Полицейские, детективы, криминалисты – столпились вокруг трупа. Рваные раны, следы от укуса, неровно обглоданные кости. Череп размозжен… Когда-то этот парень был похож на Адама Драйвера.
Локо сделал снимок. Хлыст из молний.
– Какой ужас, – сказал он еле слышно.
Бейджик с его именем и названием газеты, на которую он работает, болтается на ветру. Машонка Локо чешется: он недавно ее побрил.
– Мужчина лет 50, – говорит криминалист. – Укусы похожи на собачьи.
Детектив вздыхает. Как же плохо, что иногда ты не часть криминальной комедии.
– Я уже догадался, – сказал он.
– Неужели опять он? – спросил Локо, еле протолкнувшись. – Это его новая жертва?
– Так, увидите его отсюда, – сказал детектив. – Увидите его!
Локо взяли под плечи, вывели за оцепление.
Начался дождь. Журналист надел капюшон, идет по тратуару. Он знает кто совершил убийство. Все знают кто виновник.
Из описаний, свидетелей которым удалось увидеть его и при этом не умереть – это мужчина с двумя злыми псами, у которых зубы в несколько рядов.
Он ходит с кузнечным молотом на поясе. Одет в курдку из крокодиловой кожи. На шее висит труп маленького человечка, повешенный на серебряной цепочке. В одной руке Мэтр (так прозвали убийцу) держит цепь с собаками, а во второй толстую-потрепанную-очень старую книгу. Ты ищешь смысл своей жизни – написано на обложке.
Понять бы по какому принципу ты выбираешь жертв.
Что тобой движет?
Кто ты?
Локо вошел в дом, в котором недавно жила свежая жертва Мэтра. Он услышал ее адрес из разговора детектива.
Журналист постучался в дверь. Ему открыли, спустя пару минут – женщина, уже в возрасте.
– Вы знаете Марти Роджерса? – спросил Локо.
– Конечно знаю, – ответила женщина…
Странный Марти Роджерс. Частенько просиживал часы играя в симулятор продюсера поп группы из четырех девушек. А почему про него спрашивают?
– Сегодня его нашли убитым, – сказал Локо. – Не знаете, может быть, он кому-нибудь перешёл дорогу?
– … Вроде нет.
– Может быть в последнее время он вел себя как-то странно, необычно?
– Говорю же: он всегда был странным!
– Значит ничего не обычно не заметили?
– Нет… Единственное в последнее время он зачастил ходить в кафе на против.
Локо расспросил персонал кафе об убитом.
Они сказали, что он часто сюда захаживал. Марти Роджерс постоянно заказывал одно и тоже, на протяжении месяца.
Яблочный штрудель со сливками и веганскую колу.
– Я устал, – сказал журналист и опустился за столик.
Локо заказал тоже самое что и убитый… Может быть это что-то значит?
Спустя десять минут перед ним поставили штрудель и алюминиевую банку веган-колы.
Штрудель оказался вкусным. Взрыв вкусовых сосочков!
Локо вскрыл банку с веган-колой; налил в стакан. Вместе с жидкостью в стакан что-то упало.
Опустив пальцы в стакан Локо достал – золотую монету. На ней был изображен причудливый рисунок.
Чуть позже журналист нашел его в интернете: это оказался древний символ. По преданиям тот, кто найдет монету с таким символом – считай выиграл путевку в лучший универсум.
Раньше люди находили такие монеты в воде. Чтобы попасть в благодатное измерение им надо было прийти к истоку реки.
Где исток у веган-колы?
– Завод, на котором ее производят, – радостно сказал Локо; он небрежно бросил деньги за колу и штрудель на стол.
Он побежал к выходу из кафе.
Завод оказался давно заброшенный. Как вчерашний кофе с сигаретным пеплом.
Локо перелез через забор…
Мужчина в курдке из крокодиловой кожи и кузнечным молотом на поясе стоял над чаном с колой и бросал в него монеты. Он держал в руке книгу со знакомой эмблемой.
Ты ищшь смысл своей жизни?
Одна монета…
Вторая…
Мужчина обернулся. Увидел журналиста. Локо узнал в нем убийцу из слухов.
– Мэтр, – сказал он.
Журналист развернулся, дабы убежать, но путь ему перегородили два рычащих пса с зубами, как у хищника времен динозавров.
