Катерина Томина
Awakers. Пробудители. Том 3
Глава 1. Баллада о Трое
…ещё чуть-чуть в хвосте осталось.
Когда я умру, где-то на пластинке останется надпись: «Слова и музыка: Трой Гордон, Саймон П.». На самом деле всё не так. Но в песнях вечно творится какая-то неразбериха.
Иногда Трой прибегает в самый подходящий момент. Не после полуночи, не на рассвете, а посреди бела дня и, как всегда, без приглашения. С планшетом и нотной тетрадью, где нет ни одной существующей в природе ноты. Закрывает за собой дверь до щелчка; моя комната превращается в студию звукозаписи.
– Мне нужен партнёр для написания песни.
– Я так себе соавтор, – напоминаю я. – Разве что ритм настучать могу.
– Не надо ничего стучать.
– А что надо?
– Ничего. Просто сиди такой красивый. Только книгу отложи.
Трою надо кому-то петь. Сидеть несложно.
Он молча машет пальцем в воздухе, утопая взглядом в планшете. Может означать что угодно. Нетерпеливо тыкает всё подряд, извлекая нескладный ряд звуков, чиркает карандашом в блокноте. В какой-то момент мне кажется, он и забыл про меня вовсе.
– Вот так, например, – робко перебивает он вступительный ритм метронома.
Песня высыпается на меня осколками. Лишь пару итераций спустя осколки обретают форму мозаики. Он крутит так и эдак, сбивается, куски то складываются, то не складываются. Спрашивает меня и не слушает.
А потом момент наступает. Всё вокруг превращается в музыку. Мне кажется, я не знаю ничего, кроме Троя и его песни. Кажется, если протяну ладонь, он положит на неё своё сердце.
– Не страшно петь личное в толпу?
Он пфыкает чего-то, кривит мордашку, наверное, но в темноте не видно.
– Что мне толпа сделает?
Он переключает инструмент, терзает рисованную струну контрабаса.
– Не боишься, что выпустишь её на волю, кто-то из толпы неправильно истолкует, а тебя не будет рядом, чтобы исправить?
– Боюсь, что кто-то не из толпы истолкует неверно. И как мы потом в глаза смотреть друг другу будем?
Но история, конечно, совсем не про эту песню.
∞ ∞ ∞
Пожалуй, всем перерыв пошёл на пользу. А если что-то изменилось, то исключительно в положительную сторону.
Первым изменился Майк. Точнее, сам Майк остался абсолютно прежним – от идеальных шоколадных локонов до кончиков отполированных ногтей, – но к плечу у него приросла девчонка, и всё это так странно поначалу, что быстро срастается в привычную картину мира. Никто не ожидал, что Эллиот «повзрослеет, остепенится», а он вот. Впрочем, кольцом вокруг пальца никто не блистает, но узы этих двух явно скреплены рукой Майка, которая вечно перекинута через плечо девушки. Она невысокая, ещё меньше Майка, но в объёмах пошире; белокурая, белоснежная. Смотрит снизу вверх дерзко, сотни невысказанных подколов во взгляде – язва она ещё похуже гитариста. А глаза такие голубые-голубые, невинные. Смеётся, как задира, даёт «пять» бойфренду за колкую шутку. Но почему-то сразу видно, что она девочка-девочка. Хорошенькая. А Эллиот на её фоне высокий, загадочный, красивый.
– Прелестная, прямо сил моих нет! – сплетничает Трой мне в телефон, хотя видел её только на фотках. – На капибару похожа.
– Ну ты, блин, Майку только такое не ляпни.
– Что? Капибары очень красивые, что ты имеешь против капибар?
Трой тоже себе изменяет: остаётся на связи. Не сильно распространяется, чем он занят, но звонит исправно. А потом и вовсе приглашает:
– Я дом купил. Приходите в гости знакомиться с Фредди.
∞ ∞ ∞
– Что за Фредди? – недоумевает Ральф. – Я что-то пропустил в этих ваших интернетах?
Я пожимаю плечами: мне-то зачем мониторить Гордона в соцсетях, когда он сам мне звонит? Зато Майк в курсе.
– Кроме того, что Гордон протусил каникулы в Европе с тем парнем из Sad Cassette?
