Кардинал Йозеф Ратцингер, Папа Бенедикт XVI
Иисус из Назарета. Детство

Полная версия

* * *

Предисловие

Наконец я могу отдать в руки Читательниц и Читателей давно обещанную небольшую книгу о детстве Иисуса. Она не является третьей частью, а служит своего рода «преддверием» к двум предыдущим частям, посвящённым личности и миссии Иисуса из Назарета. На этот раз я в диалоге с предшествующими и современными толкователями попытался прояснить то, что рассказывают о детстве Иисуса в начале своих Евангелий Матфей и Лука.

Верное истолкование, по моему убеждению, подразумевает два этапа. Во-первых, необходимо задать вопрос, что именно хотели сказать своими текстами авторы того времени – это исторический компонент экзегезы. Однако недостаточно лишь оставить текст в прошлом и таким образом придать ему исключительно архивное значение. Второй вопрос надлежащего толкования должен звучать так: «Является ли сказанное правдой? Касается ли это меня? И если да, то как?» Что касается библейского текста, изначальным и глубинным автором которого, по нашей вере, является Сам Бог, вопрос об отношении прошлого к настоящему неизбежно является частью самого толкования. Это не снижает значение исторических исследований, а наоборот, повышает его.

Я постарался в этом смысле вступить с текстами в диалог. При этом я осознаю, что разговор, в котором участвуют прошлое, настоящее и будущее, никогда не может быть завершен, а также что любое толкование не может сравниться с величием библейских текстов. Надеюсь, что эта небольшая книга, несмотря на существующие в ней ограничения, сможет помочь многим людям на их пути к Иисусу и вместе с Иисусом.

Йозеф Ратцингер – Бенедикт XVI

Кастель-Гандольфо, в торжество Успения Пресвятой Богородицы,

15 августа 2012 года

Глава 1
«Откуда Ты?» (Ин 19, 9)

Вопрос о происхождении Иисуса как вопрос о Его бытии и миссии

Входе допроса Иисуса Пилат неожиданно ставит вопрос обвиняемому: «Откуда ты?» Обвинители придали осуждению Иисуса на смерть драматический характер, сообщив, что этот Иисус якобы выдавал себя за сына Божьего – преступление, за которое в законе значился смертный приговор. Просвещённый римский судья, который прежде уже высказал свой скепсис в вопросе об истине (см. Ин 18, 38), мог бы воспринять этот упрёк обвиняемому как нелепый. Но всё же он испугался. До этого обвиняемый сказал, что он – царь, но царство Его «не отсюда» (Ин 18, 36). А затем Он обозначил таинственное «откуда» и «для чего», говоря: «Я для того родился и для того пришёл в мир, чтобы свидетельствовать об истине» (Ин 18, 37).

Всё это должно было казаться римскому судье абсурдом. Но всё же он не мог избавиться от таинственного впечатления от этого человека, который был иным, нежели известные ему борцы против римского господства и за восстановление царства Израильского. Римский прокуратор спрашивает, откуда Иисус, чтобы понять, кто же Он есть на самом деле и чего Он хочет.

Вопрос о том, «откуда» Иисус, как вопрос о Его внутреннем происхождении и вместе с тем – о Его подлинной сущности, возникает также и в других решающих местах Евангелия от Иоанна, определённую роль он играет и в синоптических евангелиях. У Иоанна, как и у синоптиков, за ним скрывается своеобразный парадокс. С одной стороны, против Иисуса и Его мессианского притязания говорит тот факт, что Его происхождение известно точно: Он вовсе не пришёл с небес, от «Отца», «свыше», как Он говорит (Ин 8, 23).

Нет, «не Иисус ли это, сын Иосифов, Которого отца и Мать мы знаем? Как же говорит Он: я сшел с небес?» (Ин 6, 42).