– Еще один, – сказал Мэтр.
– … Ты убьешь меня? – спросил его Локо дрожащим голосом.
Перепуганный, но одновременно заинтригованный.
– Как Бог может убить свое дитя? Он может лишь даровать жизнь вечную. И ты ее получишь… Мне нужна твоя помощь, чтобы выбраться из череды перерождений в человеческой плоти. Я устал… Голова пухнет от жизней прошлых, а дух содрогается от мыслей о жизнях, грядущих…
Локо спросил:
– Мне можно уйти?
Пауза.
– Ты мне должен, – сказал Мэтр. – Ты поможешь мне выбраться… Потянешь своего создателя за собой… на Небеса… ФАС!
Он какбуд-то бы всю ночь пил.
Что случилось?.. Помню грохот и яркую вспышку.
А затем выключили свет.
Две кровожадные псины должны были сожрать Локо заживо.
Она не любила поднимать личные темы. В 17 лет она пыталась покончить с собой, но ее откачали… Счастье никогда не длиться вечно.
Она качалась на качелях на кладбище на котором хотела бы оказаться. Точнее: под которым хотела бы оказаться. Я потеряла связь с этим миром…
Скелет без кожи и внутренних органов, после того как вылез из могилы, подошел к ней.
Как ее звали?..
Клоу.
Обращайтесь к ней: КЛОУ.
– Как я выгляжу? – спросил скелет. Как будут звать скелета?
Назовем его… Скелет. К чему все эти сложности с именами, верно?
– Костляво… – сказала Клоу. – Ты нежить?
– Я Дима (так его зовут, ну ок)… Но можешь называть меня Нежить.
Дима/Нежить/Скелет потрогал свое лицо.
Кость. Череп.
Жестко.
–… Ты права, – сказал Дима. – Мне определённо чего-то не хватает.
– Может быть кожи?
– Точно! Люблю тебя.
Пауза.
– Не стоит, – сказала Клоу еле слышно и смущенно потупившись.
– Прости, не расслышал, что ты сказала? – спросил Скелет.
– Неважно.
– Простите, это магазин женской одежды? – спросил Дима/Нежить/Скелет у полумертвой девушки за стойкой. Девушка была похожа на Ченнинга Татума.
– Нет, это магазин мужской одежды, – ответила она.
Немного подумав Дима сказал:
– То же сойдет.
Нежить содрал с продавщицы кожу. Полудохлая наконец сдохла окончательно. Она давно к этому стремилась. Животные умирают когда с них заживо сдирают кожу. Люди тоже животные.
Но я их люблю.
– Я хочу вернутся в школу, – сказал Дима.
– Ты был отличником? – спросила Клоу. Она уплетала спагетти с мясом летучей мыши. Накрутила на вилку, погрузила в рот.
– Нет, я учился так себе.
– Тогда почему хочешь вернутся в школу? Ты был крутой?
Дима отрицательно покачал головой. Кожа плохо на нем сидела: слишком туго. Нежить напоминал Скелет обтянутый кожей…
– Нет, – сказал он. – Ты же ходишь в школу?
– Угу…
Клоу насадила на вилку кусочек летучемышечного мясца.
– Я хочу вернутся в школу) – повторил Дима жутко улыбнувшись.
Клоу закатила глаза :|
Школьный коридор. Нежить и Клоу гадают на картах Торо. К ним подошел голубоглазый парниша. Он был красивый, вы бы отсосали ему член не задумываясь («не пропеть, не прочесть»).
– Достойная замена мне, – сказал парниша обращаясь к Клоу; потом повернулся к Диме – Как тебя зовут, чувачек?
– Дима, – сказал Нежить.
Голубоглазый красавчик беззвучно рассмеялся.
– Звучит жестко… Мой тебе совет, Дима: развлекись с ней пару раз если не брезгуешь и бросай! Она та еще шкурка…
Дима/Скелет/Нежить дрался жестока. Кровь и выбитые зубы устилали пол раздевалки. Голубоглазый плачет кровавыми слезами сидя в углу и закрывая свой окровавленный рот дрожащими руками. Смеется познав безумие?
– Как я выгляжу? – спросил Дима. Кожа продавщицы почти вся слезла с его костей.
Пауза.
