Блокадные девочки – Карина Добротворская

Начну с того, что хотелось бы определиться с категорией данного произведения. Когда я беру книгу из серии «семейная сага», то настраиваюсь на чтение именно семейной саги. Если книга заявляется как детектив, то и мое внутреннее «я» настраивается на чтение именно детектива.Что мы имеем в данном случае? Книга называется «Блокадные девочки». Обложка с веселыми девчушками из периода счастливого советского детства. У меня, кстати, тоже есть такие же фото с моей мордашкой. Но, это не настораживает совершенно, и я углубляюсь в жуткие воспоминания стареньких ленинградок, переживших блокадный 900-дневный голод. Страшно и безысходно от этих воспоминаний. Это первая часть книги. И о ней я не могу ничего сказать, кроме одного: «Господи, не дай этому ужасу повториться!»А вот теперь мы подошли ко второй части, заявленной, как дневниковые записи автора, которые велись ею в процессе подготовки этой книги. И тут, в процессе чтения, у меня возникла раздвоенность восприятия. Стала нарастать агрессия к богатенькой тетеньке, выставляющей напоказ свои возможности в сумасбродных покупках дорогой квартиры в престижном районе Петербурга, владеющей домом в Черногории, квартирой в Москве и сравнивающей отдых на Мальте с Мальдивами (а вы знакомы с преимуществами одного курорта перед другим?). Многократные курсы детокса, которыми изнуряет себя автор, дабы достичь приемлемого лично ею веса. Постоянное перечисление блюд, поедаемых и отрицаемых ею в обществе «великих людей» в крутых ресторанах. Название их я вам даже не буду перечислять. Это не интересно, поверьте на слово. Где-то в середине этой части авторского эксгибиционизма у меня начинает проклевываться к ней жалость. Миллион возможностей безбедного существования. А она варится в аду своих комплексов неполноценности. Хорошо, что она сама это понимает: Нельзя жить и чувствовать себя такой несчастной. Я, как идиотка, свою блокаду сама себе устраивала и сама прорывала.

Меня родители тоже заставляли съедать все, что находилось в тарелке. Они тоже пережили голод, как и предки Карины. Папа, например, был одиннадцатилетним пацаном, когда Антрацит оккупировали фашисты. Он рассказывал и о голоде, когда ему, старшему у больной матери, приходилось обходить окрестности в поисках еды. Самым ярким эпизодом, который я помню, это рассказ о каше, которой его «угостили» немцы. Видя голодные глаза, предложили столько, сколько он сможет унести. А в чем нести? Папа подставил подол рубахи, в который ему стали накладывать кипящую кашу! И, гогоча вслед, делали ставки, когда же он сбросит этот кипящий ужас. Папа ее донес… Шрамы на животе оставались на всю жизнь, но малышей они с мамой могли кормить этой кашей несколько дней. О том, что происходит в голове автора хорошо сказал ей М. Гершензон : Гламур – концентрация прекрасного. Блокада – концентрация ужасного. И оказаться между ними – это драма.

Карина пытается выбраться из этих тисков. Об этом вся вторая часть книги. И тиски ее носят такое вот красивое и новомодное название: Не́рвная орторекси́я (Orthorexia nervosa, от греч. ὀρθός – «прямой», «правильный» и ὄρεξις – «позыв к еде», «аппетит») – расстройство приёма пищи, характеризующееся навязчивым стремлением к «здоровому и правильному питанию», что приводит к значительным ограничениям в выборе продуктов питания. Лица, страдающие орторексией, обычно не употребляют в пищу соленое, сладкое, жирное, а также продукты, содержащие крахмал, клейковину (глютен), алкоголь, дрожжи, кофеин, химические консерванты, небиологические или генетически модифицированные продукты. Среди лиц, страдающих орторексией, популярны различные диеты и сыроедение. Иногда исключаются мучные, мясные или молочные продукты. Этот термин появился в 1997 году, но до сих пор он остается малоизвестным широкому кругу людей. Зная о тех страданиях, которые испытывает автор, иногда хочется ее пожалеть. Но, жалость быстро улетучивается. Потому что, вот буквально сегодня, опять в новостях говорится о 15-летней девочке, умершей от нервной анорексии. А это то, что доступно нам всем, людям среднего достатка, в отличие от новомодной орторексии.Так в чем же она? В чем цель книги? Предупреждая агрессию обманутых читателей, автор пишет о цели так: Разобраться со своими детскими ужасами. Жалкие попытки увязать чужие страдания и собственные неврозы.