Про это мы все более или менее в курсе. Свои соцсети Трой забросил, зато в ленте у «того парня» мелькает с лихвой. Дуэт выходит на удивление гармоничный. Парень лет на десять старше нашего, такой же красавчик, хотя хлёстко иронизирует над собой между строк. Я-то знаю, выслушивал в песнях, как лирический герой альбомы подряд сражался со своими личными демонами, но в последнем – задолбался проигрывать и смеётся демонам в лицо.
У Ральфа, похоже, картинка в голове никак не складывается:
– И что? Он же не Фредди. А Фредди кто?
– Может, это дворецкий? – предполагает Том под вопросительным взором Ральфа.
– Почему дворецкий?
– Не знаю, может, с домом продавался.
– Может, это вообще девушка? – пожимает плечами Ральф. – Почему Фредди не может быть девушкой?
– Что угодно может быть. – Я думаю, как бы аккуратно сбросить на ребят воображаемую бомбу, чтобы никто не пострадал. – Может, Трой нашёл своё «долго и счастливо»?
– Ути-пути, солнышко моё наивное, – дразнится Майк, умилённо прижимая руки к груди. – Всё надеешься, что во вселенной Гордона появится новая звезда и он от тебя отлипнет?
– Мы же виделись с ним недавно, но про Фредди ни слова не было. Что он ещё сказал? – пытается выяснить Ральф.
– Ничего. Просто пообещал, что Фредди нам понравится.
– Думаете, он тоже музыкант? – высказывает Том очередное предположение.
– Ой, ну раз Трой решил разделить с кем-то свою драгоценную крышу, то, скорее всего, это барабанщик, – подначивает Майк. – Или кот.
– Думаете, он высокий? – спрашивает Том куда-то в пустоту.
– Разумеется, – фыркает Майк снизу вверх, – Это главный аргумент, чтобы всем нам понравиться.
– Ладно, понравится или нет, главное, чтобы Трою нравился, – заключает Ральф, будто для себя в голове решил, что Фредди – опасный хулиган верхом на моцике весь в татухах, но человек порядочный.
∞ ∞ ∞
Разумеется, прав был Майк.
Фредди – кот.
∞ ∞ ∞
– Смотри, какой офигенный, я же говорил! – с придыханием хвастает Трой, наглаживая любимца, который стоит на столе, как на пьедестале, окружённый толпой фанатов.
У Фредди четыре лапы, хвост трубой и стандартный окрас. Иными словами, ничем примечательным он не отличается.
– Я его как увидел, так сразу влюбился и решил забрать домой.
– Откуда?
– Из кошачьего приюта.
– Что ты там делал? – Майк тщательно инспектирует зверюгу, но исключительно взглядом. – Они приняли тебя за бездомного и подобрали?
– Так я и был бездомным, – смеётся Трой. – А теперь домашний, и в чём интрига?
– Ты купил дом коту, – подытоживает Майк. – Настоящий дом.
– Конечно. А куда бы я его повёл, на съёмную квартиру? Посмотри на него, он же офигенный!
– Отличный кот, – подтверждаю я.
Ральф тоже тянет руку погладить зверя, который тут же тянется головой, отвечает взаимностью.
– А почему «Фредди»? Полосатый и когтистый, как Фредди Крюгер?
Том и Трой одновременно кидают на него идентичный взгляд, полный непонимания и порицания, будто во всей вселенной существует Один-Единственный Фредди, и что за вопрос такой дурацкий?
– А, ну логично вообще, – одобряет Майк, протягивая питомцу свой драгоценный гитаристский палец для ознакомления. – Он заценил бы, тот ещё котолюб был.
Трой с Томом синхронно кивают.
∞ ∞ ∞
Майк времени даром не теряет. Достал гитару, сидит неспешно перебирает струны, как чётки. Том тоже занят делом: забрался на стул с ногами, высыпал конфеты из вазочки на стол, сидит сортирует. Шторы распахнуты, и окна тоже настежь так что ветки лезут внутрь: в троевском доме светло, свежо и зелено, как в роще.
– Не боишься, что убежит? – Ральф кивает на кота.
– Боюсь. И что мне, запирать его теперь?
– А как же ответственность за приручённых?
– Сам меня приручил, сам пусть и несёт, – отшучивается Трой, но взгляд у него очень серьёзный.
– Как Европа? – отвлекается Том от своего занятия.