– Круто) – сказала Клоу и поцеловала его в голые зубы.
Тьма сгущается над городом, мозги зависли. Серебристая луна в небе. Я слышу волчий вой. Крыши домов безлюдны, пусты и мертвы, как Марсиане.
Я сижу под уличным фонарем, зарабатываю геморрой. Мои руки дрожат: т-т-т-тт… Я хотел бы забыть то что произошло, но я никогда этого не забуду. (От поднятого шторма корабль перевернулся на волнах). Я даже сейчас не могу выбросить образы из головы, хотя я невероятно измотан. (В моей душе поселился глист. Я худею духовна)
Я поднимаю голову, шея хрустнула, но мне не больно. Мимо проносится автомобиль. Он так быстро промчался, что я не разглядел марки, что уж говорить о водителе и пассажире. Поток воздуха и огоньки. Удаляются… вжу-ууу-ххи-и…
Я встаю на ноги оперившись о столб уличного фонаря обклеенного рекламой и стикерами. Иду по тротуару держась за ребра. Вероятно они у меня сломаны. Может быть и селезенка лопнула… Отбитые почки: скорее всего.
В какой-то момент мои ноги подкашиваются. Я падаю на холодный асфальт. Тук – жопа. Адская боль пронзает все мое тело. Я переворачиваюсь на спину и начинаю плакать, как школьник у которого отобрали сменку старшики, чтобы из вонючих стелек сварить суп для лабрадора по кличке Борис… Как же хочется умереть. Оставить этот мир и эту боль. Во мне не осталось надежды. Она кончилась. Сосуд опустел. (Корабль идет ко дну. Наш корабль…)
Избавьте меня кто-нибудь от мучений… пожалуйста.
Я переворачиваюсь на живот (земноводная). Уперев кулаки в тротуар приподымаюсь на колени, пупок сейчас пукнет. Ребра как будто бы сейчас отвалятся и все мои внутренности вывалятся наружу. Упадут прямо на этот тротуар. Я что-то подобное видел в переулке за мясной лавкой.
Я слышу скулеж (умг-ууум-ммм-г… ). Ко мне подбегает собака. Она начинает вылизывать мне лицо. Зализывать мои раны. Бродячий пес которого я не знаю(– Надеюсь я смогу оказать тебе первую помощь, человек) . Я пытаюсь убрать его морду от своей морды. Он ласковый и меня это немного успокаивает, но мне надо идти дальше. Я не могу забыть то что произошло и я не могу оставить незаконченным то что начато. Я должен идти дальше. Я должен встать (ВСТАВАЙ!!!).
С треском в каждой жиле, в каждой костяшке я поднимаюсь. С горем пополам, но я снова на ногах. Собака крутится вокруг меня и жалобно скулит. Она белого цвета и пушистая. У меня нет для тебя еды…
Проносится еще одна машина. Ветер, огни… летающий пакет из супермаркета. Я один и мне нужно самому с этим справится. Больше некому. (Дом затрясло от поднявшегося ветра пришедшего с моря. Жалюзи зашумели, запрыгали. Люстра упала с потолка. Уцелевшие стеклянные осколки размером с бисер…).
Серое небо и прохладный ветер.
Возле кирпичной пятиэтажки спят ряды припаркованных автомобилей, за лобовухами которых мигают лампочки сигнализации. Красный, синий; синий, фиолетовый.
Открыл глаз.
Закрыл. Открыл, закрыл.
Дом выглядит неважно. Он давно не крашен и его никто не собирается ремонтировать; про него забыли. Ответственным плевать кто в нем живет и почему.
Мне в принципе тоже…
Единственное, что трогает: голоса и действия; очевидные раздражители – вот что действительно важно.
Любуясь пятиэтажкой я испытывал смятение. Глыбецк смотрелся Обителью по которой расселились «там», «под» и «в» острые Тени. Они, надломливаются, снуют по твердым и холодным углам; их присутствие ощущается везде даже в тепле уютной квартиры.
На лице Глыбецка так же есть Трещины.
В отличие от Теней – они прячутся. Тени что-то шепчут, а Трещины опасно трещат; и чьи-то острые пальцы с кривыми ногтями тянутся из трещин дрожа от мук и торжественного возбуждения.
