Карло Коллоди
Приключения Пиноккио
Глава 8
Джепетто приделывает Пиноккио новые ноги и продаёт свою куртку, чтобы купить ему азбуку
Едва Пиноккио утолил голод, как тотчас принялся плакать и выпрашивать у Джепетто новую пару ног.
Чтобы наказать Пиноккио за дурное поведение, Джепетто не обращал внимания на его жалобы целых полдня. А потом сказал ему:
– Зачем мне делать тебе новые ноги? Чтобы ты опять удрал из дома?
– С этого дня я буду хорошим, – всхлипывая, твердил Пиноккио. – Даю слово!
– Все дети так говорят, когда хотят что-нибудь получить, – заметил Джепетто.
– Я обещаю, что пойду в школу и буду учиться так, что вы сможете мной гордиться!
– Все дети, когда чего-нибудь хотят, заводят одну и ту же песню.
– Но я не такой, как другие дети! Я лучше их всех и всегда говорю правду. Обещаю, отец, я научусь какому-нибудь ремеслу и буду помогать вам в старости.
Какое бы суровое лицо ни делал Джепетто, в глазах его стояли слёзы, а сердце переполнялось болью при виде страданий Пиноккио. Не говоря ни слова, он взял инструменты и два небольших чурбачка и принялся за работу.
Не прошло и двух часов, как ноги были готовы: пара чудесных маленьких ножек, достойных резца настоящего скульптора.
Тогда Джепетто велел кукле:
– Закрой глаза и спи!
Пиноккио закрыл глаза и притворился, что заснул.
А Джепетто тем временем растопил немного клея в яичной скорлупе и приладил ноги на место.
Сделал он это так искусно, что даже линии склейки были незаметны.
Получив новые ноги, Пиноккио тотчас соскочил со стола и запрыгал по комнате, словно обезумев от восторга.
– В благодарность за то, что вы для меня сделали, я сейчас же отправлюсь в школу, – объявил Пиноккио отцу.
– Молодец!
– Но для этого мне нужна одежда.
Джепетто, у которого по бедности и гроша не было в кармане, сделал кукле костюм из цветной бумаги, пару башмаков из древесной коры и колпак из кусочка теста.
Пиноккио подбежал к чану с водой, чтобы посмотреть на своё отражение, и увиденное так понравилось ему, что он приосанился, как павлин, и воскликнул:
– Я выгляжу совсем как благородный господин!
– Это верно, – согласился Джепетто. – Благородный господин – не тот, у кого одежда богатая, а тот, у кого она чистая.
– Да, кстати, – спохватился Пиноккио. – Не могу же я пойти в школу без азбуки.
– И правда. Но как нам её раздобыть?
– Проще простого. Пойдём в книжную лавку и купим.
– А деньги?
– У меня их нет.
– И у меня тоже нет, – сокрушённо промолвил добрый старик.
Хотя обычно Пиноккио отличался весёлым нравом, тут погрустнел и он: ведь что такое бедность, а уж тем более – нищета, понимают все, даже дети.
– Погоди-ка! – воскликнул Джепетто, вскакивая на ноги. Он накинул на плечи свою ветхую залатанную куртку и вышел из дома.
Вскоре он вернулся, держа в руках азбуку для Пиноккио, только старенькой куртки на нём уже не было. Бедняга остался в одной рубашке, хотя на улице шёл снег.
– А где ваша куртка, отец?
– Я её продал.
– Зачем?
– Она была слишком тёплая.
Пиноккио сразу понял, в чём дело. Не в силах сдержать порыва доброго своего сердечка, он вскочил, обвил руками шею Джепетто и крепко расцеловал его.
Глава 9
Пиноккио продаёт азбуку, чтобы посмотреть кукольное представление
Как только перестал валить снег, Пиноккио с азбукой под мышкой отправился в школу. По пути в маленькой его голове рождались тысячи идей и выстраивались воздушные замки, один прекраснее другого.
Пиноккио рассуждал так:
– Сегодня я научусь в школе читать. Тогда завтра я уже смогу писать, а послезавтра – считать. С такими знаниями я заработаю много денег и первым делом куплю красивую суконную куртку для отца. Да что это я? Тоже мне, суконную! Она будет из золота и серебра, и с бриллиантовыми пуговицами. Уж он-то это заслужил: остался в одной рубашке, чтобы купить мне азбуку! И это в такую стужу! Только родители способны на такие жертвы.
