Леся прыгает с ноги на ногу на высоченных каблуках, кутается в легкую, не по ноябрьской погоде куртку и жмется ко мне, обнимая за руку и нарушая все границы личного пространства, которых для нее не существует. Красота не требует жертв, особенно когда температура на улице стремится к нулю, но донести эту простую истину до Леси практически невозможно. Не знаю, откуда в ней такое безудержное желание всегда выглядеть идеально, я видела ее маму – милая, простая женщина, которая почти не пользуется косметикой. Леся в отличие от нее даже мусор не пойдет выбрасывать, не подведя глаза и без прически, и предпочтет голодать, но закрасит темные корни, чтобы снова быть похожей на молодую Мэрилин. Мой максимум – распустить волосы, как сегодня.
Жуть как холодно, я продрогла до костей. Не представляю, что чувствует подруга, но она только улыбается и болтает о смешной клиентке, которая делает у нее ногти, как будто вообще не замерзла. А нам пришлось минут десять идти пешком от шлагбаума на въезде, потому что такси не пустили на территорию элитного коттеджного поселка за чертой города. Золотов, черт бы его побрал, не взял трубку, и теперь, едва не унесенные ветром, мы стоим перед двухэтажным домом, забитым до отказа мажорами и теми, кто очень стремится попасть в привилегированную тусовку любой ценой.
От тяжелых басов под ногами вибрирует земля, на подъездной дорожке и в палисаднике валяются пустые пластиковые стаканчики всех размеров. На крыльце шатаются несколько одетых лишь в тонкие футболки курильщиков, которые пытаются заодно протрезветь на холоде, но вместо этого завтра проснутся с ангиной, а в окнах мелькают огни стробоскопа и силуэты тел, которые ломает во все стороны под ритмы электронной музыки (будто это вообще можно назвать музыкой). Если представить зарево заката, открывшийся вид напоминает «Последний день Помпеи» кисти Брюллова. Печальное зрелище.
– Пойдем внутрь, а то я откинусь, – наконец подает голос Леся, широко улыбаясь ярко накрашенными губами, и тянет меня ко вратам ада.
– Ты точно не передумала? – пытаюсь воззвать к ее здравому смыслу, но она машет светлой копной с розовыми прядями и улыбается.
– Такие тусовки бывают раз в жизни! Я не передумаю, даже если ты пообещаешь не пачкать руки в машинном масле, чтобы мне больше не пришлось спасать твои ногти.
Леся каждый раз ругает меня и утверждает, что ничего не сможет с ними сделать, и каждый раз я ухожу от нее с отличным маникюром.
– Нормальные у меня ногти. – Растопырив пальцы, смотрю на них и не понимаю, что ей не нравится.
– Хотя бы на черный цвет уже согласилась, и то было бы веселее, – возмущается она, потому что я не изменяю камуфляжным гелям, а ей вечно хочется экспериментировать с рисунками и блестками.
Хорошо, что спорить дальше не приходится: Лесю дурманит доносящаяся до нас кислотная мелодия, и она завороженно плывет на ее звуки, волоча меня за собой, словно раненого солдата, которого давно бы пора бросить.
– Классно иметь мажорчика под каблуком! – кричит Жукова мне в и без того вибрирующую от громких звуков барабанную перепонку. – Посмотри на его дом! Ты уверена, что нужно бегать от него?
– Нам нужно вернуться к полуночи, – перевожу тему, оставив вопрос без ответа.
– Зануда. – Леся закатывает глаза, а я поджимаю губы, но она вдруг смотрит на меня серьезно и наклоняется ближе, чтобы я точно услышала ее. – Лан, я шучу, окей? Если ты решишь, мы поедем домой прямо сейчас, но… Я думаю, что тебе правда стоит выдохнуть. Ты в порядке уже сколько? Почти три года? Ничего не случится, если ты немного повеселишься. Да? – Дергая по очереди за запястья, она пытается растормошить меня.
