Катя Кожевникова
Торговец снами, или Добро пожаловать в Стамбул!
Я не знал, как назывался этот мир, но и какая разница? Я звал его Стамбул и возвращался к этому сну по поводу и без. Я проходил знакомыми дорогами мимо красивых и монументальных дворцов, иногда заглядывая внутрь – полюбоваться убранством и послушать песнопения. Гулял по рынкам и ловил запахи еды. Меня не замечали, а голод не мучил – я же на самом деле не существую для этого мира, вот меня и не видят. Это мне снится Стамбул, а не наоборот.
Не знаю, что именно так влекло меня к одному и тому же сну, но в этот контрастный город я влюбился давно. Если бы это было возможно, то я давно сбежал бы от скуки и вечного однообразия родного мира. И выбрал бы я ту вселенную, где так много цветных красок и ярких запахов, необычных линий, красивых узоров, изысканной посуды… Но я всего лишь сновидец.
Я бы мог вечно бродить в этом сне, если бы не один огромный минус, который всегда возвращал меня к реальности – сон о Стамбуле был кошмаром.
Сначала все шло мирно, можно было безбоязненно ходить по всему городу, исследуя его вдоль и поперек. Но затем… ты непременно сворачивал на одну из улиц и город менялся. Приветливое пестроцветье вдруг исчезало, выгорая. На его место приходила темнота, мрачный вой, резкая вонь и гнетущее чувство опасности. Где бы ты ни был до того, вдруг ты оказывался в узком переулке, полном людских страданий. Здесь крысы спали вповалку с людьми на каком-то тряпье, пахло кислой мочой, дети рылись в помойках в поисках еды. Вместо прекрасного рынка с ароматными специями теперь из каждого угла кричали какие-то мрачные тени, пытаясь навязать странный хлам. А в углу тихо выли те, кто жить не мог без местных волшебных порошков и жидкостей, что вызывали привыкание.
Раньше я всегда пугался и сбегал из сна, просыпаясь в холодном поту и с бешено колотящимся сердцем. Первый раз я испытал шок – как нечто столь прекрасное могло предать меня, став кошмаром? Как идеал за секунду рассыпался, превратившись в мрак?
Но с годами я учился видеть и признавать многое. Я понял, что видел все поверхностно и выискивал только то, что мне нравится. Но за руку со светом неотступно следует тьма, с ночью – рассвет, с болью – просветление.
И сегодня впервые я не стал просыпаться, когда меня окутала знакомая тьма. Стамбул показывал мне свою пугающую изнанку: голодных, озябших, несчастных. Грязь, помои и болезни. Искалеченные души, требующие порошка, денег, хмельной воды. Я продирался по узкому переулку сквозь мрак, испытывая то отвращение, то сочувствие, натыкаясь взглядом на эти язвы, не принятые городом, не принятые обществом. Как я не мог смириться с серостью собственного мира, боясь старости, прячась от нее за пеленой снов, также и Стамбул, казалось, пережевал и выплюнул свои страхи на улицы страшных кварталов, куда было опасно заглядывать. И сейчас я замечал это море человеческой боли, пропуская ее через собственное сердце, ощущая также остро, как свою. У каждого человека на этой темной улице были свои страхи и кошмары, и чем-то это роднило меня с ними. Чем дольше я продирался сквозь тьму и грязь, тем больше видел и замечал обычных, равнодушных, или напуганных людей, потерявших себя в бесконечном водовороте событий.