– Свободны!.. Мы свободны…
Валялся на диване; курил электронку. Бренд электронной сигареты: LOST MARY. BM 16000. GRAPE CRANBERRY. Виноград клюква. Белый дым с никотином и вкусовыми добавками оставляет приятное морозное ощущение на горле, как от мятной жвачки.
На столике передо мной тарелка с сухарями. У них изюмные родинки. Стоит кружка с фруктовым чаем.
Я отдыхаю после долгой дороги, пью чай и смотрю телевизор. Идет классный фильм. Он расказывает о противостоянии идей.
– Победи страх, – сказал Берталло: его играет сильной сбросивший массу Генри Кавел.
Противоречивый персонаж, этот Берталло. Спойлер: в конце фильма он останется победителем. Последняя сцена данной картины: Берталло стоит в камышах. Вокруг него летает пух. На Берталло плавательные очки. Пластиковые прозрачные линзы заляпаны черными точками неизвестного происхождения…
Фильм называется: Революция себя.
Как только пошли титры: я лег на спину. Уставился в потолок и стал слушать безмолвные мысли. На что я расчитывал приезжая сюда, в Глыбецк? Родной город в котором давно для меня не осталось ничего родного.
Делаю затяжку, выпускаю дым.
– Кто-то должен умереть, Иторо Фараджи… Кто-то должен будет…
Ночь нежна. Самое красивое время суток – Ночь.
Струя мочи разлетелась на две. Корка спермы, образовавшаяся на уретре, спровоцировала данный эффект. Я мастурбировал перед тем как пойти гулять и проигнорировал душ; даже влажные салфетки!
Я отливал за кустами.
Прогулки под звездами рождают размышления, которые я ценю больше игр и чтения книг… Не воспринимай странное поведение людей за проявление неадекватности, понял! Они пытаются измениться; возможно в лучшую сторону, думал я вспоминая своего друга, который перестал со мной общатся, чтобы изменить что-то в себе… Неужели я тебе мешал?
Я не мог пройти мимо палатки японской кухни.
– Рамен с курицей, пожалуйста, – сказал я.
Поваром был пожилой сутулый японец. Кому-то может показаться, что он суетливый. Но на самом деле: дедушка Профи.
Лапша, два яичка; бульон, белое мясо и зелень. Я с наслаждением кушал и вдыхал аромат; тщательно пережевывал и тонко держал фокус на вкусе… Опустошив коричневую и тяжелоую тарелку я поблагодарил повара за достойный ужин.
– Всегда пожалуйста!
Правильное слово. Правильный момент.
Деревья пахнут любовью. Природа благоухает любовью… Благостно.
Я лег на мягкую, слегка сыроватую, траву под высоким, «кагановским» деревом. И закрыл глаза, мечтая, заснуть, а проснутся с концом света. Со взрывом; с ядерной пустошью. С мутантами и голодом, который провоцирует на ужасные вещи. Со смертю, которая подстеригает на каждом шагу.
С простой и понятной целью: Выжить…
Неужели я подвергся воздействию какой-то инфекции?
– … Кто вы?
Мне пришлось уйти быстрым шагом от дерева, под которым я чуть было не заснул. Человек который за мной молча наблюдал (в маске супрематического таракана), какое-то время, кажется остался там неподвижным.
Крик «мне нужно принять» всегда лежит в твоих глазах… Не знаю почему подумал об этом, видимо данные слова что-то значат…
Ноги вели меня домой, вели к безопасности. А разум остался под кагановским деревом наедине с безмолвным незнакомцем… Рассекание; нарушение воли.
На встречу мне шла старушка, в косынке (какого цвета была косынка?) и с тряпичным пакетом в сухой руке, которую прочерчивали синие вены.
– Смерть должна принести пользу людям, – услышал я.
Пришлось проглотить ком вставший поперек горла, дабы сказать:
– Вы что-то сказали?
Старушка остановилась, обернулась. Какого же цвета у тебя косынка?
– Смерть должна принести пользу людям… – повторила она; я не видел, как двигались ее губы скрытые во мраке. – Если продавать душу, то только для других.
Видимо за столько лет: я позабыл насколько Глыбецк странное место… Кого же я приехал в нем хоронить?
Шепот тишины никогда не помогал мне уснуть. Он издевался надо мной и терзал душу мыслями ревности и грязными образами за которые я попаду в гиену.