Катерина Даймонд
Учитель
– Что тебе от меня надо?
– Неужели нужно что-то объяснять?
– Я уже совсем не тот человек, я изменился, – срывающимся голосом произнес Йен. Жестоко мучила жажда.
– Зато я еще тот самый, кем ты меня сделал, Йен… о, простите, мистер Маркхэм, сэр.
Имя прозвучало с откровенной ненавистью.
– Не называй меня так.
– Почему? Вы многому научили меня, сэр, и выразить почтение просто необходимо.
– А как насчет других? – Йен опустил голову и увидел, что рубашка разорвана. Посмотрел ниже: из раненой ноги струилась кровь. – Почему я не чувствую ногу?
– Хватит разговоров! – Человек приблизился, вонзил в живот нож и невозмутимо разрезал поперек.
Йен закричал, но не от боли. Он чувствовал все, кроме боли. Видел, как хлещет кровь; ощущал, как палач засовывает руку в рану на животе и шевелит пальцами. Но боли не было.
– Какого черта ты со мной сделал?
– Ввел анестезию, чтобы ты не потерял сознание. Сделал инъекцию в спинной мозг. Шоу продолжается. – Мучитель вытащил из живота Йена тонкую окровавленную трубку. – Поздравляю, это мальчик.
Только сейчас Йен понял суть зловещего замысла. Палач привязал конец кишки к крючку, подошел к укрепленному вертикально длинному металлическому пруту и повернул колесо, запуская в действие механизм пытки. Колесо начало медленно вращаться, потянуло за собой проволоку с крюком и нацепленным на него кишечником. Йен увидел, как собственные внутренности методично наматываются на железный стержень. Палач поднял с земли арбалет и пошел прочь.
– Ты не можешь бросить меня здесь! Лисы съедят заживо!
– Считай, что легко отделаешься, если они сожрут тебя прежде, чем закончится действие анестезии. У тебя в запасе восемь часов.
– Сумасшедший! – крикнул Йен и заплакал.
Сгущались сумерки. Внезапно тюрьма для «белых воротничков» показалась желанным местом. Он знал, что если полицейские придут к нему домой, то обнаружат билет на самолет в Южную Америку и решат, будто он сбежал. Именно так собирался поступить бизнесмен Йен Маркхэм. Никто не объявит розыск, а в этом лесу люди появляются редко, и шанс быть обнаруженным в течение часа практически равен нулю. Единственная надежда на спасение только что скрылась из виду. Йен остался в полном и безысходном одиночестве.
Глава шестая
Вдова
– Очнись, перерыв закончен. Пора за работу. – Грей со стуком поставила перед Майлзом чашку противного, чуть теплого кофе. Отпила из своей кружки и поморщилась. – Какая-то женщина постоянно звонит, говорит, что муж опустошил все ее счета и пропал.
– Вот почему я больше никогда не женюсь.
– Правильно. – Она потянула стул, чтобы его ноги свалились со стола. – Поехали. По дорогое куплю тебе настоящий кофе.
– Черт возьми, всегда так. – Эдриан встал. После вчерашнего голова отчаянно болела. – За руль придется сесть тебе.
– За руль несомненно придется сесть мне. – Она забрала у него ключи от машины.
Несмотря на первое впечатление, сержант уголовной полиции Грей оказалась сотрудником чрезвычайно мотивированным. Да что там – раздражающе мотивированным. К любому заданию, будь то мелкое хулиганство или вооруженное нападение, относилась с равным вниманием и профессионализмом. Вместе они работали уже три недели и успели поделить роли: Майлз позволил напарнице командовать, а она, в свою очередь, сделала его мишенью бесконечных шуток. Положение вполне устраивало обоих. Эдриан впервые работал с женщиной. Прежде приходилось делить службу с сержантами Майком Дэниелсом и Джонатаном Фрейзером. Надо сказать, что особой любви к командной игре он никогда не испытывал, но сейчас понимал, что выбора нет. За каждым шагом пристально следило начальство, и наживать новых врагов Майлз не имел права. К тому же сотрудничество с сержантом Грей сложилось само собой: они сразу подошли друг другу.