– Как всегда. Маленькая, красивая. Скучная без нас, конечно.
– Что вы там делали с этим парнем из Sad Cassette?
– А что там можно делать без бухла и концертов? Загорали, спали, ели.
– И что в итоге? – не унимается Майк.
– Что в итоге? Загорели, отоспались, отъелись, – суммирует Трой.
– Ну это я вижу. – Майк тянет руку, бесцеремонно треплет солиста по золотистой кругленькой щеке. – А потом что?
– Потом я вернулся.
– Блин, ты там два месяца тусил с фронтменом знаменитой группы и даже рассказать нечего? – негодует гитарист. – Соглашение о неразглашении подписал, что ли?
– Ах да! – вспоминает Трой. – В зоопарк ещё ходили. Тебе от сусликов привет.
Гитарист закатывает глаза и сдаётся.
– У него там развод состоялся. – Том тоже в курсе, о чём поют песни знаменитые группы современности. – Ещё до рехаба.
– А-а-а, ну тогда ясно всё, – заключает Эллиот. – Жена бросила, бухать нельзя, а тут такой Трой-герой спешит на помощь.
Трой с непроницаемой улыбкой разводит руками и не говорит ни слова.
– Ну хрен с тобой. Значит, оказали друг на друга хорошее влияние, – заключает гитарист. – Хорошо выглядишь. На этого похож… – Он щёлкает пальцами под вопросительным взглядом Троя и взрывается смехом. – На мужика!
Здесь Майк тоже, пожалуй, прав. Трой будто в плечах пошире; не сутулится и на земле стоит прочнее. И футболка цветастая по размеру, и мягкие завитки волос складываются идеально. Да и в целом такой вот Трой на диво адекватен, хорош собой как никогда и даст фору любой рок-звезде с обложки.
Сам Гордон, разумеется, не согласен.
– Божечки, вот досада, – качает он головой. – Разве молодая перспективная группа может себе позволить, чтобы солист был похож на мужика? И в чём тогда интрига?
– Так это исключительно на каникулах. Потом пара недель рабочего стресса и превратишься обратно в истеричную самку скелета.
Солист морщит нос в его сторону, но не спорит. Майк слишком редко ошибается в последнее время.
Но на этом история, конечно, не заканчивается.
∞ ∞ ∞
– Чем ты ему так насолил? – вопрошает Майк, – Поматросил и бросил?
– Никто никого не матросил, – отнекивается Гордон невпопад. – Мы просто тусили.
– А потом случилось вот это? – не унимается гитарист, продолжая крутить текст вверх-вниз, разбирая по строчкам. – Вот это особенно злобно. Верно, конечно, но всё равно жесть.
– Может, это вовсе и не про меня.
– Хорош прибедняться, герой. Конечно, про тебя, про кого ещё? Сотворим ответочку мудаку? От души по наглой морде.
– Нормальная у него морда. Именитая, между прочим. Отвянь.
– Не, козёл на тебя бочку катит, а на меня злишься. Нормальный вообще?
Особенно расстроенным в честь всей этой истории Трой не выглядит. В этот раз расписание выступлений не уходит в бесконечность вокруг всего света, но график всё равно напряжённый. Так что Трой сосредоточенный, весь в работе. Променял сигареты на дурную привычку уходить в забег по незнакомой местности. Я всё жду, когда он сорвётся обратно и можно будет пойти покурить вдвоём по-человечески. Но Трой срывается не обратно, а исключительно на меня.
Особенно пламенный разговор у нас состоялся на прошлой неделе после скучного выступления, которое я решил немного взбодрить, ускорив ритм особенно унылой песни. Получилось забавно. Песня понеслась, словно лошадь скаковую пришпорили: с Майком, который едва поспел заскочить в седло, догоняющим Ральфом, что чуть было не сошёл с дистанции… Трой выстоял. Выстоял только ради того, чтобы спустить на меня всех собак после. Да и то вышло так уморительно, что обидеться на него не вышло. Он, конечно, строгий, когда дело касается работы, но истерит, как осипший Дональд Дак. И как всегда за своё в финале:
– Больше ни капли в рот не возьмёшь, понял? Если надо будет, лично выпью все твои запасы.
– Всё только обещаешь, – подмигиваю я. Пьяный Трой мне нравится больше. Пьяному Трою больше нравлюсь я.