Леся упертая – этого у нее не отнять. Недавно она зарегистрировала меня в приложении для знакомств, чтобы я не расстраивалась, раз с Золотовым у нас не сложилось ничего. Решила, что я обязательно найду свою любовь среди лайкнувших мое фото претендентов, и заставляла три дня подряд просматривать их анкеты. На четвертый я наткнулась на снимок детородного органа в личной переписке и навсегда отключила уведомления в настройках. А когда она заговорила о приложении снова, я сказала ей, чтобы та создавала свой профиль и развлекалась, сколько душа пожелает.
– Да? Да, да, да? – Леся не бросает попыток заставить меня танцевать.
И я сдаюсь. Смеюсь и киваю, потому что ей невозможно противостоять. Молча оценив обстановку, машу ей рукой в ту сторону, где, на мой взгляд, меньше народа и открыто окно – можно будет спастись от невыносимой смеси ядреных парфюмов, пота и алкоголя. Мы втискиваемся между девчонками навеселе и, получив идеальный обзор на всю комнату, видим, как сегодняшний именинник, который клялся и божился встретить нас, стоит на руках вниз головой и едва не захлебывается пивом, пока дружки, держа его за ноги, считают вслух. Почти как в глупых американских фильмах.
– Ладно, он придурок, – соглашается Леся и громко смеется, привлекая внимание к нам.
Она учится с ним на одном курсе, на год старше, и, наверное, имеет право так говорить, но я не могу с ней полностью согласиться. Эмин Золотов при желании мог быть кем угодно: клоуном, гением, хулиганом или героем, но он точно не придурок. Он умеет быть милым и делать широкие жесты вроде десятка букетов, которые мне доставили прямо во время пары в университете. Он умеет нравиться девчонкам: смущать комплиментами, которые возвышают до небес, улыбаться так, что любая почувствует себя особенной, и давать надежду каждой, на кого посмотрит, что именно для нее он станет ручным котиком. Крутой парень со смазливым лицом. Несерьезный, но хороший, если, конечно, не попасть в список его недругов, а такой есть. И это если не брать в расчет деньги папочки, спортивную тачку и модную кожанку! Но меня в нем подкупило другое.
Я не знаю как, но у Золотова получилось заполнить собой все пространство вокруг меня. Я не шучу. Мы познакомились с ним в июле, когда я, пропустив целый год учебы, подавала документы в универ. Просто столкнулись в коридоре, и он показал мне кабинет, который я искала. А через четыре месяца я уже шагу ступить не могла без него.
Он подвозил меня на другой конец города, вечно крутился рядом в универе, хотя зачастую занятия у нас проходили в разных корпусах, заявлялся в сервис, где ему были не рады, потому что его семья переманила многих наших клиентов, открыв автомастерские по всему городу. Я молчу про представления, которые он устраивал. Вроде тех, когда чуть не спрыгнул со второго этажа, только бы я его поцеловала. Сумасшедший, но не придурок. И он правда нравился мне. В какой-то момент я подумала, что у нас что-то может выйти, и сдалась, но… совершила ошибку. Мы начали встречаться, только ничего не изменилось: я или влюблена, или нет – третьего не дано. В Золотова я не влюбилась, а он которую неделю подряд не перестает преследовать меня, потому что не понимает, что сделал не так.
– Какой же у него отпадный пресс! – вздыхают рядом еле стоящие на ногах подружки, которых я видела в универе. Они тесно общаются с вездесущей Светой Артемьевой, что хвостом ходит за Золотовым и сейчас мелькает в первых рядах толпы, собравшейся вокруг именинника. Лучше на глаза ей не попадаться, если не хочу испортить себе настроение – она меня невзлюбила с первого взгляда Эмина в мою сторону.
