, что на флоте у меня был знакомый креол, фамилия которого тоже напоминала абракадабру из согласных, но он объяснил, что это какая-то древнефранцузская форма написания, а на самом деле имя читается совсем просто.
– Может, Дюкен? Или Дюшен? – ткнул я наугад.
– Точно! Он так и сказал, что его зовут мистер Дюкейн. Ну или что-то похожее. Парень говорил с акцентом. Показал канадские права и чековую книжку. Вроде все было в порядке.
– Десять минут одиннадцатого. Странное время для заселения.
– Многие бизнесмены так делают, прибывают вечерним поездом или самолетом, потом едут сразу в гостиницу, чтобы отдохнуть ночью, привести себя в порядок, а потом уже с утра отправляться по делам. К счастью, у нас было в отеле три свободных номера, сейчас же не сезон, и он в итоге выбрал номер 404, потому что специально просил комнату, где есть цифры 4. Сказал, что это его любимое число. Странно, – Рамон продолжал листать тетради. – Этот Дюкейн не завтракал, не обедал и не ужинал. На номер совсем ничего не записано, даже напитков из бара ему не приносили.
– А он вообще выходил из комнаты?
– Не знаю. Надо было спросить у парней из вчерашней смены. Но ключа в ячейке нет.
– А приехал он с чемоданом?
– Да, со здоровенным таким. И сам потащил его в номер вместо того, чтобы оставить на тележке. Я еще подумал, что он коммивояжер. Но парень выглядел так странно с этой шляпой и бородой, что я решил, что он из этих… амишей. И чего его к нам занесло? А потом я узнал, что он канадец, и успокоился.
Верно, от канадцев всего можно ожидать.
– И вы видели его выходящим из лифта с чемоданом? – теперь уже всерьез заинтересовался Рамон.
– Да, как я думаю. Когда шел на кухню завтракать через ресторан. Но Мэнни говорит, что он не выписывался.
– Может, он вспомнил, что забыл в номере что-то важное и поднялся обратно на лифте?
– Ага. И снова лег спать, – усмехнулся я. – Ведь этот Дюкейн тут больше не показывался.
Мэнни окончательно утратил интерес к нашему разговору. Он собрал свои учебники и комиксы и отправился в подсобку переодеваться.
Первые лучи рассвета уже освещали холл гостиницы. Рамон снял стопор с вращающейся двери, выключил ночное освещение и вывеску над входом. Работать мне оставалось чуть более часа.
Я еще раз сходил в ресторан, чтобы убедиться, что Дюкейн не сидит там со своим чемоданом и мирно завтракает. Обеденный зал был совершенно пуст, но официанты уже вовсю шуровали вверх-вниз на лифте, развозя по этажам тележки с аппетитными завтраками. Чтобы не мешать им, я поднялся по лестнице до четвертого этажа и подошел к двери с табличкой 404. Прислушался – изнутри не доносилось ни звука. Я мог бы постучать, но решил, что для этого нет повода: вдруг мистер Дюкейн и правда спустился вниз с чемоданом, а потом вернулся в свой номер. Например, он мог спросонья перепутать время выезда. Я прошелся по коридору и остановился около окна, ведущего на пожарную лестницу. И тут же заметил, что оно не закрыто на щеколду, как было еще вчера вечером, а лишь плотно прикрыто до самого низа.
Я спустился в фойе и рассказал обо всем Рамону. Теперь уже он всерьез обеспокоился.
– Ты уверен, что окно было закрыто вчера вечером?
– На сто процентов. Я сам еще раз проверил все выходы сразу после полуночи.
– Черт возьми. Неужели этот тип и правда сбежал по пожарной лестнице?
– А кому еще, по-твоему, понадобилось открывать окно на четвертом этаже, а потом опускать его обратно?
– Вот черт, – Рамон быстро проглядел список жильцов четвертого этажа. Три комнаты, выходящие во внутренний двор, были заняты постоянными съемщиками, еще в трех остановились профессора из Бостона, приехавшие на какой-то научный конгресс, в номере 404 остановился мистер Дюкейн, а номер 402 пустовал, поскольку неделю назад в нем птица ударилась в окно, стекольщик заклеил трещину, но с тех пор так и манкировал своей работой, и его не ждали раньше Рождества.
– Как думаешь, нам стоит разбудить мистера Шимански? – с сомнением спросил Рамон. – Он выходит к завтраку обычно часам к восьми.
