Николай Николаевич Яковлев
Остров Панданго

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
НА ВСЮ ЖИЗНЬ

В полдень открылся маяк Позабытого берега. Дул легкий, почти не ощутимый бриз. Океан дышал спокойно; его гладкая поверхность едва колыхалась. Вокруг стояла такая тишина, что слышно было, как из далекого рыбацкого селения доносился колокольный звон.

«Какой же сегодня праздник? – не мог вспомнить Мануэль. – Надо выслать на разведку группу Лео Манжелли».

Он заглянул в ходовую рубку. Там капитан озабоченно листал лоцию и поглядывал на карту. Оказывается, судно вошло в опасную зону, изобилующую рифами и банками. Дальше двигаться без опытного лоцмана было рискованно.

– Ну что ж, станем на якорь, – сказал Мануэль. – Пошлем за лоцманом и заодно выясним обстановку на берегу.

Судно застопорило ход и бросило якорь. Вскоре один из катеров, шедших на буксире, приблизился к борту. На него стали спускаться по штормтрапу люди Манжелли. И вдруг с юта послышался громкий голос Кончеро:

– В небе гудит! Летит что-то черненькое!

Все подняли головы и, прислушиваясь, стали всматриваться в том направлении, куда показывал силач. В чистом небе действительно показалась черная точка. Она быстро увеличивалась.

– К нам летит одномоторный разведчик или почтарь, – определил Наварро.

«Но чей? – хотелось бы знать Мануэлю. – Может, правительство уже разнюхало о побеге? Сейчас самолет приглядится и вызовет по радио бомбардировщиков».

Он приказал всем покинуть верхнюю палубу, а Наварро – приготовить две зеленые ракеты.

Самолет летел не особенно высоко. Заметив неподвижно стоявшее в океане судно, он стал кружить над ним.

Недавние каторжники из тамбуров рубки и других укрытий следили за воздушным гостем.

Но вот в небе возникла дымная ниточка, распавшаяся многоцветным фейерверком.

– Свои… наши! – послышались радостные возгласы.

На встречу самолету взвились две зеленые ракеты. Заметив их, летчик приветственно покачал крыльями и повернул к берегу.

Над пляжем самолет развернулся и, снижаясь, полетел над узкой полоской прилизанного волнами песка. Приземлился он не сразу: коснувшись колесами пляжа, он странно подпрыгнул, пролетел еще метров десять, сделал поменьше скачок и застыл на месте у самой воды.

– Вот это дал козла! – воскликнул Паоло. – Удивительно, как он носом не ткнулся, мог скапотировать.

– Новичок, – заметил Наварро. – Отчаянный парень!

По приказанию Мануэля, они оба перебрались на отходивший катер, который полным ходом пошел к самолету.

Издали Паоло и Рамон видели, как из кабины вылез на крыло человек в рабочем комбинезоне, огляделся и спрыгнул в одежде и ботинках в воду. Окунувшись, он лег на отмели, подставляя голову набегавшим волнам прибоя.

«Здорово разогрелся этот парень! – подумал Наварро. – Видимо, рад, что жив остался».

Когда катер подошел к отмели, он первым подбежал к купавшемуся пилоту. Увидев перед собой довольно молодого человека, с раскрасневшимся от возбуждения лицом, он спросил:

– Что же ты, брат, на ровном месте этакую отчаянную посадку делаешь?

Поднявшийся из воды пилот сначала смутился, потом тряхнул мокрой головой и весело рассмеялся.

– Для бортмеханика, ей-богу, не плохо! – сказал он. – Я ведь не учился на пилота. И машина эта собрана по частям. С трудом склепали и отрегулировали. Сегодня я впервые вылетел так далеко. Чуть не скапотировал.

– Похоже было. Но ты молодчина! Не всякий механик осмелится взлететь, – похвалил его Наварро. – И приземлился для новичка лихо, – на две точки. Говорю тебе как специалист, сам не раз давал козла.

– Вы, значит, летали прежде?

– Конечно. И на спортивных и на боевых. Асом числюсь. Не зря же в воздушный легион приняли, – похвастался Наварро.

– И я на таком же гробу, как твой, летал, – сообщил Паоло.

Парень вдруг посуровел, не без подозрения оглядел собеседников и спросил:

– Простите, а вы кто такие? Откуда прибыли?

– Мы полосатики с острова Панданго.

– Китобои? Охотитесь за полосатыми китами?

– Да нет, просто каторжники.

– Ах, вот оно что! – обрадовался парень. – Вас-то мне и надо! Случайно, нет ли там на катере Хосе и Энрико?

– К сожалению, они остались. Но если тебе срочно, мы мигом доставим.

– А как же самолет?

– Поезжай, я присмотрю, – успокоил его Паоло. – Только выкатить надо. Видишь, как колеса увязли? Скоро совсем засосет.