Он говорит о том, что сцена – это его «зона комфорта», его счастливое место, куда не должна ступать нога человека, которому он не может доверять.
– Не ожидал от тебя такой подножки, – заключает он, и вид у него такой, будто я вонзил ему кинжал в спину. Только Трой может раздуть небывалую драму из банальной шутки. А после «той самой песни» с меткими деталями в адрес субъекта весь драматизм кажется ещё смешнее.
– Ну вот здесь он не прав, – завершает Майк свой разбор текста. – Про то, что Трой считает себя офигенно горячей булочкой, потому что он и есть офигенно горячая булочка, сей факт неоспорим. Все, кто «за», поднимите руки.
Все руки, кроме троевской, послушно взлетают вверх.
– Но он сам так не считает, – победно заключает Майк, спрыгивая со стола; Трой покорно опускает голову со своим фирменным фырком.
– Да ладно, попоют чуть-чуть и забудут, – вносит Ральф нотку позитивного мышления.
Разумеется, через пару недель песня звучит из всех утюгов.
∞ ∞ ∞
Отныне все интервью сводятся к единому вопросу.
– Ты уже слышал песню, которую тебе посвятили?
– Да, она офигенная!
– Но она выставляет тебя не в самом выгодном свете.
– И?
– Неужели не обидно?
– Конечно обидно! Вы её слышали?
– Довольно оскорбительно.
– А то! Хотя могло быть хуже.
– Что именно?
– Мне могли бы написать хреновую хвалебную песню. Так себе достижение. А эта, конечно, обидная, но она офигенная. Разве нет?
Это похоже на игру в дженгу наоборот. Каждый вопрошающий тянет на себя по бруску в надежде, что терпение Троя обрушится именно на него, с красочным репортажем в качестве бонуса. Но Трой несокрушим и раздражающе обаятелен. По крайней мере, когда дело касается работы.
∞ ∞ ∞
Эмма не согласна, что в целом вся история довольно забавная. В последнее время Эмма часто не согласна; и чем чаще, тем реже я звоню.
– Эм всё мне рассказала. – Трой протягивает мне стакан с шипящей таблеткой, великодушный и отрезвляюще спокойный. Шторы задёрнуты так, что темень едва проглядная, только дисплей электронных часов выдаёт, что час уже не ранний. – Рассказала, что это не её проблема, и чтобы ты сам разбирался.
Осуждения в его голосе нет, но я всё равно вступаюсь, принимая стакан с лечебным пойлом.
– Она не плохая. Она меня любит.
– Я и не говорю, что плохая. – Трой подтягивает стул, садится напротив, чтобы не смотреть на меня сверху вниз. – Ты не один, Сай. Давай разбираться вместе. Что мне сделать, чтобы ты бросил?
Я смеюсь в пустой стакан. Как будто в нём дело. Конечно, всегда и везде всё дело в Трое Гордоне, и только он – Великий и Единственный – способен и реки обратно в русло закинуть, и динозавров воскресить, и, конечно, мимоходом наставить меня на путь истинный.
– Ну что, вытащил своего именитого алкаша из рехаба и теперь возомнил себя великим мотиватором? – говорю я ему; и ещё много чего говорю следом, но у него такое выражение лица, будто он обрёл способность принимать происходящий в мире пиздец с распростёртыми объятиями. Только голову на другой бок склоняет, упирается локтями в колени и слушает дальше.
– Если необходимо распустить группу, мы разойдёмся, – предлагает он после моей нескладной тирады.
– Ты меня выгоняешь из группы?
– Нет конечно. Какие мы Авэйкеры без Саймона П.? Просто разойдёмся и не будем.
– Это ультиматум или что, я не понял?
– Нет. Это жертва, на которую мы все готовы пойти.
– Ага, а ребята в курсе, что ты тут за них всё порешал?
– Все в курсе, Сай. Я же говорю, ты не один.
Один раз Трой забежал так далеко, что заблудился, и обратно пришлось добираться на такси. Вернулся он с разбитой коленкой и сквозь смех и восторг рассказывал, что надо же быть таким дуралеем и хвала новым телефонам, которые могут ловить такси где угодно по местоположению.
– Прямо чувствую, как живу в будущем! – заключил он тогда, придурочно сияя глазами.