Я подумал, что к этому времени как раз закончится моя смена, и я спокойно могу передать дела следующему охраннику. Впрочем, если окажется, что Дюкейн или кто-то другой все-таки сбежал ночью по пожарной лестнице не заплатив, это будет именно моим проколом.
– Можно зайти к Дюкейну под каким-то благовидным предлогом? – спросил я.
– Не знаю, – Рамон задумался. – Вчера он весь день провел в своей комнате, уборку тоже не заказывал. Можно попросить горничную этого этажа, Флору или Анни, не знаю, кто там сегодня дежурит, постучаться к нему в дверь и спросить не нужно ли сменить полотенца или вынести мусор из ведра. Рановато, конечно, для уборки, мистер Дюкейн может разозлиться, но я думаю, потом мистер Шимански это уладит.
Я нашел одну из горничных четвертого этажа, которая отзывалась на имя Анни, в хозяйственной комнате и объяснил ей ситуацию. Она деловито кивнула, взяла на всякий случай стопку чистых полотенец и мусорный мешок и отправилась со мной на четвертый этаж.
– Странно, – сказала Анни. – Вчера на двери висела табличка «не беспокоить». А сегодня ее уже нет.
– Значит, вы смело можете постучаться.
– Мистер Дюкейн, мистер Дюкейн. Уборка номеров. Вам не нужны чистые полотенца или другие услуги?
За дверью по прежнему не раздавалось ни звука. Анни повторила свой вопрос.
– У вас есть ключ от номера? – спросил я.
– Есть мастер-ключ от четвертого этажа, – кивнула она. – Он подходит ко всем номерам здесь. Вы думаете, стоит открыть? А вдруг он просто спит.
– А вы тихонько. Если он крепко спит, то даже не заметит, что вы заходили. А вдруг ему там стало плохо? Представляете, человек собрался съехать, вспомнил, что забыл таблетки, поднялся к себе в номер, и тут его хватил удар. И он даже не может дотянуться до телефона и вызвать помощь.
Впечатлительная Анни округлила глаза и стала искать нужный ключ на связке. Дверь открылась практически бесшумно и горничная зашла внутрь.
– Вы же пойдете со мной, мистер Стин? Мне одной страшно. Я не знаю, что делать при приступах.
Я подумал, что если ни о чем не подозревающий Дюкейн и правда мирно спит в своей постели, то он еще как-то сможет пережить появление в спальне горничной в семь утра, но уж никак не горничной в компании гостиничного детектива.
– Я пойду вслед за вами, Анни, не беспокойтесь.
Девушка несмело проскользнула за дверь. Я сунул голову следом и осмотрелся. Номер отличался обычной планировкой: небольшая прихожая с дверями, очевидно в гардеробную, туалет и ванную комнату. Пара широких ступенек под альковом вела в гостиную. Анни открыла дверь в ванную комнату и покачала головой.
– Полотенца новые и сложены. Как будто ими никто не пользовался.
Фигура Дюкейна казалась мне все более фантастичной. Таинственный бородач в черном, приехавший после заката и пытавшийся сбежать до рассвета. За сутки даже ни разу не помылся. Кстати, интересно, мылся ли граф Дракула. Конечно, вряд ли он брился, ведь как это можно сделать, если не отражаешься в зеркале. Или он звал для этого своих слуг. Но неужели вампиры не пачкаются?
Я так отвлекся на эти размышления, что не заметил, как Анни проследовала из прихожей в гостиную. А затем я услышал ее жуткий крик. Рванувшись вперед, я успел поймать девушку, пытавшуюся выбежать из номера.
– Там, там, – показывала она.
– Что, Анни?!
– Человек на полу. Мне кажется, он мертв.
Глава 6
Я вытолкал горничную в коридор и сам зашел в номер. В центре гостиной прямо на бежевом ковре лежал на спине человек. Он лежал ровно, его руки были сложены на груди так, что казалось, что он спит. Хотя, конечно, странно было с его стороны прилечь отдохнуть прямо на полу. Но даже не вглядываясь пристально было понятно, что речь не идет о спокойном сне. Кожу отличала синюшная бледность, рот приоткрылся и застыл в злобной гримасе, черты лица заострились, грудь не поднималась от дыхания. На всякий случай я вернулся в коридор к дрожащей Анни и попросил у нее карманное зеркальце.
– Зачем?
– Просто дайте мне его на минутку. У каждой девушки есть зеркальце.