Синоптики повествуют о точно таком же диспуте в синагоге в Назарете, на родине Иисуса. Иисус истолковал слова Священного Писания не привычным образом, но с властью, превосходящей границы всякого толкования, отнёс их к Себе и Своей миссии (Лк 4, 21). Слушатели, вполне понятно, пугаются такого обхождения с Писанием, этого притязания – самому быть внутренней точкой отсчёта и ключом истолкования Святых Слов. Испуг становится возражением: «Не плотник ли Он, сын Марии, брат Иакова, Иосии, Иуды и Симона? Не здесь ли, между нами, Его сестры? И соблазнялись о Нём» (Мк 6, 3).

Ведь известно точно, кто есть Иисус и откуда Он пришел – один среди прочих. Он такой, как мы. Его притязание может означать только высокомерие. Помимо этого, Назарет не был таким местом, о котором существовало бы подобное пророчество. Иоанн рассказывает о том, как Филипп говорит Нафанаилу: «… мы нашли Того, о Котором писали Моисей в законе и пророки, Иисуса, сына Иосифова, из Назарета». Ответ Нафанаила известен: «…из Назарета может ли быть что доброе?» (Ин 1, 45 сл.). Обыкновенность Иисуса, ремесленника из провинции, кажется, не скрывает в себе никаких тайн. Его происхождение свидетельствует о Нём как о таком же, как и все остальные.

Однако существует и обратный аргумент, свидетельствующий против авторитета Иисуса, а именно – в споре об исцелённом слепорожденном, который стал зрячим: «Мы знаем, что с Моисеем говорил Бог; Сего же (= Иисуса) не знаем, откуда Он» (Ин 9, 29).

Нечто весьма похожее сказали также и назаретяне после проповеди в синагоге, прежде чем они низвели Иисуса до знакомого и подобного им: «… Откуда у Него это? что за премудрость дана Ему, и как такие чудеса совершаются руками Его?» (Мк 6, 2). И здесь есть тот же вопрос: «откуда?» – даже если затем он снимается указанием на Его родственные связи.

«Откуда» Иисус – одновременно известно и неизвестно, ответ на этот вопрос кажется простым, но при этом всё же не исчерпывающим. В Кесарии Филипповой Иисус спросит апостолов: «… За кого почитают Меня люди?.. а вы за кого почитаете Меня?»

(Мк 8, 27 сл.). Кто такой Иисус? Откуда Он пришёл? Оба вопроса неразрывно связаны друг с другом.

В четырёх Евангелиях речь идет об ответах на эти вопросы. Они написаны, чтобы дать на них ответ. Когда Матфей начинает своё Евангелие с родословной Иисуса, он хочет сразу же поставить вопрос, откуда Иисус, в правильном свете; родословие стоит как своего рода заглавие над всем Евангелием. С другой стороны, Лука поместил родословие Иисуса в начале Его общественного служения, как своего рода публичное представление Иисуса, с тем чтобы ответить на тот же вопрос с другими акцентами – в предвосхищении того, что будет далее развёртываться во всём Евангелии. Попробуем теперь рассмотреть ближе и понять основную цель обеих родословных.

Для Матфея два имени являются определяющими, чтобы понять, откуда Иисус: Авраам и Давид.

С Авраама начинается – после рассеивания человечества в связи с воздвижением Вавилонской башни – история обетования. Авраам возвещает грядущее. Он – странник, не только из земли своего происхождения в Землю Обетованную, но и странник из настоящего в будущее. Вся его жизнь указывает вперёд, является динамикой следования по пути грядущего. Так его справедливо описывает Послание к Евреям – как паломника веры, основывающегося на обетовании: «… Ибо он ожидал города, имеющего основание, которого художник и строитель Бог» (Евр 11, 10). Обетование для Авраама относится, прежде всего, к его потомкам, но распространяется оно шире: «… благословятся в нём все народы земли» (Быт 18, 18). Таким образом, во всей истории, которая начинается с Авраама и ведёт к Иисусу, взгляд направлен на всё в целом – через Авраама должно прийти благословение для всех.

