Карина Вран
Днем с огнем
– А к моему проживанию на… кхм… подведомственной территории вы как относитесь? – вставил я, не дожидаясь описания незавидной доли беспризорного духа в современном мире.
– Одобрительно, – вздохнул, явно разгадав мой маневр, бородач. – Слышал-таки.
– Слышал, – не стал я отпираться. – И потому надеюсь на благоприятное для всех нас решение возникшего конфликта. От слова я не откажусь, Кошара на улицу не выгоню. С вами воевать тоже не хочу. Я за мир и толерантность!
Парадник захлопал глазами-блюдцами.
– За терпимость я, – пояснил. – И дружелюбие.
Посиделки на троих растянулись примерно на час. Мы пили чай, выказывали друг другу расположение напополам с опасением, играли словами. Иначе говоря, вели торг. Предмет торга лупил распушистым хвостом по подоконнику да подливал всем нам чай из заварочного чайничка, и кипяточек.
Мы сговорились на том, что Кошар не покидает стены моей законной жилплощади (действительно моей, к слову: право собственности на меня ма оформила до того, как укатить к Эйфелевой башне), без крайней на то необходимости. Со мной вместе ему позволят выходить в парадную и заходить обратно, но без меня в недра нашей девятиэтажки ему лучше не соваться: навалятся впятером хозяева дома, пойдут клочки по закоулочкам. Я же подвязался на тушение возможных возгораний во всем доме, не только в пределах своей парадной. Для вида на этом пункте хмурил брови: мне в этом доме жить, я бы и без причины особой согласился в случае чего помочь. Как освою встроенную в себя паранормальщину, в которую и впрямь поверил, принял, как факт, где-то между встречей с еле дышащим манулом и знакомством с седовласым малоросликом…
Так добрым словом, чаем и печенюшками был улажен конфликт между двумя недружественными персонажами народных поверий. Кошар и Мал Тихомирыч позднее даже установят неплохие отношения, после того, как заревой батюшка шуганет пару домушников, да так, что тех в дурно пахнущем исподнем (прочее они поскидывают, так как оно затлеет на телах) надолго запрут в Скворцова-Степанова.
Вечерком, отоспавшись, я прокатился на привычной маршрутке до конечной – площади Искусств, чтобы прогуляться по Невскому и купить, наконец, средство мобильной связи. Наверняка это можно было бы сделать и ближе к дому, но мне нравились пешие прогулки по Невскому. Несмотря на обилие народа на нем в вечернюю пору.
Прошелся. Ко мне народ (при возможности обойти) «впритирку» и прежде не подходил особо. Тем же вечером я буквально шел по коридору в живом потоке. Люди сторонились, причем даже те, кого я обгонял – заранее отходили на шаг в сторону. И не скажу, чтобы мне этот эффект не пришелся по нраву. Удобно же!
В магазине, несмотря на обилие посетителей, я спокойно выбрал и приобрел свой первый мобильник, благо продавец от меня не шугался. Я не стал жадничать, и купил не самый дешевый из представленных вариант, а тот, что разрекламировал парнишка: с виброзвонком, смс на кириллице, со спрятанной в корпус антенной и выбором мелодий из тридцати пяти предустановленных и семи редактируемых. А еще в нем была «змейка». Из магазина я выходил с изрядно похудевшим бумажником, зато довольным, как слон, обладателем Nokia 3310.
Обратно до транспорта тоже прошелся с удовольствием. Встретил живописную компанию готов, тогда они еще не успели примелькаться, и потому привлекали внимание. В отличие от прочих пешеходов, эти не стали уступать мне дорогу. Девушка с выбеленным лицом и черными губами даже потянулась ко мне, уж не знаю, с какой целью, но ее придержал «проклепанный» приятель с ирокезом. Я пошел себе дальше: после Михи эти расписные ребята казались какими-то… ненатуральными.
– С-сладенький, – в спину мне прилетел эдакий комплимент.
Дома меня обнюхал Кошар, после чего заявил, что я должен быть осторожнее и не бродить по улицам в вечернее и уж особенно в ночное время.
– Вдругорядь уцепить могут, – аргументировал он, ударив по полу хвостярой.