Анни пошевелила руками под передником и извлекла дешевое пластмассовое зеркало.
– Он мертв, сэр?
– Скорее всего. Надо убедиться. Вы можете идти?
– Нет. Мне нужно присесть. Ноги совсем не держат. Представляете, мистер Стин, я едва на него не наступила.
– Подождите меня здесь. Я вызову кого-нибудь, кто отведет вас вниз.
Я вернулся в комнату и поднес зеркальце к открытому рту человека. Как я и предполагал, поверхность осталась незамутненной. Тут я заметил еще кое-что странное – черный пиджак покойника странно топорщился. Достав из кармана ручку, я аккуратно приподнял лацкан и обнаружил, что левая сторона белой рубашки залита кровью, уже успевшей приобрести коричневый оттенок, а то место, где, видимо, был нанесен удар прямо в сердце, закрывает увядший бутон розы. Цветок вначале показался мне черным, но взглянув повнимательнее я понял, что это была белая роза, просто она изменила цвет, пропитавшись кровью.
Я обернул руку носовым платком, поднял телефонную трубку и набрал регистратуру кончиком ручки.
– Отель «Гарнет», чем я могу вам помочь? – услышал я голос Рамона.
– Я звоню из номера 404. Здесь лежит покойник.
– Как покойник?! Это мистер Дюкейн? Его хватил удар? – забросал меня портье вопросами.
– Я не знаю, кто это. И не думаю, что он умер естественной смертью. Надо вызвать полицию. И прислать кого-то помочь Анни спуститься. Она на ногах не стоит после потрясения. Сейчас я оставил ее в коридоре, но боюсь с ней случится истерика. Я пока побуду в номере, прослежу, чтобы никто не заходил.
– Полиция? Нет! Надо первым делом доложить мистеру Шимански. Он в 103-м номере.
Я позвонил управляющему и вкратце изложил ситуацию. Он не стал задавать вопросов, а сказал, что немедленно поднимается. Положив трубку на рычаг, я бегло осмотрелся. В номере не было заметно никаких следов проживания гостя: мебель стояла ровно, на столике и тумбах не было ни одного личного предмета, кроме безликих аксессуаров, которыми украшают свои номера гостиницы. Единственным свидетельством, что в комнате кто-то провел хотя бы десять минут, была пара дешевых сигаретных окурков, затушенных в пепельнице рядом с обгоревшими фирменными спичками «Гарнета». Дверь в спальню была полуоткрыта и я видел угол застеленной кровати. Нигде в обозримом пространстве не было видно большого чемодана или иного багажа. Впрочем, и человек, лежащий на полу наверняка не был Дюкейном.
Да, он был бледен, но покойники обычно не отличаются здоровым румянцем. Кроме тех, которые отравились угарным газом, конечно. Этот человек был небольшого роста и болезненно худ. Сложенные на груди руки с длинными пальцами были невероятно костлявы. Костлявым было и все его лицо, об скулы и треугольный подбородок казалось можно было порезаться. Ни следа густой черной бороды, а приоткрытый рот обнажал плохие зубы – коричневые, местами сколотые, местами отсутствующие.
Наконец появился Шимански вместе с одним из носильщиков, которому поручили увести Анни. Девушка, правда, уже совершенно успокоилась и сама, но ей очень польстило повышенное внимание к своей персоне, так что по пути к лифту она преувеличенно покачивалась и цеплялась за мускулистую руку боя.
– Надо вызвать доктора, – вначале с сомнением сказал управляющий.
– Доктор здесь вряд ли чем-то поможет. Нужно звонить в полицию. Но Рамон сказал, что первым делом нужно известить вас.
– Правильно. Полиция точно нужна? Вдруг это простой сердечный приступ.
– Под пиджаком у него колотая рана, – вполголоса сказал я. – И еще цветок. Похожий на розу. Вряд ли он сам его себе положил на грудь после того как вынул кинжал из сердца.
– Роза? – Шимански инстинктивно схватился за петлицу собственного пиджака, в которой сейчас не было никакого цветка, что неудивительно, если он одевался в спешке.
– Какая роза? – управляющий рванулся к покойнику так стремительно, что мне пришлось схватить его за руку.
– Я попрошу вас ничего не трогать. Это дело полиции.
Шимански взглянул на меня с возмущением, но потом перевел глаза на труп и вздрогнул:
. – Боже мой, это же мистер Парсонс!