Так от начала родословия взгляд уже переходит на конец Евангелия, в котором Воскресший говорит апостолам: «… Идите, научите все народы» (Мф 28, 19). В той особой истории, которую представляет родословие, актуальным всё же с самого начала является напряжение, направленное на всё в целом; универсальность миссии Иисуса дана вместе с Его происхождением.

Структура родословия и рассказанной им истории, конечно, полностью определяется личностью Давида, царя, которому было дано обетование вечного царства: «… Престол твой устоит во веки» (2 Цар 7, 16). Родословие, которое предлагает Матфей, запечатлено этим обетованием. Оно представляет собой три группы по четырнадцать родов: сначала по восходящей от Авраама до Давида, потом по нисходящей от Соломона до Вавилонского плена, а затем вновь по восходящей до Иисуса, в котором обетование достигает своей цели. Появляется пребывающий во веки царь – правда, совсем иначе, нежели можно было бы предположить, отталкиваясь от примера Давида.

Эта структура становится ещё отчётливей, если учесть, что еврейские буквы имени Давид соответствуют числу четырнадцать и что, также исходя из символики чисел, Давид, его имя и его обетование формируют путь от Авраама до Иисуса. На этом основании можно утверждать, что родословие с его трижды по четырнадцать поколениями является подлинным Евангелием Христа-Царя: вся история взирает на Него, чей престол устоит вовеки.

Родословие Матфея – это родословие мужчин, в котором, однако, до Марии, которой оно заканчивается, названы четыре женщины: Фамарь, Раав, Руфь и «жена Урии». Почему эти женщины появляются в родословии? По какому критерию они выбраны?

Сказано, что все четыре женщины были грешницами. Так в упоминании о них отражается то, что Иисус взял на Себя их грехи и вместе с ними грех мира и что Его миссией было оправдание грешников. Однако это не могло быть определяющей точкой зрения при этом выборе, тем более что её нельзя применить ко всем четырём женщинам. Важнее то, что все эти женщины не были иудейками. Так через них в родословие Иисуса входят народы мира – становится очевидным Его послание иудеям и эллинам.

Первостепенно, однако, что всё родословие заканчивается одной женщиной: Марией, Которая в действительности является новым началом и устанавливает отношения со всем родословием. Сквозь все поколения оно шло по принципу: «Авраам родил Исаака…» Но в конце стоит нечто совсем иное. У Иисуса речь уже не идёт о рождении, но говорится так: «Иаков родил Иосифа, мужа Марии, от Которой родился Иисус, называемый Христос» (Мф 1, 16). В последующей истории о рождении Иисуса Матфей говорит нам, что Иосиф не был отцом Иисуса и что он хотел отпустить Марию из-за предполагаемого прелюбодеяния. Тогда он слышит: «… Родившееся в Ней есть от Духа Святаго» (Мф 1, 20). Так последнее предложение даёт поворот всему родословию. Мария является новым началом. Её дитя происходит не от мужа, но является новым творением, появившимся через Духа Святого.

Родословие остаётся значимым: Иосиф приходится отцом Иисусу по праву. Через него Он принадлежит законно, «юридически», к роду Давида. И всё же Он приходит откуда-то не отсюда, а «свыше» – от Самого Бога. С тайной «откуда» – двойного происхождения – мы сталкиваемся вполне конкретно: Его происхождение можно назвать, и всё же оно является тайной. Только Бог является в подлинном смысле Его «Отцом». Родословие по мужской линии имеет свой вес в мировой истории. Но всё-таки в конце – Мария, смиренная Дева из Назарета, в Которой происходит новое начало, человеческое бытие начинается заново.

Обратим теперь ещё один взгляд на родословие, представленное в Евангелии от Луки (см. Лк 3, 23–38). По сравнению с родословием у святого Матфея обращают на себя внимание многие различия.