Сев в полицейскую машину без опознавательных знаков, Эдриан сразу надел темные очки и прислонился головой к окну – положение, о котором вскоре пожалел. Сержант Грей мчалась, словно преследовала ограбившего банк преступника: педаль газа выжимала до упора. Так можно ездить в городе, а среди девонширских холмов проще не мелочиться и сразу нацелиться в кювет.
– Господи, неужели нельзя осторожнее? – жалобно простонал Эдриан, ощутив резкую боль в шее. – Ты мне позвоночник сломаешь!
– Перестань прикидываться, все в порядке.
– Куда спешить? Кроме этого у нас всего одно дело: кража газонокосилки.
– Хочу сегодня закончить пораньше. У меня свидание.
– Серьезно? А я-то думал, что ты… Как называется женщина без половых органов? Не евнух же?
– Прекрати, пожалуйста, думать о моих прелестях. – Сержант Грей свернула в аллею, и вскоре они увидели шикарный дом в стиле ар-деко.
– Вот это да! – пробормотал Эдриан.
– Живут же люди.
На роскошной бархатной софе кремового цвета сидела дама с распухшими красными глазами и сморкалась в бумажную салфетку.
– Он звонит каждый день. Точнее, звонил.
– И вдруг перестал? – уточнил Эдриан.
Сержант Грей ходила по комнате, занося ладонь над каждой поверхностью. Все вокруг сияло чистотой, каждая вещь знала свое место. Дом казался музеем, а единственное, что свидетельствовало о вкусе хозяйки, – невероятное, рождающее тревогу количество разнообразных изображений кошек.
– Да, перестал. Прошла уже неделя.
– Вы живете отдельно?
– Верно.
– Вам известны люди, желающие зла вашему мужу?
– Хотите сказать, кроме меня?
– Расставание прошло тяжело?
– Да. У Йена немало врагов. Он украл деньги у множества людей. Аудиторы до сих пор разгребают завалы, которые он после себя оставил.
– О каких именно суммах идет речь?
– Тысячи… миллионы… не знаю.
Грей села рядом с Эдрианом и утонула в глубокой мягкой софе. Он ожидал, что сержант закинет ноги на изящный кофейный столик, но она чинно сложила руки на коленях и пристально посмотрела на Дебору Маркхэм.
– Вы должны по достоинству оценить, как все это выглядит, – произнесла Грей после долгого молчания.
– Отлично знаю, как это выглядит. Я не идиотка, офицер.
– Что конкретно вы от нас хотите? – В расслабленно-ленивой позе Грей больше походила на хмурого подростка, чем на детектива, сержанта уголовной полиции. Вид ее вызывал у дамы раздражение, и Эдриан чувствовал, как за слезами копится злость.
– Хочу, чтобы вы нашли негодяя! Сбежал в свой чертов Рио или еще куда-то, а меня оставил в полном дерьме!
– Значит, дело вовсе не в том, что он может пострадать, а в деньгах? – спросил Майлз и краем глаза заметил, что Грей улыбнулась.
– Не в том и не в другом! Я потеряла абсолютно все! Кто позволил ему исчезнуть и притвориться, будто ничего не случилось? Мне постоянно угрожают по телефону, шлют полные проклятий письма! – Слезы мгновенно высохли, и лицо Деборы Маркхэм вспыхнуло гневом. – Он обокрал множество людей, забрал у них огромные суммы. А теперь они видят, как я живу, и думают, что их деньги здесь, у меня!
Грей подалась вперед, уперлась локтями в колени и осторожно взяла хрустальную кошку – одну из целого ряда, аккуратно расставленного на кофейном столе из оливкового дерева.