Да, попытки жалкие и мало кому полезные. Но, четверку я книге поставила за обилие ссылок на серьезные книги о блокаде, книги, которые я смогу прочесть благодаря наводке именно этого автора. И за это спасибо тебе, Карина!PS: Так к какой категории относится книга? Как мне кажется, ее надо издавать в ряду психологических произведений. Возможно, там будут более адекватно настроенные читатели. Как говорил Д.Шостакович (это я узнала тоже из книги Карины Добротворской): Иметь возможность горевать – это право, которое дается не всем и не всегда. Хочется добавить: и желательно все же соблюдение норм человеческой этики. Которую еще пока не отменили в наши времена всевластья и разрушения. Так что, если у вас проблемы с собственным "я" и желание разобраться с ними – книга вам в помощь! А если вы хотите действительно блокадной тематики, то прочтите только первую часть «Блокадных девочек». Или просто пройдите мимо книги, выбрав другое произведение на эту тему.

В принципе, я хотел пройти мимо этой книги. Вернее не так. Я неправильно высказался. Я не жалею, что изучил текст книги, но рецензию мог бы и не писать, ибо ее уже давно разобрали пытливые и умные читатели. Но есть в этих интервью жителей Ленинграда, будучи детьми, встретивших блокаду, одна особенность, о которой хочется поговорить.

Я искренне не понимаю людей, которые изучают историю нашей Родины по художественным романам. Ну ладно, бог с ними. Но еще большее недоумение у меня вызывают лица, которые решают исторические вопросы посредством одной – двух книг воспоминаний и мемуаров. Я довольно часто пишу об этом казусе и называю таких читателей «жертвой одной книги».

Вообразите, человек берет условный том, одно мнение, ладно, максимум два мнения, и на этом останавливает свое образования, говоря, что он все понял. Прочитал Деникина и Врангеля и разобрался в Гражданской войне. Прочитал воспоминания Никулина и разобрался в Великой Отечественной. Прочитал Алексиевич, ух, вот она правда о судьбе женщин на войне.

Звучит бредово. А ведь судя по многочисленным рецензиям так оно и есть.

И я настоятельно рекомендую данную книгу Добротворской к прочтению, как яркий пример того, что люди жившие в нашей стране были разными. Они по-разному мыслили, по-разному пропускали через себя события и соответственно эта разность видения ситуации воплощалась на бумаге в виде многочисленных интервью, воспоминаний и мемуаров.

Итак, читатель, перед вами восемь интервью, которые взяла Карина Добротворская у блокадниц, встретивших блокаду Ленинграда в юном возрасте:

– Галина Петровна Афанасьева (встретила блокаду в 11 лет);

– Зоя Николаевна Смирнова (12 лет);

– Нина Алексеевна Зацепина (7 лет);

– Анна Никитична Хорева (14 лет);

– Ирина Борисовна Скрипачева (10 лет);

– Нина Александровна Аникеева (15 лет);

– Римма Сергеевна Гордон (8 лет);

– Елена Яковлевна Добротворская (10 лет).

Во-первых, нужно выразить благодарность этим мужественным людям, выжившим в блокадном Ленинграде и продолжавшим строить нашу великую Родину после окончания Великой Отечественной.

И обратим внимание на их ответы, из которых мы в частности увидим, как относились ленинградцы к религии и церкви в годы войны.

"– Ваша мама всегда была верующей?

– Всегда. Она была из зажиточной купеческой семьи.

… – Вы в блокаду ходили в церковь с мамой?

– Я – нет. Но мама ходила с моей сестрой Мусей – на Охте церковь работала. А когда мама умерла, она как будто передала мне свою веру. И я стала верить (стр. 27-28, З.Н. Смирнова).-За счет чего вы выжили?

– Это все-таки воля неба. Господь. Другого мнения быть не может. Мамина тетя, баба Настя, меня двум молитвам научила…

– Вы – верующий человек?