С помощью парней Манжелли они выкатили самолет на крепкий грунт и развернули так, что он мог взлететь в любое время.

– Ну, а какие ты нам вести привез? – полюбопытствовал Паоло.

– Самые хорошие. Полиции не опасайтесь, ей сегодня не до вас. Под самим Коротышкой земля горит. Взбунтовались солдаты и офицеры. В городе сумятица. Вам опасны только «гринго»^[13]. Они, чего доброго, могут подняться со своих военных баз и разбомбить. Так что лучше укрыться вам под скалами. Одежду и еду скоро подбросят на автофургонах. Дорога к Позабытому берегу нами оседлана…

* * *

В часы дежурства в радиорубке смотритель маяка уловил сигналы с судна, захваченного каторжниками, но первым связаться с ним не сумел, так как от волнения оборвал тросик, а когда исправил его, то расслышал лишь конец разговора с подпольным центром и выкрик Мануэля.

Когда утром вернулись девушки, передававшие последние известия и воззвания Центрального Комитета, смотритель маяка рассказал им об услышанном.

Весть о ранении Реаля так напугала Долорес, что она стала упрашивать Энрикету немедля выйти на баркасе встречать беглецов.

– Не советую торопиться: в океане легко разойтись с судном, – сказал смотритель маяка. – Лучше дождаться здесь; они скоро должны показаться.

– А как вы думаете, есть там врач? – волнуясь допытывалась Долорес.

– Насчет этого не слышал, но знаю, что на каждом судне существуют аптечки и человек, умеющий оказывать первую помощь.

Долорес больше ни о чем не расспрашивала. Взяв бинокль, она поднялась по железной винтовой лестнице на самый верх башни и оттуда наблюдала за морем. Как только на горизонте показался теплоход, девушка закричала:

– Посмотрите, это, кажется, они!

Смотритель маяка, всмотревшись в судно, замедлявшее ход, сказал:

– Им, видно, нужен лоцман. Пошли!

Взяв с собой только Долорес, он повел баркас к теплоходу на полной скорости.

Капитан, издали разглядев на лоцманском суденышке женщину, приказал спустить забортный трап и вызвать кого-нибудь из штаба.

Долорес первой взбежала по качающемуся трапу на верхнюю палубу. Здесь ее встретили два человека: молодой был в полицейской форме, а бородатый – в какой-то полосатой рвани. У девушки тревожно забилось сердце: «Не провокация ли?»

Бородатый каторжник почему-то смотрел на нее сияющими глазами. Он вдруг раскинул руки и, схватив Долорес в объятия, принялся при всех целовать и приговаривать:

– Пальмита… моя Пальмита!

Так называл ее в детстве только брат Энрико. Как он пожелтел и постарел, бедняга!

– А почему ты с полицейскими? – шепотом спросила она.

– Какой он полицейский! – засмеялся Энрико. – Это наш Мануэль, знакомься. Моя сестра Долорес, – представил он ее товарищам. – Я думал, уж никогда не увижусь.

– Я тоже, – особенно тут, на Позабытом берегу. Извелась, ожидая от вас шифровки. – Не видя нигде Реаля, она забеспокоилась: – А где Хосе, что с ним?

– Нелепейшая история! Меня лихорадка свалила, но он все время был с ними, только на какие-то минуты остался один. И вдруг выстрелы. Мы все в этом виноваты, под конец распустились, ослабили вожжи. Но ты не беспокойся, он выживет. На счастье, нашлись хорошие специалисты, ему сделали операцию. Сейчас он спит.

– Я не разбужу… Мне только взглянуть.

– Хорошо, идем.

Энрико взял ее за руку и привел в радиорубку. Реаль лежал на койке забинтованным. Его бледное заострившееся лицо с выгоревшими усами и бровями было удивительно спокойно. Долорес подошла ближе и, нагнувшись, прикоснулась губами к его пылавшему лбу.

– Вот мы и встретились, любимый, – прошептала она. – Это я, Долорес.

Веки у Хосе задрожали и глаза медленно раскрылись. Они были затуманенными; казалось, что он ничего не видит. И вдруг Реаль отчетливо сказал:

– Я сдержал свое слово, вернулся.

– Милый, скажи, тебе очень плохо?

Он закрыл глаза и, видимо, опять впав в забытье, не ответил. Дежурный врач жестом показал, что надо выйти. За дверями он шепнул:

– Большая потеря крови. Видимо, придется делать переливание.

– Его положение безнадежно? – спросила она.

– Этого я не скажу. От таких ран не умирают, но возможны осложнения. Нужен абсолютный покой.

В это время прибыл прилетевший бортмеханик и передал Диасу письмо из Центрального Комитета партии. Оно было недлинным:

«Поздравляем всех с освобождением и началом великих событий!