– Их деньги у вас? – Грей с улыбкой провела пальцами по напоминающим призмы кошачьим ушам.
– Этот дом принадлежит моей тетушке. Она разрешила жить тут, пока снова не встану на ноги и не обрету достоинство – единственное, что у меня осталось. – На ее глаза опять навернулись слезы.
– Хорошо, миссис Маркхэм, мы займемся вашим делом, – поспешно произнес Эдриан, прежде чем Грей снова не открыла рот.
Он встал, однако сержант продолжала сидеть, не сводя глаз с плачущей дамы.
– Где он живет? – наконец осведомилась Грей.
Дебора Маркхэм достала из сумочки связку ключей.
– В перестроенном амбаре, по дороге к устью реки. Адрес найдете, если посмотрите на брелок.
Эдриан взял ключи, и Грей поставила кошку на место. Сцена напоминала переговоры по освобождению заложника. К машине напарники возвращались в молчании.
– Что, черт подери, это было? – наконец спросил Эдриан.
– Дамочка по уши в дерьме и очень старается отмыться. – Грей многозначительно улыбнулась.
– Она в отчаянии.
– Пускает пыль в глаза. Деньги все еще у нее, причем много денег. Обратил внимание, как дамочка одета? Все по моде нынешнего сезона, новые туфли – по-настоящему дорогие, – да и сумочку такую, меньше чем за тысячу, не купишь. Наверняка исчезновение мужа окажется хитрой аферой.
– Откуда тебе известно об одежде и прочем? – удивился Эдриан.
– Думаешь, совсем не разбираюсь в моде? Что ты хочешь сказать, Майли? – с наигранным негодованием воскликнула Грей.
– Ничего. Просто не выглядишь женщиной такого типа.
– А какого же типа женщиной я выгляжу, позволь спросить?
– Одеваешься, как Тони Хоукс, – ответил Эдриан и добавил: – Мультимиллионер и скейтбордист, а не комик.
– И что же, черт возьми, это значит?
– Не важно. Не обращай внимания.
– Хорошо. Позволь задать вопрос. – Грей слегка наклонилась.
– Позволяю. Задавай. – Эдриан вздохнул. За что? Чем он провинился?
– На какой машине ты ездишь?
– А ты не знаешь? На «Гранаде».
– На «Гранаде»? Господи, да ведь их уже лет пятнадцать не выпускают.
– Она мне дорога.
– И что же? Полагаю, тебе известно, что такое «Мустанг» или «Феррари», да и автомобильные программы по телевизору смотришь, так что от жизни не отстаешь и многое знаешь об автомобилях.
– Здесь совсем другое.
– А я многое знаю об одежде, особенно модной и дорогой. По тому, как человек одет, можно многое о нем понять.
Эдриан не смог сдержать любопытства и окинул спутницу взглядом, о чем пожалел, снова заметив многозначительную улыбку. Теперь уже стало ясно, что Грей улыбалась так, выиграв воображаемый поединок. Она явно не была неряшливой простушкой, какой хотела казаться.
– Мой образ – результат тщательно рассчитанного выбора, Майли. Поверь, я отлично знаю, что делаю.
– Хочешь, чтобы все вокруг считали тебя лесбиянкой?
– А если я и вправду лесбиянка?
– О, умоляю… мне точно известно, что это не так. Заметил, как ты меня оценивала.
– Заметил в своих фантазиях! – Грей слегка покраснела и с улыбкой похлопала его по руке. – Просто не хочу, чтобы люди воспринимали меня слишком серьезно и возлагали непомерные надежды. Пусть лучше увидят простушку и неудачницу, а потом поймут, что ошиблись.
– Слишком запутано.
– Ничуть. Люблю, когда собеседники считают, что они умнее и хитрее: сразу теряют осторожность и легче раскрываются.
– Что ж, подобная позиция объясняет недавнее проявление колоссальной пассивной агрессии.