И в этот миг Пиноккио услышал музыку, играющую в отдалении. Звуки доносились с другого конца улицы, с площади, раскинувшейся на берегу моря.
«Что это за музыка? Какая жалость, что мне нужно в школу, не то…»
Пиноккио колебался, не зная, как быть. Пойти в школу? Или послушать, как поют флейты?
«Сегодня послушаю музыку, – решил он наконец. – А завтра – в школу».
Чем ближе подбегал Пиноккио, тем отчётливее становилось пение флейт и раскатистый бой большого барабана: фьюи-фьюи-фьюи, бум, бум, бум. И вот Пиноккио очутился на площади. Толпа народа сгрудилась перед деревянным балаганом, затянутым пёстро раскрашенным холстом.
– Что это такое? – спросил Пиноккио мальчика, стоявшего рядом.
– Прочитай вывеску – узнаешь.
– Я бы с радостью, но так получилось, что я не умею читать.
– Ну и олух! Ладно уж, прочитаю тебе. Вон на той вывеске с огненно-красными буквами написано: «Большой Кукольный Театр».
– А когда начинается представление?
– Прямо сейчас.
– И сколько нужно заплатить за вход?
– Пять монет.
Не помня себя от возбуждения, Пиноккио обратился к мальчику:
– Ты не одолжишь мне пять монет до завтра?
– Я бы с радостью, – ответил мальчик, – да так получилось, что сегодня я взаймы не даю.
– А может, купишь мою куртку за пять монет? – предложил Пиноккио.
– И на что мне твоя бумажная куртка? Пойдёт дождь, она размокнет, её и от спины потом не отдерёшь.
– Купи тогда башмаки.
– Ими только печку топить.
– А сколько ты дашь за колпак?
– Хорошая сделка, ничего не скажешь! Колпак из теста! Мыши его у меня прямо на голове сгрызут.
Пиноккио, конечно, мог предложить ещё кое-что, но только духу у него не хватало.
Наконец он решился:
– Не дашь ли ты мне пять монет за эту новенькую азбуку?
– Я у других детей такие вещи не покупаю, – возразил мальчик, который был куда благоразумнее, чем Пиноккио.
– Я куплю у тебя эту азбуку за пять монет, – вызвался уличный торговец, прислушивавшийся к разговору.
Так была продана азбука. Подумать только, а ведь бедный Джепетто, дрожавший от холода у себя дома, отдал за эту азбуку свою куртку!
Глава 10
Куклы узнают в Пиноккио собрата и торжественно встречают его, но в самый разгар веселья является хозяин театра Манджафоко, и Пиноккио рискует плохо закончить свою жизнь
С появлением Пиноккио в театре поднялся настоящий переполох. Надо сказать, что занавес уже был поднят и представление началось.
На сцене, как заведено в кукольных спектаклях, ссорились две куклы, Арлекин и Пульчинелла, и перепалка грозила в любой момент перерасти в драку. Публика хохотала до слёз, слушая перебранку двух кукол, а те, бурно жестикулируя, препирались друг с другом совсем как люди.
Но внезапно Арлекин смолк и повернулся к зрителям. Он указал на кого-то, сидящего на галёрке, и взволнованно воскликнул:
– Глазам не верю! Или это сон? Это же Пиноккио!
– Точно, Пиноккио! – закричал Пульчинелла.
– И правда! – ахнула Роза, выглядывавшая из-за кулис.
– Это Пиноккио! Пиноккио! – хором подхватили куклы, выбегая на сцену. – Это наш брат! Да здравствует Пиноккио!
– Пиноккио, поднимайся сюда! – крикнул Арлекин. – Обними своих деревянных собратьев!
Услышав этот призыв, Пиноккио перепрыгнул с галёрки в партер. Ещё прыжок – и он приземлился на голову дирижёра, а там очутился и на сцене.
Поцелуи, объятия, дружеские тычки, разнообразные проявления тёплых чувств, полученные Пиноккио от взволнованных актёров и актрис кукольной труппы, – всё это не поддаётся описанию.
Но, сколь ни трогательным было это зрелище, публика, видя, что представление прервалось, была недовольна и теряла терпение. Раздались крики:
– Хотим спектакль! Продолжайте представление!
Но всё было без толку. Вместо того чтобы продолжить сценку, куклы загомонили ещё громче, подняли Пиноккио на плечи и с триумфом понесли его вдоль рампы.