Не сегодня-завтра, а может в ближайшие часы, правительство Коротышки будет сметено. Против него поднимаются почти все слои населения. Вы окажете нам большую помощь, если организуете выступления по радио известных в стране людей. Пусть они расскажут о тайной каторге и подлости властителей и обратятся с призывом свергнуть предателей и убийц, торгующих родиной. Все выступления мы запишем на пленку и будем передавать с мощной радиостанции.

Советуем на судне не задерживаться. Возможны налеты авиации. Слабых укройте в горах (палатки, одежду и продукты высылаем), а тех, кто может сражаться, вышлите в наше распоряжение.

 

Желаем успеха. Крепко жмем всем вам руки. До скорой встречи.

По поручению Революционного Комитета – Карлос».

Обсудив письмо, беглецы приняли решение: судно немедля подтянуть к скалистому берегу и высадиться. Тут же были распределены обязанности. Лео Манжелли получил в свое распоряжение один из катеров. Он должен был организовать охрану самолета и подступов к маяку. Мануэлю поручили сформировать вооруженный отряд для посылки в столицу, а Долорес и Наварро – наладить и поддерживать радиосвязь с подпольным центром.

Подбором людей, способных выступить по радио, занялся Диас.

– Эх, беда, Хосе выбыл из строя! – сожалея, сказал Энрико. – Он сумел бы подобраться к душе слушателей.

Чтобы судно могло подойти к обрывистому берегу, смотритель маяка пересел на свой баркас и, делая промеры глубин, повел теплоход по извилистому, известному лишь местным рыбакам фарватеру к бухте Терпение. Эта тесная и открытая для всех ветров бухта имела достаточные глубины, но считалась опасной для стоянки судов: во время штормов в ней трудно было удержаться на якоре.

Капитан решил идти на риск.

– Все равно, если нам не удастся стать в тень нависших скал, – сказал он, – то придется затопить судно. А так мы будем иметь жилье, камбуз и радио.

Невдалеке от бухты все почувствовали толчки: судно днищем коснулось грунта. Капитан застопорил ход.

– Надо пассажиров выгрузить! – крикнул с баркаса смотритель маяка. – Нам лишь эту банку перевалить, там глубже будет.

Судно стало на якорь. Оба катера вместе с баркасом начали переправлять пассажиров на берег.

Долорес тем временем связалась по радио с подпольным центром. Оттуда потребовали к микрофону Реаля.

– Он тяжело ранен, – ответила она. – Лежит без памяти.

Говоривший заволновался:

– Почему вы раньше не сообщили? Мы бы немедля выслали врача.

– Врачи у нас есть. Операцию делал профессор Энгер.

– Если можно, попросите профессора к микрофону.

В радиорубку позвали Чарлза Энгера. Старик коротко сообщил о состоянии больного.

– Что вам понадобится для успешного лечения?

– Было бы замечательно, если бы вы достали граммов пятьсот крови для переливания и недостающие медикаменты. Могу дать записку в клинику. Надеюсь, что там найдется хоть кто-нибудь из моих учеников или друзей.

– Хорошо. Когда вышлете с вашей запиской птичку?

Профессор не знал, что ответить. В разговор вмешался Наварро.

– Вышлем через двадцать-тридцать минут. Куда прикажете прибыть?

– Туда же, где она была.

– Ясно. Будет выполнено.

Разговор закончил Энрико Диас. Он намеками сообщил о принятых решениях и пообещал выслать весьма важные материалы для печати.

Но эти материалы не так-то легко было достать. Паблито с Жаном возились с сейфом полковника Луиса уже более часа. Разглядев на диске замка буквы, они пришли к выводу, что толстая литая дверца открывается лишь после набора определенных слов. Но что это за слова?

Они перелистали записную книжку Луиса, в надежде найти нужную запись, обшарили карманы кителя, заглянули в ящики стола и нигде не обнаружили шифра. Видимо, тайну замка полковник доверял лишь памяти.

Жан принялся наугад набирать различные слова, но все напрасно: механизм не срабатывал, замок не открывался.

– Его и не взорвешь, пожалуй, – сказал Паблито. – Вся рубка взлетит на воздух.

Кончеро, молча наблюдавший за действиями друзей, вдруг предложил:

– А если попробовать без всякого колдовства? Какой прок от букв, когда они не помогают?

Жан вздохнул и, сев на диванчик, объяснил:

– Здесь, беби, мозгами шевелить надо, а не мускулатурой.

И он невольно усмехнулся, видя, как силач, упершись ногой в край сейфа, ухватился за литые ручки. Затем что-то произошло непонятное. Жану показалось, будто на него рухнула надстройка: раздался грохот, треск… и большая тяжесть навалилась на француза. «Сейф заминирован», – решил он.

Но взрыва не было. Кончеро, не ожидавший, что дверца откроется, с такой силой рванул ее, что не удержался и полетел на спину… Он сбил с ног Паблито и, свалившись на диванчик, придавил Жана.