– А все ради успеха дела!
– Поэтому тебя выгнали из Плимута? – спросил Эдриан, вовсе не желая обидеть, однако выражение, появившееся на лице Грей, мгновенно разрушило надежду на взаимопонимание.
Она сжала руль в положении «без десяти два» и сосредоточилась на дороге, всем своим видом давая понять, что контакт прерван и разговор окончен.
Бывший амбар оказался впечатляющим строением. Они прошли по засыпанной гравием дорожке и постучали в дверь. Солнце окрасило небо в розовый цвет, все вокруг застыло в неподвижном безмолвии.
– Мистер Маркхэм! – позвал Эдриан.
Грей зашла за угол и исчезла из виду, а он принялся пробовать ключи из связки, которую дала Дебора Маркхэм. Абсолютная тишина свидетельствовала о том, что в доме никого нет.
– Мистер Маркхэм! Йен Маркхэм! – на всякий случай снова окликнул Эдриан и вошел в дом.
Внутри оказалось пусто: ни мебели, ни вещей. Лишь несколько покосившихся картин на стенах да пара забытых ковриков на полу.
– Похоже, он все спалил в костре. – Грей стояла в дверях, держа в руках почерневшую коробку для документов. – Судя по всему, очень спешил.
Эдриан взял коробку: на дне остались кое-какие бумаги. Несколько билетов от разных букмекеров, разорванные листки, которые можно восстановить в лаборатории, приглашения на местные благотворительные собрания. Ничего достойного внимания, а тем более подозрительного.
– Сложи это в пакет, заберем с собой.
– Посмотри. – Грей протянула оплаченный счет за визу. В качестве одного из получателей числился аэропорт Хитроу. – Похоже, он уже далеко. Там, где преступников не выдают.
– Черт подери, какая разница? Забирай все, что есть.
Они вышли из дома и осмотрелись. Солнце застыло в предвечерней истоме, прохладный ветерок шевелил листья на деревьях, и от этого ветки казались живыми. На фоне оранжевого солнечного диска темневший неподалеку лес казался черным.
Эдриан все увидел и запомнил. Теперь предстояло вернуться в город и заступить на субботнее дежурство. Ничего не поделаешь: таково наказание за давнюю провинность – за то, что накануне отстранения от службы подвел коллег. Поделом: заставил людей врать в ответ на вопросы, склонен ли Майлз к алкогольным излишествам, где скрывается и выходит ли на связь. Было за что каяться перед товарищами и отдавать долги. Поэтому Эдриан пообещал Денизе Фергусон по субботам помогать с регистрацией пьяных. Мелочь, конечно, но ведь это лишь начало, первый шаг на пути к искуплению вины. Грей нетерпеливо посигналила, и он сел в машину.
Глава седьмая
Чужой
Салли чувствовала, что хозяин близко, и ждала у двери, радостно помахивая хвостом: знала его походку, дыхание, запах. Паркер вошел, и собака залилась счастливым звонким лаем. Золотистый ретривер Салли стала верным, надежным другом – тем, кто никогда не бросит и не предаст. Встретились они почти семь лет назад и сразу поняли, что отныне и впредь неразлучны.
Дом правдиво отражал характер хозяина: все поверхности заняты книгами и черными кожаными блокнотами, густо исписанными мелким почерком. Небольшой коричневый диван – любимое место Салли, о чем свидетельствовал слой золотистой шерсти. Паркер накормил собаку, а как только она поела, вывел на прогулку и направился в сторону музея, ради которого вернулся в город. Увидел выходившую с работы Эбби и подошел к ней.
– Познакомьтесь, это моя Салли!
Эбби повернулась, посмотрела и улыбнулась широко и искренне – так, как не улыбалась еще ни разу. Паркеру стало неловко: показалось, будто вторгся в чужое личное пространство, ведь улыбка предназначалась не ему. Эбби присела и дружески почесала собаку за ушами.