Это было пару дней назад. Говорят, если сильно долго бежать, эйфория может длиться сутками.
– Сай. – Он дружески тянет мне кулак после затянувшейся паузы, я молча щёлкаю пальцем по костяшкам в знак согласия.
Возможно, Эмма права, и вся история в самом деле не такая забавная.
∞ ∞ ∞
Как ни странно, яростней всего на сторону Троя встаёт Рик. К этому времени «Оскары» на него не сыплются, но спрос на актёрский талант парня явно подрос, а с ним и медийный вес каждого слова из уст самого Рика.
– Я не знаю, что произошло в этой песне, но считаю, что непрофессионально, грубо и неуместно открывать публике настоящее имя героя. Я лично знаком с ребятами, снимал для них клип, и знаю, что Трой умный, трудолюбивый, самодостаточный, очень ответственный молодой человек. Я не могу написать об этом песню, но считаю своим долгом высказаться об этом хотя бы так.
∞ ∞ ∞
А потом то, чего все так долго ждали, происходит после второй чашки кофе посреди тихого-мирного завтрака в уютном отеле.
– Да заткнись ты уже наконец, Господи Иисусе! – орёт Трой в радиоприёмник.
– Во-о-о-от! Вот! Другое дело. – Майк одобрительно хлопает коллегу по плечу, спешно подтягивая телефон. – Сейчас Картохе маякну, она больше меня этого ждала.
Трой прячет схуднувшую мордашку в ладонях, недобро косится на Майка сквозь растопыренные пальцы.
– Ну почему «Картоха»-то? Ей разве не обидно?
– Вот как себе заведёшь любимую девушку, так и называй как вздумается. А моя – Картоха.
– «Любимая девушка». – Что-то тает в троевских глазах за решёткой из пальцев. – Расскажи, как ты её любишь.
– Люблю как люблю…Что ты от меня хочешь услышать? – огрызается Майк. – Расскажи, как ты ненавидишь мудака этого.
– Никак. Просто бесит, что он высказал всё за раз, и, может, ему полегчало или что-то там, а мне теперь слушать и слушать.
– Не слушай, – предлагаю я. – Всё равно брехня всё.
– Да нет же, – не соглашается Трой. – Хуже всего, что всё правда, до последнего слова. Я это знаю, вы это знаете. Теперь все знают.
Майк щёлкает клавишами в телефоне, Трой замолкает, и никто не спорит.
– Хотя нет, – передумывает солист, – хуже всего, что это песня. Люди уходят, но песни, истории живут вечно, понимаете? Когда-нибудь через тысячи лет, когда меня совсем не будет, археологи раскопают эту песню, и что они обо мне подумают?
– Разумеется, археологи будущего только о тебе и думают, – соглашается Майк. – Поплачешь по этому поводу?
– Нет. Занят. Может быть, на следующей неделе.
∞ ∞ ∞
На следующей неделе в прямой эфир Гордон выходит один в обнимку с гитарой. Руководит процессом какой-то языкастый модный блогер, а Трой во втором окошке поделённого пополам экрана. Фактически он сразу и в телефоне, и у меня за стеной, снова слушает те самые вопросы, на которые отвечал сотни раз. За стеной не слышно, но чувствительный микрофон выдаёт его нетерпеливый вздох.
– Я буду петь, – предупреждает Трой. – Раз уж все решили, что песня про меня, значит, мне её и петь.
Блогер что-то восторженно верещит в своей дурацкой манере.
Трой поёт.
Это из приёмников каждый день песня сыплется бодрым ритмом, щедро приправлена нотками сарказма в глубоком баритоне. Сейчас всё не так.
Песня льётся исповедью под несмелый струнный ряд. Он не гитарист; руки фальшивят пару раз, но голос – никогда, голос разливается океаном бездонным, разнося всю правду о Трое Гордоне. Он поёт о своих неудачах, слабостях, изъянах, которых снаружи не видать, но сквозь броню всё равно просвечивают. Поёт пронзительно и смиренно, как никто другой. Не смотрит в камеру, но даже в столь мелком окне видно, как дрожат руки под конец.
– Сейчас бы закурить, но я бросил, – сознаётся он с робкой улыбкой, возвращаясь взглядом в реальный мир.
В такого Троя совершенно невозможно не влюбиться.