Возможно, случайный набор букв открыл сложный замок, а вернее всего – Луис, ложась спать, лишь захлопнул стальную дверцу, не набрав секретного слова.

– Из тебя, беби, когда-нибудь выйдет толк, – сказал Жан, с оханьем поднимаясь. – А сейчас ты только способен людей расплющивать.

Все найденные в сейфе папки с бумагами, шифры, фотографии и деньги они уложили в мешок и отправили вместе с Наварро на самолете.

После высадки пассажиров у судна уменьшилась осадка; оно осторожно вошло в бухту и стало на якорь в тени под нависшей скалой. В этом месте его трудно было заметить с воздуха.

Большинство высадившихся на берег посбрасывали одежду и, войдя в воду, принялись плескаться, нырять, плавать. Соленая и прозрачная вода приятно холодила тело.

Пленники Панданго давно не испытывали такого наслаждения, – на острове им не разрешалось купаться.

Парни, отобранные Мануэлем в вооруженный отряд, после купанья тут же на берегу получили одежду, найденную в рундучках и каютах арестованных моряков, и оружие.

Обед был праздничный: на первое – суп с шушу^[14] и картофелем. На второе – разогретая мясная тушенка с бобами; на третье – холодное консервированное пиво. От непривычной сытой еды многие опьянели и улеглись в тени скал вздремнуть.

Когда полуденная жара начала спадать, к маяку прибыли автофургоны, крытые брезентом.

Мануэль пошел на теплоход – проститься с товарищами по штабу.

У радиорубки толпились люди, собранные Диасом. Они предупреждающе зашикали:

– Тише, идет передача!

Перед микрофоном выступал профессор Энгер, рассказывавший, как над ним издевались в лагере.

Мануэль молча пожал руку Диасу и на цыпочках прошел в соседнее отделение.

Реаль лежал с закрытыми глазами; он словно прислушивался к едва внятному гудению радиопередатчика, у которого сидела Долорес.

Девушка жестом предупредила, чтобы Мануэль не будил больного.

– Я только шепотом, – сказал он. – Мы уезжаем; хотелось бы на прощанье сказать… постараемся не опозориться. Если Хосе когда-нибудь понадобится помощь бескорыстных друзей, – пусть даст знать, явимся в любое место.

– Хорошо, я передам ему, – пообещала Долорес.

На прощанье Мануэль осторожно взял огрубевшую на каторжных работах руку Хосе, подержал ее в своей, погладил и опустил на постель.

– Спасибо от всех, – шепнул он. – Выздоравливай скорей.

Потом Мануэль крепко пожал руку Долорес и, стараясь ступать бесшумно, ушел.

* * *

Вечером из столицы прилетел Наварро; он привез из клиники все, что просил в записке профессор Энгер.

Реалю сделали переливание крови. После этого лицо его заметно порозовело, и вскоре он открыл глаза.

– Как наши дела? – едва слышно спросил Хосе.

– Все идет так, как тебе хотелось, – успокоил его Диас, оправившийся от лихорадки.

– Я только что прилетел из города, – доложил Наварро. – Там ходят слухи, что Коротышке не удалось выйти из пике. Власть в столице в руках левых партий. Я сам видел у Конгресса, на аэродроме и у входа на радиостанцию патруль из наших ребят. Похоже, что мы вовремя бежали. В ближайшие дни североамериканцам не до нас будет: они сами удирают и, видно, не скоро опомнятся. В общем, ветер дует на нашу мельницу.

Хосе слабо улыбнулся.

– Похоже, что ты с нами не только до берега?

– Похоже. Я и тогда сказал это по глупости. Теперь сам вижу – попал с вами в одну эскадрилью на всю жизнь! Довольно мудрить одиноким.

Долорес, сидевшая у радиоприемника, вдруг прислушалась к едва внятному бормотанью микрофона.

– Послушайте только… это передает Революционный Комитет, – сказала она и усилила звук.

В каюту ворвался торжествующий мужской голос:

– …диктатор бежал на военном бомбардировщике. Министр внутренних дел скрывается в посольстве одного из европейских государств. Остальные министры сложили с себя полномочия… Власть перешла в руки народа…

Рамон подмигнул Энрико: «Слыхал, мои прогнозы безошибочные».

– Революционный Комитет призывает к спокойствию, выдержке и порядку. Не поддавайтесь провокациям иностранных агентов!.. Будьте бдительны!

– Есть, смотреть в оба, – ответил Диас, словно его могли услышать в Революционном Комитете.

На радостях Энрико поспешил на капитанский мостик, взял для усиления звука мегафон и крикнул товарищам, не слыхавшим радиопередачи:

– Поздравляю с победой! Мы больше не каторжники. Да здравствует народная республика!