– Какая прелесть… Паркер, надеюсь, я вас не обидела. Забеспокоилась, когда вы неожиданно ушли. – Она смотрела серьезно, а он пытался вспомнить, о чем идет речь.
– Нет, конечно же, нет. Просто очень спешил. Вчера Салли с трудом простила меня за позднее возвращение, не хотелось рисковать второй раз подряд. Надеялся, что успею вернуться до того, как вы закончите работу. – Он не лгал. Еще раньше объяснил, что вчера Салли так обиделась, что оставила на полу гостиной лужу. – Я хотел, чтобы вы познакомились.
– Что ж, теперь все понятно. – Эбби снова улыбнулась той самой улыбкой, которой он позавидовал минуту назад, и щеки предательски вспыхнули.
– Можно, мы вас проводим? – спросил Паркер.
Вместо ответа она забрала поводок, на миг коснувшись ладони теплыми пальцами. Он засунул руки в карманы и двинулся следом.
Паркер нелегко сходился с людьми и знал это. О нем говорили так: «Если вам еще не исполнилось двухсот лет и вы не покрыты шерстью с головы до ног, вряд ли Уэст вступит с вами в беседу». Он намеренно держался в стороне. Не желал никого подпускать близко, не хотел, чтобы кто-нибудь заглянул за тонкую перегородку, отделявшую его сознание от остального мира. Так было практически со всеми, кого он встречал, но вот эта девушка Эбби оказалась другой.
Паркер видел, что Эбби намеренно сохраняет дистанцию и даже смотрит в другую сторону. Понимал, что долгое молчание устраивает ее. Как правило, люди стараются заполнить паузы пустыми разговорами о всякой чепухе. Полное отсутствие интереса даже немного обижало: Паркер привык, что все пытаются понять его. Смешно. Все равно заглянуть в душу никогда и никому не удавалось и не удастся: уж об этом-то он позаботился. Вероятно, людей, подобных ему и Эбби Лукас, сближала работа с мертвыми – своего рода профессиональное братство. Но нет, дело не в этом. Эбби отличалась от всех остальных. Паркер сразу опознал признаки сломленного духа; манера держаться говорила больше любых слов. Ему не хотелось отпугнуть ее: привлекало обаяние. Эбби совсем не походила на других девушек – тихая, замкнутая, осторожная. Паркер понимал, что оттолкнуть ее ничего не стоит, однако и стеснительность, и настороженность ему нравились: хорошо знакомые, близкие черты.
Прогулка втроем казалась странной. Шагали молча, Эбби крепко держала поводок, а Салли, с готовностью приняв новую руку, с обычным радостным нетерпением бежала к реке. Перешли через мост; мимо старинных пивных и неопрятных тату-салонов направились к центру города. На сей раз Паркер ощутил потребность заполнить затянувшуюся паузу и задумался, о чем бы завести разговор.
– Давно работаете в музее? – Темы надежнее работы человечество еще не придумало.
– Пять лет, – ответила Эбби. Кажется, на этом беседа закончилась, так как она перешла оживленную улицу и свернула на Саут-стрит. Пришлось прибавить шагу, чтобы не отстать.
– Без диплома по профилю? – Эбби взглянула, вскинув брови, тут же отвернулась и зашагала дальше. – Извините, вовсе не хотел показаться грубым. Великолепно работаете и вовсе не нуждаетесь в моем одобрении или в чем-либо подобном. – Кажется, настало время замолчать.
– Наш музей финансируется не слишком щедро. Удалось договориться о собеседовании и убедить директора, мистера Лоустофта, что знаю свое дело. В итоге они платят мне намного меньше, чем следовало бы, а я целыми днями занимаюсь любимой работой. Знаю, что таксидермия не в моде, и все же… – Эбби обернулась и улыбнулась. Да, она действительно любила свою работу: Паркер видел ее животных. Редкое мастерство.