Я оглядываюсь в поисках Леси, которую потеряла, и замечаю ее на другом конце комнаты. Видимо, уже пристроила наши куртки и пробирается ко мне со стаканами над головой, в которых оказывается сладкопахнущая (и явно алкогольная) цветная жидкость.
– Тебе не предлагаю, второй тоже мой. Просто подержи.
Жукова выпивает первый стакан почти залпом и поправляет чуть задравшееся розовое платье, которое сидит на ней настолько в облипку, что поднимается при любом движении. Тот, что передала мне, я ставлю на подоконник, но не успеваю моргнуть, как его подхватывает одна из восхищавшихся телом Эмина подружек, которая то ли смеется, то ли бьется в предсмертных конвульсиях.
– Эй! – возмущается Леся. – Вот же…
Она толкает меня бедром, чтобы я подвинулась, а потом кивает в сторону Золотова, которого дружки возвращают на ноги.
– Неплохие мышцы, – произносит прежде, чем его майка опускается и скрывает предмет разговора. Я безразлично пожимаю плечами, потому что не могу поспорить – там и правда все очень неплохо. Жукова поднимает руки, будто сдается, и добавляет со смехом, тыча в меня указательным пальцем с лавандового, как она утверждает, цвета лаком: – Только я этого не говорила!
Она хохочет так громко, что в ее сторону смотрят все, кто не смотрит на Золотова. Леся такая яркая, красивая и непосредственная, что вся мужская половина поедает глазами ее формы. Она хорошо подходит этой тусовке, а я чувствую себя не в своей тарелке. Что я вообще здесь забыла в джинсах, ботинках на шнуровке и рваной майке с Бон Джови?
– Ну давай, Лан, повеселись! Ты обещала мне – один вечер! – Она дублирует слова жестами и надувает губы. – Ты ведь не зря рисовала эти чертовы стрелки?
И так наигранно хлопает ресницами, что я наконец улыбаюсь. Лесть – ее второе имя, а стрелки и красная помада – весь мой макияж.
Я расслабляюсь, но только когда Эмин, не заметив меня, выходит с компанией на улицу. Сразу становится легче, потому что чувство вины сильно давит. Мне жаль, что обидела его, я этого не хотела. Мне жаль, что мы зашли так далеко. Мне жаль, что не могу нормально объяснить ему, почему не хочу быть с ним. Мне… Так, стоп, хватит.
Трясу головой, чтобы перестать жалеть, и начинаю покачиваться под музыку, в которой появляются слова, пока Леся выдает дикие па на импровизированном танцполе, растолкав локтями всех в радиусе метра. Пробую повторять за ней движения и смеюсь, когда она начинает кривляться. Жукова кажется счастливой, свободной, но меня напрягает, что она по-прежнему никого к себе не подпускает. Прошло много времени, да и у них с Русланом дальше поцелуев вроде бы не зашло, но Леся до сих пор меняет тему каждый раз, когда я заговариваю о брате. Меня расстраивает, что она все еще сильно переживает. Хотя не одна она помнит свою первую любовь.
Засмотревшись на подругу, я как-то не сразу замечаю, что атмосфера в комнате резко изменилась.
– Кто это?.. Кто это?.. – доносится шелест голосов отовсюду.
Парень у пульта приглушает музыку и снимает наушники. Становится тише, явно что-то происходит, но я догадываюсь повернуть голову ко входу в зал, лишь увидев на лице Леси испуг. А Жукова не из тех, кто чего-то боится. Когда мой кот Бумер притащил на нашу пижамную вечеринку подношение в виде дохлой мыши, она лишь погладила его по загривку.
– Это к нам знаменитый Чума пожаловал? – горланит диджей и жмет руку вошедшему парню, на которого устремляется внимание всех.
– Это… – начинает Леся, каким-то волшебным образом оказавшись рядом со мной, и кивает в его сторону.
– Ага, – еле выдавливаю из себя, наблюдая за Сашей Чумаковым, который вышагивает к столу с выпивкой, будто и не исчезал на три года.