Тут-то и появился хозяин театра. Это был человек исполинского роста и до того безобразный, что один его вид мог напугать кого угодно. Борода у него была чёрная как смоль и такая длинная, что доставала до самой земли, и он то и дело наступал на неё при ходьбе. Рот был величиной с печку, а глаза горели, как два фонаря с красными стёклами. И он всё время щёлкал большим кнутом, сплетённым из змей и лисьих хвостов.
При его появлении воцарилась мёртвая тишина. Никто и дышать не смел, слышно было, как муха пролетит. Бедные куклы трепетали как листья.
– Кто здесь осмелился учинять беспорядки в моём театре? – прорычал хозяин, обращаясь к Пиноккио.
– Поверьте, достопочтенный господин, здесь нет моей вины!
– Довольно! Вечером я с тобой разберусь.
Когда представление кончилось, хозяин театра вернулся на кухню. Там на вертеле медленно поворачивался целый баран, которого жарили ему на ужин. Но для того чтобы баран зажарился как следует, не хватало дров, и хозяин позвал Арлекина и Пульчинеллу и велел им:
– Тащите сюда этого мальчишку, он висит там на гвозде. Вроде бы он сделан из сухого дерева, мой ужин отлично прожарится, если подбросить его в огонь.
Арлекин и Пульчинелла не спешили выполнить приказ, но хозяин устремил на них такой свирепый взгляд, что они не посмели ослушаться. Вскоре они вернулись на кухню, волоча за собой Пиноккио, а тот извивался, словно выловленный из воды угорь, и отчаянно кричал:
– Отец! Отец! Спасите меня! Я не хочу умирать! Не хочу!
Глава 11
Манджафоко чихает и прощает Пиноккио, который после этого защищает и спасает от смерти своего друга Арлекина
Манджафоко, что означает «глотающий огонь», – а именно так и звали хозяина театра, – на вид был страшен из-за чёрной бороды, закрывавшей его грудь и ноги будто фартук. Но на самом деле сердце у него было незлое. Когда перед ним предстал несчастный Пиноккио, вырывающийся и вопящий от страха, Манджафоко стало жаль его. И он так старался подавить в себе это чувство, что в конце концов не выдержал и яростно чихнул. Тут поникший было Арлекин оживился. Он наклонился к Пиноккио и прошептал:
– Добрый знак, братишка! Раз хозяин чихнул, значит, ему тебя жалко и ты можешь спастись!
Надо сказать, что если обычно люди от сострадания и жалости льют слёзы, то Манджафоко, расчувствовавшись, принимался чихать.
Отчихавшись, Манджафоко прикрикнул на Пиноккио:
– Не реви! У меня от твоих причитаний живот подводит. Я прямо чувствую… апчхи! апчхи!
– Будьте здоровы, – сказал Пиноккио.
– Спасибо. А что, твои отец с матерью живы? – спросил Манджафоко.
– Отец жив, а матери я никогда не знал.
– Какое горе будет для твоего отца, если я брошу тебя в огонь! Бедный старик! Как мне его жаль! Апчхи! Апчхи! Апчхи!
– Будьте здоровы, – сказал Пиноккио.
– Спасибо. Вот видишь, и я бываю великодушен. А ведь мне нужны дровишки, чтобы дожарить ужин, и ты, честно говоря, пришёлся бы весьма кстати! Ну да ладно, раз я решил тебя пожалеть, о чём теперь говорить. Придётся вместо тебя спалить куклу из моей собственной труппы. Стража!
На зов немедленно явились два деревянных стражника. Они были высокие и очень худые. На головах у них красовались шляпы, а в руках сверкали обнажённые мечи.
Манджафоко приказал им:
– Схватите Арлекина, свяжите его и бросьте в огонь. Мне нужна хорошо прожаренная баранина!
Представьте, каково было несчастному Арлекину! Ноги у него подогнулись от ужаса, и он упал, ткнувшись носом в пол.
Это было выше сил Пиноккио, он бросился к ногам Манджафоко и взмолился, заливая слезами его длинную бороду:
– Сжальтесь, господин Манджафоко!
– Здесь господ нету, – огрызнулся хозяин театра.
– Сжальтесь, о рыцарь!
– Рыцарей здесь тоже нету.
– Сжальтесь, командир!
– И командиров нет.
– Сжальтесь, ваше превосходительство!
Услышав, что его величают «превосходительством», Манджафоко расплылся в улыбке, подобрел и сразу стал гораздо сговорчивее. Он повернулся к Пиноккио и спросил:
– Ну, и чего ты от меня хочешь?