И где-то там, я думаю, что мы не так всё поняли.
Когда доходит очередь «того самого парня» отвечать на вопросы про этот кавер, который быстро стал достоянием общественности и продолжает свой победный марш по соцсетям, тот теряет своё красноречие и долго мотает головой.
– Вы сами слышали, как он поёт? Он лучше меня, этот парень. Гораздо, гораздо лучше.
Мы всё не так поняли, убеждаюсь я. Ничего глубоко оскорбительного в песне нет и не было. Это личное. Честное. Это любовная баллада.
(29.07.2021)
Глава 2. XM
I can’t relax between the cracks, baby
Who wants to live like that?
«El Paso», The Vaccines
Трой много по чему скучает в эти дни. Он скучает по шампанскому и посиделкам в баре после шоу. Скучает по романтике; по домашнему уюту и больше всего по Фредди. Он редко, почти никогда не скучает по людям, но до скрипа в зубах скучает по Сидни.
Когда он впервые встречает Сидни Янга, у того по всему лицу прописан недосып длиною в жизнь, и он просто стоит посреди улицы такой высокий, растерянный и забытый, будто не может вспомнить, зачем родился. А Трой кричит через полквартала: «Эй, Сидни-Янг-из-Сэд-Кассет!», так что прохожие оборачиваются, а потом с разбегу протягивает руку и на повышенных представляется:
– Трой Гордон.
– А-а-а, который Пробудитель, – меланхолично хмыкает Сидни, – Ну что ж…
Но руку пожимает.
∞ ∞ ∞
Потом, когда в сотый раз в интервью слышится один и тот же вопрос, Трой срывается:
– Почему бы вам не спросить у ваших коллег по цеху? Они уже все в курсе. У вас один искусственный интеллект на всех, что ли?
– Напишут теперь, что я мудак зазнавшийся, – жалуется он потом Майку.
– Да хер с ним, – отмахивается он. – Ты не мудак. Просто день плохой выдался.
Конечно, в статье никто его мудаком не обзывает, но пишут, что «фронтмен группы привычным энтузиазмов не фонтанирует, нехарактерно неприветлив и выглядит болезненно трезвым и угрюмым».
«Коллеги по цеху» радостно подхватывают идею, пытаясь вытрясти из Гордона хоть какую-то интригу или трагедию. И бесконечное обаяние даёт трещину.
У Троя Гордона конфликт с прессой. Все запомнили его как весёлого пьянчужку, который несёт километры милой чуши обо всём на свете, но Трою очень нравятся песни, и хочется рассказать об этом всему миру. Однако про песни никто не слушает, зато в сотый раз спрашивают про название группы, про Сидни Янга и какие-то теракты в другой части мира, о которой он слыхом не слыхивал. К счастью, у Майка стабильно на всё есть своё мнение.
Хуже всего, когда их заставляют читать твиты про себя вслух: его самооценка делает три сальто вокруг своей оси и разбивается вдребезги. Это должна быть забавная рубрика по идее. Наверное, она забавная по ту сторону экрана.
– Почему эти люди говорят про меня вот это всё, – смущённо спрашивает Трой с наивностью пятилетнего ребёнка. – Я их не знаю.
Похоже, люди из интернета никак не могут прийти к единому мнению: то ли он слишком щекастый для «лица группы», то ли, наоборот, возмутительно стройный, «…не поймёшь – прибухнувший по жизни или на позитивчике» и «с таким лицом только в бой-банду». Это малая часть из списка банальностей, которые ставят крест на облике «канонической рок-звезды». Но поёт, он, конечно, охуенно – в этом солидарны все и будто заочно его за это ненавидят.
Майк реагирует на всё на удивление здраво:
– Непрошеные советы, обожаю, – умиляется он, изображая звуки блевания.
Саймона быстро записывают в идолы, но это Трой и сам знает; знал с самого начала. Бесит, что Саймон всегда был идолом ну просто потому что он Саймон, а не потому что общается с прессой сквозь чёрные рэйбаны, через похмелье и вежливые маты. Но Саймон восхитителен в самом деле: он неприступен, перманентно не в настроении, огрызается, скучает, смотрит сверху вниз, но никогда, никогдашеньки, не заглядывается на девчонок.