Нет. Этого не может быть, я все придумала. Отворачиваюсь, чтобы не видеть, как народ стекается к нему, точно пчелы на мед. У меня все в порядке: сердце, неприятно кольнув, продолжает размеренно биться, дыхание ровное, я прикрываю веки и возвращаю себе контроль. Все хорошо, я в норме.
Или нет?
Я оборачиваюсь через плечо – просто хочу убедиться, что мне померещилось, но таких совпадений не бывает. Мне не показалось, он здесь: те же торчащие в беспорядке темные волосы, которые я запомнила, легкая небритость вокруг подбородка и привычная для него яркая толстовка. Саша здесь. Действительно он.
Все меняется в один миг – мозг бьет в набат, мышцы сокращаются и толкают мое тело неловкими движениями куда-то в сторону. Я дергаюсь, мечусь и теряюсь в пространстве, как слепой котенок. Паника подступает, и я начинаю задыхаться. Это слишком. Я слишком много всего чувствую, и это меня убивает. Уже представляю, как задохнусь и умру прямо в толпе, а с утра во всех новостях появятся заголовки, что почти девятнадцатилетняя фанатка Бон Джови умерла от перевозбуждения при встрече со своей первой любовью. Жуть ванильная. Меня начинает отпускать, лишь когда я слышу будто издалека голос Леси. Интуитивно поворачиваюсь на звук, врезаюсь в кого-то и ощущаю, как по лицу Джона (и моей груди) растекается холодное вонючее пиво.
Мне хочется убить за это, но, едва вскинув голову, я натыкаюсь на знакомый взгляд голубых глаз. Сашиных глаз. И снова полный ступор. Не могу пошевелить языком и издать хотя бы какой-то звук, не могу оторваться от него – глаза начинают слезиться, так пристально и не моргая на него смотрю. Прошло три года с того момента, как я в последний раз видела Чумакова. Целых три года – эта цифра приглушает эмоции и помогает выдохнуть. Потому что три года – слишком много даже для той влюбленной дурочки, которая жила надеждой на встречу. Слишком много, чтобы она сейчас расплылась от одной жалкой улыбки того, кому на нее наплевать.
«До скорого» затянулось слишком надолго.
Я ненавижу романтику и пандемию глупости в честь четырнадцатого февраля. Я точно знаю, что после «хеппи-эндов» большинства сопливых мелодрам герои обязательно расходятся, потому что он начинает разбрасывать носки по всему дому или, побрившись, не моет за собой раковину, а она вечно забывает зубную пасту в душевой кабинке, и потом из тюбика каждый раз выливается вода, едва он откручивает крышку, – Руслан всегда ругался на меня за это. Я не верю прекрасной и гениальной «Always»[1], в которой Ромео истекает кровью. Не верю! Сжимаю кулаки и смотрю в упор на Чумакова:
– Чего тебе?
Он всего лишь пожимает плечами, будто его и не задел мой ледяной тон.
– Проблему легко решить, если избавиться от майки. Прости, парень. – Саша ухмыляется, обращаясь к Бон Джови, осматривает мою намокшую футболку, а затем вновь поднимает на меня глаза. – Детка, я могу тебе помочь. – И вместо извинений пошло улыбается и подмигивает мне, давая понять, что ничего пристойного не имеет в виду.
Вся магия умирает, едва Саша открывает рот, – а чего я, глупая, ждала? Он, сощурив глаза, облизывает нижнюю губу, я делаю два коротких вдоха вместо одного нормального и чувствую, как закладывает от растущего давления уши, но все же выдерживаю его цепкий взгляд.
– И кто на это ведется? – подражая ему, без приветствий и лишних слов парирую я, будто мы старые друзья и так общаться – нормально для нас.
Но точно не для меня.
– Да все, в общем-то, – произнося это, он практически не двигает губами. – Кроме фригидных. И тех, кто по девочкам.