– Ты в скитаниях нянькой не подрабатывал? – склонил голову на бок я. – Не довелось?
Кошар с пола прыгнул на полку над вешалкой, где должны храниться головные уборы, а у меня хранилась пыль. Махнул хвостом, да так, что я еле успел увернуться от облака пылищи, и умчался в кухню. К газовой плите и пачке овсянки. Обиделся.
Второй выходной прошел приятственно: мы с Находько провели его в маленькой сауне, хозяин которой был весьма чистоплотен. Это отражалось как на состоянии сауны, так и на ее сотрудниках. Я так понял из разговоров, случайному человеку не попасть в ту парную, где балдели под умелыми руками мы с Максом. Мне вот повезло иметь Шпалу в знакомцах.
Джо с нами не было, ему вообще днем дозвониться сложнее, чем до Смольного.
– А еще что-нибудь расскажи! – просила Ташу Оленька со странной смесью ужаса и восторга на лице.
Мальчики-пингвины как бы поправляли бабочки у зеркала в сторонке, но уши грели оба.
Кажется, я понял, почему люди любят ужастики и разные триллеры: слушая (смотря, читая) леденящие кровь истории, они и прикасаются к волнующему, пугающему, как бы становясь сопричастными, и выброс адреналина свой получают, и при этом не покидают свою зону комфорта. Очень удобно.
Откуда я знал, что рассказывала Бартош Овце, если я только зашел в стафф? Так никто никогда не слышал от нее других историй. Или не хотел слышать. Это, вон, Кононова может с восторгом описывать, как их на восьмое марта катали на казиношном лимузине, загрузив в салон сколько-то ящиков шампанского. Уверен, Ташиной ноги в том лимузине не было бы, случись ей работать с Лошадью вместе в ту пору. Зато всяких пойманных на мухлеже и за то пробитых авторучками ладоней, летающих предметов, вскрытых черепов – этого в памяти Бартош столько, что можно часами рассказывать.
– На третьей неделе моего стажерства я стояла на маленьком покере, – ровным голосом принялась за рассказ Таша, сложив кисти на закрытой книге в мягком переплете (Ремарк, «Три товарища» – это я пригляделся). – Маленький, потому что ставки от пятидесяти рублей в анте. С опытным инспектором, конечно. За спиной, через стену – бар, там какие-то громкие разборки, но они там каждый день, никто не дергается.
– Каждый день?! – воскликнула Оля, прервав рассказчицу. – Ой, извини.
Я эту историю уже слышал, но остановился у двери в мужскую раздевалку, послушать. Время позволяло, а ровный голос этой девочки всегда меня успокаивал.
– Я делаю очередной шафл, мне подрезают колоду, – продолжила, как ни в чем не бывало, девушка. – И тут мой инспектор ойкает, приседает и в полуприседе просачивается в стафф. Стафф к нашему маленькому покеру как раз ближе всего. Тут же под рулетку напротив меня прячутся дилер с инспектором, игроки все куда-то разбегаются. Кроме одного, за моим столом. Мимо пробегает пит-босс, тоже в стафф. Это все очень быстро происходит. Я начинаю крутить головой: непонятно же, что случилось? И вижу двоих в проходе в полутора метрах от моего покера со стволами.
– Ах! – попыталась вырвать законные лавры у Алии Овца.
– За столом сидит один игрок, спокойно поигрывает фишками, курит, наблюдая за сценой. А у меня в голове одна мысль: «Можно ли мне сдавать карты, если у меня нет инспектора?»
– Серьезно?! – всплеснула руками стажерка.
– Да. Это меня очень тревожило. По правилам нельзя, я же стажер, но инспектор на момент расстановки анте была на месте. В том, что она покинула стол, моей вины нет. Перевесило мои сомнения то, что к четырем боксам со ставками прилагался только один клиент, так что я его спросила, можем ли мы подождать, пока другие вернутся?
– Да ну, неужели не было страшно? – не верить словам Таши можно, если не знать ее чуть получше.
– Они же не на меня направляли стволы, – пожала плечами Бартош.