Я мысленно стал перебирать список жильцов, но Шимански любезно подсказал:
– Альберт Парсонс, жилец из номера 503. Но что он здесь делал? И куда делся мистер Дюкейн?
В памяти всплыли комментарии Донована о Парсонсе: лет сорока, нигде не работает, посещает казино и ипподромы, возможно наркоман.
Шимански выслушал мой рассказ о таинственных похождениях Дюкейна с чемоданом, вздохнул и потянулся было к телефону, но я успел его удержать.
– Ничего здесь не трогайте, эксперты будут проверять отпечатки. Будет лучше, если вы вызовете полицию из своего кабинета, а я закрою дверь и покараулю снаружи.
Управляющий кивнул и пошел к выходу. Перед этим он обернулся и еще раз оглядел номер, а потом, могу поклясться, взглянул на меня с явным осуждением. Еще бы: первый день на работе, а уже допустил бегство одного гостя и насильственную смерть другого, причем обитателя номера «люкс». Худшего гостиничного детектива просто не сыскать.
Глава 7
Вскоре прибыли полицейские, среди которых я с некоторым удивлением опознал своего старого приятеля Вэла Крэддока. Когда мы виделись в последний раз, его как раз перевели с повышением до лейтенанта в участок в Фэрфаксе, но я поразился, что на достаточно рядовое убийство вызвали сразу такой высокий чин.
– У нас нехватка кадров перед праздниками, а я все равно с утра был на дежурстве, – пояснил Вэл. – К тому же была личная просьба от начальства проявить особое рвение в расследовании. Вроде бы в этом отеле живет одна из родственниц окружного судьи, он был крайне возмущен и требовал от комиссара расследовать дело в кратчайшие сроки. Скорее всего, боится, что престарелая тетя испугается настолько, что съедет из гостиницы к любимому племяннику.
На самом деле Вэл еще больше удивился, застав меня в новом рабочем качестве, но он был достаточно тактичен, чтобы не показывать, как низко я пал в его глазах.
– Пол Каулс нашел мне эту работу, – принялся я тем не менее оправдываться. – Это временно, до Нового года. Чтобы рассчитаться с долгами.
Вэл по-прежнему демонстрировал чудеса выдержки и настоящего калифорнийского аристократического воспитания, лишь сухо кивнув. Что и неудивительно, ведь Вэл и был настоящим калифорнийским аристократом. В отличие от генерала Аксакова, чьи предки служили Ивану Грозному, или Спенли-Эвертона, у которого наверняка завалялись в ящике с носками фамильные реликвии времен Вильгельма Завоевателя, семейное древо Креддоков было понятным и прямым, как секвойя: дедушка по имени Персиваль Крэддок разбогател на золотоносных приисках и скупил несколько потенциально выгодных участков земли на побережье; сын Персиваль Крэддок-младший потерял почти все состояние во время рецессии, а скорее собственной глупости, и теперь был вынужден распродавать земли, чтобы поддерживать привычный образ жизни. А внук Персиваль Крэддок-третий, известный среди друзей как Вэл, выбрал службу в полиции и клялся, что если у него когда-нибудь будет сын, то он ни за что не назовет его Персивалем.
Он внимательно выслушал мой рассказ об утренних событиях, сходил взглянуть на фрамугу пожарной лестницы с открытой щеколдой и послал туда криминалиста снять отпечатки пальцев.
– Можете назвать предварительную причину и время смерти? – спросил он у судебного врача. Я продолжал околачиваться рядом, и хотя Вэл бросил пару выразительных взглядов, он не сделал попытки отогнать меня от места преступления.
– Удар ножом в сердце, – флегматично сказал врач. – Судя по температуре тела, смерть наступила между десятью и одиннадцатью часами вечера.
– Не этим утром? – вырвалось у меня.
– Совершенно исключено. Окоченение уже наступило. Судя по количеству крови, вытекшей из раны, именно она послужила причиной смерти, но точнее скажу при вскрытии. Меня смущает отсутствие оборонительных ран. Не так просто ударить человека ножом в сердце, чтобы он не оказал сопротивление или не пытался увернуться.
– Может, он спал или был одурманен? – предположил Вэл.
– Возможно. Покойный вел довольно рискованный образ жизни. Я обнаружил у него под рукавом язвы от уколов, многие довольно свежие. Наш мистер Парсонс употреблял морфий или героин, что объясняет плохие зубы и анорексию.