Эбби остановилась возле пыльной, потрепанной ветрами и дождями черной двери и отдала ему поводок.
– Скажи спасибо, Салли, – сказал Паркер счастливой собаке.
– С удовольствием пригласила бы вас в гости, но животных приводить запрещено.
– Не отношу себя к животным. – Паркер постарался улыбнуться как можно шире в надежде получить ответную улыбку, однако Эбби лишь смущенно опустила голову, достала из сумочки ключ и исчезла.
– До завтра! – произнесла она уже из-за двери.
Паркер покачал головой и взглянул на Салли, которая дышала шумно и тяжело: три мили – дистанция вовсе не марафонская.
– Да, мне она тоже нравится, – признался он и потянул поводок, приглашая продолжить прогулку.
На следующее утро по дороге в музей Паркер зачем-то прошел мимо дома Эбби. Совсем не по пути, но что-то заставило его изменить привычный маршрут. В музее оказался первым и стал дожидаться ее прихода, чтобы попасть в тот зал, где предстояло работать. Администратор Джемма, дежурившая в холле, устраивалась за своей конторкой.
– Эй! – окликнула она громче, чем требовалось.
Паркер приблизился, протянул ей руку и произнес:
– Доброе утро. Меня зовут Паркер. Работаю в хранилище.
Джемма отличалась редким дружелюбием ко всем вокруг и целыми днями стрекотала, не умолкая ни на минуту. Наверное, именно поэтому и оказалась за конторкой в холле.
– Думала, что ты так никогда и не познакомишься со мной. Как дела? От всех этих мертвецов у меня мурашки по коже.
– Во всяком случае, они молчат. – Паркер смущенно улыбнулся, а Джемма рассмеялась громче и охотнее, чем того заслуживала шутка.
Он заметил, что с противоположного конца холла за ними наблюдает Шон: они с Джеммой частенько прятались по углам, и сейчас ревность обжигала его даже на расстоянии.
– Поладил с Эбби? – поинтересовалась Джемма, вдоволь насмеявшись.
И в самом вопросе, и в том, как прозвучало имя, слышалось легкое высокомерие. Ответ она знала заранее. Неожиданно Паркер почувствовал себя не самым странным человеком в этом здании.
Работавшие в столовой женщины сплетничали без умолку и даже не старались говорить тише, так что обрывки разговоров разносились по коридору. Иногда Паркер различал слова: как правило, обсуждали ерунду вроде вчерашней серии очередной мыльной оперы – лишь бы как-то скоротать время. А Шон и Джемма постоянно стремились уединиться, флиртовали и ссорились, причем всегда шепотом. Иногда по залам прохаживался сам директор, мистер Лоустофт: следил за ходом ремонта и негромко обсуждал что-то с дизайнерами, умевшими оставаться почти незаметными. Существовали и другие таинственные личности: например, дама, проводившая экскурсии для школьников, или носильщики, неслышно переставлявшие экспонаты. Паркер осознал, что ни разу не замечал, чтобы кто-нибудь из сотрудников разговаривал с Эбби. Причина их дружбы, если можно так сказать, заключалась в том, что оба были изгоями. Впервые за много лет возникла слабая надежда: вдруг он все-таки нормальный?
– Ну вот, легка на помине. – Эбби собственной персоной без особого труда справилась с тяжелой двойной дверью и оказалась в холле.
Паркер улыбнулся: под ее смущенным взглядом он чувствовал себя намного уютнее, чем под чрезмерно фамильярным напором Джеммы. Не обращая внимания на презрительную усмешку бойкой девицы, подошел, взял из рук Эбби тяжелую сумку и по темному коридору молча зашагал туда, где предстояло работать. Остановившись в нужном зале, заглянул ей в лицо и увидел сосредоточенное выражение.