– Я не понял, вы музыкальное издание или брачное агентство? – мрачно изрекает Саймон в ответ на очередной вопрос «про половинок», и никто не спорит, потому что в Саймоне росту на шесть с плюсом футов, и не какая-то фигня электронная торчит из кармана, а настоящая сигарета за ухом.
Трой в расшитой пёстренькой майке с блёстками по плечам ощущает себя очень невидимым.
Странно наблюдать, как коллеги стойко переносят едкие замечания. Вспоминается Том, которого вынесло прочь от его невнятного комментария про то, что он «хороший парень, который играет на разных музыкальных инструментах». Но Том какой-то невероятный, вразумительный, потешается над каждой остротой и очень впечатлён описанием «туалетный ёршик на грибах с гитарой». Ральф всё равно не верит во «все эти ваши интернеты», об Майка ломаются злые языки, потому что сам он злее и языкастее. А Саймон – единогласно – последний из рок-н-ролльных идолов; никто не критикует Саймона.
∞ ∞ ∞
Трой очень ярко помнит витрину с музыкальными инструментами, залитую полуденным солнцем, но напрочь забыл название города.
– Смотри, какая гитара офигенная! – стучит он по стеклу рядом с вывеской. – С котиками! Тебе надо?
– Мне хватает гитар, – отнекивается Сидни.
– А с котиками есть?
– Нет.
– Ну вот! Смотри какая!
Товарищ смеётся от его восторгов, глубоко и бархатно, совсем не обидно.
– Себе купи, раз нравится.
– Мне зачем, я не играю.
– Научишься.
Трой теряется, будто эта мысль на ум ему не приходила.
– Ну что ты в самом деле. – Сидни достаёт пачку разноцветных купюр из заднего кармана, отсчитывает по одной, качая головой. Никто уже не использует бумажные деньги, казалось бы. – Сколько она там? – Он щурится на ценник и отсчитывает ещё немножко. – Точно играть будешь?
– Буду! – резво отзывается Трой. – Очень буду!
Тот снова смеётся, кладёт руку чуть ниже лопаток, подталкивая ко входу; кажется, пальцы у него длиннющие, ладонь перекрывает всю спину. Трой жмурится и чувствует себя восхитительно маленьким и счастливым.
∞ ∞ ∞
Трой бодается с прессой до тех пор, пока в один прекрасный день не получает статус «нехаризматичный лидер группы».
– Что за хуйня, Сид? Как с этим справляются? – хлюпает он в трубку, потому что спустя все колкие рифмованные строки Сидни Янг всё равно мякотка на фоне зубастых журналюг и скучающих диванных аналитиков.
– Ты не хочешь знать ответ.
– А без бутылки?
– Понятия не имею, я не справился, – напоминает он и вздыхает как всегда меланхолично, но будто ветерком тёплым в ухо дунуло. – Ты лучше всего этого. Не загоняйся, кот. Ты гораздо, гораздо лучше.
Забавнее всего, что он в самом деле знает. Но Сидни прав в другом: больше всего сейчас хочется выпить. Но не радостного шампанского, как обычно, а чего-нибудь, чтобы ужраться в хлам, позвонить папе и реветь пьяным олухом, чтобы он забрал его отсюда; а потом отрубиться к чертям собачьим до самого конца света.
Но Саймон обещал, что больше не будет, а значит, и он тоже.
∞ ∞ ∞
Папе он всё равно звонит, но не ревёт олухом, а несёт что-то про погоду и пейзаж за окном, заурядное и угрюмое.
– Ребёнок, ты не приболел? – переживает папа. – Звучишь неважно.
– Пап, ты что, газет не читаешь? Я «болезненно трезвый», – фыркает он в трубку и поясняет: – Заебался просто.
– Разъебись обратно, пожалуйста, – распоряжается папа. – Расслабься. Серьёзно, Трой, ты в порядке?
Он бы и рад, конечно, расслабиться, но он сам «наложил сухой закон на группу», как говорит Майк, а курить уже давно бросил. Ну как бросил…
– Очередная последняя? – иронизирует названный идол группы.
– Ой, заткнись, Саймон, – огрызается он. – Да-да, вот такое я трепло безвольное.
На самом деле Саймон тоже трепло безвольное, и ему дико стыдно за то, что уже второй раз он делает вид, что водка не пахнет. Трой категорически не согласен, что дурные привычки никогда по-настоящему не бросаются, докуривает как последний раз в жизни, выкидывает в трубу ментальную медальку за достижение и снова обещает себе «никогда больше».