– Да. Прадед мой Андрей служил в храме, но я была шустрая и болтливая, поэтому взрослые от меня это скрывали. Мама в церковь не ходила, у нее ведь муж – командир, но в душе верила" (стр. 49, И.Б. Скрипачева).На основе воспроизведенных мной цитат, можно утверждать, что в Советском государстве, стоящем на фундаменте материализма, почти все скрытно верили в бога и посещали церкви. И эти цитаты очень удобно ложатся в современную канву истории, которую пытаются на всех уровнях нашей жизни пропихнуть в общество люди в черных рясах. Хотя, на мой взгляд, все эти рассказы о том, как икона, якобы пролетевшая над Москвой, спасла Советскую столицу от захвата ее фашистами, лишь нивелирует подвиг и жертвенность наших великих Советских предков.

И чтобы убедиться в этом, нужно опять открыть книгу Карины Добротворской.

" – Сколько же человек жили в этом подвале?

– Думаю, больше ста человек. И все выжили…

– Ваша семья была верующей?

– Нет, конечно, мы атеистами были. Но бабушка по маме атеистка, а по папе – верующая, из дворян.

… – Среди тех, кто жил в этом подвале, было много верующих?

– Да никого не было! Это сейчас стали накручивать, придумывать, что все верили (стр. 63, Р.С. Гордон).– Ни в театр, ни в церковь вы не ходили?

– Я недавно прочитала про то, как священники в блокаду ходили по квартирам. Но у нас ничего подобного не было (стр. 75, Е.Я. Добротворская).– Некоторые говорят, что именно в блокаду начали ходить в церковь

– Какая церковь, о чем вы говорите! Столько ерунды говорят и показывают (стр. 20, Г.П. Афанасьева).– А чем топили?

– Топили книгами. Еще у нас был огромный буфет, его надолго хватало. У бабушки был киот, его тоже жгли. Сожгли несколько икон.

– Вы верующая?

– А я не знаю. Я крещеная. В блокаду мы в церковь не ходили…" (стр. 58, Н.А. Аникеева).Итак, на основании этих интервью мы приходим к банальному выводу.

Говорить, что в 40-х годах в Советском Союзе все были атеистами – это абсурд.

Но еще больший абсурд, утверждать, что именно вера в бога помогла Советскому человеку преодолеть все тяготы борьбы с нацизмом. Вера в бога соседствовала с еще большим неверием, а сжигание священных предметов никак не отразилась на судьбе этих мужественных людей.

Я написал, что вывод банален.

Но ведь эту банальность и не понимает большая часть читателей.

Благодаря книге Добротворской, мы можем сравнивать их воспоминания и их восприятие окружающего мира. А теперь вообразим, что восемь интервью блокадниц были бы расширены и выпущены отдельными книгами.

Вы смекаете к чему я веду?

Кто-то из читателей изучил бы 1-2 книги одной направленности, а кто-то противоположной на 180 градусов.

Я опять скатился в банальность, но вы понимаете какое интеллектуальное превосходство получает человек, который изучает разные воспоминания и разные точки зрения, а не только те, что милы его сердцу?

Читать много, читать разное, читать о своей Родине, вот цель моего очередного спича.

И чем больше вы прочтете воспоминаний, мемуаров, тем мощнее будет ваш фундамент знаний, с которого вас не сдвинешь никакими манипуляциями современных псевдоисториков.

А главное – всегда делитесь впечатлениями о прочитанном, как бы трудно вам не было.

Помните, как Итан Хоули, следуя совету своего бывшего полкового командира, каждое утро перед тем как встать на работу, мысленно пережёвывал самые больные, гнетущие думы. Со временем, терзавшие душу сомнения, комплексы и недосказанности его мира (внутреннего и внешнего) переставали быть проблемой. Они «измельчались и усваивались», т.о. он научался изгонять своих «демонов» и обретал мир с самим собой.

Фактически перед нами тот же процесс: понять что тебя тяготит, исследовать причины и попытаться «вылечиться», прожевав 33 раза.

Автор честно признаётся, что это ни в коем случае ни историческая монография, но попытка разобраться в себе, лучше понять своих «демонов» и, если получится, принять себя какая есть.

"Тетрадь" состоит из трёх частей: преамбулы, интервью с блокадницами, собственного дневника в период написания работы.

В пространном введении К.А.Добротворская объесняет причины, побудившие её взяться за написание, комплексах, которые с детства ей мешают в личном, профессионльном отношении, в вопросах воспитания детей… Благодаря этому социально-психологическому анамнезу становятся, в первую очередь, понятны те нестандартные вопросы, которые она подчас задаёт респондентам, и которые до неё вряд ли кого так интересовали.