Не дожидаясь завершения потока вопросов вроде: «А если бы?! А часто такое бывало?» – я пошел переодеваться. Если бы дурочка Оля не перебивала, уже бы узнала, что в финале истории выстрел-таки прозвучал. У одного из участников разборки слегка сдали нервы. Никого не задело, бандит был псих, но садиться за огнестрел не хотел, так что пальнул в потолок, для пущей убедительности аргументов. После пальбы на тех двоих навалились свои же, разняли: лучше сами, чем если менеджер исполнит угрозу и вызовет ментов. Охрана, успешно отморозившаяся в баре и зале с игровыми автоматами, после того, как вывели спорщиков, громко и уверенно уверила клиентов, что ситуация урегулирована. Менеджер распорядился о выпивке за счет заведения, пит-босс и дилеры тонкой струйкой потянулись обратно в зал, дергаясь до самого утра на малейший шорох.
Под шумок из флота большого покера уволокли стек крупного кэша, но видео-наблюдение в кои-то веки отработало свой хлеб. Кэш вернули. Мужичка, оказавшегося слишком глупым, чтобы попытаться разменять стыренные фишки в ту же ночь в кассе, немножко прессанули. Дилеру, не закрывшему флот хотя бы просто крышкой перед побегом, выписали штраф. А, если бы не нашелся вор, то и сумму украденного вычли бы из «зэпэ». Собственно, только по этой причине работники узнали о судьбе кэша и мужичка – просветили перед всей сменой девочку-крупье о всех вариантах последствий.
Ташу сняли со стола после того, как она закончила-таки ту раздачу, над которой зависла: сдавать или не сдавать? Пит-босс потом в стафф-рум ее долго пытала, почему она не убежала вслед за инспектором, и удивлялась ответам. Таша удивлялась, чему удивляется пит-босс, и почему вообще ей нужно было убегать? Тогда ей рассказали несколько историй маленького городка, где пули летели чуть реже, чем фишки, с рикошетами от металлических плафонов над столами, прострелами конечностей и одной, самой безрадостной, историей с выстрелом в глаз.
Вся эта ситуация не научила Ташу бояться за свою жизнь. Зато она сделала для себя вывод: в аховой ситуации надо накрыть флот крышкой. И даже, в особых случаях, лечь на крышку сверху для надежности. Пуля-дура, она может пролететь мимо, а украденные фишки – это огромная дыра в бюджете.
Игрок, просидевший за Ташиным столом, пока другие драпали, перед уходом передал через бар для Бартош бутылку шампанского. После открытия в том казино чай крупье принимали только «натур-продуктом» – тем, что можно было купить в баре, то бишь шоколадками, соками и алкоголем. И попросил передать на словах: «У малышки есть яйца».
У малышки просто были проблемы с инстинктом самосохранения, а шампанское было распито по утру всей сменой. Бартош не жадная, и к алкоголю относится с прохладцей.
Когда я вышел из раздевалки, Ира, сегодняшний пит-босс, уже раздавала назначения по столам.
– Бельский! – махнула рукой она, завидев меня. – Я в курсе про ваши договоренности, но ты идешь дилером на первую рулетку. Шаева отдыхает.
– Может, пусть почипует? – если Ирина хотела меня огорчить, то это она крупно промахнулась.
Тянуть Овцу до высокого звания дилера я не рвался, а рулетка – мой любимый стол.
Девчонке сидеть в стаффе бесполезно, это только опыт просиживания зада принесет, а так хоть пальцы разомнет.
– Ладно, – пит-босс выгнула бровь, но не стала никак комментировать мое предложение. – Тогда Маленький на отдыхе.
Это даже не прозвище, а настоящая фамилия вихрастого очкарика. Впрочем, его уже успели окрестить Гигантом, то ли от противного, то ли у кого-то с чувством юмора беда.
– Ир? – заглянул в стафф Антон, второй сегодняшний пит-босс.
Та махнула папкой, напомнила про пять оставшихся до смены минут и вышла.