– А его точно убили в этом номере? – спросил я.
– Я не заметил следов того, что тело перемещали после смерти. Под ним натекла приличная лужа крови, тем более что орудие убийства было извлечено. Сзади на затылке прощупывается небольшая гематома. Возможно, что его вначале оглушили, а уже потом закололи, чем и объясняется отсутствие сопротивления. Поищите тяжелый предмет со следами крови или вмятинами, – доктор сухо кивнул и стал собирать свой чемоданчик.
– Послушай, Дуг, тебе есть еще что добавить? – нетерпеливо промолвил Вэл.
Я задумался.
– Парсонс жил на пятом этаже, там всего четыре номера. Получается, что во время смерти других обитателей там не было. Доббинз и англичанин играли внизу в шахматы, а Альварес с женой и двумя другими постояльцами отеля веселились в городе, я сам видел, как они вернулись в начале второго. Стоит уточнить, во сколько они ушли, до или после десяти. Хотя я забыл про старую леди, сестру Спенли-Эвертона. Я лично ее еще не видел, но говорят, что она не совсем здорова. Психически. Так что почти у всех соседей Парсонса алиби и они не могут быть свидетелями убийства.
Вэл стал отдавать распоряжения. Он потребовал найти горничных, обслуживающих четвертый и пятый этажи. Полицейский в форме вернулся и сообщил, что Анни, горничная с четвертого этажа, до сих пор пребывает в шоке и наотрез отказывается подниматься. Она сидит на кухне, где повара отпаивают ее чаем.
– Нам нужна комната, где мы можем допросить персонал, – скомандовал Вэл. – Скажите этому управляющему, чтобы организовал.
– Его зовут Теодор Шимански, – встрял я.
Вэл серьезно кивнул и записал новую информацию в блокнот. Он все записывал.
Тем временем офицер привел осанистую матрону в белом переднике и чепце, который сидел на ней, как приклеенный.
– Это Пилар Кадрон, горничная пятого этажа.
– Нам нужно осмотреть комнату мистера Парсонса, – заявил Вэл. – У вас же есть ключ от его номера?
Пилар степенно кивнула, не проявляя ни малейших признаков волнения. Весь ее вид говорил о том, что она мечтает заглянуть в номер 404, чтобы взглянуть на труп, но годы выучки не позволяют демонстрировать излишнее любопытство. Я подумал, что наверняка раньше мисс Кадрон служила в отелях классом повыше или богатых домах, так что неслучайно ее поставили обслуживать этаж с «люксами».
– А собственного ключа при Парсонсе не было? – спросил я.
Офицеры переглянулись, после чего один из них ответил, подчеркнуто обращаясь к Вэлу:
– Мы не обнаружили никаких личных вещей, сэр. Ни бумажника, ни ключей, ни часов, никаких писем или документов в карманах пиджака. Нам повезло, что управляющий сразу опознал покойного, иначе пришлось бы повозиться с установлением его личности.
Мы с Вэлом удивленно переглянулись, подумав примерно об одном: если убийца хотел затруднить опознание личности, то зачем совершил преступление в отеле, где Парсонса все знают. Или он искал в его вещах что-то важное и не хотел проводить осмотр на месте преступления. Наконец Парсонс мог сам прийти на встречу со своим убийцей, не взяв личных вещей. Даже ключа от собственного номера.
Вместе с Пилар мы поднялись на один этаж и подошли к двери 503-го номера. Коридор был совершенно пуст. Либо обитатели еще безмятежно спали, либо приникли ушами к дверям, пытаясь выведать, что полицейским понадобилось на их этаже. Горничная достала свой мастер-ключ и открыла дверь жилища Парсонса.
В нос сразу же ударил смрад, состоящий из смеси застарелого табачного дыма, сгнившей еды, нестиранного белья и чего-то горелого. Мы зашли в номер с просторной гостиной комнатой, из которой вела дверь в спальню, а также небольшой коридор, пройдя по которому, я обнаружил кабинет и еще одну спальню. Этими дальними комнатами, похоже, почти не пользовались, потому что на мебели лежал толстый слой пыли. Что касается жилых помещений, то в них царил форменный разгром: одежда валялась прямо на полу, несвежие скрученные простыни сбились с кровати, на обеденном столе и подлокотниках кресел в гостиной пестрели ожоги от сигарет и следы пролитых жидкостей, причем некоторые напоминали о воздействии ацетона или какой-то кислоты. Несколько подносов с едой из кухни отеля были свалены в угол, к тарелкам присохли остатки пищи. Везде валялись пустые бутылки. Я увидел поршень шприца, торчащий из-под дивана.