Затем спокойно допивает остатки пива со дна и, смяв стакан, запускает его в одного из парней, который смеется в ответ, будто подражая мультяшному дятлу.
– Ясно.
– Могу поухаживать за тобой и угостить выпивкой, – говорит Саша, пока я планирую сбежать.
Неужели он меня не узнал? Вроде бы узнал. Но ведь он не общался со мной даже на похоронах брата, зачем ему делать это сейчас?
– Я не пью, – отвечаю ровным голосом, хотя ребра вибрируют от бешеного стука сердца.
– Потанцуем? – продолжает наступать он, явно забавляясь. Почти не двигается, но расстояние между нами все равно сокращается.
– И не танцую.
– Тогда зачем ты здесь, малыш?
Так и хочется зарядить по лицу и напомнить, если память короткая, что я ему не малыш! Но слишком много чести.
– Из-за подруги. Леси, – говорю спокойно.
– Так вот кто пялится на нас все это время. Не узнал. Она покрасилась? Ей идет.
И прежде чем я что-либо успеваю ответить, он просто стягивает с себя толстовку и надевает ее на меня, вынуждая подавиться и закашлять на вдохе. Это бред. Конечно, бред, я же не могу помнить, как он пах три года назад? Но будто бы сразу узнаю его по ненавязчивому аромату с послевкусием сладкого шербета. Он всегда пах либо им, либо машинным маслом, и это смешно, но как раз последний запах стал моим любимым. Я провела в гараже слишком много времени, чтобы остаться равнодушной.
– Она… розовая. – Я громко выдыхаю через нос, как Бумер, когда тот в очередной раз сунется мордой в цветы, но это единственное, что генерирует мой мозг.
Чумаков скрещивает руки на груди, прикрытой теперь лишь белоснежной футболкой, и наигранно выгибает бровь:
– Ты имеешь что-то против розового?
Он смеется? Конечно, смеется. Я вся от макушки до пят одета в черное, только лицо Бон Джови и красная помада разбавляют монохром.
– Высушу майку и верну, – бросаю я, прежде чем сорваться с места в поиске ванной комнаты, которая обнаруживается в конце коридора. Перед ней уже успела выстроиться очередь, но я захожу туда, как только открывается дверь, наплевав на возмущенные крики за спиной. К черту всех.
Заперев за собой, я цепляюсь пальцами за раковину до побелевших костяшек и глубоко дышу. Брызгаю водой на горящие щеки и удивляюсь, почему та мигом не испаряется. Второй раз за три года я прячусь в уборной с пунцовым лицом, и снова из-за Чумакова. А не пошел бы он обратно туда, откуда пришел?
Смахнув волосы на спину, чтобы не лезли вперед, а то отросли до середины лопаток, ищу по ящикам фен, чтобы высушить мокрое пятно, но ничего и близко похожего не нахожу. Хнычу, снимаю зловонную футболку, и теперь под розовой толстовкой Чумакова на мне остается только белье. Это раздражает, возможно поэтому, выйдя за дверь, я не сдерживаюсь и показываю средний палец всем возмущенным. После сворачиваю мокрую майку в небольшой шарик и заталкиваю в карман своей куртки, лежащей в куче других вещей прямо в коридоре.
Ладно, толстовку сегодня я Чумакову не верну.
– Ты куда пропала? Как ты? – с ходу нападает на меня с вопросами Леся, едва я показываюсь в зале. Ее глаза широко раскрыты, а брови лезут все выше и выше – еще немного и скроются за линией волос на лбу.
– В порядке.
– Что он тебе сказал? О чем вы вообще говорили? Думаю, после того, что было три года назад…
– Да ничего не было, Лесь! Я по нему сохла, а ему было плевать. Все, конец истории. Хеппи-энда не будет.
Он меня обманул.