Эти двое забавно друг дружку дополняли: коротко стриженная, никогда не красящаяся, слегка мужиковатая Ирина, и мягкий, ухоженный Антон. Из них двоих маникюр делал как раз Тоха, Ира на это плевала, как и на должностные инструкции на сей счет. Зато Антон влет считал выплаты по устным ставкам любой сложности. Именно он учил нас считать комплиты. А Ира была «свой парень». Она дымила в окно мужской раздевалки (женская упиралась в менеджерскую и зал, там окон не было), крыла матом как заправский сапожник, и лихо решала любые конфликты.
– Пять минут, пять мину-ут, – пропела ей вслед Обуреева. – Шифоньерчик, ты свою Овечку от тела не отпускаешь теперь ни на миг? М-м, а это правда, что тебе разрешено делать с ней все-все?
Оленька зарделась, я привычно проигнорировал нашу язву.
– Он-то Шифоньер, а у тебя пустая антресоль, – без намека на эмоции высказала Бартош, откладывая книгу на уголок спинки дивана. – И эхо, эхо, эхо…
У нас прекрасный, дружный коллектив. За некоторыми исключениями, вроде Майи.
За первой рулеткой творился карнавал: трое латиносов, одна азиатка (я их совсем не различаю, мне едино, кто китайцы, кто тайцы), помятый и усталый русский переводчик и с пяток «болельщиков» разных мастей. Латиноамериканцы засыпали поле зеленым, черным и желтым цветами, азиатка играла по шансам, гранича с максимумом стола. Русский очень извинялся, но переводил, что, по мнению его клиентов, квалификация у крупье весьма низкая. Настоящие и детальные высказывания эмоционально жестикулирующих «туристов» я предпочел не знать. Очевидно же, там ничего нового, только на красиво звучащем языке.
Вообще, обычно такая публика нас обходит стороной. У нас демократичное место, не пафосное. Ни тебе колонн мраморных, ни позолоты. Крупье до идеала не вышколены. Даже английский выше уровня «школьной программы» не обязателен для приема на работу.
В любом случае, это веселее, чем обучать пугливую и не шибко умную стажерку.
А потом я глянул в сторону флота. Мне пришлось постараться, чтобы не уронить челюсть: фишек крупного номинала в нем фактически не осталось. Вообще, нам не вдалбливали, что клиента надо непременно обыгрывать. По рассказам дилеров со стажем, во многих местах «сливать» или «отдаваться» – это чуть ли не смертельный грех, достойный порицания и презрения. Мы к проигрышам относимся спокойно: «побеждающий» казино игрок обычно оставляет чай, если не жмот, а еще они (игроки) имеют свойство возвращаться. И приносить обратно весь свой выигрыш. Правда, это не относится к таким вот явно заезжим персонажам.
Макс уже сменил инспектора, Оленька встала на место чипера. Предыдущий, тоже пингвин, просто высыпал из рук набранные фишки, «зачистил» руки – это когда мы показательно вытираем открытые ладони одну о другую, показывая (в основном на камеры), что в руках ничего нет – и помчался в сторону свободы, то бишь, стаффа с раздевалкой. А я пока стоял близ текущего дилера. Спин он закрутил длинный, потом выплаты, в это время меняться нельзя. Только после снятия долли с номера парень из дневной (забыл его имя, он из опытных) мог покинуть стол.
Выпала шестерка, средне засыпанная цветом, были в разы более загруженные номера. Крупье зачистил поле, и начал оплачивать шансы. Сыграли: малое, черное, четное, первая дюжина, третья колонна; именно то, что поставила азиатка.
Я сменил «дневника», закрутил от шестерки. Как и мой предшественник, я делаю длинные спины, оборотов сорок-пятьдесят. За это время можно поле нагрузить по полной. Чем и занимались латиносы. Азиатка же закрыла глаза, приложила руку к броши в виде стилизованной сосновой веточки (очень похожей издалека на настоящую), затем быстро раскидала ставки: черное, нечетное, малое, вторая дюжина, вторая колонна. Я объявил завершение ставок, шарик сделал еще несколько оборотов и аккуратно закатился в семнадцать. Поясняю: семнадцать – черное, нечетное, малое, вторая дюжина, вторая колонна.