– Вы тут когда-нибудь убирались? – уставился я на горничную.
Профессиональная выдержка мисс Кадрон дала трещину.
– Мистер Парсонс, он… почти не пускал меня в номер, – пробормотала она. – Он всегда закрывался изнутри на задвижку и вешал табличку, чтобы его не беспокоили. Иногда он разрешал поменять полотенца и вынести мусор, но был категорически против, чтобы я рылась в его вещах. Именно так он выразился. Я несколько раз говорила мистеру Шимански, но ничего не изменилось. Понимаете, к обитателям этого этажа… особое отношение. К тому же мистер Парсонс был довольно щедр. Когда… выигрывал. Он оставлял хорошие чаевые.
– Что здесь происходит? – в номере оказался Теодор Шимански. Я заметил, что он привел себя в порядок, расчесал бородку и уложил волосы, тщательно повязал галстук. Вот только розу в петлицу так и не вставил.
– По какому праву вы осматриваете… о, боже, – только теперь управляющий заметил состояние номера Парсонса. – Кто это сделал?
– Все так и было, когда мы вошли.
– Святые угодники! – Шимански рефлекторно бросился открывать окна, но был решительно остановлен офицерами.
– Это номер убитого человека, – строго сказал Вэл. – Ничего нельзя трогать, пока мы его не осмотрим.
– Но как же так, – управляющий ловил ртом воздух, с шипением выпуская его через нос, осматривая хаос в гостиной. Наконец его взгляд зацепился за пустые подносы и грязные тарелки. – Мисс Кадрон! Когда здесь последний раз проводилась уборка?!
– Две недели назад… мистер Парсонс пустил меня и разрешил вывезти грязную посуду, сменить белье и полотенца. Но он тут же вытолкал меня вон. Я же вам говорила, сэр.
– Да, да, – нервно насупился Шимански. – Я даже просил Парсонса соблюдать правила отеля. Он согласился. Но я не думал, что он довел до такого… Боже мой, здесь потребуется полный ремонт прежде, чем мы сможем пустить других постояльцев. Мебель испорчена… этот запах наверняка въелся в обои… и он прожег ковер!
– Сэр, вы не могли бы спуститься вниз и организовать помещение, где мы можем спокойно побеседовать с персоналом, – твердо прервал Вэл причитания управляющего. – Нас интересуют все, кто видел мистера Парсонса и мистера Дюкейна за последние сутки. Кстати, что насчет вас самого?
– Меня?! Могу сказать, что Дюкейна я вообще не видел. Он заселился, когда я уже ушел в свои апартаменты. А Парсонса… наверное несколько дней назад. Дня три, если быть точным. Столкнулся с ним в фойе, когда он шел по делам.
– И каким он вам показался? Вы заметили что-то необычное?
– Мы едва обменялись парой слов. Просто поздоровались.
– Хорошо. Я вас больше не задерживаю, сэр. Пожалуйста, распорядитесь насчет комнаты. И мне нужен список всех служащих, бывших в отеле со вчерашней ночи, а также их адреса и телефоны.
– Хорошо. Я займусь… Как это некстати… – тут управляющий обратил взор на меня. – А вы что здесь делаете, Стин? Ваша смена уже закончилась. Вам нужно расписаться в журнале и передать дела Доновану. Немедленно.
Удовлетворившись тем, что в последний момент он нашел на ком сорвать злость, Шимански гордо удалился. Вэл выразительно посмотрел на меня.
– Дуг, тебе действительно надо вниз, – медленно сказал он. – Продиктуй офицерам свои показания и можешь быть свободен.
Я пожал плечами и вышел в коридор. Неожиданно дверь номера напротив открылась, и на пороге показался Джо Альварес в плаще и со шляпой в руке. Он выглядел немного помятым, но вполне аккуратным: выбритые подбородок и щеки отливали глянцем, на волосы был нанесен свежий слой бриолина.
– Что-то случилось? – спросил он, подавляя зевок. – Старина Парсонс опять вляпался в неприятности?
– Кто вы такой, сэр? – обратился к нему офицер, охранявший вход в номер.
– Джозеф Альварес, обитаю в номере напротив. Нет, серьезно, во что он вляпался?