– Тише, ты, он идет. Они. Оба, – в панике тараторит Жукова, и я замечаю приближающегося к нам с одной стороны Сашу, а с другой – слишком радостного и не совсем трезвого после выпитого вниз головой пива Золотова, который ловит меня в фокус.
– Бейб, ты пришла! – восклицает тот во весь голос и, толкнув Сашу плечом, устремляется со всех заплетающихся ног ко мне.
Я знала, что прийти на его вечеринку не самая лучшая идея, но совсем не подумала о том, что навеселе он еще более громкий, напористый и приставучий. Эмин уже обнимает меня и пытается пощекотать.
– Не зови меня, как поросенка, я тебя уже предупреждала! – вспыхиваю в один момент, словно бенгальский огонь. И так же быстро мои злость и раздражение сходят на нет – Саша, застыв в нескольких шагах, наблюдает за нами, и мне не нравится его пристальный взгляд. Выбирая между двух зол, я лучше потерплю Золотова. При всем своем не всегда достойном поведении он кажется мне более безобидным. По крайней мере из-за него не пострадает мое сердце.
Только вот именно сегодня Эмин как будто издевается надо мной и испытывает мое терпение. Он закидывает руку мне на плечо и наваливается едва ли не всем весом так, что даже в устойчивой обуви я все равно шатаюсь взад-вперед.
– Но ты такая… розовая! – Изо всех сил стараюсь не морщиться, а он хохочет и громко говорит мне на ухо: – Бейб, ты принесла мне подарок? – Он делает вид, что, глубоко вдохнув мой запах, чуть было не валится в обморок. – Такая сладкая, что перед тобой не устоять.
Золотов слишком сильно прижимает меня к себе, и я пытаюсь, незаметно оттолкнув его, сохранить хоть какое-то расстояние. Бесполезно, потому что он сильнее. Ничего не выходит, и я начинаю нервничать.
– Эй, парень! Стенка, на которую можно облокотиться, у тебя за спиной, – вмешивается Саша, но я от его помощи только сильнее злюсь. – Девчонку не трогай.
– А ты кто такой? – возмущается Золотов, враз протрезвев, подобравшись и став как будто даже немного выше. – Детка, это кто вообще?
Я слышу в голосе Эмина ревнивые ноты, он в замешательстве переводит взгляд с меня на Чумакова. Уверена, что сейчас он гадает, не из-за этого ли парня я бросила его.
Не из-за него, но Золотов решает по-своему.
– Что тебе от нее надо? – Он повышает голос до угрожающего тона.
Золотов выглядит готовым атаковать, хотя мне тяжело представить его дерущимся. Вряд ли он стал бы марать руки, не имея столько подпевал. Когда он пришел однажды в универ с синяком под глазом, я легко поверила в историю, где он упал с лестницы лицом вперед.
– Ты, наверное, не понял, кто тут главный, но дам подсказку – я. И она со мной, – заявляет он.
– Она сестра моего друга. Я не позволю ее унижать.
Я раскрываю рот, когда Саша так просто говорит о Руслане, но вслух ничего не произношу. Пропускаю между ушей словесную перепалку этих двоих и включаюсь в происходящее, только когда Золотов бросается вперед.
– Нет, я сказал, пойдем выйдем! – орет он и толкается, пока между ними пытаются влезть друзья Эмина и те, кто знаком с Чумаковым. Никто не хочет, чтобы праздник был испорчен.
– Дамы вперед, – издевается над ним Саша, чем еще больше заводит.
И тут завязывается потасовка. Леся что-то кричит мне, толпа валит в сторону двора, а я вместе с целующейся парочкой в углу, которую, видимо, не остановит и ядерная тревога, остаюсь в гостиной. Хлопаю глазами и не понимаю, что делать. Бежать со всеми на улицу или скорее домой, чтобы забыть вечер как кошмарный сон? А вдруг эти двое поубивают друг друга? И почему вообще это должно меня волновать?