Я поставил долли, зачистил стол, раскрыл номер для инспектора (так, чтобы с его позиции было видно, сколько где и каких фишек). Выгреб из флота почти что крайние остатки кэша на оплату шансов. Постучал пальцем по пластику, мол: «Еще раз, и тут будет пусто-пусто». Услышал в ответ, что скоро поднесут новые фишки. Вздохнул, глядя на неловкие Олины пальцы. Хороший чипер уже бы больше порядка навел, и в первую очередь собрал бы те цвета, которые нужны для выплаты, а отличный чипер посчитал бы и подготовил «нарезку»: крайне редко выплата бывает ровной, чаще всего надо или с полного стека срезку делать, или дорезать нужное количество (если жетонов меньше четырнадцати). Оле до отличного чипера было так же далеко, как от Питера до исторических родин наших «туристов».
Закрутился новый спин, возле стола материализовался Драган с подносом для фишек (это такой пластиковый короб с отделениями внутри и замочком снаружи). Азиатка снова смежила веки, приложив кончики пальцев к брошке. Расставила кэш на: красное, четное, большое, третья дюжина, третья колонна.
– Мудан, не следует, – едва слышно сказал Драган на русском, затем еще что-то добавил на незнакомом мне языке.
Шарик, почти уже завершивший вращение, бешено заскакал в барабане, стуча о дефлекторы. Я почти видел, как он закатывался в номер тридцать шесть перед тем, как начать эти скачки.
Азиатка склонила голову, ответила менеджеру на том же незнакомом языке, бросила горсть тысячных фишек, добавив без малейшего акцента:
– На чай, – после чего встала и прошествовала к кассе.
Загалдели латиноамериканцы, отчаянно жестикулируя.
– Они просят выплату и размен в деньгах, – со вздохом сообщил переводчик.
– В кэше? – уточнил Макс, хотя тут разночтений не могло быть, обмен наличных на фишки за столом производится, а обратно – только через кассу.
Мы завершили дела с «туристами», следом за которыми испарились и «болельщики». Загрузили свежим кэшем почти разоренный флот. Меня подмывало спросить Драгана, что же он такое сказал азиатке, но в хороших отношениях мы не были (и никто не был, сербы держались наособицу), а излишки любопытства имеют свойство выливаться в неприятности. Это мне после одного горящего гаража точно известно.
– Я тебя помню, – указал на меня пальцем серб. – Ты был про̏ст. До̏бри.
И ушел, я только рот успел открыть, чтобы все же спросить об уточнении.
Сменили нас всех троих одним стажером Пашей. Поскольку рулетка опустела, его туда поставили манекеном, чтобы было видно: сюда можно идти с фишечками, открыто! Заодно, пока стоит, закручивать спин потренируется. Пит-боссы дружно закатывали глаза, показывая, как «хорошо» у всех стажеров летнего набора со спином дела. В дневной смене парень зарядил клиентке почти в глаз, скандал был жуткий, Ненад потом чуть лохмы на голове себе все не выдергал.
Димка как-то под пиво разболтал, что положение Ненада в нашем чудном заведении самое шаткое, его вообще у нас быть не должно было. К нам на открытие должен был прибыть менеджером югослав с таким стажем, что иные не живут столько. Но того югослава в последний момент сманили в первопрестольную. Так подхватили Ненада, и, случись необходимость в кадровых перестановках, под ним стул зашатается в первую очередь. То-то наш хоббит злой такой…
– Андрей, ты же видел, видел?! – стоило закрыться двери в стафф-рум, прорвало Овцу. – Как она это делала? Типа в шар хрустальный глядела? Шарик заговаривала? Как?!
– Если под хрустальным шаром ты подразумеваешь стакан с соком, то так оно и было, – хмыкнул Макс. – Такая большая, а до сих пор веришь в сказочки…!
Без фирменного непечатного Находько был бы не Находько.
– Совпадения случаются, – поддержал я Макса, стараясь, чтобы голос звучал убедительнее. – А как не совпало, так она и улетучилась.
– Да нет же! – не унималась Оленька. – Точно вам говорю, что-то эта тетка знала.
– Ага, я понял: ты так медленно собирала фишки, потому что разгадывала тайны вселенной, – поддразнил я. – Спустись с небес на землю, девочка. Твое дело не ворон считать и не фантазировать, а чиповать, учиться считать выплаты да помалкивать в тряпочку.