– Умоляю вас, помилуйте бедного Арлекина!
– Никаких помилований! Раз я пожалел тебя, придётся сжечь его: надо же дожарить баранину.
– В таком случае, – отважно вскричал Пиноккио, сорвав с себя колпак, – в таком случае я знаю, как должен поступить! Вперёд, стражники! Хватайте меня и бросьте в огонь! Несправедливо, если Арлекину, моему верному другу, придётся умереть из-за меня!
При этих словах все куклы, находившиеся в комнате, зарыдали. Стражники и те всхлипывали как младенцы.
Поначалу Манджафоко оставался холоден и твёрд как ледяная глыба, но понемногу и он стал оттаивать – и чихать. Чихнув четыре, а то и пять раз, он протянул к Пиноккио руки и с чувством воскликнул:
– Какой же ты славный отважный мальчуган! Иди сюда и поцелуй меня!
Пиноккио кинулся к Манджафоко, с проворством белки вскарабкался по его бороде и звонко чмокнул его в кончик носа.
– Так я помилован? – еле слышным голосом пролепетал несчастный Арлекин.
– Помилован! – отозвался Манджафоко. И добавил, вздыхая: – Ну ладно, так и быть. Придётся мне сегодня есть недожаренный ужин. Но в следующий раз горе тому, кто подвернётся мне под руку!
Услышав о помиловании, куклы выбежали на сцену, зажгли все лампы и канделябры, как для настоящего представления, и закружились в танце. За танцами их и застал рассвет.
Глава 12
Манджафоко дарит Пиноккио пять золотых монет, чтобы он отнёс их своему отцу Джепетто; но Пиноккио увлекают за собой Лиса и Кот
На следующий день Манджафоко вызвал к себе Пиноккио и спросил его:
– Как зовут твоего отца?
– Джепетто.
– А чем он занимается?
– Он занимается бедностью.
– И много он зарабатывает?
– Много ли? Обычно у него в карманах ни монетки не водится. Чтобы купить мне азбуку, он продал свою единственную куртку – такую залатанную, что в ней и на людях нельзя было показаться.
– Вот бедолага! Я ему почти сочувствую. На, держи пять золотых. Сию же минуту ступай, отнеси их отцу, да поклонись ему от меня.
Пиноккио горячо поблагодарил хозяина театра. Он поочередно обнял всех кукол, даже стражников, и, вне себя от радости, пустился домой.
Но далеко уйти он не успел. По дороге он повстречал лису, прихрамывающую на одну лапу, и слепого кота. Они брели по дороге, поддерживая друг друга, как два верных товарища, попавших в беду. Лиса-хромоножка опиралась на кота, а слепой кот шёл, куда вела его спутница.
– Добрый день, Пиноккио, – с вежливым поклоном приветствовала Лиса куклу.
– Откуда ты знаешь моё имя? – удивился Пиноккио.
– Я хорошо знакома с твоим отцом.
– Где же ты его видела?
– Вчера я видала его на пороге вашего дома.
– И что он делал?
– Стоял в одной рубашке и дрожал от холода.
– Бедный отец! Но с этого дня дрожать ему уже не придётся!
– Это почему?
– Потому что я стал богачом.
– Богачом? Ты?! – И Лиса разразилась презрительным смехом. Прикрывая лапой усы, тихонько хихикал и Кот.
– Нечего смеяться! – рассердился Пиноккио. – Просто не хочу, чтобы вы мне завидовали, но раз так, вот, полюбуйтесь: пять золотых!
И он вытащил монеты, подаренные Манджафоко.
Заслышав заманчивый звон монет, Лиса невольно вытянула казавшуюся искалеченной лапу, а глаза Кота раскрылись и сверкнули, как два зелёных фонарика. Но это произошло так быстро, что Пиноккио ничего не заметил.
– И что ты собираешься делать с таким богатством? – осторожно спросила Лиса.
– Сначала, – отвечал Пиноккио, – куплю отцу новую куртку из серебра и золота, с бриллиантовыми пуговицами, а потом куплю себе азбуку.
– А зачем тебе азбука?
– Как зачем? Я собираюсь пойти в школу и учиться, как положено хорошему мальчику.
– Посмотри на меня! – воскликнула Лиса. – Дурацкая жажда знаний стоила мне ноги.
– И на меня посмотри! – подхватил Кот. – Мне жажда знаний стоила зрения!