Я быстро прихожу в себя, когда снаружи кто-то истерично кричит. Смотрю на оставленный без внимания диджейский пульт, мысли сменяют одна другую. Я достаю телефон и вбиваю в поисковике запрос. Несколько манипуляций – и в следующую секунду раздается громкая полицейская сирена.
Многие, испугавшись, бегут из дома раздетые и оставляют при входе целую груду вещей, из которой другие хватают верхнюю одежду наугад. Я успеваю отобрать у незнакомой девочки свою куртку и на всякий случай беру первую попавшуюся под руку мужскую. Протискиваюсь на улицу через несущуюся мне навстречу пьяную толпу и сталкиваюсь в дверях с Лесей, которая понимает все без слов. Мы с ней уже однажды проворачивали нечто подобное.
– Они оба там, тебя ждать? – спрашивает, пропуская меня, пока я одеваюсь.
– Да, я не задержусь.
Когда я выхожу во двор, мимо проводят Эмина, который закрывает нос рукой. Я делаю к нему шаг, но его друзья в грубой форме просят меня отойти – мол, хватит подарков имениннику на день рождения. Золотов что-то шипит в мою сторону, но, кажется, ему и правда лучше проспаться – выглядит он не очень.
Я некоторое время смотрю им вслед, и лишь когда компания исчезает в доме, осмеливаюсь повернуть голову в сторону бордюра, где одиноко сидит Саша. Он упирается локтями в колени, спина согнута, но почему-то не выглядит побежденным. Его светлые кеды перепачканы грязью, рукав футболки разорван. А когда Чумаков вскидывает на меня глаза, я вижу разбитую губу и красные костяшки пальцев.
Бросаю ему чужую куртку со словами, что не могу вернуть толстовку сейчас, поэтому придется смириться с тем, что даю.
– Не хочу брать грех на душу. Вдруг ты замерзнешь насмерть.
– Смелая? – усмехается он и тут же шипит, вытирая кровь на губе тыльной стороной руки. – Не бежишь со всеми?
Разблокировав экран с включенным видео сирены, я кручу в пальцах телефон, как раз когда в доме снова становится тихо.
– Диджею нужно лучше следить за оборудованием.
Саша запрокидывает голову и смеется. Звучно, едва ли не до слез, и снова непроизвольно кривится на миг. Он запускает пальцы в густые волосы и оставляет беспорядок на голове, как часто делал и раньше, решая сложные задачи в гараже или на треке, где они с папой тестировали машину после апгрейда.
– Малыш, ты все такая же изобретательная. И не боишься, вдруг твой парень обидится на то, что ты осталась со мной?
Мне не нравится его заискивающий тон.
– Я не малыш. Эмин не мой парень, и мне плевать. – Это было бы отличной точкой в нашем бессмысленном разговоре, если бы Чумаков снова не открыл свой рот.
– Ах да. Тогда Крошка Ру? Ты вроде бы не возражала.
Какого черта?
– Вижу, ты в порядке… – собираюсь уйти, но Саша явно не желает меня так просто отпускать.
– Ты нужна мне, Крошка Ру.
Слова, которые когда-то могли сильно обрадовать, сейчас вызывают только раздражение и злость.
– Зачем ты это делаешь? – шепчу сквозь зубы почти неслышно, но в вечерней тишине, которую нарушают лишь отдаленные голоса и шум колес, он все прекрасно разбирает.
– Что это? – Изогнутые в наигранном непонимании брови, взмах длинных ресниц, насмешливая улыбка. Он делает из меня дуру.
– Шутишь? Зачем ты вернулся? Что ты здесь делаешь? – Я злюсь, и вопросы один за другим сами срываются с губ. – И без тебя нормально жили! Тебя здесь никто не ждал!