– Надо будет эту идею знакомым подкинуть для зомбоящика, – Макс развалился на диване, вытянув ноги. – Запустить… шоу со всякими экстрасексами… пардон, мадмуазель, экстрасенсами, гамадриадами и потомственными чернокнижниками. Пусть они угадывают номера на рулетке, клады ищут, могилы со свежими жертвами маньяков на кладбище находят. Огонь идея! Назвать: «Мистическое противостояние». Нет, лучше – магическое, так…, звучит убедительнее.
– Порнографическое, – по лесенке из ВИП поднялась Алла Кононова. – Е…стическое.
Лошадь сняла с левой ноги туфлю, запустила ее с силой в стену над головой Макса. Выматерилась так сочно, что Шпала (даже не дрогнувший, пока в его сторону летел снаряд) зааплодировал. Сняла вторую, с правой, швырнула в доску с графиками смен и объявлениями для персонала. Добавила еще одну тираду на могучем нашем языке.
– Сегодня обучение не состоится, – констатировал я. – ВИП-зал занят.
Алла подобрала обувь, кликнула электрический чайник.
– Кто-нибудь будет кофе?
– Мне со сливками сделай, Лошадушка, – подал голос Находько, совмещая в одном прозвище Лошадь и Душку (так порой за открытость характера Аллу называли тоже).
Не стоит думать, что Кононова поехала кукушечкой, или что она одна такая. Нас тут всех порой срывает. А Алла живет по принципу – не переполняй чашу. Выбесили – запули обувкой в стенку и сбрось эмоциональный пик. Встрепенулось высокое (или не очень-то) чувство – не трать время на душевные метания. Потянуло к пироженке – покупай и ешь ее, хочется весело провести время – проводи. Не раз бывало, что после посиделок Лошадь тыкала пальчиком в приглянувшегося коллегу и спрашивала низким, бархатным голосом: «К тебе или ко мне?» – и крайне редко нарывалась на отказ. Этот ее голос пробирает до пяток.
В казино вольные нравы: связи на раз тут в порядке вещей, бывает, что и семьи складываются. И рушатся прежние под весом накапливающихся недопониманий, разности графиков и обид… На интрижки все смотрят сквозь пальцы, до тех пор, пока те не несут ущерба заведению. Так, Кононова может спать с кем угодно из дилерского состава, но лучше ей не связываться с кассирами, охраной или (ой-ой) официантками. Ведь такая связь – это гипотетическая возможность обналичивать кэш, а доверчивостью начальство не грешит, что целиком согласуется с должностной инструкцией.
Вполне себе у Лошади жизненная позиция, я считаю. Вреда окружающим не наносит, разве что пингвина-девочку в ступор вогнала витиеватостью и насыщенностью фраз. Так это ничего, той полезно просвещаться: больше услышит по эту сторону дверей стаффа, меньше удивится, когда подобное польется с той, игроков, стороны в ее, пингвина, адрес. А это случится, как бы не оберегали начинающих крупье наши заботливые пит-боссы.
Я тоже не чужд нецензурщины, хоть и предпочитаю высказываться вроде: «Я сейчас пойду искать на карте мира Катманду, извольте следовать за мной, пожалуйста». Карта мира – это вообще поле непаханое для оскорблений. Помнится, назвал мне па однажды местечко в Новой Зеландии – Тауматауакатангиангакоауауотаматеапокануэнуакитанатаху, так у меня на середине прослушивания уши в трубочку свернулись, а ему нормально, не запнулся даже, произнося сие названьице. Или его привычная шутка в период сессий о единственном отличии студента на экзамене от столицы Камбоджи: столица – Пномпень, тогда как студент пень пнем. Для совсем непонятливых есть городок в Канаде с названием Дилдо, а уж сколько всякого абсурда на просторах необъятной нашей родины, от Большого Куяша до Верхнего Зачатья… Очень помогает, кстати говоря, знание географии в пустые смены, при игре в города.