В это время на изгородь у дороги опустился дрозд. Он пропел:
– Пиноккио, не слушай советов плохих товарищей, не то пожалеешь!
Несчастный дрозд! Лучше бы он молчал! Кот настиг его одним прыжком и проглотил со всеми перьями, так что тот и ойкнуть не успел.
Слопав дрозда и умывшись, Кот снова закрыл глаза и притворился слепым.
– Бедный дрозд! – вырвалось у Пиноккио. – Как ты мог так поступить с ним?
– Это ему урок. В другой раз не будет лезть в чужие разговоры.
Они уже были на полпути к дому Пиноккио, как вдруг Лиса остановилась и обратилась к деревянному мальчишке:
– А ты не хочешь приумножить свой капитал?
– Как это?
– Хочешь превратить жалкие пять золотых в целую сотню или даже в тысячу, а то и в две тысячи?
– Само собой, хочу! А как это сделать?
– Довольно просто. Не спеши возвращаться домой, пойдём лучше с нами.
– И куда это вы направляетесь?
– В Страну Дураков.
Пиноккио мгновение поразмыслил, а затем твёрдо сказал:
– Нет, не пойду. Я уже в двух шагах от дома, надо вернуться к отцу, который ждёт меня. Кто знает, что он пережил вчера, когда я не пришёл домой! Я и в самом деле был плохим сыном, и Сверчок верно говорил: непослушным детям никогда не добиться ничего хорошего. Этот урок дорого мне обошёлся: сколько на меня свалилось несчастий! Даже вчера, в доме Манджафоко, я едва… Бррр! Как подумаю, дрожь пробирает.
– Ну что ж, нет так нет, – сказала Лиса. – Ты решил окончательно? Ладно, иди домой. Тем хуже для тебя.
– Тем хуже для тебя, – эхом откликнулся Кот.
– Подумай хорошенько, Пиноккио, ты отказываешься от целого состояния!
– Состояния! – повторил Кот.
– Сегодняшние пять золотых завтра превратились бы в две тысячи.
– Две тысячи! – поддакнул Кот.
– Как такое может быть? – спросил Пиноккио, широко открывая глаза от изумления.
– Сейчас объясню, – сказала Лиса. – Дело в том, что в Стране Дураков есть волшебное поле, называемое Поле Чудес. Выкапываешь на этом поле ямку и кладёшь в неё, скажем, один золотой. Затем забрасываешь ямку землёй, поливаешь двумя вёдрами воды из фонтана и посыпаешь двумя щепотками соли, а когда наступает ночь, спокойно ложишься спать. За ночь золотой вырастает и расцветает, а утром ты возвращаешься на поле – и что ты там видишь? Прекрасное дерево, на котором сверкает столько золотых монет, сколько зёрен в июльском колосе.
– Допустим, – пробормотал ошеломлённый Пиноккио, – я зарою на этом поле свои пять золотых. Сколько же я найду на следующее утро?
– Это очень легко вычислить, – ответила Лиса. – Можно по пальцам сосчитать. Каждый золотой принесёт тебе прибыль в пять сотен. Умножь пять сотен на пять – и наутро у тебя в кармане будет звенеть две с половиной тысячи сверкающих золотых.
– Вот это да! Замечательно! – Пиноккио подпрыгнул от радости. – Как только соберу деньги, две тысячи сохраню, а пятьсот отдам вам двоим в подарок.
– Нам в подарок? – вскричала Лиса обиженно. – Не говори глупостей!
– Не говори глупостей! – вторил ей Кот.
– Мы не ради своей выгоды стараемся, – сказала Лиса. – Мы хотим обогатить других!
– Других! – повторил Кот.
«Какие они хорошие», – подумал Пиноккио. И, вмиг позабыв и об отце, и о новой куртке, и об азбуке, и обо всех своих разумных решениях, он обратился к Лисе и Коту:
– Решено, я иду с вами! Отправляемся в путь немедля!
Глава 13
Пиноккио и его спутники останавливаются в таверне «Красный рак»
Пиноккио и его новые знакомые шли долго и только к вечеру, смертельно усталые, добрались до таверны «Красный рак».
– Остановимся здесь, – сказала Лиса. – Поедим и передохнем пару часов, а в полночь двинемся дальше, тогда к рассвету мы уже будем на Поле Чудес.
В таверне они первым делом отправились ужинать, но ни у кого из них не было аппетита.