Это, конечно, неправда. Здесь его родители, которые всегда будут ему рады, а это уже повод приехать. Вечеринка – другое дело, но здесь у него тоже много знакомых. Может, я и не имею права говорить что-то подобное, но обида так гложет изнутри, что хочется хоть как-то сделать ему больно. Только Саше все нипочем. Он поднимается, просовывает руки в рукава куртки, делает шаг, другой и касается теплым дыханием моего лица.
– Отвали! – Я упираюсь ладонями в его грудь и с силой толкаю назад, но это не мешает Чумакову приблизиться снова. – Не подходи ко мне!
Тревога в моем голосе вызывает у него лишь усмешку. Он останавливается, но его губы теперь слишком близко. Я оказываюсь прижата спиной к стене, а его руки ложатся по обе стороны от меня, заключая в ловушку. Именно так я ощущаю себя – загнанным в капкан кроликом, которого вот-вот сожрет волк.
– Не ждала меня, значит, Крошка Ру? – Не услышать издевку в его словах невозможно. Он ведь знает, что нравился мне. Только глупый не понял бы, а Чумаков таким не был. И теперь он так просто использует прошлое против меня? Это низко.
– Нет.
Больно вдавливаю затылок в стенку, но настырно стараюсь выиграть хотя бы лишние миллиметры – только бы подальше от него.
– Зачем ты вернулся? – тревожно шепчу я, и на этот раз мой голос звучит почти так же холодно, как ноябрьский воздух, обжигающий губы. И пожалуй, с искренним недоумением. Потому что, как бы ни старалась ничего о Чумакове не знать, даже если специально не гуглила его имя, информация о нем постоянно попадалась мне на глаза то тут, то там. Я была в курсе, что он довольно успешно закончил прошлый сезон, и хотя в этом году дела у него обстояли хуже, Чума, как прозвали Сашу в интернете, все еще занимал седьмое место в общем зачете и должен был готовиться к ралли Японии, а не играть в гляделки со мной.
– Мне нужно поговорить с твоим отцом.
Вот оно что.
– Не выйдет, – произношу спокойнее, когда понимаю, что ему нужно. – Рад он тебе точно не будет. Он винит тебя во всем. И так будет всегда.
Саша кивает и повторяет уже без улыбки:
– Поэтому мне и нужна твоя помощь.
Ну конечно. Ему нужно, и все должны сразу расшибиться, но дать ему это. Захотел новую экипировку – папа должен был найти ему новых спонсоров. Не смог выжать из «Дьявола» всю мощность – Руслан неделями дорабатывал движок. Решил пропустить эстонский этап ралли, на котором вечно сходил с дистанции, чтобы лучше подготовиться к Финляндии, где ставил новые и новые рекорды, – все лишь кивали и шли на поводу у будущего чемпиона.
Как итог, он всех нас бросил, Руслана больше нет, а папа перенес два инсульта, потерял подвижность в пальцах, бизнес и дом. Без моего брата налаженная система перестала работать, папа не справился с навалившимися на него проблемами и распустил команду. У нас осталось одно помещение под сервис и несколько старых клиентов, которые не уходят к Золотовым, что ворвались в наш город с оборудованными по последнему писку технологической моды автомастерскими, просто из вредности. Вдобавок нам пришлось переехать к бабушке, чтобы хоть как-то существовать.
– Ничем не могу помочь, – вложив в слова всю накопившуюся обиду и вздернув выше подбородок, говорю ему с вызовом.
Саша издает смешок, который бьет по нервам. Он опускает взгляд в землю и что-то тихо, неслышно говорит. Отворачивается от меня, пока я, замерев, все еще держусь из последних сил, и, так больше и не взглянув в мою сторону, уходит вместе с тенью от уличного фонаря, которая ползет следом за ним. Хлоп – это закрывается дверь в дом, и я наконец выдыхаю. Дрожащими руками обнимаю себя и моргаю, моргаю, моргаю, оставшись одна на темной промозглой улице, пока Леся не находит меня и не уводит оттуда силой.