Эта вот смена, выпавшая на будни, пустой не была, даже ВИП до самого утра проработал. Его заняли спортсмены, гордость и надежда нашей сборной, которых лично мне хотелось прикопать тихонечко. Как однажды Миха (белорус и любитель черепушек) советовал: в тиши и тьме, мол, утихают страсти, приходит понимание своего места в мире, а как откопаешься – все вокруг такое яркое, и дышится особенно хорошо.
Мечты мечтами, но в относительной узде этих, которые гордость, удерживал только вид Драгана, стоящего у бара, поодаль от игровых столов. Менеджер подкидывал монетку высоко в воздух и ловил одним из пальцев. В полете монетка находилась долго, а в то время, как один из профессионалов спорта (я не стану говорить какого, лишнее это, люди они публичные) потянулся через стол, чтобы схватить дилера за край жилетки (тот вскрыл у себя каре против флэша), желтый кругляш и вовсе завис в воздухе. Я это заметил, потому как стоял инспектором и краем глаза отслеживал поведение серба.
Кое в чем скидывающая излишки эмоций Кононова права: поколебать душевное равновесие может любая мелочь. Меня вот вразумила эта монетка.
– И на Пустой луг в полную луну забредать не смей! Даже днем не советую, а уж ночью – косточек не останется, там своих, от коровьих до людских, валом навалено, новым места не сыскать, их водные духи на побрякушки до зари разберут.
Это Мал Тихомирыч вещал, уплетая торт Муравейник, с зарплаты принесенный в дом. Я не особый любитель сладкого, тортик покупался в качестве угощения и некой платы за беседу. Глупо ведь: ничего не зная о свалившейся на меня небывалищине, не расспросить пару нечистиков, с которыми у меня вроде как налаживался контакт. Об опасностях, о возможностях…
– Ты про поле Потешное? – уточнил Кошар, всколыхнув во мне понимание, о чем парадник речь вел – о Марсовом поле.
Там еще после февральской революции косточек зарыли немало, это каждый знает.
– Про него, поганое. Ох, как на нем утопцы резвятся, да девки тинные, да водник пузо греет под луною.
– Я столько раз мимо ходил, вроде живой, – слегка поежился. – Не совсем впритык, вдоль Фонтанки.
– То прежде было, – парадник смешно покачал своими лохмами. – В прошлом годе было твое вроде. Теперь если один идешь, да луна полна, сторонись, а лучше езжай на этой, как ты называл повозку самобеглую?
– На маршрутке, – подсказал я, подкладывая на опустевшую тарелочку перед парадником новую порцию сладенького. – А чем она мне поможет?
– Железо, людишки, быстрота, – загибая пальцы, перечислил Мал Тихомирыч. – Мы существуем медленно. Исстари как повелось, так и не сменилось. Покуда почуют, покуда потянутся, тебя и след простыл.
– Невелик дело говорит, – вальяжно потянулся на подоконнике Кошар. – Но ты понимание имей: таковое к простым духам относится. Те, что в человечьем теле ходят, в разы опаснее.
– И ездят не на маршрутках, а на гоночных тачках, я понял, – покивал, хлебнул чаю.
– А по Обводному и ездить не вздумай, не то, что ходить! – встрепенулся мой седовласый советчик. – Зло растревоженное не уснет вовеки, людишек-то оно губит, а тебя и вовсе смаковать станет. Ох, участь недобрая у тех, кто в его водах канул… Ни за какие коврижки не ходи повдоль Новой Канавы, Андрей! Под страхом смерти не ходи!
На этом парадник резко засобирался, отказавшись делиться подробностями. Была, я помню, какая-то нехорошая история про строительство теплотрассы в двадцатых, но в чем заключалась – это не ко мне. Одно то, как парадник разнервничался, о многом говорит. Нечего мне делать на Обводном, галочку себе поставил.
– Теперь ты, хвостатый товарищ, – обратился я к Кошару. – Скажи что-нибудь дельное, для выживания нужное и важное.
Он хлобыстнул хвостом по подоконнику, напомнив о давешнем пыльном облаке и тому, что его предваряло.
– Был не прав, – сказал я: ошибки признавать никто не любит, только настаивать на своих заблуждениях – это свойство баранов. – Про няньку. Совету о разумной осторожности внял, обдумавши.