– Если начнете с дальнего угла, тогда я смогу разобраться вот с этой компанией, – наконец произнесла Эбби, и Паркеру показалось, будто от него стремятся отделаться.
– Можно попросить о небольшом одолжении?
– Пожалуйста. – Она повернулась и посмотрела вопросительно, без тени улыбки.
Эбби вообще держалась серьезно. Паркер попытался представить, какое чудо способно развеселить ее.
– Просьба может показаться странной, особенно если учесть, что мы недавно познакомились, и все же хочу попросить присмотреть на выходных за Салли. Должен отлучиться по семейным делам, не хочется сдавать ее в приют. Адрес вот здесь, на футляре для ключей. Возьмите сейчас, а то забуду. – Он протянул ей ключ от своей квартиры. – Просто насыпьте в миску немного корма и выведите Салли на прогулку. Конечно, если не возражаете.
– О…
– Не стал бы просить, но больше никого тут не знаю, а вы сразу понравились Салли… и мне тоже… то есть я вам доверяю.
Паркер чувствовал, что говорит ерунду; знал, что сейчас не время лицемерно улыбаться: она видела его насквозь. Эбби покраснела и взяла ключ. Ладони соприкоснулись. Какая теплая у нее рука! Впрочем, она сразу смущенно отдернула пальцы. Рядом с Эбби Паркер не ощущал необходимости казаться нормальным, как с остальными людьми. Не считал нужным фальшиво улыбаться и что-то говорить, когда она молчит. С каждым днем он все яснее понимал, что с Эбби незачем притворяться. Более того, честность становилась единственно возможным выбором. Ни в одном из сценариев возвращения в город, сложившихся в воображении, искренние отношения не подразумевались. Ничего подобного в его планы не входило.
– Пора приниматься за работу. Через пару недель этот зал должен освободиться для ремонта к столетнему юбилею, – прервала Эбби его размышления.
Шмыгнула в свой угол, по пути сунув ключ в карман, и Паркер решил, что просьба принята.
Паркер Уэст умел нравиться женщинам: их неизменно привлекали ум и своеобразная, слегка нескладная красота. Однако отношения его не интересовали. Нередко в женском обществе он чувствовал себя более комфортно, поскольку не был обычным мужчиной. Впрочем, слово «комфортно», пожалуй, звучало слишком сильно для его ощущений. Лишь однажды Паркеру не удалось завоевать девушку, и случилось это, когда она ему действительно понравилась – ситуация редкая. Он обладал даром манипуляции, подсмотренным у тех людей, среди которых рос, однако дал себе слово пользоваться им только в случае крайней необходимости. Не хотелось становиться таким же, как те, кто на него повлиял. Чтобы получить желаемое, они лгали, постоянно, не замечая, кому причиняют боль. Нет, он ни за что не выпустит на свободу ту часть собственного существа, которая стремится к обману, разврату и разложению. Он хочет стать выше порока. Как правило, женщины, которыми Паркер увлекался, сразу отворачивались – возможно, потому, что он пытался флиртовать, вовсе не умея это делать. Он и сам понимал, что неуклюжие попытки изящно шутить никогда не воспринимались так, как хотелось бы. Все девушки, с которыми Паркер знакомился прежде, неизменно старались приручить его. Зная, что приручению он не подлежит, Паркер отталкивал их. А еще заметил, что те девушки, какие ему нравились, имели одну общую черту: они были хорошими, слишком хорошими. Он так высоко ценил их, что просто не имел права вступить в отношения. Да, так случилось, что Паркер не мог себе позволить остаться с той, которая по-настоящему привлекала. Абсолютное неверие в возможность будущего счастья он объяснял детским, почти врожденным отчаянием. Прошлое его оказалось немыслимо темным, невообразимо безрадостным – настолько тяжелым, что порой в почти безнадежных ситуациях Паркер чувствовал себя увереннее, чем в обычной, повседневной жизни.