Мы уже определили, что здесь родословие открывает общественную жизнь, так сказать, легитимирует Иисуса в Его общественной миссии, в то время как Матфей предлагает родословие как начало Евангелия вообще, переходя от него к истории зачатия и рождения Иисуса и раскрывая вопрос «откуда?» в его двойном значении.

Заметим также, что Матфей и Лука совпадают только в некоторых именах; даже в имени отца Иосифа у них нет соответствия. Как это объяснить? Помимо элементов, взятых из Ветхого Завета, оба автора поработали с преданиями, источники которых мы воссоздать не можем. Мне кажется просто излишним строить гипотезы на этот счёт. На обоих евангелистов влияют не отдельные имена, но символическая структура, в которой отображается место Иисуса в истории: Его вплетённость в исторические пути обетования, а также новое начало, происхождение которого в то же время парадоксальным образом отмечено непрерывностью действия Бога в истории.

Следующее различие состоит в том, что Лука не поднимается, как Матфей, от начала, от корня – к настоящему, к вершине «древа», но напротив, от «вершины» Иисуса опускается к корням, очевидно, чтобы показать в конце, что последний корень лежит не в глубине, но на «вершине» – Бог стоит в начале человеческого существования: «Еносов, Сифов, Адамов, Божий» (Лк 3, 38).

Общим у Матфея и Луки является то, что родословие прекращается и прерывается на Иосифе: «Иисус, начиная [Свое служение], был лет тридцати, и был, как думали, Сын Иосифов» (Лк 3, 23). По закону он считался сыном Иосифа, как говорит нам Лука. А каково было происхождение Иисуса в действительности, он уже изложил прежде в первых двух главах своего Евангелия.

В то время как Матфей придаёт своему родословию из трёх групп по четырнадцать имён ясную богословско-символическую структуру, Лука ставит свои 76 имён без явного внешнего разделения. Но всё же и здесь можно заметить символическую структуру исторического времени: родословная содержит одиннадцать раз по семь членов. Лука, возможно, знал апокалиптическую схему, которая делит мировую историю на двенадцать частей и в конце состоит из одиннадцати по семь родов. Таким образом, здесь не совсем явно указывается на то, что с Иисусом пришла «полнота времени»; что с Ним настал решающий час мировой истории: Он – новый Адам, Который вновь происходит «от Бога» – радикальнее, чем первый, не только получивший дыхание от Бога, но поистине «Сын». Если у Матфея обетование Давида накладывает отпечаток на символическую временную структуру, то Лука, возвращаясь к Адаму, хочет показать, что в Иисусе человечество начинается заново. Родословие является выражением обетования, которое касается всего человечества.

В этой взаимосвязи стоит упомянуть и другой способ прочтения родословия от Луки, который мы находим у святого Иринея. Он называет в своём тексте не 76, а 72 имени. 72 (или 70) – это было число народов мира, взятое из Исх 1, 5 – число, которое в изложении Луки появляется в виде 72 (или 70) учеников, которых Иисус избрал помимо двенадцати апостолов. Ириней пишет: «Поэтому Лука показывает, что генеалогия, которая простирается от зачатия Господня до Адама, охватывает 72 поколения. Он соединяет конец и начало и даёт понять, что Иисус объединяет в Себе все народы, которые рассеялись, начиная от Адама, и все языки, да и весь человеческий род как таковой от Адама. Поэтому Адам у Павла обозначен как прообраз грядущего» (Adversus haereses III 22, 3).

Даже если в оригинальном тексте Луки символизм семидесяти, на котором строится экзегеза святого Иринея, в этом месте не представлен, всё же подлинное намерение родословия Луки в этих словах понято верно. Иисус сосредотачивает в Себе всё человечество, всю человеческую историю и придаёт ей новое, определяющее направление, устремленное к новому человеческому бытию.

Купить и скачать всю книгу