Серьезно, манера речи моих новых знакомцев из преданий старины далекой на меня влияет ого как. Того и гляди, привыкну, начну подобно «соловию стараго времени» высказываться.
– Доля и Недоля справно ткут, да вяжете узлы уж вы сами, – вздохнул Кошар. – Что ты хочешь услышать, Андрей?
Я сделал большой глоток чая, повертел в руках чашку, задумавшись.
– Я о своем сродстве с огнем знаю только с чужих слов. Ты говоришь, тот служивый утверждал… А сам я его даже не чувствую. Это как иметь счет на огромную сумму в забугорном банке, но не знать к нему кодового слова, без которого ни гроша с этого счета не выдадут.
Затрепетали усы, желтые глаза закрылись.
– Сила великая, сплавилась с сутью накрепко. Вот что скажу: на голые камни сколько зерна не сыпь, всходов ждать не след, да и на худой земле налитого колоса не поднимется. В твоих предках кто-то могучий был. Силу не передал, но кровь не водица, все помнит.
– Мои предки: домохозяйка и профессор университета, – покачал головой я. – Бабушки и дедушки умерли до моего рождения, я о них мало что знаю.
– Не мне искать истоки твои, – махнул лапой Кошар. – Мне б сберечь твою буйну голову… Позови его.
– Огонь позвать? – слегка оторопел я. – Как? Елочка, гори?
– Да не голосом же! – заалели глаза у Кошара. – Покажу, но не долго, не те у меня ныне возможности.
Он приложил лапу к груди, вырвал несколько шерстинок, и те, взмыв повыше, вспыхнули тонкими язычками пламени, а на протянутой ко мне лапе лежал тлеющий уголек. Миг – и все пропало. Кошар как-то сгорбился, потемнел.
– Ты в порядке? – встревожился я, но мой собеседник и наставник по совместительству только лапой махнул.
– К ночи восстановлюсь. Мой огонь не чета твоему, ты звать – зови, но легонечко. А то тушить придется. И вот что в уме держи ежечасно: не ты – его, он – твой.
Я вздохнул: ждать от заревого батюшки доступных моему понимаю объяснений было наивно. Что же, стоит попытаться визуализировать по примеру, разве что без выдергивания шерсти: у меня на груди зарослей особых не имеется, да и больно это. Я представил так четко, как мог, уголек на ладони с язычком пламени над ним, и постарался внушить себе, что весь я нормальной температуры, а ладошке теплее, как в детстве в рукавичке.
Таяли минуты одна за другой, я им счет потерял, раз за разом рисуя в воображении тот уголек. Лоб покрылся испариной. А потом это случилось: прямо на моей руке, над линией вроде как судьбы (хиромантией не увлекался, зато встречался одно, очень недолгое, время с любительницей разных гаданий) вспыхнуло переливчатое многоцветное сияние, больше всего похожее на северное, миниатюрную его версию. От изумрудной зелени к темно-бордовому, затем от солнечно-рыжего к тускло-фиолевому. Оно мало общего имело с тем, что я старательно представлял, зато было намного красивее. Жаль, что развеялось быстрее, чем я успел налюбоваться.
– Огонь небесный и огонь земной, живой огонь и огонь мертвый, все огни тебе подвластны, – с благоговением проговорил Кошар. – Он твой, помни, не ты – его. И ступай уже спать, тебе снова в ночь в твой вертеп.
График моих смен овиннику запомнить легче, чем простое название итальянского происхождения, означающее в переводе просто «домик».
Совет идти спать был верным, только мне не спалось. Все крутились в голове события прошедшей ночи, с азиаткой и Драганом. Овца не ошиблась: женщина шансы раскладывала явно не «от балды», это прям к гадалке не ходи. Как ей оно удавалось: заглядывала ли она в будущее, с духами ли советовалась или еще что – мне этого не узнать, нечего морщить извилины. Да и вряд ли я еще когда-нибудь столкнусь с этой дамой. Ее доходчиво на место поставил наш серб, выставив вон. После виденного можно утверждать наверняка: сам менеджер отнюдь не «про̏ст».