Кот страдал несварением желудка, да и вообще плохо себя чувствовал, поэтому и одолел всего лишь тридцать пять мелких рыбёшек с томатным соусом и четыре порции потрошков. А поскольку потрошки, с его точки зрения, были недостаточно вкусны, Кот потребовал ещё и масла и тёртого сыра!
Лиса тоже охотно пожевала бы что-нибудь, но доктор прописал ей строгую диету. Пришлось довольствоваться зайчатиной под кисло-сладким соусом, цыплятами и молоденькими курочками. После зайчатины Лиса послала за куропатками, кроликами, лягушками, ящерицами и прочими деликатесами, но больше ни к чему не притронулась. По её словам, от одного вида еды ей становилось так плохо, что она и ко рту ничего не могла поднести.
Меньше всех ел Пиноккио. Он попросил немного орехов и хлеба, да и то оставил почти всё на тарелке. Бедному мальчугану было не до еды: все его мысли занимало Поле Чудес.
После ужина Лиса сказала хозяину таверны:
– Нужны две комнаты: одна – для господина Пиноккио, а другая – для нас с другом. Попытаемся вздремнуть немного. Только не забудьте разбудить нас в полночь: нам снова надо в путь.
– Разумеется, господа. – И хозяин подмигнул Лисе и Коту, как бы говоря: «Я-то знаю, что у вас на уме! Мы друг друга поняли».
Пиноккио заснул, едва коснувшись головой подушки. Во сне он видел поле и кусты, а на ветках кустов сверкали грозди золотых монет. Монеты позвякивали на ветру, словно приговаривая: «Кто хочет – приходи и сорви». В самый захватывающий момент, когда Пиноккио уже протягивал руки, чтобы сорвать монеты и набить ими карманы, его разбудили три энергичных удара в дверь.
Это был хозяин таверны, он сообщил, что пробило полночь.
– Мои товарищи уже готовы? – спросил Пиноккио.
– Готовы? Они уже ушли.
– С чего такая спешка?
– Коту сообщили, что у его старшего котёнка распухла лапка и он лежит при смерти.
– А за ужин они заплатили?
– Помилуйте! Они слишком хорошо воспитаны, чтобы наносить подобное оскорбление такому благородному господину, как вы.
– Какая жалость! Это оскорбление доставило бы мне немалое удовольствие, – пробормотал Пиноккио, почёсывая в затылке. Потом он спросил: – А друзья не передавали, где мы встретимся?
– На Поле Чудес, на рассвете.
Пиноккио расплатился и за себя, и за своих приятелей одним золотым и отправился в путь.
Стояла такая темень, что Пиноккио не различал собственных рук, даже поднеся их к глазам, дорогу приходилось искать ощупью. Вокруг не слышно было даже шороха листвы. Ночная птица, перепархивая через дорогу, на лету коснулась крылом носа Пиноккио. Испуганный, он отпрыгнул в сторону с криком: «Кто здесь?!» – «Здесь… здесь… здесь…» – откликнулось эхо.
И тут Пиноккио вдруг увидел на стволе дерева маленькое насекомое, от которого исходило слабое свечение, будто горел фарфоровый ночничок.
– Ты кто? – вырвалось у Пиноккио.
– Я – призрак Говорящего Сверчка, – отозвалось насекомое голосом таким тихим и слабым, будто он доносился из другого мира.
– Что тебе нужно? – спросил Пиноккио.
– Хочу дать тебе один совет. Возвращайся поскорее домой и отдай оставшиеся четыре золотых своему бедному отцу, который в отчаянии оплакивает тебя.
– Завтра мой отец будет богатым господином, а четыре золотых превратятся в две тысячи.
– Мальчик мой, не доверяй тем, кто обещает обогатить тебя за один день. Это либо глупцы, либо злодеи! Послушай меня, возвращайся!
– Нет, я решил продолжить путь.
– Час уже поздний!
– Я решил идти дальше.
– Ночь темна!
– Я решил идти дальше.
– Дорога опасна!
– Я решил идти дальше.
– Помни: дети, которые думают только о своём удовольствии и никого не желают слушать, рано или поздно пожалеют об этом.
– Опять одно и то же! Доброй тебе ночи, Сверчок!
– Доброй ночи, Пиноккио, и да убережёт тебя небо от опасностей и от разбойников.
С этими словами Сверчок исчез так внезапно, словно задули свечу, и на дороге стало темнее, чем прежде.