Случайно или намеренно, но интервью подобраны так, чтобы при небольшом их количестве показать полярность мнений на ставшие догматическими в нашем сознании представления об ужасах 900 блокадных дней. Одни никогда не сталкивались с каннибализмом, другие едва ли не стали одной из жертв; кто-то умудрялся думать и о пище духовной, раз или два выбрался в театр или кино, подобно будденброковской Эльзе ночью, замерев на стуле, читал книжку с лучиной в руке, другим не хватало на это сил, времени, мотивации (?); кого загоняли смотреть казнь немцев, а кто говорит о добровольном неучастии в зрелище; кто-то до сих пор не верит, что номенклатура питалась иначе основной массы блокадников, другие были свидетелями омерзительного гурманства «элиты» и т.д. Но помимо различий есть и точки соприкосновения: тогдашняя убеждённость о невозможности сдачи города; отсутствие антисемитизма; ненависть к врагу в годы блокады и такая же жалость к военнопленным после; атрофия чувств к умирающим близким, петлёй захватившая их многие годы спустя…

Помимо общеизвестных фактов, интервью представляют интерес и с культурно-антропологической точки зрения. Автор задаёт подчас, казалось бы неуместные возмутительные своей неполитизированностью интимные вопросы: о проблемах пищеварения, менструациях, сексе, личной гигиене. Чувства, мысли, переживания личного характера не остаются в стороне. Проблема межличностных отношений, дихотомии мужчина-женщина, смены гендерных ролей с каждым новым интервью проступает всё явственнее.

Вопросы, заданные Добротворской, или непрозвучавшие, но появившиеся у автора/читателя в ходе ответов на них, вкратце изложены в третьей части книги. Наверное, для большинства прочитавших «Блокадных девочек» третья часть представляется наиболее одиозной. Зачем с таким натурализмом описывать что ты ела на курорте на Мальдивах и чем тамошняя кухня отличается от кухни Маврикия? как едят представители истеблишмента? и после какого шарика мороженого тебя уже не грызёт совесть о похеренной диете?

Тем не менее не могу не заметить, что подобная концовка логична и последовательна. При чём написана в соответствии с научным требованием к работе. Судите сами: вопросы введения здесь обобщены и подытожены; автор анализирует собранные данные и соотносит их с другими как известными фактами, так и работами, уже научного содержания (при этом личный, а не научный характер собственной работы ещё раз подчёркивается). И, наконец, в лучших традициях дипломной работы ставятся новые актуальные вопросы, которые предстоит раскрыть в дальнейшем. При чём проблемы, лишь на первый взгляд кажущиеся сугубо личными. Можем ли мы иначе трактовать трагедию блокадного Ленинграда? не лицемерно ли, прикрываясь советскими штампами и трагедией людей, разносить тех, кто видит и подаёт её иначе, при этом самим переигрывая по-новому иные, не столь «личные» сюжеты отечественной и мировой истории? как правильно подать её детям и нужно ли вообще, если они даже не знают и не хотят знать историю своей семьи? Не является ли оскорблением памяти жертв блокады её тотальная мифологизация и вся та патетика, связанная в целом с периодом ВОВ?

Являясь по сути художественным произведением, «тетрадь» изобилует большим количеством полезных и самых разнообразных ссылок на научные и столь же личные монографии посвящённые блокаде, фильмы, музыкальные композиции. Интеллектуальный кругозор и широта спектра культурных ассоциаций (характерный для обеих её книг) поражают. Находка для тех, кто только открывает для себя эту тему.

Добротворская умело оседлала своего излюбленного конька – смесь эпистолярного и дневникового жанров (развитого ею в дальнейшем в Кто-нибудь видел мою девчонку? 100 писем к Серёже ), что явилось не просто удачным, но «говорящим» ходом. Здесь внутреннее содержание обличено в правильную внешнюю форму. Личный дневник (дневниковые заметки самого автора в певой и третьей частях + личные воспоминания блокадниц), уместившийся в «пайковых» 125 страницах формата А4. Дневник Карины Добротворской о её внутренней блокаде, изжить которую не удалось.

В разрастающемся болоте разного рода автобиографий, не бесполезная, но достойная к прочтению книга. Быть может, если бы у каждого нашлись терпение и силы разобраться в жупелах детства, провести исследование, в первую очередь для себя, и возможность их выразить, психозов и неврозов зрелости удалось бы избежать.