Хуже всего, что он в порядке, в образцово-показательном, злоебучем порядке. Без единой нездоровой привычки – хоть на выставку отправляй. Единственный плюс всего этого треклятого ЗОЖа – бежать он может очень долго. Гораздо дольше Саймона. Объективно (наверное, скорее всего) он реально в хорошей физической форме и хочется спросить в толпу: какого хуя?
Он боится, что коллеги не будут малодушничать, уличат нарушителя и сдадут ему, как сдала Эмма, потому что он хоть и «нехаризматичный», но всё равно лидер группы и несёт ответственность за Саймона. А он, конечно, в порядке и отличной физической форме, но чисто по-человечески просто не вывозит.
Ещё больше он боится, что в один прекрасный день, пока он отвернётся, кто-нибудь из его любимых алкашей залезет в бутылку так далеко, что не сможет выбраться обратно. А он просто ляжет рядом и сдохнет от стыда и горести.
∞ ∞ ∞
Ночью он разглядывает обои напротив кровати и убеждает себя, что он слишком взрослый и здравомыслящий для всей этой ебанины. Но на следующий день всё равно чаще смотрится в экран монитора, чем в зеркало, чтобы убедиться, что вот здесь все его слова переврали, а тут вообще ничего не оставили, зато описание красочное.
«Ну и хер с ним», – думает Трой и покупает кофту с капюшоном себе назло, просто потому, что может позволить себе потратить кучу денег на то, что ему не нравится. Она слишком тёмная по цвету, возмутительно среднего размера и наверняка ему не идёт, а он даже не пытается её украсить. Комфорта она приносит мало, в итоге он всё равно выглядит «издёрганным и беспокойным». Но он греет хотя бы, этот унылый кусок одежды, потому что в последнее время он мёрзнет постоянно и согревается только в свете прожекторов.
∞ ∞ ∞
Он помнит, как затащил Сидни в магазин за шмотками, потому что зачем стирать, когда можно купить новые? Пока сам он завис у стенда с дешёвыми очками в ярких оправах, Сидни неспешно, но внимательно изучает футболки с принтами, особенно Дональда Дака, который, судя по лицу, настроен как всегда решительно.
– Очень твоё, – протягивает Сидни.
– Только не «M», ненавижу этот размер, – хнычет Трой.
– Чем тебе буква не угодила?
– Мне нравятся «иксы» на бирочках, другие буквы ещё куда ни шло, но «М» – это хуже всего, типа средний. Средний – это невидимый.
– Пояснительную бригаду в студию, – допрашивает приятель.
– Ну это как… Если я ограблю банк, и потом свидетелей будут спрашивать «опишите грабителя», а они скажут: «Ну он был среднего роста, среднего размера»…
Сидни закипает от смеха:
– Ты что угодно, кроме «среднего».
– Но на ярлыке-то другое написано.
Приятель со вздохом достаёт маркер из кармана, что-то чиркает с изнанки на пресловутой футболке с Дональдом Даком и протягивает ему.
– Меряй, бери, пошли на кассу. Я заплачу.
На бирке красуется надпись «XM». Футболка сидит замечательно.
∞ ∞ ∞
Вообще если взвесить, то скорее получится, что добрые слова конкретных важных людей весомее, чем невразумительные подъебы серой массы. Но когда смешиваешь, весь этот компот всё равно отдаёт кошачьей ссаниной, как то вино, про которое Саймон сказал, что это утончённые нотки «пипи де ша», так и должно быть, «ничего ты не понимаешь». Но он потом всё равно в гугле проверил, что «pipi de chat» реально кошачья ссанина, и вот именно так благоухает общественное мнение всем своим букетом.
Поэтому однажды утром перед очередным интервью Трой открывает рот и сам удивляется своим словам.
– Я не пойду.
– Ты фронтмен группы, – убеждает Ральф несколько аргументов спустя.
– Мне этого говна не надо.
– Трой, ну что ты в самом деле. Интервью – часть работы, мы сейчас не в том положении, чтобы халтурить, – напоминает Ральф.
– Я нормально свою работу работаю, а они потом всякий шлак пишут.
– Ну не читай.